Джаред Даймонд Коллапс

Для горной промышленности затраты на восстановление окружающей среды являются более обременительными, чем для нефтедобывающей (и даже угольной) промышленности. Каковы же экономические причины? В горной промышленности более низкий размер прибыли, более высокие непрогнозируемые доходы, более высокие затраты на очистные мероприятия, более сложные проблемы, связанные с загрязнением окружающей среды, меньше возможностей переложить указанные затраты на потребителей, меньшая капитализация, которая позволила бы окупить данные затраты, а также иная численность рабочих и служащих. Начнем с того, что, хотя одни горнодобывающие компании рентабельнее других, промышленность в целом работает с такой малой доходностью, что ее средняя норма прибыли за последние двадцать пять лет не сравнялась даже со стоимостью ее капитала. Другими словами, если управляющий какой-нибудь горнодобывающей компании, имеющий лишнюю 1000 долларов, инвестировал бы ее в 1979 году, то в 2000 году его инвестиции выросли бы до 2220 долларов при условии, что он вложил бы деньги в акции производителей стали. Если бы он вложил свою тысячу в акции производителей другого металла (отличного от железа и стали), его инвестиции выросли бы до 1530 долларов; если в золото, то до 590 долларов, что является явным убытком даже без учета высоких темпов инфляции, а если бы в некий усредненный общий фонд, то до 9320 долларов. Если вы горняк, не вкладывайте деньги в свою отрасль!

Но даже такую заурядную прибыль трудно прогнозировать, причем не только на отдельной шахте, но и в промышленности в целом. Если отдельная нефтяная скважина в пределах разведанного нефтяного месторождения может оказаться пустой, запасы всего месторождения и сорт нефти часто можно предсказать заранее. Однако в процессе разработки рудного месторождения сорт металлической руды (т.е. содержание в ней металла, от которого зависит ее качество) часто меняется непредсказуемо. Половина всех разрабатываемых шахт оказывается нерентабельными. Средняя прибыль всей добывающей промышленности также не поддается прогнозированию, потому что цены на металл весьма изменчивы и колеблются вместе с мировыми ценами гораздо сильнее, чем цены на нефть и уголь. Причин таких колебаний много: меньший объем потребления металла по сравнению с объемом потребления нефти или угля; наша постоянная зависимость от нефти и угля и, наоборот, отношение к золоту и серебру совсем не как к товарам первой необходимости; зависимость колебаний цен на золото от факторов, не имеющих ничего общего с его добычей и промышленным потреблением, а именно от спекулянтов, игроков на фондовом рынке и правительств, распродающих свои золотые запасы.

Отходы, требующие дорогостоящих очистных мероприятий, скапливаются в основном в районах расположения рудников, а не вокруг нефтяных скважин. Образующиеся при разработке нефтяной скважины отходы, которые подлежат утилизации, – это в основном вода в пропорции примерно один к одному с добываемой нефтью или чуть больше. Если бы не строительство подъездных путей к скважинам и не периодические разливы нефти, добыча нефти и газа едва ли наносила бы окружающей среде значительный урон. Наоборот, металлы составляют лишь малую фракцию от общей массы металлической руды, которая, в свою очередь, составляет малую часть того грунта, который надо выкопать, чтобы добыть руду. Таким образом, соотношение отходов к добытому металлу составляет четыреста к одному для медного рудника и пять миллионов к одному для золотого прииска. Таковы размеры отходов, которые должны быть утилизированы горнодобывающими компаниями.

