Дополненное и переработанное

В романе «Мать» также отразились глубинные процессы русской революционной жизни. Произведение было прежде всего обращено к рабочему читателю. В.И. Ленин, как вспоминает Горький, высоко оценил воспитательное значение романа, сказав, что «книга – нужная, много рабочих участвовало в революционном движении несознательно, стихийно, и теперь они прочитают «Мать» с большой пользой для себя»¹¹⁴.

Роман был написан Горьким во второй половине 1906–начале 1907 г.: первая часть–в Америке, вторая–в Италии, на Капри. Однако первые наброски романа, по свидетельству М.Ф. Андреевой, были сделаны писателем еще в 1903–1904 гг.

Говоря о замысле романа, Горький в письме Морису Хилквиту, своему поверенному по издательским делам, сообщал, что это будет «хроника роста революционного социализма среди рабочих фабрики»¹¹⁵. Эту мысль подтверждает и характеристика писателем образа Ниловны в одном из писем М.Ф. Андреевой: «...на ее психологии проходит история почти всего освободительного и революционного движения последних лет»¹¹⁶.

Горький публикует роман в Америке. Одновременно с написанием второй его части писатель перерабатывает первую редакцию для рус­ского издания, изменяя некоторые аспекты повествования. Работу завершает к февралю 1907 г.

В 1907 г. роман «Мать» печатается в сборниках «Знания» и выходит на русском языке в берлинском издательстве И.П. Ладыжникова. После публикации романа в Берлине Горький думает издать «Мать» отдельной книгой в России. Но это оказалось невозможным. По выходе романа в «знаниевских» сборниках цензурный комитет возбудил против Горь­кого и издателей судебный процесс. На XVI и XVIII книги «Знания» наложен арест; запрету подвергнуты распространенные в России все издания романа на иностранных языках. Судебное дело против Горь­кого, автора романа, продолжалось и в 1913 г., после возвращения писателя в Россию. В России роман был опубликован отдельной книгой только в 1923 г. Это была уже новая редакция, в которой произведение получило окончательную композиционную и стилистическую закон­ченность.

Первоначальный замысел романа, как выясняется из переписки Горького и воспоминаний современников, был более широким, чем он реализовался в окончательном варианте. В процессе работы Горький мыслил роман как дилогию. Во второй части ее, которую Горький предполагал назвать «Сын», или «Павел Власов», или «Герой», писатель хотел рассказать о ссылке Власова, побеге его и участии в революции 1905–1907 гг.

Как известно, в основу романа легли реальные исторические события, в частности демонстрация рабочих в Сормове 1 мая 1902 г. «...Ниловна,–писал Горький Н.И. Иорданскому в 1911 г.,– портрет матери Петра Заломова, осужденного в 901 г. (описка М. Горького, надо –в 1902 г. –А.С.) за демонстрацию 1 мая в Сормове»¹¹⁷. Одним из прообразов Павла Власова был Петр Заломов, многие факты жизни которого вошли в сюжетную канву произведения. О событиях, связан­ных с этой демонстрацией: о суде над ее участниками, об их речах в судебных заседаниях,– систематически рассказывала на своих стра­ницах большевистская «Искра».

Эти материалы сыграли определяющую роль в формировании замысла романа. Но, как не раз указывал сам писатель, он не ограни­чился обобщением только этих источников, а использовал также факты из деятельности петербургской, московской, иваново-вознесенской и других большевистских организаций, с которыми у него к тому времени существовали тесные связи. Ко времени работы над романом Горький был знаком с жизнью таких рабочих-революционеров, как В.А. Шел-гунов, И.В. Бабушкин, Д.Я. Павлов.

Отдельные черты характера Ниловны, эпизоды из ее жизни Горький мог «заимствовать» не только из биографии матери Заломова, но и из биографии жены революционера-подпольщика М.А. Багаева, матери _Обуховского фрезеровщика Василия Яковлева – М.Т. Яковлевой. С 1394 г. в доме Яковлевых жил В.А. Шелгунов, который создал здесь нелегальный кружок рабочих, а занятиями в нем нередко руководил г.М- Кржижановский. В доме Яковлевых бывал В.И. Ленин. После разгрома полицией кружка М.Т. Яковлева прятала у себя нелегальную литературу. Были и другие прототипы образа Ниловны.

Создавая роман, Горький стремился к широкому художественному обобщению этих явлений жизни.

Впервые в русской литературе рабочие и крестьяне выступили в романе Горького как герои и творцы истории. Как и в пьесе «Враги», это уже не герои-одиночки, а коллектив людей труда.

Создавая роман, Горький опирался и на революционную действи­тельность, и на литературные традиции русской революционной де­мократии, идеи которой воспринимались им через призму современности. У революционных демократов Горький воспринял их веру в будущее России, непримиримость ко всему консервативному, враждебному революции. Но, в отличие от них, субъективный идеал художника уже совпадал с объективным ходом самой истории. Поэтому действительность будущего в романе предстает не только как действи­тельность желаемого, но и как осуществляемая в ходе революционного общественного развития. Социалистический идеал проявляется в ро­мане как не утопия, а как осязаемая реальность.

