Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук харьков 2003 1
жүктеу/скачать 1.72 Mb.
|
2.1. О понятии “чужого”Лежащее в основе термина “очуждение” понятие “чужого” требует отдельного освещения, тем более, что оно само по себе занимает одно из ключевых мест в терминологическом аппарате теории МКК, хотя его применение, за редким исключением, ограничивается обычно беглым упоминанием1. Опереться на данные других гуманитарных дисциплин здесь также довольно затруднительно: существует немало отдельных мнений и высказываний по поводу “чужого”, но они в большинстве своем не образуют единой, целостной теории. Как и в случае многих других понятий с размытыми, нечеткими границами, рассмотрение “чужого” целесообразно начать, обратившись к обыденно-языковому значению соответствующего слова. Прилагательное “чужой” характеризуется очень широкой семантикой и граничит в этом отношении с местоимением (не случайно, в русском языке оно коррелирует с неопределенным местоимением свой).Этим оно напоминает многие базовые философские категории, развитые на основе слов с широкой семантикой и местоимений (ср. классически философские “бытие”, “вещь”, психоаналитические “Es” или “Selbst”, экзистенциалистское “Man” и т.д.), но пока еще не стало, насколько нам известно, ядром какой-либо философской концепции. Русская лексема “чужой”(“чуждый”) обладает следующими основными значениями:
С помощью процедур дистрибутивного и компонентного анализа объем и состав лексической семантики слова “чужой” можно было бы уточнять и дифференцировать и далее, однако уже на основе этого небольшого семасиологического очерка выделяются главные элементы его семантической структуры. На роль архисемы (семантического признака наиболее высокого уровня, сохраняющегося при всех реализациях слова) способен претендовать признак “иной”, “инородный”, а все перечисленные семемы можно условно распределить на четыре группы:
Переводя эту классификацию из плоскости семасиологической в плоскость логико-понятийную, мы вправе исходить из предположения, что понятие или категория “чужого” складывается в основном из тех же признаков, а указанные группы семем можно рассматривать, соответственно, как измерения “чужого”. Первое (когнитивное) измерение соотносится прежде всего с отсутствующим или неполным знанием о чуждых феноменах, второе – их прагматическую2 оценку (позитивную или негативную). Третье измерение отражает логическое отношение исключения, т.е. непринадлежность к какой-либо группе, классу, множеству и т.д., хотя в данном контексте нас будут интересовать, естественно, не логические классы или математические множества, а социальные группы. Четвертое (конативное) измерение можно подразделить на две относительно самостоятельные области. Одна из них – юридическая – подразумевает отсутствие права выполнять те или иные действия с “чужими” объектами/субъектами, ср.: “Чужой бесправен. Это один из центральных признаков любого общества. Если его принимают в каком-либо доме, то чужой становится гостем, пользующимся правами гостя. Теперь ему полагаются права, на соблюдение которых он, правда, не может претендовать, но которые ему предоставляются. Ему полагаются постель, еда и питье, но прежде всего ему предоставляется защита. Его жизнь и его честь являются священными. Он, со своей стороны, обязан обращать внимание на то, чтобы не претендовать на права, которые ему не полагаются, а именно на права хозяина. Он не может отказываться от еды, посягать на честь хозяина и брать вещи, которые ему не принесли. Он не может отдавать приказы” (SUNDERMEIER 1996: 144). Другая область конативного измерения, которую можно назвать оперативной, имеет в виду осложненность, затрудненность деятельности в чуждых условиях, по чужим образцам, при помощи чужих инструментов и т.д. Этот аспект чужого лежит, между прочим, и в основе известной экономической и социологической категории отчуждения, ср.: “Отчуждение есть такая общественная, социокультурная связь между индивидами, которая вышла из под их контроля и стала самостоятельной, господствующей над ними силой” (ЛАПИН 1992: 30). О структуре и составе понятия “чужое” существуют и другие мнения. Так, Н. Мекленбург выделяет лишь две области внутри этого понятия: “Насколько я могу судить, оба главных семантических направления ‘чужого’, а именно (а) неизвестный (незнакомый, непонятный), (б) несобственный (принадлежащий другому), приводят к естественному разграничению когнитивно чужого (незнакомого, непознанного) и нормативно чужого (т.