В отличие от нефтедобывающей, в горной промышленности экологические проблемы выражены в гораздо большей степени. В нефтедобывающей промышленности загрязнение окружающей среды происходит из-за разливов нефти – неожиданных и заметных глазу. Многих можно избежать, наладив надлежащее техническое обслуживание оборудования, проводя инспекции, а также внедряя современные технические решения (например, танкеры с двойным, а не с одинарным корпусом). Таким образом, разливы нефти, все еще встречающиеся в наши дни, происходят в основном вследствие ошибок, совершенных человеком. Но при надлежащем обучении персонала они могут быть сведены к минимуму. Обычно нефтяное пятно ликвидируется в течение нескольких лет или даже быстрее, к тому же нефть подвержена естественному разложению. В горной промышленности загрязнения окружающей природы иногда тоже спонтанны и весьма наглядны: вдруг погибает большое количество рыб или птиц (например, из-за утечки цианидов из Саммитвильской шахты, отравившей рыбу в местных водоемах). Однако наиболее часто эти загрязнения принимают форму хронических утечек токсичных, но невидимых металлов и кислот, не разлагающихся естественным путем. Утечки растягиваются во времени на сотни лет и, хотя в одночасье не оставляют после себя горы мертвых животных, медленно подрывают здоровье людей. Различные инженерные заградительные сооружения, призванные уменьшить наносимый рудниками вред, чаще всего себя не оправдывают.

Как и уголь, нефть добывают в больших, но легко определяемых объемах. Нефть используется для определенных и весьма важных целей. Мы испытали на себе дефицит нефти и боимся его возможного повторения. Мы с готовностью производим из нефти топливо для своих автомобилей и не особенно считаем деньги, платя за него. Так что нефтяная и угольная промышленности вполне могут возместить затраты, связанные с защитой окружающей среды, за счет потребителей своей продукции. Что касается металлов, отличных от железа (стали), то они в основном используются для изготовления деталей для наших автомобилей, телефонов и другого оборудования. (Ответьте мне быстро, не заглядывая в энциклопедию, где используются медь и палладий и сколько граммов каждого из этих металлов в изделиях, которые вы купили в прошлом году?) Скажем, ваша машина дорожает из-за увеличения стоимости меди и палладия, которые, в свою очередь, дорожают вследствие увеличивающихся затрат на защиту окружающей среды. Вы едва ли будете финансировать такое удорожание и пойдете искать более дешевую машину в другой салон. Продавцы меди и палладия, а также производители автомобилей знают, как может повести себя покупатель, и заставляют горнодобывающие компании сдерживать цены. Поэтому горнодобывающим компаниям сложно возмещать расходы, связанные с очистными мероприятиями, за счет потребителей.

По сравнению с нефтедобывающими горнодобывающие компании обладают меньшим капиталом, который мог бы поглотить затраты, связанные с очистными мероприятиями. И нефтедобывающие, и горнодобывающие компании сталкиваются с так называемыми наследственными проблемами, т.е. с грузом затрат на исправление того вреда, который был нанесен экологии за последние сто лет. Перед покрытием указанных затрат в 2001 году общая капитализация всей горной промышленности составляла 250 миллиардов долларов, причем каждая из трех крупнейших компаний («Алкоа», «Би-эйч-пи» и «Рио Тинто») обладала капиталом, составлявшим всего лишь 25 миллиардов долларов; ведущие же компании в других отраслях – «Уол-Март», «Майкрософт», «Сиско», «Пфицер», «Ситигруп», «Эксон-мобил» и прочие – обладали капиталом, равным 250 миллиардам долларов каждая, причем у одной «Дженерал электрик» было 470 миллиардов долларов (почти в два раза больше, чем у всей горной промышленности). Таким образом, наследственные проблемы, о которых идет речь, являются гораздо более тяжелым бременем для горной промышленности, чем для нефтедобывающей отрасли. Например, «Фелпс – Додж», крупнейшая все еще держащаяся на плаву американская горнодобывающая компания, сталкивается с затратами на рекультивацию и консервацию горных выработок на сумму около 2 миллиардов долларов, равную всей ее рыночной капитализации. Все активы этой компании составляют примерно 8 миллиардов долларов, причем большая их часть размещена в Чили и не может быть использована для покрытия затрат в Северной Америке. Сравните: нефтедобывающей компании «АРКО» по наследству от «Медных рудников Бьютт» при покупке ею компании «Анаконда коппер майнинг» досталась ответственность на сумму в 1 миллиард долларов; но у «АРКО» было более 20 миллиардов долларов активов, расположенных в Северной Америке. Теперь должно быть понятно, почему «Фелпс – Додж» против очистных мероприятий в гораздо большей степени, чем «АРКО».

