Джэй Вайднер, Винсент Бриджес

Фулканелли связывает традиционное изображение четырех веков в виде херувимов или евангелистов с эллипсом, иеБНса рюш, или «мистическим алмазом» (мандорлой) и буквой А, или альфа, что свидетельствует о том, что, по его мнению, этот образ представляет собой непосредственную интерпретацию «геометрической фигуры» в виде креста и четырех А. Тайная природа этого «полного иероглифа Вселенной» выставлена на всеобщее обозрение на фасадах готических соборов, как это показано на ил. 11.2.

Однако, по мнению Фулканелли, каждый из готических соборов связан с культом Черной Мадонны, то есть завуалированным почитанием древней богини. Указывая нам на сокровенный смысл четырех А, или четырех веков, Фулканелли пригла-
Ил. 11.2. А. Тимпан XII в. на портале церкви Сен-Трофим в Арле, изображающий «полный иероглиф Вселенной». Это изображение — последняя иллюстрация (№ 49) в книге «Тайна соборов».

В. Схема традиционных средневековых композиций, изображающих Христа в окружении символов четырех евангелистов, есть в то же время план Нового Иерусалима, описанный в Откровении св. Иоанна Богослова.

шает нас быть более внимательными и попытаться понять, почему некоторые места, указанные в его списке, являются особо важными и как они связаны друг с другом.

Фулканелли уверен, что читатель понимает его основную мысль Процитировав одно место из Апокалипсиса (Откр. 4,
6—7)¹⁷², он далее приводит видение пророка Иезекииля, созерцавшего «четырех животных» (Иез. 1, 4—5; 10—II)¹⁷³. Этот важнейший параграф заставляет вспомнить четыре века, напрямую соотносящиеся с четырьмя югами в индуистской мифологии, и заявляет, что «наш век» — это Железный век, или калиюга, представляет собой время, когда «человеческая добродетель достигает крайнего предела слабости и упадка», «век бедности, страданий и отчаяния». В этом пассаже Фулканелли слышатся отзвуки воззрений Хьюитта и Макса Теона, а также герметического Луксорского братства. В сущности, Фулканелли и не идет дальше констатации того, что мы живем в эпоху Железного века и ка- лиюги..

«Железный век не имеет иной печати, кроме печати Смерти. Ее иероглифом является скелет, несущий атрибуты Сатурна: пустые песочные часы — символ быстротечности времени, и коса, аналогом которой служит цифра семь, символ преображения, разрушения, уничтожения, — говорит Фулканелли. — Евангелие этого фатального века — Евангелие, написанное рукой св. Матфея». Далее он излагает свои наблюдения над словами, связанными с греческим корнем му-альфа-тет, то есть корнем имени Матфей¹⁷⁴, и соотносит их с греческими словами «наука», «знание», «познание» и «учение». Таким образом, Евангелие от Мат

фея — это Евангелие от Науки, первое для нас по важности, ибо оно возвещает, что все мы, за исключением крайне небольшого числа избранных, обречены на гибель. Таким образом, символом св. Матфея является Ангел, «ибо наука, которая одна способна проникнуть в тайну вещей, существ и их судеб, в силах даровать человеку крылья, которые вознесут его к тайнам познания, высшим истинам и, наконец, к Богу».

На поверхностном уровне эта глава Фулканелли ведет нас к нашей цели, постижению символики Андайского Креста, чуть дальше, чем журнальная статья Жюля Буше, опубликованная в 1936 г. Фулканелли приводит явное предостережение о неминуемой катастрофе, точнее — времени двойной катастрофы, которая испытает огнем все западное полушарие, а также упоминает о надежде найти место убежища, «где смерть не сможет настичь человека в страшное время двойного катаклизма». Он прямо связывает ведическую идею о четырех югах с западной пророческой традицией, восходящей к пророку Иезекиилю и Откровению Иоанна Богослова. Сформулировав свою апокалипсическую традицию, Фулканелли указывает читателю на важнейшие символические ключи: Сатурн и Евангелие от Матфея.

В главе третьей этого Евангелия мы видим, что Матфей приводит наиболее полное изложение учение Иисуса о конце света и грядущем Царстве Небесном. Матфей явно был посвященным, понимавшим тайну, которая лежала в основе христианства, ибо именно от него мы узнаем о связях Христа с Египтом, о Вифлеемской звезде и приходе волхвов с Востока, об избиении Вифлеемских младенцев и искушениях Мессии и множество других историй, имеющих глубокое эзотерическое содержание.

