Дж. Дуглас, М. Олшейкер. «Охотники за умами. Фбр против серийных убийц.»

тех душераздирающих, что, к сожалению, встречаются слишком часто.

Молодая одинокая мать, собираясь отправиться за покупками, вышла с двухлетним сыном из своей квартиры в многоквартирном доме. Но не успела она сесть в машину, как почувствовала, что у нее схватило желудок. Район был безопасный, тихий, где всё друг друга знали. Кроме того, женщина строго-настрого наказала сыну не выходить из дома на улицу и спокойно играть, пока она не придет.

Полагаю, вы уже догадались, чем кончилось дело ? Женщина провозилась в туалете не меньше сорока пяти минут, а когда вышла в холл, сына там не было. Пока еще не тревожась, она выглянула на улицу, полагая, что, несмотря на холодную, пронизывающую погоду, мальчик решил прогуляться. И тут увидела, что сына нигде нет, а на стоянке валяется одна его вязаная варежка. Женщина запаниковала.

Бросилась в квартиру, тут же набрала 911 и сбивчиво сообщила оператору, что ее ребенка похитили. Полиция приехала очень быстро и прочесала округу в поисках следов. К этому времени женщина впала в настоящую истерику. На историю сразу накинулись средства массовой информации. Женщина выступала перед микрофонами и умоляла похитителя вернуть ей сына. Откровенно сочувствуя несчастной матери, полиция всё же решила прикрыть собственные тылы и незаметно устроила ей тест на полиграфе, который женщина успешно выдержала. В управлении знали, что в делах о похищении детей решающим фактором является время, поэтому сразу же позвонили Грегу.

Он выслушал рассказ и запись телефонного разговора женщины с оператором службы 911. Во всём этом было нечто такое, что ему не понравилось. Но тут последовало новое развитие событий. Доведённая до предела женщина получила по почте маленький пакет без обратного адреса — ни записки, ни сообщения, одна недостающая варежка, пара той, что была найдена на стоянке. Мать стала совершенно невменяемой.

Но теперь Грег знал все. Мальчик был мертв, и убила его собственная мать. Откуда у него такие сведения? — настаивала на ответе полиция. Разве мало извращенцев, которые таскают детей ? Может быть, это именно тот случай ?

И Грег объяснил. Прежде всего — сценарий события. Никто больше матерей не тревожится, что их ребенка утащит извращенец. Разве можно представить, что одна из них на такой долгий срок оставила сына без присмотра ? А если предполагала задержаться в туалете, почему не взяла с собой или не поступила как-нибудь иначе ? Возможно, всё так и было, как она сказала. Но давайте сложим другие факторы.

Оператору службы 911 она ясно заявила, что кто-то «похитил» ее ребенка. По опыту Грег знал, что в подобных ситуациях родители психологически всеми силами избегают упоминать это слово. Разнервничавшись, чуть ли не в истерике, мать могла сказать, что её сын пропал, убежал, что его нигде нет или что-нибудь в этом роде. Но раз у нее вырвалось именно слово «похитил», значит, она знала наперёд, как будут развиваться события.

Слёзная мольба перед микрофонами не изобличает сама по себе, хотя все мы находимся под впечатлением того, как в Южной Калифорнии молила о возвращении двух сыновей Сьюзан Смит. Обычно так поступают честные родители. Но бывает, что публичные выступления призваны лишь маскировать

черные замыслы.

Грег окончательно убедился в своих сомнениях, когда по почте вернулась вязаная варежка. Детей в основном крадут по трём причинам : их похищают ради наживы и выкупа ; извращенцы — чтобы получить сексуальное удовлетворение ; чувствительные, одинокие люди с неустойчивой психикой — потому что не могут иметь ребенка, но страстно его хотят. Похититель ради наживы связывается с

родителями по телефону или в письменном виде и выдвигает требования. Двум другим категориям вообще незачем вступать в контакт с родными ребенка. И никому из трех категорий нет никакого смысла отправлять образцы одежды, чтобы дать знать, что ребенок украден. Его семья знает об этом и без того. Свидетельство совершенного преступления должно сопровождаться определенным требованием, иначе

оно бессмысленно.