е. считающегося неприемлемым в силу действия каких-либо норм). (...) Выражение ‘чужой’, трехчленный предикатор, всегда применяется перспективистски и реляционально: Х является чужим для А (но не для Б) в отношении а (но не в отношении б)” (MECKLENBURG 1987: 564). “Нормативно чужое” Н. Мекленбурга приблизительно соответствует нашему конативно-правовому измерению, хотя здесь возможно и пересечение с прагматически-чужим. Что же касается указания на реляционный и перспективистский характер понятия “чужое”, то оно безусловно является верным, правда, я добавил бы сюда также взаимообратимость понятий “свое” и “чужое”. У В. Хогребе, напротив, присутствует эксклюзивно-логическое измерение (в нашей терминологии) “чужого”, но нет прагматического: “... в основе утверждения, что нечто является чужим другому, лежат в действительности три отрицания: Отрицание принадлежности Отрицание знания Отрицание знакомства В первом случае, отрицании принадлежности, утверждается объективный факт, что некоторое лицо, некоторая вещь, некоторое событие не входит в определенную группу, множество, класс, собственность. (...) Во втором случае, отрицании знания, собственно о предмете ничего не утверждается, а говорящий утверждает нечто о самом себе: что он не знает, как объясняется то или иное событие и т.д. (...) В третьем случае, отрицании знакомства, необходимо различать три частных случая, вытекающие из временнóго характера знакомства. Так, можно себе представить, что нечто мне стало чужим, нечто еще является чужим и наконец: нечто не является более чужим. В этом последнем частном случае чуждость растворилась, благодаря общению и знакомству произошло рас-чуждение чужого” (HOGREBE 1993: 358-359). “Третий случай”, приводимый В. Хогребе, вряд ли может быть признан самостоятельным измерением “чужого”, так как речь здесь идет не столько о его субстанции, сколько о динамике, зависящей от взаимодействия со “своим” и способной проявляться в двух противоположных направлениях – очуждении и освоении. Как и В. Хогребе, термин “знакомство” (Vertrautheit) использует Э. Э. Беш, правда, в несколько ином контексте, а именно, при попытке различить “чужое” и “иное”: “Существует известное ‘иное’ – к примеру, дома и привычки наших соседей и неизвестное; существует притягательное, соблазнительное ‘иное’, а также – наряду с тем, что оставляет равнодушным – угрожающее и отталкивающее, существует ‘иное’, состоящее в альтернативах наших действий – десерт, который мы не заказали, дерево, которое мы не посадили (...) и существует ‘иное’, остающееся для нас недостижимым – виноградные грозди, которые висят слишком высоко и которые мы поэтому представляем себе кислыми или особенно сладкими. (...) Внутри всех этих областей ‘иного’ существует область ‘чужого’ – ‘иное’, которое нам незнакомо и благодаря своей незнакомости может одновременно пугать и притягивать. Незнакомость (Unvertrautheit), при помощи которой я определяю ‘чужое’, следует отличать от неизвестности (Unbekanntheit); она обозначает то еще-не-познанное, которое, несмотря на возможные соблазны, ставит под сомнение наш потенциал возможных действий; оно содержит возможность неожиданного, иногда даже внушающего страх, но, в любом случае, известную степень неопределенности” (BOESCH 1996: 90). Разграничение “иного” и “чужого” в действительности представляет собой довольно непростую проблему. Относительно легко можно придти к выводу, что не все “иное” является “чужим”, но все “чужое” – “иным”. Другими словами, между этими категориями существует отношение: род вид. Однако, это еще ничего не говорит нам о дифференциальных признаках “чужого” по сравнению с “иным”. Если суммировать соображения Э.Э. Беша, то в результате можно получить формулу: “чужое” = привлекательное, недостижимое, внушающее страх, неожиданное, незнакомое и вносящее неопределенность “иное”. Первые три элемента этого перечисления подпадают под определение прагматического, а остальные весьма напоминают дефиниции информации – как “энтропийного”, так и “диссонансного” (“нарушенное однообразие”) характера. С учетом этого “чужое” можно было бы определить как информативное, прагматически значимое “иное”. Исчезновение этих свойств, например, благодаря интенсивным контактам, целенаправленному изучению и т.д., может интерпретироваться как освоение1. Так или иначе, приведенное истолкование “чужого” является слишком узким по сравнению с нашей четырехмерной реляционной (учитывающей динамику взаимодействия со “своим”) моделью. С учетом вышеизложенного эта модель может быть представлена следующим образом:
Еще одной важной с точки зрения МКК внешней характеристикой “чужого” является его точечность/массивность. Она важна, в частности, для противопоставления весьма различных по своей сути ситуаций Чужой в моем собственном окружении и Я в чужом окружении. жүктеу/скачать 1.72 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|