Так, Матфей (Мф. 24,43—44)¹⁷⁵ указывает, что те, кто последует за Сыном Человеческим, действительно обретут способность

исчислять время конца и будут ожидать пришествие Спасителя, будучи готовыми встретить Его. Когда же Он возвратится (Мф. 25, 31 )\ Он отделит овец от козлов и праведников от грешников, руководствуясь состраданием к бедным. У Матфея мы также находим рассказ Марии Магдалины о Воскресении, дополненный его собственной светоносной метафорой: «Вид его был как молния» (Мф. 28, 3), так что Мария поначалу не узнала Его. Рассказ Матфея о Воскресении оканчивается Вознесением Христа в Галилее и Его великим Обетованием, последняя строка которого заключает в себе самую сущность тайны: «И се, Я с вами во все дни до скончания века» (Мф., 28, 20).

Утверждение Фулканелли о том, что Андайский Крест указывает на «день Страшного Суда» и что печатью этого момента во времени является Смерть с атрибутами планеты Сатурн, означает, что Сатурну неким образом суждено сыграть заметную роль в окончании этого Четвертого Века. Эта идея, как мы вскоре увидим, весьма необычна и плодотворна.

В своей книге «Феномен Фулканелли» КР. Джонсон поместил главу о Андайском Кресте, принадлежащую перу некоего неизвестного, подписавшегося псевдонимом «Пол Меврил». Глава эта, озаглавленная «Эпилог в камне» и представляющая собой комментарий к символике Андайского Креста, ставит не меньше вопросов, чем дает ответов. Не последним среди этих вопросов является вопрос: кто же такой этот «Пол Меврил»? Во вводном абзаце мы узнаем, что Меврил — «инженер в отставке, интересующийся криптограммами и на протяжении многих лет изучавший алхимию, книги Фулканелли и другие сферы эзотерического знания, связанные с арканами». В самом тексте главы Меврил говорит таким тоном, который позволяет предположить, что он если и не наследник Фулканелли, то, во всяком случае, человек, равный ему по уровню посвящения. Кем бы он ни был,

Меврил, оставаясь столь же анонимным, как и Фулканелли, активно включается в игру и становится одним из главных игроков.

Вслед за Буше и Фулканелли Меврил также подтверждает апокалипсический характер символики монумента, а затем начинает излагать вполне научно-фантастическую историю о взрывающихся солнцах и кораблях-ковчегах величиной с Луну. Его объяснение символов на панелях цоколя превращается в достаточно туманную дискуссию о планетарных аналогах и двойных звездах, включая Сириус, который он называет «Солнце позади солнца», а затем обращается к рассмотрению Солнечной системы, включая Венеру. Это столь же странно, как и попытка дать читателю своего рода паузу для отдыха, но, однако, не довести ее до конца. Алхимия как объект дискуссии в статье попросту отсутствует, ибо статья сфокусирована исключительно на эсхатологии и надвигающейся катастрофе. Задача Меври- ла достаточно проста: «Приподнять уголок покрова, закрывающего тайну этого учения». Меврил заявляет, что подобное разделение между алхимией и ее эсхатологическим содержанием «в равной мере интересно для простого читателя и полезно для тех, кто всерьез изучает герменевтические знания». И действительно, статья Меврила очень полезна, но лишь для тех, кто способен понять ее секрет. В противном случае она ставит куда больше вопросов, чем дает ответов.

Однако Меврилу все же кое-что известно: «Циклический Андайский Крест — это выраженная в камне весть о Камне, запись и свидетельство реальных успехов в Великом Труде, достигнутых неким неизвестным человеком. А в то же время это — символическое выражение наблюдений за природой и датами грозных событий в истории мира, связанных с камнем совсем иного рода». Его первый и, пожалуй, самый важный вопрос звучит так: «Почему этот крест установлен именно в Андае?» Касаясь вопроса об алхимике, строителе этого монумента, Меврил отмечает, что «в этих местах нет никаких свидетельств того, что здесь некогда была арена его триумфа, за исключением разве что возможного объяснения, сводящегося к тому, что монумент ЭТОТ первоначально был установлен на местном кладбище».