Молодая мать инсценировала похищение по тому сценарию, как сама его представляла. К несчастью для неё, она понятия не имела об истинной динамике подобных преступлений, и потому ее спектакль

провалился.

У нее явно имелись какие-то причины совершить то, что она совершила, и поэтому сумела убедить себя, что не делает ничего дурного. Эта уверенность позволила ей пройти тест на детекторе лжи, но Грега результаты не убедили. Он пригласил из ФБР опытного специалиста по полиграфу и повторил тест, имея в виду, что испытуемая одновременно является подозреваемой. На этот раз результаты оказались прямо противоположными. После нескольких вопросов в лоб женщина призналась в убийстве и показала, где спрятано тело.

Мотив оказался тривиальным — именно таким, каким и предполагал Грег. Обремененная ребенком молодая мать скучала по развлечениям, которым предавались ее сверстницы. Потом она встретила человека, который готов был создать с ней семью, но дал ясно понять» что ее ребенку в их жизни места нет.

Знаменательно, что если бы молодая женщина не заявила о потере ребенка, а полиция сама обнаружила его тело, Грег все равно пришел бы к тем же самым выводам. Мальчика нашли закопанным в лесу

— в зимнем костюмчике, завернутым в одеяло и упакованным в плотный пластиковый пакет. Похититель с целью выкупа или насильник не стал бы заботиться, чтобы теплее и «уютнее» устроить тельце

и защитить от непогоды. Тогда как во многих местах захоронений жертв преступлений ощущались презрение и злоба, здесь все было проникнуто любовью и чувством вины.

Человеческая история хранит множество примеров того, как люди причиняют боль тем, кого любят или, по крайней мере, должны любить. В своем первом телевизионном интервью в качестве руководителя Научного бихевиористического подразделения Алан Бургесс сказал: «Поколения и поколения людей знали, что такое насилие. Оно восходит к библейским дням, когда Каин застрелил Авеля». К счастью, журналисты не уцепились за его ошибку и не стали упрекать в том, что он перепутал первое в мире орудие убийства.

Одно из самых нашумевших дел в истории Англии XIX века было связано с семейным убийством. В 1860 году инспектор Скотленд-Ярда Джонатан Уичер отправился в городок Фрум в графстве Сомерсетшир, где за две недели до его приезда нашли убитым трехлетнего Фрэнсиса Кента — младшего сына управляющего местной фабрикой. Полиция винила в преступлении цыган, но Уичер пришел к выводу, что истинным убийцей является шестнадцатилетняя сестра жертвы Констанция. Но к его мнению так и не прислушались — общество возмутилось самой идеей, что девочка могла расправиться со своим беззащитным братом. И с неё сняли все обвинения.

Буря негодования заставила Уичера подать в отставку и уйти из Скотленд-Ярда, но четыре года спустя на свой страх и риск он пытался доказать, что был прав. В конце концов пошатнувшееся здоровье прекратило его борьбу за правду — всего за год до того, как Констанция Кент призналась в совершенном убийстве ( Описывая дело Констанции Кент, автор перепутал некоторые факты : дело происходило в городе Траубридж, графство Сомерсетшир. Убитый ребенок был сыном от второго брака Сэмюэла Сэвила Кента и звали его по второму имени отца — Сэвилом. Местная полиция подозревала в убийстве няню ребенка — Элизабет Гоу. Уичер не подавал в отставку. Чтобы оградить от нападок общественности полицию в целом, Уичера уволил один из комиссаров лондонской полиции Ричард Мэйн.- прим. перевдочика ). Её судили снова и приговорили к пожизненному заключению. Тремя годами позже Уилки Коллинз положил этот случай в основу своего романа «Лунный камень» ( Сюжет романа Уилки Коллинза «Лунный камень» отнюдь не напоминает приведенный автором случай.- прим. переводчика ), ставшего основой детективного жанра.