Таким образом, существует множество экономических причин, объясняющих, почему горнодобывающим компаниям гораздо сложнее нести на себе груз затрат на очистные мероприятия, чем нефтедобывающим компаниям. В краткосрочной перспективе горнодобывающим компаниям гораздо дешевле заплатить лобби за проталкивание более мягких законов – по крайней мере, при существующем положении дел в обществе и законодательной системе.

Указанные экономические факторы усугубляются положением и корпоративной культурой, складывающимися в горнодобывающей промышленности. В истории Соединенных Штатов (аналогии можно проследить также в Южной Африке и Австралии) правительство поощряло горное дело как средство стимулирования продвижения поселенцев на запад. Таким образом, горная промышленность развивалась в Соединенных Штатах как нечто исключительное и отстраненное от всяких правил, как панацея для страны. (Еще одна иллюстрация проблемы, связанной с устаревшими ценностями, о чем шла речь в предыдущей главе.) Руководители горной промышленности на критику со стороны защитников окружающей среды отвечают проповедями о том, что цивилизация без горной промышленности невозможна, что ужесточение правил означает деградацию горной промышленности, а значит, деградацию цивилизации. Цивилизация, в нашем ее понимании, невозможна и без нефти, сельского хозяйства, лесной промышленности или книгопечатания, однако производители нефти, фермеры, лесозаготовители и издатели не прибегают к псевдорелигиозным рассуждениям горняков типа: «Бог создал металлы, чтобы их добывали во благо человечества». Служащие одной из крупнейших американских горнодобывающих компаний посещают церковь, которая учит, что Господь скоро сойдет на Землю, поэтому, если подождать с рекультивацией земель лет пять или десять, надобность в ней отпадет. Мои друзья в горнодобывающей промышленности так витиевато описывают превалирующие настроения в отрасли: «воспользовался и бежать», «менталитет барона-разбойника», «запрещенные приемы в схватке одиночки с природой», «самые консервативные бизнесмены на свете», «спекулятивное отношение к руднику как к тотализатору и месту личного обогащения за счет эксплуатации главной жилы в пику нефтяной отрасли, проповедующей увеличение стоимости активов в пользу держателей акций». Горнодобывающая промышленность неизменно отметает претензии, связанные с отравлением окружающей среды. В нефтедобывающей промышленности сегодня никто не будет отрицать вреда от пролитой нефти, однако добытчики металлической руды вред от утечки металлов и кислот по-прежнему отрицают.

Третий фактор, обуславливающий взаимоотношения горнодобывающей промышленности с окружающей средой – кроме экономических и корпоративных факторов, – это попустительское отношение со стороны нашего правительства и общества к ситуации, складывающейся в отрасли. Основным федеральным законом, регулирующим горное дело в США, является акт о горной промышленности 1872 года. Именно в силу этого акта горнодобывающие компании безвозмездно добывают полезные ископаемые на сумму 1 миллиард долларов в год из находящихся в государственной собственности недр, свободно сбрасывают отходы на государственные земли, а также пользуются другими привилегиями, обходящимися налогоплательщикам в четверть миллиарда долларов в год. Разработанные и одобренные федеральным правительством в 1980 году «3809 правил» не предусматривали предоставления горнодобывающими компаниями финансовых гарантий очистных мероприятий и не определяли должным образом таких понятий, как мелиорация и очистка земли. В 2000 году администрация Клинтона исправила предыдущие ошибки, однако не потребовала гарантий непосредственно от горных компаний. В октябре 2001 года положение, выдвинутое уже администрацией Буша, отменило почти все предыдущие, кроме возможности требовать финансовых гарантий, которые в любом случае бессмысленны без четкого плана мелиорации земли и сметы на очистные мероприятия, подлежащих указанному финансовому гарантированию.