И здесь Меврил предлагает нам один из намеков, замечая, что причиной установки Креста именно в Андае могла быть близость этого городка к знаменитому пути паломников, ведущему к храму Сантьяго де Компостелла в испанской Галисии. Меврил мимоходом упоминает имя Николя Фламеля, а затем обращается к «зеленому языку», разбирая скрытое значение самого названия городка — Андай. Он выстаивает такую цепочку прочтений: «Hen Day — End Day — Ande», то есть «Куриный День — День Конца — Анды», в результате чего получает такое прочтение: «Egg — Apocalypse — Mountain», что означает: «Яйцо — Апокалипсис — Горы», подчеркивая, что многообразие возможных прочтений слова Андай и явилось решающим фактором при выборе этого городка в качестве места установки Креста. Далее он приводит другую ссылку на Фламеля: «Яйцо — это философское Яйцо алхимии, что напоминает нам о «маленькой курочке» Фламеля. Название этого местечка указывает на существование в Андае двойственного эзотерического учения».

Затем Меврил плавно переходит к другой и, возможно, более значительной причине, по которой Крест был установлен именно в Андае: «Непосредственно после катастрофы, постигшей Атлантиду, жалкие остатки этой некогда многомиллионной великой цивилизации благополучно добрались до атлантического побережья Европы». На этом рассказ Меврила не заканчивается. Он продолжает: «Это и были баски, народ, переживший последнюю циклическую катастрофу, которая едва не уничтожила род человеческий, народ, отдавший уникальную дань хилиазму, установив на своей границе этот странный монумент. Благодаря этому загадочному сооружению память о катастрофе передавалась на протяжении последних 12 ООО лет, из Железного века в Бронзовый». Здесь текст Меврила звучит так, словно мы читаем Хьюитта, вплоть до путаницы с хронологией и ошибки в оценке продолжительности Железного века.

Далее Меврил использует отрезок времени в 12 ООО лет как своего рода масштабную шкалу, чтобы показать, что даже такой огромный период времени — это всего лишь цепочка из человеческих жизней. «Вся продолжительность периода в 12 ООО лет представляет собой череду из 192-х поколений. Знание и учение, передававшиеся около 200 раз, вряд ли могли угаснуть в памяти даже таких недолговечных существ, как мы». Возвращаясь к Андаю, Меврил говорит: «...и, как мы видим, Циклический Андайский Крест был воздвигнут в непосредственной близости от нулевого дня современности. Это — своеобразная дань длительному, веками формировавшемуся смешению народов и племен, за которым стоят сверхчеловеческие силы, знак того, что в истории совершается непрерывная работа и что у нее есть некая высшая цель. Поэтому это весьма удачное место для установки знака, показывающего, что время истекает и наш Век близится к концу».

После этого Меврил приводит весьма выразительный и дос- тдйный внимания комментарий: «Однако мы имеем дело с предсказанием, а не с пророчеством. Пророчество предполагает дар прозорливости, ясновидения, то есть достоверную информированность о событиях будущего, в сочетании со столь высокой степенью определенности, которая не зависит от воли самого пророка. Христианская Библия наполнена пророческими изречениями, которые для подавляющего большинства являются лишь предостережениями, а не указаниями на неотвратимый факт».

Едва мы успели проглотить рассуждения Меврила о различиях между пророчеством и предсказанием, как он уже переключает наше внимание и предлагает пример библейского «пророчества», содержащегося в тринадцатой главе Евангелия от Марка. Меврил, в частности, говорит: «Иисус устремляет проницательный взор в будущее, прозревая события и нашего времени, и недалекого будущего, в символической форме выраженные на Ан- дайском Кресте. Мы можем быть вполне уверены, что они относятся к нашему времени, ибо Он приводит более или менее одновременно целый ряд событий, которые могли по отдельности проявиться только в разные эпохи». Но точного времени конца света не знает даже Иисус. Меврил же подчеркивает, что любой адепт способен вычислить примерное время катастрофы. Он ссылается на Нострадамуса и известный катрен «1999» и высказывает предположение, что Иисус, возможно, знал не меньше, чем Нострадамус, даже несмотря на то, что точный день и час конца света был Ему неизвестен.

Затем Меврил указывает на параллель между неким объектом, прилетающим из глубин космоса, и неспособностью ученых прогнозировать с исчерпывающей точностью падение «Скайлэба» на Землю. В заключение он пишет: «Было бы очень удобно предположить, что точная дата этого события может находиться где-то посередине между двумя оценками». Таким образом, Меврил как бы намекает на возможную отсрочку «неотвратимого факта» — грядущей катастрофы.