Ключом к убийству любящих, любимых или членов семьи является инсценировка. Раз преступник находится рядом с жертвой, ему надо позаботиться О том, чтобы отвести от себя подозрение. Одним из

первых примеров этого для меня стало дело Линды Хани Довер из Картерсвила, штат Джорджия, сразу после Рождества 1980 года.

Хотя Линда и ее муж Ларри разошлись, они оставались в достаточно дружеских отношениях. Двадцатисемилетняя Линда ростом пять футов два дюйма и весом 120 фунтов регулярно приезжала убираться

в его дом. Именно этим она и занималась в пятницу 26 декабря. А Ларри с их маленьким сыном отправился на прогулку в парк.

Когда после обеда они вернулись обратно, Линды нигде не было. Но вместо того чтобы найти дом аккуратно прибранным, Ларри увидел в спальне настоящий кавардак. Одеяла и подушки были сброшены с кровати, створки шкафа полуоткрыты, одежда раскидана, на ковре напоминавшие кровь подозрительные пятна. Ларри моментально позвонил в полицию, которая тут же приехала и обшарила дом изнутри и снаружи.

Линда лежала в лазе под домом, завернутая во взятый из спальни плед так, что наружу торчала одна голова. Когда труп распаковали, обнаружилось, что рубашка и лифчик задраны выше грудей, джинсы

сдернуты к коленям, а трусики приспущены ниже лобка. На голове следы от ударов тупым предметом, на теле множественные ножевые раны, которые, по мнению полицейских, были нанесены после того,

,как задрали рубашку и бюстгальтер. Видимо, оружием послужил нож из кухонного стола (который так и не нашли). Осмотр места преступления показал,что Линда подверглась нападению в спальне, откуда

ее тело переместили на улицу и засунули в лаз под домом. Судя по каплям крови на ягодицах, преступник орудовал в одиночку и тащил тело волоком. Ничего в прошлом Линды не говорило о том, что

она принадлежала к категории людей повышенного риска. Расставшись с Ларри, не завела нового мужчины. Негативным возбудителем преступления могли быть праздничные дни и причины, приведшие к

распаду брака.

Основываясь на фотографиях с места преступления и на информации, которую предоставила мне картерсвиллская полиция, я предположил, что «неизвестный субъект» может принадлежать к одному из

двух типов. Возможно, это молодой, неопытный, страдающий от одиночества и комплекса неполноценности человек, который живет по соседству и который совершил преступление под влиянием порыва, потому что случайно оказался рядом. Полицейские подтвердили, что неподалеку действительно жил головорез, которого боялись многие соседи. Но преступление содержало слишком много элементов инсценировки, и поэтому я больше склонялся ко второму типу: человеку, прекрасно знавшему Линду и стремящемуся отвести от себя подозрение. То, что он спрятал тело в доме, свидетельствовало о так называемом убийстве «на личной почве». Что так же подтверждали раны на лице и шее.

Я сказал, что НЕСУБ достаточно развит, но имеет только среднее образование, занят на производствв, где требуется значительная физическая сила. Легко срывается, известен как забияка. Подвержен

колебаниям настроения, не способен переносить поражения, в последнее время чем-то расстроен, в момент убийства испытывал финансовые затруднения.

Инсценировка несла в себе внутреннюю логику и смысл. Кто бы ни напал на Линду, он не пожелав оставлять ее тело на виду, чтобы на него не наткнулся родственник, например ее сын. И поэтому потратил время на то, чтобы завернуть труп в плед и спрятать его под домом. Он хотел, чтобы все выглядело так, будто совершено преступление на сексуальной почве — отсюда задранный лифчик и обнаженные гениталии. Но медицинская экспертиза не выявила следов насилия. Преступник считал, что должен был поступить именно таким образом, но вместе с тем ощущал неловкость от того, что полицейские увидят груди и гениталии женщины, и поэтому завернул труп в плед.

