Мы отнесли к системе эгалитарных гендерных стереотипов сюжет, где жена делится своей счастливой долей с мужем-неудачником. Женщина берется трансформировать несчастную жизнь в счастливую; мужчина благодаря ей раскрывает свой творческий потенциал: пускается в опасные путешествия, выказывает бесстрашие, но главное – верит жене, несмотря на «улики». В системе матриархальных гендерных стереотипов жена-счастье берется решать все задачи, стоящие перед героем: «Не твоя печаль, не тебе и качать!.. Молися спасу, ложися спать»793. Герою не приходится сражаться – жена прячет его от разгневанного отца-чудовища794. Герой не прилагает усилий к борьбе с соперниками – он единственный жених, «судьба» невесты. Герой не умеет сохранить верность жене – слишком привязан к сестре, целует ее и забывает жену; но жена устраняет и это препятствие к их счастью.
Стереотип поддержки и одобрения мужа женой-счастьем, даже если он при этом поступает вопреки ее воле795, находится на грани патриархальных гендерных стереотипов, как и одиночество женщины, умеющей исполнять задачи, заданные герою («Уж так привелось; нет никого, так и живешь одна»796). Крылатое матриархальное божество обычно имеет сестер.
Негатив матриархального брака – немилость жены к мужу. В неравном (иерархическом) браке она неизбежна. Профанация мужской роли входит в структуру матриархата и не является насилием как таковым или немилостью. Это объясняющий фактор существования женской власти – власти творца над своим творением. Это обратная сторона того, что матриархальная женщина сакральна. В матриархальной модели профанируется или отрицается не только отцовство, роль мужчины в рождении ребенка, но и мужское творчество и подвиги признаются менее ценными, о них короче сообщается, либо они вовсе отсутствуют797.
Мужчина должен удовлетворять требованиям женщины, за это ему будет сохранена жизнь. Покорность злой жене и страх перед ней – дериват страха перед грозным всепожирающим матриархальным божеством. «Старик затужил, заплакал; однако посадил дочку на сани, хотел прикрыть попонкой – и то побоялся»798. В данном сюжете, находящемся на грани системы патриархальных гендерных стереотипов, матриархальное божество деградировало до злой жены. Ей приходится покориться мужскому божеству, Морозу, который в награду за покорность даст жениха и приданое, в наказание на дерзость – заморозит. (В системе патриархальных гендерных стереотипов грозным «женихом», пожирающим невест, является змей, дракон. Умилостивить этого «жениха» невозможно.) В некоторых русских народных сказках Злая жена (как слабый матриархальный персонаж) оказывается сильнее негативного патриархального божества, черта – он ее боится799. Ее портрет – новеллистический, грустный и психологизированный. Рассказчик выводит в дискурс причину того, что «становится она год от году все злее»: она перегружена женскими обязанностями, у нее каждый год по ребенку прибавляется. Муж пытается ее заменить, но понимает, что без помощи черта не обойдется. Злая жена – деградировавший образ немилостивой Госпожи - она заставляет мужа работать, гонит из дому800, толкает к пьянству – в качестве женской персонификации Горя801.
Профанация мужской роли отражена в образах неуникальности мужчины для женщины: многочисленные женихи у царевны, полюбовник у жены. Его вклад признается недостаточным, требуются новые жертвы и подвиги. Нужен муж с неисчерпаемым кошельком802, муж, достающий диковинки803, муж, готовый пожертвовать не только своей жизнью, ради волшебных лекарств804, но и жизнью близких, хотя бы символически: «В ту же минуту притащили точь в точь Ивановых родителей и принялись их когтями драть… Иван купеческий сын лежит – не ворохнется»805. Тем не менее, его оставляют без награды,
отнимают его сокровища, хотят убить, когда он надоедает, подвергают унижениям.