Но вместо того чтобы выражаться прямо, Меврил приводит два важных пассажа из Корана, а затем обращается к Древнему Египту и пускается в рассуждения о «расе Осириса... и богоподобных людях, а не богах». Быть может, они-то и были «наставниками и духовными учителями землян? — спрашивает Меврил. На основании этого он приходит к выводу, что «даже при высочайшем уровне достоверности пророчеств, приведенных в Священном Писании, всегда остается надежда. Надежда, основанная на астрономических реалиях».

Меврил идет еще дальше, утверждая, что существует некая «охранительная сила», которая позволяет времени, отпущенному роду человеческому, течь и развиваться без пагубных вмешательств из иного мира, в том числе из космоса. «В этом случае, — продолжает он, — хилиазм, выраженный в символике Андайско- го Креста, отражает не абсолютные пророчества, а достаточно точные предсказания, основанные непосредственно на бытийном опыте человечества, накопленном на протяжении многих веков циклического времени. Таким образом, время катастрофы рассчитать можно, а предрешить сам факт ее явления — нет».

После этого Меврил переходит к собственной комплексной трактовке отдельных элементов Креста. И хотя этот раздел буквально наполнен странными ключами, подсказками и полусерьезными шарадами, было бы излишним вдаваться во все подробности приведенной в нем информации. Поэтому мы приведем ссылки на наиболее важные ключи и гипотезы, когда будем рассматривать весть Креста более подробно. А пока давайте обратимся к обзору версии Меврила.

Кем бы в действительности ни был Меврил, он на первых же страницах своей статьи предлагает нам целый ряд основополагающих фактов, без которых было бы невозможно приблизиться к пониманию происхождения Андайского Креста. Ниже мы суммировали эти факты следующим образом:

1. 
   Само местоположение Андайского Креста имеет критически важное значение как для установления личности Фулканелли, так и в символическом смысле — для изложения «двойственного учения».
   
2. 
   Этот монумент представляет собой «предсказание» о весьма специфической совокупности астрономических явлений, которые произошли раздельно и в разные эпохи, но образуют особое сочетание, или композицию, именно в то время, которое указано на монументе.
   
3. 
   Само сочетание этих астрономических явлений использовано кем-то в качестве традиционного указания на день Страшного Суда, упоминаемый в Евангелии от Марка.
   

Расшифровка тайного кода

Эффект, который производит чтение главы о Андайском Кресте в книге Фулканелли, не слишком отличается от хорошей головоломки, своего рода интеллектуальной игры «холодно—горячо». Вы полагаете, что Фулканелли раскрывает вам секрет, и он действительно делает это, но как и каким путем этот секрет «срабатывает», так и остается для вас загадкой. У вас есть и ключи, и подробные инструкции, но картина в целом по-прежнему остается неясной.

Так, например, мы узнаем, что Андайский монумент указывает на неминуемую грядущую катастрофу, а затем нам предлагается прослушать лекцию о животных — символах евангелистов, причем делается это без всякого перехода и осмысления связей между двумя этими концепциями. Фулканелли сочными красками рисует картину, со всей ясностью показывающую читателю, что наш мир близится к концу.

Неизвестный создатель Креста также прекрасно сознавал, что мир приближается к гибели, и оба они — и Фулканелли, и неведомый творец Креста — в один голос утверждают, что им ведома причина апокалипсиса. Фулканелли идет еще дальше, заявляя, что ему известно местонахождение убежища, а также дата конца мира.

Имея в своем распоряжении «ключи», врученные нам Буше, Фулканелли и Меврилом, самое время обратиться к рассмотрению самого монумента и поговорить о нем самом. Если он действительно является знаком и предвестником некоей будущей катастрофы, как конкретно он сообщает нам об этом? И, что еще более важно, не указывает ли он ее точную дату?

Монумент состоит из трех основных компонентов: верхнего креста, колонны и пьедестала (цоколя). Верхний компонент, крест, имеет три символических элемента, колонна сама по себе является символом, а на основании мы видим четыре символа. Таким образом, в общей сложности мы имеем 8 символов. Мы вправе воспринимать весь этот монумент как схематическую, данную во «взрывной» перспективе проекцию уже знакомой

нам геометрической фигуры, так называемого Куба Пространства — этого Драгоценного Камня Мудрецов из книги «Бахир».