Глубокие изменения социальной психологии рабочего класса, что было характерной чертой предреволюционной эпохи, Горький персо­нифицирует в многочисленных образах рабочих. Развитие характеров героев идет в широком потоке народной жизни, в которой проверяется правда социалистических идей. В романе показано, как зреют обще­ственные, нравственные и эстетические идеалы народных масс, воп­лощаясь в живые черты борцов за новую жизнь, как проникновение идеи социализма в рабочую среду ломает старые представления чело­века о жизни, как формируются новые нормы отношений людей. Эти процессы раскрываются в жизненной истории Махотина, недоверчи­вого, но уже тянущегося к правде социализма, Сизова, Николая Весовщикова, Самойлова. В этих образах проявляются различные черты социальной психологии народа, различный уровень революци­онного сознания. «Какие хорошие люди, Ниловна! Я говорю о молодых рабочих – крепкие, чуткие, полные жажды все понять... Смотришь на них и видишь – Россия будет самой яркой демократией земли!» – говорит Николай Иванович. Софья глубоко убеждена, что в рабочем народе «скрыты все возможности и с ним все достижимо».

Пафос революционного движения истории определяет сюжет, ком­позицию и романтическую символику произведения. Движение жизни показано прежде всего в развитии характеров людей. Источник этого Движения – идея социализма.

По-новому решается Горьким проблема отношений героя и массы Идея романа в том, что своих героев создает народ, а они, в свою очередь, влияют на развитие народного социального сознания. Такого героя Горький и показал в образе Павла Власова.

Народность идеи социализма раскрывается Горьким и на примере Пелагеи Ниловны, история жизни которой отразила процесс пробуж­дения сознания человека, его творческих сил в эпоху революции. Сначала Ниловна принимает участие в революционной работе ради сына, но вскоре ее материнское чувство распространяется на всех товарищей Павла, всех борцов за свободу; осознавая правду их идеалов, мать сама активно включается в борьбу, становится пропагандистом, агитатором. Ее судьба приобретает обобщающее значение судьбы народной.

Революционная работа способствует росту осознанной активности и других героев романа – Весовщикова, Рыбина. Процесс «выпрям­ления» человека в революции – основа и сюжетного движения, и композиционного строения произведения. Утверждение положитель­ных идеалов и характеров, которые как бы воплощают историческую закономерность общественного развития, становится в реализме Горь­кого эстетическим законом.

Новаторство реализма Горького тех лет отчетливо обнаружилось в
принципах построения характеров. Говоря в свое время о горьковском
романе, В. Боровский сожалел, что автор удалил из него «мелочное»,
лишил роман бытовой красочности и впал «в один из грехов роман­
тизма». Боровский, в частности, счел образ матери романтизирован­
ным и нетипическим. Работая над последующими редакциями романа,
Горький как бы оспаривал слова Воровского; правя текст, он не вводил
новые бытовые детали, не усиливал «частную индивидуализацию»
характеров, но, напротив того, снимал детали, подчеркивая черты
идейной и психологической общности людей рабочего коллектива,
складывающейся в революционной работе. В таком направлении вел
он работу над образами Ниловны, Весовщикова, Рыбина, Павла Вла­
сова, над языком романа.
Образ матери у Горького действительно овеян романтическим ореолом. Однако эта горьковская романтика качественно отличается от романтики 90-х годов. Смысл горьковской «романтизации» образ в романе – в стремлении показать путь высокого, «праздничного» обновления жизни в революции. Познание Ниловной нравственных и социальных законов жизни имело уже иной идейно-эстетический характер, чем в ранних романах и повестях Горького.

Эти черты реализма, социалистический идеал писателя и дал повод в 1930-е годы объявить метод творчества Горького методом социалистического реализма.

Социалистическая партийность романа, явное влияние на писателя большевистской идеологии сразу же привели к тому, что либеральная и модернистская критика объявила Горького писателем конченым, заявила, что публицистика «съела» в нем художника.

Однако критики всех направлений не уловили существенного: понятие социализма героями романа и самим Горьким было гораздо шире общественно-политического содержания этого термина. Приме­чательно, что после выхода повести Горького «Исповедь» это стало ясным, и вся критика заговорила о «возрождении» писателя.