Я предположил, что преступник охотно пойдёт на сотрудничество с полицией, но как только его попросят представить алиби, поведет себя враждебно и заносчиво. После убийства станет больше пить,

пристрастится к наркотикам или обратится к религии. Изменит внешность, возможно, поменяет работу и уедет из города. Я советовал полиции обращать внимание на людей, у которых в последнее время

кардинально изменилось поведение.

— Сейчас этот человек совершенно не похож на того, каким бьи прежде, — говорил я.

Тогда я не знал, что, запрашивая психологический портрет преступника, карстерсвиллская полиция уже предъявила обвинение в убийстве Ларри Брюсу Доверу и только хотела убедиться, что она на

правильном пути. Это неприятно меня поразило. Во-первых, потому что на руках у меня оказалось явно больше активных дел, чем я был способен переварить. Но что гораздо важнее. Бюро могло оказаться

в неловком положении. К счастью для всех, портрет получился превосходно точным. Потому что, как я объяснил директору и старшему специальному агенту из Атланты, в противном случае опытный адвокат

мог вынудить меня выступить на стороне защиты, признав, что мой «компетентный» прогноз опровергает участие в преступлении его подзащитного. С тех пор я всегда спрашивал полицию, есть ли у них

подозреваемый, хотя и не хотел знать его имени. Но правосудие, по крайней мере в этом деле, восторжествовало. 3 сентября 1981 года Ларри Брюса Довера признали виновным в убийстве Линды Хан и

До вер и приговорили к пожизненному заключению.

Вариацию на тему домашних инсценировок мы наблюдаем в деле 1986 года Элизабет Джейн Волзиффер, известной больше как Бетти. В субботу 30 августа, что-то около семи утра, в полицию Уилкс-Барре, штат Пенсильвания, поступил вызов из дома № 75 по Бич-стрит, где проживала семья известного дантиста. Прибывшие через пять минут на место происшествия офицеры Дейл Минник и Энтони Джордж обнаружили тридцатипятилетнего врача Глена Волзиффера лежащим на полу. Его пытались задушить и нанесли удар по голове. Рядом находился брат Глена Нейл, который объяснил, что живёт напротив и, как только ему позвонил Глен, бросился сразу сюда. Глен бьи заторможен и плохо осознавал происходящее. Он сказал, что, кроме телефона брата, не смог вспомнить ни одного номера. А Нейл, появившись в доме, первым делом вызвал полицию.

Мужчины объяснили, что тридцатидвухлетняя жена Глена Бетти и их пятилетняя дочь Даниэлла находятся наверху. Но как только Нейл порывался их проведать, Глену становилось плохо или он начинал

стонать, поэтому они ничего не знали о судьбе женщин, но опасались, что преступник по-прежнему в доме.

Минник и Джордж обыскали дом и не нашли никакого преступника, но зато в хозяйской спальне рядом с кроватью обнаружили мертвую Бетти. Она лежала ногами к изголовью. По синякам на шее, пене

на губах, распухшему, синюшному лицу было очевидно, что ее задушили. На простынях виднелись капли крови, но лицо жертвы словно бы вытерли. На Бетти оказалась одна задранная до пояса ночная

рубашка.

Уже на пороге он заметил на верхней площадке лестницы огромного мужчину. Тот его, кажется, не разглядел. Поэтому Волзиффер последовал за ним вниз, но вскоре потерял из виду и принялся обыскивать весь первый этаж.

Тут кто-то напал на него сзади, накинул на шею шнур или провод, но Глен, выронив револьвер, успел подсунуть пальцы под удавку и не дал ей затянуться на горле. В следующий миг он двинул преступника в пах, и тот ослабил хватку. Но обернуться Глен не успел. Удар по голове лишил его сознания. А когда он пришел в себя, то позвонил брату. Видимые повреждения доктора Волзиффера не

показались серьезными ни полицейским, ни вызванной бригаде парамедиков : шишка на затылке, красные полосы сзади на шее, небольшие ссадины на левом боку и груди. Но, не желая рисковать, они

отвезли его в приемный покой. Врач также не признал его состояние чрезмерно угрожающим, но всё же госпитализировал его, основываясь на словах потерпевшего.