Заслуженная немилость жены – божества – наказывать непокорных, мстить тем, кто дерзает бросить вызов ее власти, бунтовать, то есть применять насилие для поддержания власти. Если в позитиве матриархальных отношений Великая мать или ее дочь (царевна) осыпает героя милостями, то в негативе немилостивая Великая мать, ее дочь или Госпожа наказывают дерзких: «У ворот на железных спицах торчало 11 голов богатырских». Головой поплатились женихи, дерзнувшие бросить вызов всеведению Елены Премудрой, владелицы волшебного зеркала: «стоит только заглянуть в него, так вся вселенная и откроется, разом узнаешь, где и что в белом свете творится».806 Напомним, что у Бабы-Яги «забор вокруг избы из человечьих костей, на заборе торчат черепа людские, с главами; вместо верей у ворот ноги человечьи, вместо запоров – руки, вместо замка – рот с острыми зубами»807. Власть нуждается в охране, чему и служит превентивное наказание. Женщины-стражи, охраняющие путь к богине молодости, предлагают мужчине лечь с ними в постель и сбрасывают «неведомо куда»808. Объяснение ненависти мачехи к пасынку точно такое же – это ее враг, который лишит ее власти, когда вырастет809.
Поэтому, если милостивое матриархальное божество сдерживает свое неведомое обещание и становится женой героя, то немилостивое божество коварно: царевна дает обещание выйти замуж за того, кто будет три года ее войско кормить, но вместо выполнения обещанного приказывает бросить героя в нужник810.
Если хорошая жена (муж) полностью соответствует модели мира данной сказки и произведенному в этом мире разделу сфер влияния, то в насилии нет необходимости. Несоответствие частей (одна – из системы матриархальных, другая из системы патриархальных гендерных стереотипов) порождает насилие: одну часть начинают подлаживать под другую, трансформировать, «обтесывать», подгонять одну из «половинок» под отведенное ей место, половую роль. Если брак призван восстановить целостность, соответствующую матриархальной модели, то мужчину «пригоняют» к женщине. Если мужчина принимает правила матриархального мира, ему оказывают покровительство: он получает крошки со стола жены811. Если в матриархальном мире мужчина отказывается принять свою второстепенную, подчиненную роль, его наказывают: «Елена Прекрасная скоро лишила его царства, стала сама всем заправлять, а его заставила свиней пасти812.
Если подчиненный выказывает непокорство, не исполняет распоряжений, то наказание служит поддержанию власти. Покорный муж-слуга не дожидается применения силы: «да как взглянул на нее – холодом облило, язык к горлу пристал»813 В матриархальной модели насилие, совершаемое женщиной над мужчиной – немилость божества или Госпожи. Милостивая Мать или Госпожа могут защитить жертву насилия, повелев это насилие прекратить и даже разрешив отомстить насильнице814.
Борьба за власть порождает образы ужасной жены и ужасного мужа. Жених истребляет войско и разоряет царство невесты, жена подвергает мужа позорному наказанию и истребляет родных и близких мужа, муж приказывает расстрелять жену815. Роль насилия в сохранении существующего гендерного порядка и его усиление в кризисных ситуациях освещены в основополагающем труде Р. Коннелла816. Он показывает, каким образом смена доминирующих гендерных стереотипов (гендерной гегемонии) сопровождается всплеском насилия.
В системе эгалитарных гендерных стереотипов при наказании превалирует справедливость, – наказывают виновных, причем у них отбирают то, что они присвоили и возвращают истинному владельцу. В иерархических системах превалирует месть, негатив благодарности, принадлежащей системе эгалитарных гендерных стереотипов. Это негативная «награда» за негативную «услугу», дополнительное причинение вреда обидчику, чтобы «рассчитаться с лихвой». В системе эгалитарных гендерных стереотипов возмещают причиненный ущерб – воскрешают мертвых, возвращают отнятое, чинят сломанное, в конкретном и символическом смысле – прощают вину и восстанавливают «мир и лад». В иерархических системах убитых не воскрешают – за них мстят. Женские попытки отомстить, как правило, безуспешны. Змеихи хотят отомстить за убитых мужей и сыновей, но терпят
неудачу817. «Злая тетка», страж молодильных яблок, гонится за вором-царевичем, но неудачно: он заручился поддержкой других матриархальных божеств. Ведьма насылает проклятье: «от братьев тебе непременно пропасть», оно сбывается, но царевича спасает невеста, Госпожа, которой он послужил, избавив от дракона818. Удачный пример женской мести иллюстрирует символический смысл мести – это избавление от бесчестья, позора819. Царевич «смял девичью красу» божества, с рук которой «живая вода точится», она пронзает его мечом. Поскольку ущерб бесчестья теперь возмещен, она воскрешает царевича820. Бесчестье может быть вымещено на братьях виноватого. За их позорным наказанием следует счастливое воссоединение божества, (виноватого) царевича и их сыновей821.