«Мать» и «Исповедь» были произведениями одной темы, но разра­ботанной на разном материале. «Мать» – о рабочем движении, борьбе за освобождение от социального и духовного гнета; «Исповедь» – об исканиях русским народом правды, справедливости, духовной свобо­ды. В понимании Горького социализм есть «великий процесс собира­ния разрозненных жадностью, пошлостью, ложью, злобой людей в единого великого Человека, прекрасного, внутренне свободного, цель­ного»¹¹⁸. В таком новом Человеке, который родится в революции, была «великая мечта» его души. В романе «Мать» новый человек видится писателю в образе пролетарского революционера, борющегося за ос­вобождение народа от общественного и духовного рабства. В «Испо­веди» переход к общественно и духовно справедливому строю жизни осуществится, по мысли Горького, уже не только силами пролетариата, но и усилиями всего народа, объединенного коллективистской психо­логией; духовное обновление его возможно в некоей новой религии, которой и станет социализм. Недаром и в «Матери», и в «Исповеди» так много говорят о Боге, Христе, Евангелии. Идея социализма, нового мира коллективизма, думал Горький, более доступна народу, если ее облечь в привычную религиозную оболочку. Для нового Человека Горький поэтому и пытался найти новую «религию» – социализм.

Во время написания повести «Исповедь» Горький жил на Капри и участвовал в организованной А. Богдановым и А.В. Луначарским школе для рабочих. В школе он читал лекции по истории русской литературы. В эти годы под влиянием русских «богостроителей» (Богданова и прежде всего Луначарского) Горький обратился в «богостроительную веру». Однако существо богостроительской религии Горький понимал иначе, чем, например, Луначарский. Для него это прежде всего «радо­стное и гордое чувство сознания гармонического единства человека со вселенной»¹¹⁹, высокое чувство коллективизма. И только.

Какая же сила поведет к этой гармонии? Луначарский, говоря о повести Горького и отвечая на этот вопрос, писал, что это, конечно, пролетариат. Горький считал, что народ – «бог-народушка». Богостроительские идеи Горького были попыткой найти пути обновления жизни в единении рабочих и широких народных масс в «радости духовного единства всех людей».

Вскоре Горький, однако, отходит от философской концепции «Исповеди». Богостроительские увлечения писателя не были органич­ны для материалистического понимания им мира. И в 1909 г. он пишет повесть «Лето», произведение ярко выраженной тенденции. В ее образах, сюжетных ситуациях ощутимы отголоски идей и ситуаций романа «Мать». Горький изображает борьбу передовых людей уже в деревне, сельской молодежи, которая начинает осознавать, что путь к освобождению лежит только через революционное действие.

Повесть как бы завершила крестьянскую тему в творчестве Горь­кого. Предельное обострение социальных противоречий, процесс ре­шительного классового размежевания деревни в эпоху реакции – все это получает в ней свое художественное воплощение. «...Содомит деревня, стонет, борется – ходит по телу ее острая пила и режет надвое»,– говорит один из героев повести. Все больше появляется в деревне новых людей, стремящихся понять социальную правду жизни. В рождении нового человека не только в городе, но и на селе видит писатель знаменательную черту русской действительности.

В повести Горький развил и тему единства интересов рабочих и крестьян в борьбе за освобождение. Пропагандист Трофимов выступает в повести как бы связующим звеном между городским революционным подпольем и деревенскими революционерами. Жизнь идет к револю­ции, старого страха крестьянства перед силами прошлого уже не существует. Эту социально-психологическую атмосферу русской поре­волюционной деревни передают слова стражника Семена, олицетво­ряющего в повести политическое и нравственное черносотенство: «Коли страху нету больше,– все кончено!»

Повесть была написана в самые трудные годы реакции, но она, как и роман «Мать», проникнута «радостным настроением», основанным на вере писателя в творческие силы русского народа.

Одновременно с повестью «Лето» Горький пишет пьесы «Послед­ние» (1908), «Васса Железнова» (1910), повесть «Жизнь ненужного человека» (1907–1908), произведения «окуровского» цикла. Огромное значение в борьбе с литературным «распадом» времени имели публи­цистические статьи писателя.