Редко когда нашему обществу удавалось привлечь горную промышленность к ответственности за причиненный ущерб. Законодательным органам, разработчикам инструкций, политикам придется постараться, чтобы устаревшие законы исчезли. Правительство штата Монтана давно противостоит горнопромышленному лобби, а правительства штатов Аризона и Невада по-прежнему на стороне отрасли. Вот другой пример: штат Нью-Мехико оценил стоимость мелиорации земли для медного рудника Чино, принадлежащего корпорации «Фелпс – Додж», в 780 миллионов долларов, но потом снизил свои претензии до 391 миллиона долларов из-за политического давления, оказывавшегося на штат со стороны лобби. Так если американское общество и правительство требуют от горной промышленности столь малого, стоит ли удивляться, что сама отрасль столь мало отдает добровольно?

На первый взгляд угольная промышленность гораздо более, чем нефтедобывающая, похожа на горную промышленность в том, что ее деятельность неизбежно наносит окружающей среде тяжкий урон. Потенциально угольные шахты оставляют после себя гораздо больше беспорядка, чем горные разработки, потому что количество добываемого в год угля огромно и более чем в три раза превышает объем добываемого металла. То есть горные шахты обычно загрязняют большее пространство, а в некоторых случаях снимают почву до коренной породы и обрушивают скальные породы в реки. С другой стороны, чистый уголь залегает пластами до трех метров толщиной, которые могут тянуться на многие километры, так что отношение добытого угля к отходам составляет один к одному, тогда как при добыче меди это соотношение, как уже говорилось, составляет один к четыремстам, а при добыче золота – один к пяти миллионам.

Катастрофа на одной из американских угольных шахт в 1972 году у Буффало-крик стала тревожным звонком для угольной промышленности, также как катастрофы с танкером «Эксон Вальдес» и нефтяной вышкой в Северном море стали тревожными звонками для нефтяной промышленности. Катастрофы же на предприятиях горной промышленности происходят в странах третьего мира – слишком далеко от глаз передовой мировой общественности, чтобы ее будоражить. Наученное событиями у Буффало-крик, правительство Соединенных Штатов в 1970-х и в 1980-х годах ужесточило правила, производственные планы и финансовые гарантии в отношении угольной промышленности, поставив ее в менее выгодные условия, чем горнодобывающую отрасль.

После внедрения упомянутых правительственных инициатив угольная промышленность предсказывала катастрофы, но через двадцать лет все-таки научилась жить по новым правилам. (Конечно, это не означает, что теперь деятельность угольной промышленности безупречна, просто она стала более регулируемой, чем двадцать лет назад.) Одна из причин такого изменения заключатся в том, что многие (но, разумеется, не все) угольные шахты расположены не в живописных горах Монтаны, а на ценимой разве что за наличие угля равнинной земле, где мелиорация экономически обоснованна. В отличие от горной промышленности угольная отрасль теперь часто проводит восстановление разработанных территорий в течение одного-двух лет. Другая причина состоит в том, что уголь (как и нефть, но не золото) воспринимается обществом как нечто необходимое для выживания. К тому же, каждый знает, как используются уголь и нефть, но мало кто знает, как используется медь. Поэтому угольная промышленность вполне может перекладывать увеличившиеся затраты, связанные с природоохранными мерами, на потребителей.