С самого начала полиция с недоверием отнеслась к рассказу Волзиффера. Казалось нелогичным, чтобы утром, когда рассвело, преступник попытался проникнуть в дом через окно второго этажа. Снаружи

обнаружили приставленную к окну задней спальни лестницу, по которой предположительно поднялся убийца. Но она оказалась настолько хлипкой, что едва бы выдержала вес некрупного мужчины. Её установили не той стороной. Ножки не промяли мягкую землю, что наверняка случилось бы, если бы лестница несла на себе значительный вес, а на алюминиевом желобе, к которому ее прислонили, не

осталось отметин. На ступеньках и подоконнике не было ни капель росы, ни травы, которые непременно бы сохранились, если бы лестницу утром использовали.

Внутри самого дома многое также вызывало подозрение. Ничего из ценностей не пропало, даже хранившиеся в спальне драгоценности. Возникал вопрос: если преступник намеревался убить, почему он

не прикончил находящегося в бессознательном состоянии хозяина дома, рядом с которым валялся его револьвер, но вместо этого убил, но не изнасиловал его жену ?

Два момента вызывали особое беспокойство : если Глен во время попытки удушения потерял сознание, почему на передней части шеи не осталось борозд от удавки. И самая невероятная вещь — ни он, ни его брат не поднялись наверх, чтобы проверить, всё ли в порядке с миссис Волзиффер.

В дальнейшем путаница только усиливалась по мере того, как Глен припоминал все новые детали. Он сообщил, что на преступнике была черная майка, на лице маска из чулка и что преступник носил

усы. Родным он сказал, что в пятницу задержался и пришел домой поздно, но перед сном они долго разговаривали с женой. А полиции говорил, что жену не будил. Сначала заявил, что из ящика стола пропали 1300 долларов, но когда полиция обнаружила депозитный бланк, отказался от своих показаний. На месте преступления казался едва в сознании и как будто ничего не соображал, но в больнице, заговорив о смерти жены, вспомнил, как из его дома звонили коронеру.

По ходу следствия Волзиффер совершенствовал сценарий преступления. Количество нападавших вдруг возросло до двух. Он признал, что крутил интрижку с медицинской сестрой, но прошел год, как они

расстались. Потом «уточнил», что за несколько дней до убийства виделся с ней и снова вступил в связь. Но отказался сообщить полиции о другом романе с замужней женщиной.

Друзья Бетти Волзиффер рассказали, что погибшая любила мужа и изо всех сил старалась наладить отношения, но в последнее время устала от поведения Глена, особенно от его загулов по пятницам,

которые в последнее время повторялись с неизменной регулярностью. За несколько дней до смерти она набралась решимости объясниться, если муж снова задержится в ближайшую пятницу.

Ответив на вопросы в доме и в больнице, Глен по совету своего адвоката отказался разговаривать с полицией, и следствию пришлось сосредоточиться

на его брате Нейле. Однако его версия событий того трагического утра оказалась не менее странной, чем версия брата. Нейл не согласился пройти тест на полиграфе, объяснив это тем, что слышал, будто детектор лжи нередко ошибается. Поэтому он опасался навредить своими показаниями брату. Но после повторной просьбы со стороны полиции, родственников Бетти и усиливающегося давления прессы всё же согласился дать показания в октябре во Дворце правосудия.

Однако в 10.15 утра — через пятнадцать минут после назначенного срока его встречи с полицией — Нейл погиб в автомобильной катастрофе : его «хонда» лоб в лоб столкнулась с тяжелым грузовиком. В момент аварии Нейл ехал в сторону от Дворца правосудия. Коронер признал его смерть самоубийством, но позже выдвигалось предположение, что он проскочил поворот и неосторожно развернулся. Какова

истина, мы точно никогда не узнаем.