А написанная в те годы повесть «Жизнь ненужного человека» (первоначальное название «Шпион») воспроизводит нравы царской охранки. Сюжетной основой повести является жизнь Евсея Климкова, человека мелкой городской среды, ставшего из страха перед открыв­шимся ему злом мира шпионом, провокатором, братоубийцей. В эпоху реакции Горький, уже на ином материале, возвратился к своим прежним темам о человеке, о месте в жизни правды и лжи. В его произведениях опять зазвучал спор с моралистическими идеями Толстого и Достоевского, получившими в те годы новую жизнь в сочинениях литераторов, которые пытались философски оправдать полити­ческое ренегатство, идейное отступничество, нравственную беспринципность. Характеристику основной идеи повести дал сам Горький в статье «Разрушение личности», когда писал о социальных, идеологических и психологических процессах эпохи: «Современный изолированный и стремящийся к изоляции человек–это существо более несчастное, чем Мармеладов, ибо поистине некуда ему идти и никому он не нужен! Опьяненный ощущением своей слабости, в страхе перед гибелью своей, какую ценность представляет он для жизни, в чем его красота, где человеческое в этом полумертвом теле с разру­шенной нервной системой, с бессильным мозгом, в этом маленьком вместилище болезней духа, болезней воли, только болезней?»¹²⁰. Но одновременно Горький говорил о том, что «эти люди с убитой волей, без надежд, без желаний» – «элемент, крайне опасный для жизни». Историю жизни такого человека и рассказал Горький в повести. Страх Климкова перед жизнью, которая потребовала от него социального и психологического самоопределения, побуждает его изолироваться, спрятаться от всего и ото всех. У него даже возникло желание стать невидимкой. По мере того как рвались связи Климкова с людьми, в его сознании смещались все нравственные представления. Из тишины монастырской кельи Климков попадает в агенты охранки, становится провокатором, предателем. От пассивности к предательству товарищей и предательству собственной души – таковы ступени «разрушения личности» Климкова. На новом материале, имевшем политически актуальное значение, Горький развивает тему, намеченную в повести «Трое» в связи с образом «непротивленца» Якова Филимонова. Мысль Горького о сопряженности непротивления и насилия находит выраже­ние в финальной сцене повести. Из страха перед жизнью Евсей идет на самоубийство; но в последний момент из того же страха и перед жизнью, и перед смертью он готов подчиниться и служить каждому, кто сильнее его.

Разоблачению самодержавно-полицейского строя и его жизненной философии посвящена написанная в эти же годы пьеса «Последние». Это одна из самых сценически сильных пьес Горького, обозначившая новый этап развития его драматургического искусства. В основе сюжета – история разложения дворянской семьи Коломийцева, в прошлом Помещика, служащего теперь в полиции. Символично название пьесы. Над Коломийцевыми веет дух исторической обреченности. Они пыта­ются еще направить ход жизни, с ожесточением цепляются за власть, хвастаются силой, но исторически уже бессильны. Образы Ивана

Коломийцева, его сына Александра, Леща строятся на противоречии социального бессилия и претензий на общественную власть. Бутафор, ский характер их общественных усилий отчетливо обнаруживается, когда «последние» сталкиваются с жизнеспособной нравственной си­лой, которую олицетворяет мать арестованного революционера. Рево­люционеры на сцене не показаны, но отголоски революционного движения, дыхание революционного времени непосредственно ощу­тимы в пьесе.

«Последние» – трагикомедия о людях, пытающихся, но неспособ­ных делать историю. Эта мысль Горького связана прежде всего с гротескным образом Ивана Коломийцева, который под маской исто­рического деятеля стремится скрыть отсутствие идеи, двигающей его поступками. Более того, Коломийцев уже не осознает античеловече­ского смысла своих поступков. В его сознании мера вещей и нравст­венных понятий утрачена. Горький говорит здесь о всей системе общественных отношений, которая разложила человеческое сознание. Отравляющее влияние «последних» на жизнь, на молодые силы ее раскрывается в семейных отношениях Коломийцевых. Иван нравст­венно разложил семью, развратил Александра и Надежду, в младших детях сломил веру в добро и справедливость. Он губит все, к чему прикасается. В этом смысле образ Ивана –трагический. Это тот вид трагического, о котором говорил Чернышевский в «Эстетических отношениях искусства к действительности»: «Если необходимо нужно в трагическом страдание, и необходимо, чтобы трагическое возбуждало сострадание, печаль, то страдающим лицом в трагическом злого явля­ется наше общество и нравственный закон; печаль и сострадание к обществу, оскверненному, зараженному личностью и пагубным на­правлением...»¹²¹.

Коломийцев страшен для общества, ибо сила, стоящая за ним, переживает агонию бессилия, которое проявляется в бессмысленной жестокости борьбы за призраки власти. Образ Ивана Коломийцева часто сопоставлялся в критике с образом Иудушки Головлева из «Господ Головлевых» Салтыкова-Щедрина. Но, в отличие от Салты­кова-Щедрина, Горький ставит акцент не на губительном влиянии «последних», а на их исторической слабости, обреченности.

Печать исторической обреченности лежит и на других членах семьи Коломийцевых. Софья и Яков, в отличие от Ивана, люди мягкие и совестливые, но они пассивны в жизни. Психология их – это психо­логия «маленьких, трусливых людей», которые хотят «уклониться от суровых требований действительности в тихую область мечтаний», стремятся примирить мучителя и мученика¹²².