Другой фактор состоит в том, что цепочка поставок добытого угля коротка и прозрачна: продукция угольной промышленности поставляется электростанциям, сталелитейным заводам и прочим основным потребителям угля либо непосредственно, либо через не более чем одного посредника. Поэтому общественность может легко определить, какие компании поставляют уголь тому или иному потребителю, а также применяют ли эти компании чистые или грязные технологии. В нефтедобывающей отрасли посредников в цепочке поставок еще меньше, хотя по географическим масштабам она может быть и длиннее. Крупные компании, такие как «Шеврон – Тексако», «Эксон – Мобил», «Шелл» и «БП», продают топливо бензоколонкам, что дает потребителям возможность в случае, например, крушения танкера «Эксон Вальдес» бойкотировать бензоколонки, торгующие топливом компании «Эксон». Золото же, прежде чем попасть из золотого прииска к потребителю, должно пройти по длинной цепочке из обрабатывающих заводов, складов, индийских производителей драгоценностей и европейских оптовиков. Только после этого оно попадает на склад розничного торговца ювелирными изделиями. Взгляните на свое обручальное кольцо. Вы даже представить не можете, где было добыто это золото, добыто ли оно в прошлом году или пролежало на складе двадцать лет, какая компания его добыла и какова была экологическая политика этой компании. В отношении меди все еще более туманно. Здесь в цепочку поставок включаются плавильщики, и вы даже не подозреваете, что, когда приобретаете, например, автомобиль, покупаете некоторое количество меди. Столь длинная цепочка поставок не позволяет компаниям, добывающим медь и золото, рассчитывать на то, что потребитель изъявит желание оплачивать очистные мероприятия из собственного кармана.

Рудники штата Монтана постоянно загрязняют окружающую среду. Но среди них есть такие, которые тратят деньги на очистные мероприятия, – например, рудники, расположенные у Батта и когда-то принадлежавшие компании «Анаконда коппер майнинг». Как же очистные мероприятия стали возможными? Компанию «Анаконда» купила крупная нефтедобывающая компания «АРКО», которую в свою очередь приобрела еще более крупная нефтедобывающая компания «БП». Горная собственность осталась прежней, но владельцы поменялись. Налицо различие в подходах к экологическим вопросам в горной и нефтедобывающей промышленностях. Столкнувшись с доставшимися по наследству фактами загрязнения окружающей среды, компании «АРКО» и «БП» пришли к выводу, что сохранение за собой ответственности за решение существующих проблем соответствует их интересам наилучшим образом. Конечно, нельзя сказать, что «АРКО» и «БП» с энтузиазмом расходуют сотни миллионов долларов. Компании избрали обычную в таких случаях стратегию сопротивления. Они отрицают токсичное воздействие на природу, финансируют местные группы поддержки своих интересов, предлагают более дешевые решения по сравнению с теми, которые предлагает правительство и т.д. Тем не менее «АРКО» и «БП» тратят большие суммы денег и, в конце концов, готовы тратить еще больше; в силу огромной капитализации они едва ли объявят себя банкротами из-за рудников Монтаны, да и заинтересованы эти компании больше в конкретных решениях, нежели в неопределенном откладывании дел.

Другим ярким пятном на приисковой палитре штата Монтана являются две платиновые и палладиевые копи, которыми владеет компания «Стиллуотер майнинг», достигшая добрососедских соглашений с местными природоохранными организациями (единственный подобный пример в Соединенных Штатах). Став спонсором этих организаций, «Стиллуотер» обеспечила им беспрепятственный доступ в районы проведения горных работ. Кроме того, компания обратилась к одной из подобных организаций «Траут анлимитед» (к большому удивлению последней) с просьбой контролировать влияние горных работ на численность форели, водящейся в местной речке Боулдер. Компания также заключила долгосрочные соглашения с местными организациями по труду, электричеству, школам и городским службам в обмен на лояльность защитников природы и здешних жителей. Отражение общих интересов в этом мирном договоре между «Стиллуотер», защитниками окружающей среды и населением кажется достаточно очевидным. Как же объяснить тот удивительный факт, что среди горнодобывающих компаний Монтаны лишь «Стиллуотер» удалось заключить такой договор?