После убийства прошло больше года ; полиция Уилкс-Барре собрала достаточное количество косвенных улик, указывающих на то, что Глен Волзиффер убил свою жену, но не было ни одной прямой, а

значит, и доказательств, чтобы выдвинуть обвинение. Отпечатки пальцев и волосы Волзиффера обнаружили на месте преступления повсюду, но это была его собственная спальня, поэтому находка ничего не

доказывала. Полиция предполагала, что удавку, окровавленную или порванную одежду он мог выбросить в протекающую неподалеку реку до того, как позвонил брату. Оставалась единственная надежда

произвести арест и добиться признания вины — доказать с помощью эксперта, что убийца прекрасно знал жертву и инсценировал преступление.

В январе 1988 года полиция Уилкс-Барре обратилась ко мне с просьбой проанализировать дело. Изучив к тому времени уже достаточно объемные тома, я быстро пришел к заключению, что убийство действительно совершено человеком, который прекрасно знал жертву и инсценировал картину убийства, чтобы отвести от себя подозрение. Поскольку у полиции уже имелся подозреваемый, я не стал готовить обычный портрет или указывать перстом на Глена Волзиффера, но постарался вооружить следствие средством для производства ареста.

Ограбление засветло накануне выходных в солидном районе в доме. где проживали люди невысокой категории риска и у которого стояли два автомобиля, представлялось маловероятным. И уж совершенно нелогичным и не вязавшимся с нашим следственным опытом и опытом консультативной работы в различных странах мира было то, что преступник проник в дом через окно второго этажа, но, не обследовав всего наверху, сразу направился вниз.

Не было свидетельств того, что преступник принес с собой оружие, и это разбивало версию о запланированном, преднамеренном убийстве. Не выдерживала критики и версия убийства на сексуальной

почве, поскольку медицинская экспертиза не обнаружила следов того, что миссис Волзиффер была изнасилована. Из дома, судя по всему, ничего не пропало, что подтверждало догадку, что кража не

являлась причиной проникновения в дом постороннего. Все это сужало спектр возможных мотивов преступления.

Способ умерщвления — удушение руками — чисто семейный вариант убийства. Посторонний, особенно тот, кто спланировал все заранее и не поленился проникнуть в дом, поступил бы иначе.

Полиция методично и по крупинкам продолжала собирать дело. И хотя следователи были убеждены, кто является истинным убийцей миссис Волзиффер, по-прежнему не хватало прямых улик, чтобы пре-

проводить его в суд. Между тем Глен Волзиффер переехал в Фоллз-Черч, штат Виргиния, и открыл там зубоврачебную практику. Осенью 1989 года был получен ордер на арест и на основании моего отчета

подготовлен аффидевит. 3 ноября, спустя тридцать шесть месяцев после убийства, группа полицейских штата, округа и города выехала в Виргинию и произвела арест Глена Волзиффера в его собственном

кабинете.

Во время ареста он заявил одному из полицейских : "Всё произошло слишком быстро. На нас точно нашло помутнение." Но потом утверждал, что говорил о нападении на себя, а не об убийстве жены. Хотя к тому времени в нескольких штатах я был признанным экспертом по анализу места преступления, защита, намекая на мои методы, именовала меня не иначе, как колдуном, и судья в конце концов решил, что я не могу давать свидетельские показания. Но обвинение, тем не менее, использовало результаты моего труда. И благодаря скрупулезной работе полицейских сумело добиться признания виновности в убийстве третьей степени.