Пьеса «Последние», как и ранние пьесы Горького, строится внешне на бытовом конфликте. Но это – социальная драма большого обоб­щающего смысла. Осмысление исторического положения целого клас­са, уходящего из жизни под напором революционной волны, заключено в словах Любови Коломийцевой: «Мы лежим на дороге людей, как обломки какого-то старого тяжелого здания, может быть – тюрьмы... мы валяемся в пыли разрушения и мешаем людям идти...» «Последние» знаменовали новые тенденции развития горьковской драматургии. Пьеса строится на интриге классического типа, что не было свойственно ранним драмам Горького. Интрига введена здесь Горьким не случайно. Построение на интриге заостряло основной социально-политический конфликт пьесы и помогало передать атмос­феру духовного распада в доме Коломийцевых. По принципам постро­ения образов, характеру сценического конфликта «Последние» ближе не к чеховской, а к щедринской драматургической традиции и традиции Сухово-Кобылина. Однако производные конфликты – внутрисемей­ные, морально-психологические, вытекающие из основного конфлик­та,– разрешались Горьким средствами, свойственными социально-психологической драме чеховского типа.

Если в «Последних» Горький показал социальное разложение и духовную опустошенность уходящего дворянского мирка, то в пьесе «Васса Железнова» (1910) изображена обреченность буржуазного ми­ропорядка, сложившегося в России. Центральной в этой пьесе стано­вится идея об извращающей все человеческое силе собственничества. В «Вассе Железновой» отчетливо сказалась ориентация писателя на драматургическую традицию Салтыкова-Щедрина, который, как гово­рил тогда Горький, «ожил весь» и который показывал, как рушились нравственные представления не только в крепостническом мире, но и в пришедшем ему на смену обществе буржуазных отношений. На эту тему была написана Щедриным широко известная в конце XIX– начале XX в. комедия «Смерть Пазухина»¹²³.

«Васса Железнова», как и «Последние», внешне построена на семейном бытовом конфликте. Сюжет ее – борьба за наследство в семье Железновых. Но это не бытовая драма. Речь идет о судьбах всего собственнического мира, в котором превращается в порок материнское чувство Вассы, искажается чувство любви к женщине, извращены родственные отношения. Железновы, как и Коломийцевы,– «послед­ние», продолжателей их дела нет. Дети Вассы уже лишены созидатель­ных начал жизни. На них, как и на «последних», лежит печать социального и биологического вырождения. Чтобы сохранить «дело», Васса, преодолевая материнские чувства, устраняет детей от наследства. Она внешне торжествует. Но пьеса передает атмосферу исторического заката целого общественного миропорядка. Пьеса строится на том же гротеске, что и «Последние»,– на сочетании привычного, бытового с неожиданно-чудовищным и преступным, что вросло в быт «хозяев», вытекает из него и уже не воспринимается ими как нечто необычное. Особое место в творчестве Горького этого периода занимают повести «окуровского цикла» – «Городок Окуров», «Жизнь Матвея Кожемякина», «Записки доктора Ряхина» и незаконченная заключи­тельная поверть «Большая любовь». Тема их – революция и мещан­ство, в котором Горький видит один из общественных оплотов царского самодержавия, а в умонастроении его –социальную почву реакцион­ных антидемократических идей. Говоря о мещанстве, Горький имел в виду мелкособственнический слой населения уездной России. На почве социальной пассивности, общественного равнодушия возникают в этой среде различные фаталистические теории; этому миру органиче­ски близки настроения непротивления. Живут в Окурове свои фило­софы и мыслители, «учителя жизни» вроде старца Иоанна, своеобразные носители идей непротивленчества, как Маркуша. И все стремятся внушить миру свою «правду жизни», смысл которой – общественная пассивность. «Окуровские» повести, написанные в годы реакции, имели актуальное политическое и идеологическое значение. О восприимчивости мещанства к моралистическим теориям Толстого и Достоевского Горький писал в 1905 г. в «Заметках о мещанстве»; в годы реакции – в статьях «Разрушение личности», «О цинизме»; писатель говорил об этом и в лекциях по истории русской литературы, которые читал на Капри для рабочих.

Настроения общественной пассивности в годы реакции захватили неустойчивую часть русской интеллигенции, которая после поражения революции отказывалась от революционных идеалов, склонялась к теориям личного совершенствования, видя «лучший подвиг» в терпе­нии. Именно такую эволюцию переживает под влиянием окуровского быта постоялка Матвея Кожемякина – ссыльная революционерка Ев­гения Мансурова. Сломлены «окуровщиной» и доктор Ряхин, и инс­пектор Жуков, и многие другие окуровские интеллигенты. Непротивление становится основной идеей жизненного поведения Ряхина. «Сидите смирно,– говорит он,– читайте Льва Толстого, и больше ничего не нужно! Главное Толстой: он знает, в чем смысл жизни – ничего не делай, все сделается само собой, к счастью твоему и радости твоей». Так вульгаризировалось мещанами учение Толстого. По мысли Ряхина, Толстой – «необходимейший философ для уездных жителей». Однако тишина, неподвижность, благолепие и благочестивость лишь внешняя сторона окуровского бытия; за нею, показывает Горь­кий, скрывается мир зверской жестокости, насилия над человеческой личностью. Летописцем этого мира выступает Матвей Кожемякин («Жизнь Матвея Кожемякина»). Отголоски революционных событий, происходящих в России, достигают городка Окурова. В «тихой» ме­щанской среде обнаруживаются реакционные тенденции. Горький видел в этом проявление у мещанина страха перед революцией, напуганности близким разрушением привычного уклада жизни. В этом смысле типичным представителем окуровского мира предстает в «Го­родке Окурове» Вавила Бурмистров, в котором раскрываются все особенности мещанского социального мироощущения. Он осуждает «смуту» и «смутьянов», доносит на Тиунова и любуется «сложностью своей натуры, ее порывами». Анархически понимая «свободу» личности и возможности ее социального проявления, Бурмистров в дни рево­люции убивает окуровского «смиренника» Симу Девушкина. Его ме­тания используют «хозяева» города, чтобы показать пагубность воздействия революции на человека, неприемлемость для человеческой природы идеалов свободы. Играя на покаянных настроениях Бурмистрова, они делают его провокатором, орудием «черной сотни».