Причиной тому несколько факторов. «Стиллуотер» владеет месторождением, уникальным по своей ценности, единственным месторождением платины и палладия (интенсивно использующихся в автомобилестроении и химической промышленности) за пределами Южной Африки. Месторождение настолько обширно, что, по разным оценкам, его запасов хватит на сто, а то и более лет. Эти обстоятельства указывают на выгодную долгосрочную перспективу разработки месторождения и исключают потребительское отношение к нему. Сама шахта находится под землей, поэтому угроза загрязнения поверхности намного меньше, чем при открытой разработке. В руде содержится относительно мало сульфидов, а большинство тех, что есть, добываются вместе с основным металлом. Таким образом, угроза сброса кислых сульфидных вод минимальна, и затраты на устранение возможных последствий негативного воздействия на окружающую среду меньше, чем на медных и золотых копях Монтаны. Немаловажен и тот факт, что в 1999 году главным управляющим компании стал Билл Неттлес. Его предыдущим местом работы была не горнодобывающая отрасль, как можно было бы ожидать, а автомобильная промышленность (основной потребитель продукции горнодобывающей промышленности). Свободный от характерного для горной промышленности подхода к проблемам окружающей среды, понимающий проблемы отрасли, связанные с отношением к ней общественности, он оказался прямо заинтересованным в нахождении свежих и действенных решений. Кроме того, в 2000 году менеджеры компании «Стиллуотер» просто испугались, что президентом Соединенных Штатов будет избран Альберт Гор, выступающий за защиту окружающей среды, что губернаторские выборы в штате Монтана выиграет кандидат, не поддерживающий крупный бизнес, и решили, что заключение добрососедских соглашений между «Стиллуотер» и местной общественностью обеспечит им стабильное будущее. Другими словами, менеджеры «Стиллуотер» следовали собственному пониманию интересов компании и заключали добрососедские соглашения, тогда как большинство других крупных американских горных компаний следовали иному видению, снимали с себя ответственность, нанимали лобби для борьбы с правительством и, в качестве последнего средства, объявляли себя банкротами.

В 1998 году управляющие некоторыми крупными международными горнодобывающими компаниями озаботились потерей отраслью «социального доверия» по всему миру. В результате они разработали проект, получивший название «Добыча полезных ископаемых и рациональное развитие», провели несколько исследований, посвященных рациональной разработке месторождений, привлекли на свою сторону известного защитника окружающей среды (президента Национальной федерации дикой природы) в качестве руководителя проекта и попытались, правда неудачно, заручиться поддержкой природоохранной общественности, которая в такой поддержке отказала в силу своей исторической неприязни к горнодобывающим компаниям. В 2002 году исследования завершились выработкой ряда рекомендаций, однако впоследствии большинство вовлеченных в проект горных компаний следовать им отказались.

Исключение составляет британский горнодобывающий гигант «Рио Тинто», принявший решение самостоятельно следовать выработанным рекомендациям. Это решение сформировалось не только под влиянием руководителя концерна, но и английских граждан – держателей акций, а также было навеяно памятью о приобретенной в свое время компании «Бугенвиль Пангуна коппер», чье «экологическое наследие» так дорого обошлось покупателю. По тем же причинам, по которым нефтедобывающая компания «Шеврон» посчитала необходимым пойти на переговоры с правительством Норвегии, концерн «Рио Тинто» связал свой успех с социально ответственным лидерством в отрасли. Принадлежащая концерну шахта по добыче буры в Долине Смерти теперь считается наиболее экологически чистой в Соединенных Штатах. Дивиденды не заставили себя ждать. Когда компания «Тиффани», желая навсегда избавиться от протестов защитников окружающей среды, от маршей перед окнами своих ювелирных магазинов и от плакатов, вещающих об отравленной золотодобытчиками рыбе, решила наконец повернуться лицом к проблемам окружающей среды и выбрать горнодобывающую компанию, с которой можно было бы подписать контракт на поставку золота, она выбрала концерн «Рио Тинто», имеющий устойчивую репутацию экологически чистой компании. «Тиффани» исходила из тех же соображений, что и «Шеврон»: репутация, доброе имя, мотивирование и хорошая подготовка персонала, а также выработка философии для менеджемента.