В показаниях Волзиффера многое было шито белыми нитками: хлипкая, неправильно установленная лестница, инсценировка преступления на сексуальной почве, в то время как у жертвы отсутствовали

следы сексуальных домогательств, странные следы удушения у мужа, безразличие Глена к судьбе жены и ребенка, невероятное обстоятельство, что девочка не проснулась от шума. Но самой большой нелепостью можно назвать абсурдное поведение предполагаемого убийцы. Любой ворвавшийся в дом с целью совершить неважно какое преступление прежде всего позаботился бы о главной опасности : вооруженном мужчине ростом шесть футов два дюйма и весом двести фунтов, а не о безоружной женщине. Каждый следователь должен иметь нюх на подобные несоответствия. Может быть, потому, что нам

приходилось анализировать много похожих дел, мы не полагаемся на то, что говорят нам люди, а стараемся представить, что стоит за их поведением. Иногда мы ощущаем себя входящими в роль актерами. Исполнитель читает сценарий, но, играя, старается передать подтекст — в этом и есть смысл театра.

Ярким примером тому является убийство в 1989 году Кэрол Стюарт и тяжелое ранение ее мужа Чарльза в Бостоне. Дело сразу получило широкую огласку и грозило разорвать общество надвое. Вечером супружеская пара возвращалась из Роксбери, где посещала курсы для будущих родителей. Когда их машина остановилась перед светофором, крупный чернокожий застрелил тридцатилетнюю Кэрол и тяжело ранил в живот двадцатидевятилетнего Чарльза — так что ему потребовалась продолжавшаяся шестнадцать часов операция. Несмотря на все усилия врачей Кэрол скончалась через несколько часов, а извлеченный путем кесарева сечения их сын Кристофер умер через несколько недель. Чарльз всё еще находился в реанимации, когда состоялись пышные, многолюдные похороны его жены.

Бостонская полиция незамедлительно приступила к делу: в облавах задерживала каждого черного, кто хоть сколько-нибудь походил на описание Чарльза. Наконец раненый указал на одного из подозреваемых.

Но вскоре версия Чарльза начала разваливаться. Его брат Мэтью, когда его пригласили помочь опознать предположительно похищенные вещи, вообще усомнился, что кража имела место. А на следующий

день, после того как окружной прокурор объявил, что предъявляет Чарльзу Стюарту обвинение в убийстве, тот спрыгнул с моста, покончив жизнь самоубийством.

Чёрное население справедливо пришло в неистовство от его обвинений — точно так же, как через несколько лет, когда Сьюзан Смит свалила на негра похищение двух своих детей. Хотя в случае со Смит

местный шериф в Южной Каролине сделал всё от него зависящее, чтобы разрешить проблему. И в сотрудничестве с прессой и федеральными властями ( в частности, с нашим агентом Джимом Райтом) в

течение нескольких дней докопался до истины. В деле Стюарта все происходило не так быстро. Хотя полиция могла бы работать намного эффективнее, сравни она то, что говорил Чарльз, с тем, что

стояло за его поведением. Не каждый в инсценировке преступления зайдет так далеко, чтобы тяжело ранить себя самого. Но как и в случае с Волзиффером, не следовало забывать: если нападающий выбирает в качестве мишени меньшую опасность, то есть в большинстве случаев женщину, — у него должны быть на это веские причины. При ограблениях преступник стремится сначала нейтрализовать более серьезного противника. В обратной ситуации нужно искать иные мотивы. Сын Сэма, Дэвид Берковиц, стрелял в женщин. Мужчины попадали под огонь лишь в том случае, если оказывались в неудачном месте в неудачное время. Но это происходило потому, что женщины и были мишенью Берковица.

Основная проблема, связанная с инсценировкой преступлений, состоит в том, что сотрудники правоохранительных органов способны на эмоциональное сочувствие жертве и оставшимся в живых из ее

окружения. Вполне естественно поверить испытывающему горе человеку. И если он хоть сколько-нибудь приличный актер, а преступление на поверхности выглядит вполне правдоподобно, мало кто испыты-

вает желание заглядывать вглубь. Но мы, как врачи, сопереживая жертве, не имеем права терять объективности.

Кто способен совершить такую вещь ? Каким бы болезненным ни оказался ответ на этот вопрос, мы служим для того, чтобы его найти.