«Я ли, братцы , –свободе не любовник был? –кричит в толпу в приступе покаяния Бурмистров.–Убил я и свободен? Украл и свобо­ден» <...>

– Верно! –крикнул Кулугуров...– Слушай, народ!

– Видали? – кричит Базунов.– Вот она свобода!»
Некоторые образы «Городка Окурова» написаны в непосредствен­ной полемике с образами «Бедных людей», «Идиота», «Братьев Кара­мазовых» Ф.М. Достоевского. Полемическая направленность была подчеркнута эпиграфом к повести «Городок Окуров»: «Уездная звери­ная глушь. Федор Достоевский». Горький как бы обнажал социальную природу психологии героев Достоевского. Полемика с Достоевским и «достоевщиной» была отражением самих фактов идеологической и политической жизни России того времени, идейной борьбы, в которой реакция широко пользовалась именем Достоевского, вульгаризируя его
идеи. Критическое изображение мещанства, его идеологии и социальной психологии, метаний между анархическим бунтом и смирением было важнейшей задачей времени, считал Горький.

В последующие годы отклики этого спора Горького с реакционны­ми интерпретаторами Толстого и Достоевского зазвучат в пьесах «Старик», «Зыковы».

В «Городке Окурове» Горький показал закономерность поворота мещан к реакции в период революции. Особого внимания заслуживает образ окуровского «философа» Тиунова, который в критике оценивался по-разному. Тиунов обличает мещан, критикует общественный строй, говорит о вреде религии, всякого утешительства. В уста Тиунова Гррький вложил свои мысли о поэтической натуре русского народа. Но этот характер предельно противоречив. Его социальные искания развиваются в конечном счете в сторону реакции. Его социальная психология типично окуровская.

Если в повести «Городок Окуров» Горький изобразил жизнь про­винции накануне и в дни революции, то в «Жизни Матвея Кожемя­кина» дана предыстория событий от 60-х годов до 1905 г. Горький показывает, что и в этом окуровском мире растут «микробы мысли», которые вызывают в нем брожение. В повести изображен процесс такого брожения. По форме повесть –жизнеописание, история о том, как окуровский быт, мещанская психология губят в человеке высокие чувства и мысли. Матвей Кожемякин в детстве и юности пытался робко, несмело бороться с бытовой и духовной окуровщиной. Но нет у него ни сильного характера, ни жизненной идеи, и он терпит в этой тоскливой борьбе поражение. Искренние, человечески простые чувства и мысли вспыхивают в нем, когда он встречается с людьми, жизнь которых освещена большой целью,– Марком, Мансуровой. Но уст­рашенный окуровщиной, он не способен сопротивляться и пытается только спрятаться от ее ужасов. У Матвея нет своей правды, которую он мог бы противопоставить нравственной неправоте окуровцев. Лишь смутно чувствует он, что правду жизни знают Марк, Люба. Когда в городке возникает вокруг Марка кружок передовых интеллигентов, затем кружок молодежи Матушкиной, Матвей душой тянется к ним. Но их правда остается для него закрытой. Горький показывает, как меняется за это время социальная психология людей народной среды, которые окружают Матвея. Кожемякин начинает с удивлением и тревогой чувствовать, что думают и живут люди теперь как-то по-ино­му.

Даже в этом темном царстве окуровщины, говорит Горький, растут новые жизнеспособные силы. И это сообщает повести, при ее внешне мрачном бытовом колорите, оптимистическую настроенность. В этом смысле характерна символическая концовка: Кожемякин умирает на рассвете весеннего ликующего дня.

Однако, анализируя «окуровский» цикл Горького, надо учитывать, что писатель, верно оценивая реакционность роли мещанства и ме­щанской идеологии в революции, подчас преувеличивал силу этой среды.

Новый период творческого развития Горького наступает в 1910-е годы. Он пишет «русские» и «итальянские» сказки, рассказы о людях народной России, вошедшие в сборник «По Руси», создает крупнейшие свои произведения дооктябрьского времени –две повести автобиог­рафической трилогии «Детство», «В людях», в которых с большой силой проявились особенности горьковского творческого метода.