Как показано на ил. 11.3, тремя символическими элементами верхнего компонента памятника, креста, являются надпись ШШ, знак X на вершине креста и странная, намеренно искаженная латинская надпись. Эти символы предлагают нам три взаимосвязанных смысловых системы, которые в совокупности предлагают нам ключ к пониманию сущности процесса, символом которого служит весь монумент в целом.

Колонна представляет собой объединяющий образ, связующий воедино символическое содержание знаков на кресте и цоколе, четыре символа на панелях цоколя следует рассматривать как единое целое, своего рода систему, в рамках которой порядок и смысл отдельных символических компонентов могут меняться, но их природа в целом остается постоянной. Другими

Ил. 11.3- Лицевая сторона Андайского Креста.

словами, способ прочтения смысла элементов может быть разным, но сам их смысл, как мы вскоре убедимся, остается неизменным независимо от того, в каком порядке интерпретируются символы на плитах цоколя. Как показано на ил. 11.4, символы на цоколе, если начать с символа на восточной стороне и двигаться против часовой стрелки, включают в себя восьмилучевую звезду и странной формы полулуну-полуладью с широко рас-

крытым глазом. Затем следует плита с сердитым солнечным ликом, выпученными спиралевидными глазами, широко растянутым ртом и выступающим подбородком. Внутри двух окружностей, расположенных вокруг солнечного лика, находятся шестнадцать больших и шестнадцать малых лучей. Весь этот солнечный круг окружен четырьмя звездами, размещенными по углами прямоугольной плиты и сориентированными таким образом, чтобы диагонали, идущие от их обращенных к солнцу лучей, пересекались в самом центре солнечного лика. Последний символ представляет собой овал, заполняющий все пространство плиты. Внутри него расположен крест, в углах между перекладинами которого расположены четыре буквы А. Перемычка внутри буквы А имеет необычную форму: вместо горизонтальной перекладины она имеет вид острого угла, обращенного вершиной вниз.

Просмотрев по очереди каждый из этих символических элементов, давайте обратимся к реконструкции целостной картины их смысла.

Верхний компонент: крест

Надпись INRI на перекладине креста адресует нас прямиком к алхимической традиции розенкрейцеров. Как пишет Фулканелли, эта надпись может быть прочитана как одна из ключевых максим алхимии: Igne Natura Renovatur Integra, то есть «Огнем природа обновляется полностью». Эта аббревиатура может быть интерпретирована и как Igne Nitrum Raris Invenitum, то есть «В огне редко можно найти сияние». Но, возможно, еще более убедительной версией прочтения этих четырех букв являются начальные буквы еврейских слов, обозначающих названия четырех элементов (стихий): йам (вода), начинающееся с буквы йод, или И\ слово нур (огонь), начальной буквой которого служит нун, или Н\ словоруах (дыхание), начинающееся с буквыреги, то есть/* и слово йебегиас (земля), начальной буквой которого служит йод, или И. На ил. 11.5 приведена полная таблица эзотерических соответствий и прочтений этой аббревиатуры.

Эти четыре буквы символизируют также четыре века и четыре стихии (элемента) — от огня до воды. В ритуалах ордена Золотой Зари эти еврейские буквы считались «ключевыми словами» и служили объектом гностического и каббалистическою анализа. После того как эти буквы трансформировались в еврейские эквиваленты, то есть слова, означающие четыре элемента, они получили зодиакальные и планетарные соответствия: йод — Дева, нун — Скорпион, реш — Солнце и тот же йод — Дева.

На основании этого выстраивалась последовательность «жизнь — смерть — возрождение — жизнь». В ордене Золотой Денницы применялась древнеегипетская концепция соответствий между этими фазами и богами: жизнь — это Изида, смерть — Апоп (Апофис)¹, воскресение — Осирис. От этого сочетания происходит непроизносимое имя гностического верховного божества — ИАО. Гласные, входящие в его состав, издавна ассоциировались с мистической символикой света, как это показывает их заметное положение в книге «Бахир». Обратите внимание, что эта последовательность начинается и завершается именем Исиды, что отражает центральное положение «жизни», символом которой выступает богиня. Здесь можно вспомнить и другой, более свойственный розенкрейцерам, вариант прочтения INRI: Isis Naturae Regina Ineffabilis, или «Исида, Несказанная Царица Природы».