Во многих сказках матриархальный брак терпит крушение. Если в результате жестокой борьбы за власть утверждается власть мужчины и немилостивая владычица профанируется, уничтожается, изгоняется, подчиняется, то это соответствует утверждению системы патриархальных гендерных стереотипов. Если борьба за власть заканчивается разделением сфер влияния, заменой жены-немилостивой госпожи на жену-пару, то это соответствует утверждению системы эгалитарных гендерных стереотипов.
Незаслуженная немилость жены – божества – глумиться, издеваться ради собственного удовольствия. В иерархических браках часто изображается садистическое насилие, то есть приносящее насильнику не только «пользу» – поддерживающее его власть, или освобождающее его от позора, но и удовольствие. Являясь «потомком» ритуалов инициации, (обряду наследует миф, а мифу - фольклор) сказки сохраняют особую «избыточную» жестокость822. Насилию вообще уделяется в сказках достаточно много места: пространно описываются битвы, катастрофы, казни и пытки. Мы видим следующие причины пространных описаний страданий и разрушения. Помимо того, что сказка пришла на смену инициации823, а также имеет отношение к жестокой реальности (новеллистический слой повествования), рассказчик также старается доставить слушателям удовольствие. В бытовых сказках насилие по
отношению к людям и животным, а также разрушение красивого и полезного, составляет, так сказать, соль анекдота. Ради того, чтобы о нем подробно рассказать, и сказывается сказка.
О том, что человеческая способность разрушать приносит удовольствие, достаточно хорошо известно. Проблема деструктивной агрессии широко освещена в трудах З.Фрейда824, М.Кляйн825, Д.В.Винникотта826, Д.Стерна827, К.Лоренца828, Э.Фромма829 и других современных исследователей. Общая позиция ученых такова, что способность к созиданию может приносить не меньшее удовлетворение (как мы видим это в описании творчества персонажей русских народных сказок), но она нуждается в развитии. Если она такого развития вовремя не получает, получение удовольствия зависит, в основном, от того, насколько открыт доступ к насилию. Каждая культура стремится ограничить, социализировать насилие, поставить его под контроль. Поэтому проявляемое насилие нуждается в оправданиях, а удовольствие, получаемое от его проявлений, отрицается.
На присутствие «избыточного» насилия в сказке обратили внимание еще ранние ее исследователи830: П.В. Штейн831, М.Забылин832, А.А. Потебня833. Если сравнить русские народные и русские литературные сказки, то даже при беглом взгляде становится заметно, что литературные сказки включают гораздо больше описаний любви – как душевных переживаний, так и эротических сцен. В русской народной сказке насилие в значительной степени эротизировано, а эротика пронизана насилием834. Мы не касаемся здесь Заветных сказок, поскольку порногафия эротизирует насилие по определению835.
Победа мужчины и покорение женщины – главный брачный сюжет системы патриархальных гендерных стереотипов. В системе патриархальных гендерных стереотипов недоступность невесты преодолевается насильственным путем: ее надо поцеловать через двенадцать стекол. Дурак бьет стекла (символика дефлорации) и целует невесту836. Мужчине тоже предстоит пройти испытания, прежде чем соединиться с невестой. Насилие женщины над мужчиной (потомок обряда инициации) отнесено на счет злых сестер: это они выставляют на окне ножи, «чтобы Финист - ясен сокол подрезал свои цветные крылышки»837.
Удовольствие от изображения насилия также достигается за счет того, что насилие и его жертва призваны вызывать смех. Данное социально приемлемое удовольствие от выражения агрессии подробно исследовано в фундаментальной работе З.Фрейда838. Мать выставляет на мороз своих дочерей, дочери бранятся между собой, пока не замерзают839. Женщина велит своим детям избить претендентов на отцовство840. Слушателям предлагается смеяться над доверчивостью избитого Волка, тащащего на себе Лису841. Вообще, смеяться (над кем-то) часто подразумевает совершение насилия. «Я ей отсмею эту шутку недобрую», - думает герой, которого царевна обобрала и бросила в нужник842. Гендерные стереотипы сострадания страдающему и прощения виновного относятся к системе эгалитарных гендерных стереотипов.
Достарыңызбен бөлісу: |