«Русские сказки», рассказы сборника «По Руси» и «Сказки об Италии» образуют своеобразно единый цикл произведений писателя. После Октября, в 1933 г., Горький, как бы обобщая свой творческий опыт, сказал о творчестве одного западного писателя, что пролетарский литератор – это сатирик в отношении к прошлому, беспощадный реалист в настоящем и революционный романтик в предвидении и оценке будущего. Таким синтетическим явлением было творчество самого Горького.

В «Русских сказках» он предстал перед читателем прежде всего как сатирик. При разнообразии тематики «Русские сказки» объединены единством идейного содержания. Внешне они близки между собой сказочными «зачинами», иногда общим местом действия, одним иро­ническим названием. «Русские сказки» сконцентрировали многие темы сатирического творчества дооктябрьского периода Горького и явились итогом поисков им своей сатирической формы. Писатель своеобразно трансформировал жанр политической сказки Салтыкова-Щедрина. «Полагаю,– писал он в 1934 г. в письме Н.В. Яковлеву,–что влияние Салтыкова в моих сказках вполне ощутимо»¹²⁴. Но сам Горький отметил и новаторский характер своих сатирических произведений, поставив в прямую связь «Русские сказки» и «Сказки об Италии» по их «социаль­но-педагогическому» значению. Позднее в статье «Об искусстве» Горь­кий писал: «Искусство ставит своей целью преувеличивать хорошее, чтобы оно стало еще лучше, преувеличивать плохое–враждебное человеку, уродующее его,– чтобы оно возбуждало отвращение, зажи­гало волю уничтожать постыдные мерзости жизни... В основе своей искусство есть борьба за или против...»¹²⁵.

Разоблачая ренегатов в политике, философии и литературе, сатира Горького «зажигала волю уничтожать» эти «постыдные мерзости жиз­ни» во имя того идеала жизни, который раскрывался в «Сказках об Италии».

«Русские сказки» были посвящены самым актуальным вопросам времени. Горький разоблачал в них политику либералов, упадочниче­скую идеологию. Ярко раскрывала сущность либерализма сказка о либеральном барине, который от революционных речей о свободе, конституции, обоснованных текстами из истории аграрного движения в Европе и даже из Евангелия, переходит к «заветам» «живой истории» – традициям крепостнических времен, как только мужики, наслушав­шись его речей и поверив им, потребовали земли и «сожгли стог сена».

Выступления Горького-сатирика против литературного распада вновь сопрягаются с критикой им мещанства. В статье «Разрушение личности» он писал, что в период реакции мещане бросились в мистику, в идеализм, прагматизм. А «писатели наших дней услужливо следуют за мещанами в их суете и тоже мечутся из стороны в сторону сменяя лозунги и идеи...»¹²⁶. Ужас мещанства перед силами революции наложил отпечаток на всю эту литературу, вызвал расцвет пессимисти­ческих идей, эротики, цинизма, что пагубно сказалось на социальной психике молодежи. «Подумайте...– обращался Горький в статье «о современности» к литераторам, проповедовавшим такие идеи,–, сколько юных убили вы вашей распутной и разнузданной болтовней о бесцельности бытия,– болтовней невежественною, но злорадною точно крик больного, который хочет, чтобы весь мир заболел вместе с ним!»¹²⁷. Выступая против пессимистических настроений творчества Андреева, Арцыбашева, Сологуба, Горький говорил, что к жизни, к работе, а не к смерти надо звать. Таким образом, не только против Сологуба была направлена известная горьковская сказка о Смертяшкине. Горький выступал против всей суммы идей, составивших содер­жание упадочной литературы.

С критикой мещанства и буржуазного индивидуализма переклика­лись выступления писателя против толстовской моральной теории (сказка о «непротивленцах»). Резкость выступления Горького против идей непротивления опять-таки была обусловлена общеполитической и идеологической борьбой в стране.

В области формы сказки Горького опирались на народную тради­цию. Форма сказки, ее «наивность» помогали писателю достичь наи­большего сатирического эффекта, предельной наглядности мысли, способствовали обнажению внутреннего существа внешне запутанных социальных явлений. Фантастика горьковских сказок также опиралась на традиции фольклора, мотивы народных сказок и небылиц. В то же время «Русские сказки» развивали и традиции щедринской политиче­ской сатиры. Но по сравнению со сказками Салтыкова-Щедрина в горьковских сказках более отчетливо выступает политический смысл их.

«Сказки об Италии» создавались в те же годы. Их основная тема – пролетариат и социализм, единение трудового народа в борьбе за социалистические идеалы. «Сказки об Италии» рассказывают об италь­янском народе, радостях и горестях его жизни. Разработка «итальян­ской темы» в творчестве Горького решительно отличалась от ее трактовки в современной ему литературе, где обычно Италия сущест­вовала только в памятниках прошлого, в ее истории, культуре, искус­стве; современная Италия изображалась лишь в беглых зарисовках народной жизни.

Внимание Горького в «Сказках об Италии» привлекает прежде всего человек из народа, его социальная психология, красота духовного облика. В этом смысле «итальянская тема» была органической темой творчества Горького. Он пишет о наследии прошлого, о деятельной любви простого человека к родине, о побеждающей силе труда, кол­лективизме рабочих людей, об отношениях личности и коллектива, рассказ-сказка Горького этого цикла приобретал новые качества – романтика его проистекала из предвидения социальной и нравственной гармонии общества будущего. В то время Горький не раз говорил о необходимости новых художественных форм для воплощения новых тем, новых идей, отображения складывающейся новой психологии трудового человека. Он настойчиво подчеркивал мысль о необходимо­сти соответствия форм искусства героике самой действительности, оптимистическому, активному, «романтическому» отношению к миру рабочего-революционера. Новое миропонимание требовало, по мысли писателя, для своего воплощения в искусстве нового стиля и художе­ственного метода, который, как писал он в одном из писем 1912 г., «и не реализм, и не романтизм, а какой-то синтез их обоих»¹²⁸. Эти творческие искания Горького воплотились в «Сказках об Италии».

«Сказки» на новом материале развивали одну из основных идей романа «Мать»–о народности социалистического учения, которое, проникая в массу, войдя в ее «быт», становится движущей силой истории. Этой мысли подчинена вся тематика «Сказок». Общность труда, социальных идеалов сплачивает трудовых людей, делает их волю непобедимой. Об этом рассказывается в сказках о забастовке в Неаполе, о Симплонском туннеле, о трудящихся Пармы. В чувстве коллекти­визма раскрываются лучшие черты человеческой личности. В процессе социального единения складывается новая этика (сказка о Чекко). Наряду с темой труда и социального единения рабочих людей большое место в «Сказках» занимает тема красоты личности и человеческого чувства, освобожденного от рабства собственнической морали (сказка о Карлоне Гальяри). В «Сказках» Горький выступает против индиви­дуализма, эгоцентрических настроений. Такова сказка, в которой рассказывается об опустошении душ людей, ненавидящих друг друга и весь мир: они «кружатся по земному шару туда и сюда, точно ослепленные птицы, бессмысленно и безрадостно смотрят на все и нигде ничего не видят, кроме самих себя». Эта тема с особой силой прозвучала в цикле самаркандских легенд о Тимур-Ленге, в которых обличается общественный и духовный деспотизм индивидуалиста, человека-хищника.

В «Сказках» Горький не ставил перед собой задачу воспроизвести быт, этнографические черты итальянской жизни. Он искал в характере итальянца-труженика те черты, которые были свойственны вообще человеку труда, жаждущему свободы, осознавшему реальность новых идеалов, познавшему радость борьбы за освобождение.

Жизнеутверждающий оптимистический пафос «Сказок об Италии» определял романтический колорит их пейзажа, стилистики, языковые средства. Как и в Романтических произведениях раннего периода Горький вновь обращается к легендарным образам народного творчества, фольклорным мотивам. Но романтика «Сказок» имеет уже прин­ципиально новое качество, опирается на героику самой дейст­вительности. Эту реалистическую основу романтического пафоса ска­зок Горький подчеркнул сам, сделав эпиграфом к сборнику известные слова Андерсена: «Нет сказок лучше тех, которые создает сама жизнь». Понятие «сказочности» и «сказки» наполнялось новым смыслом: в движении самой жизни раскроются все творческие возможности человеческого духа и вся красота окружающего мира.

В 1912–1917 гг. Горький пишет рассказы, собранные впоследствии в сборнике «По Руси». Рассказы, при всей самостоятельности каждого из них, представляют как бы отдельные главы единой в своей концеп­ции книги о Росси, о русском народе. Горький в одном из писем в 1912 г. писал, что он хотел в них очертить «некоторые свойства русской психики и наиболее типичные настроения русских людей»¹²⁹.

Оба цикла – «Сказки об Италии» и рассказы сборника «По Руси» – объединены общими социальными и философскими идеями. Это произведения об огромных потенциальных возможностях человека труда, его социальных и этических исканиях. Утверждение бытия как творческого деяния, созидательной любви матери, целомудренной чистоты чувств,перед которыми бессильна смерть, – общие темы сборников.

Рассказы книги «По Руси» повествуют о творческих силах народа, мощи его духа, преодолевающего «свинцовые мерзости» русской дей­ствительности. Сказочно-прекрасное видится писателю в Осипе с его мечтой о высокой человеческой душе, в целомудренности Татьяны, в душевной чистоте Алексея Калинина, в неиссякаемо радостном восп­риятии мира русскими женщинами. Образ народа как носителя духов­ных богатств мира в книге «По Руси» является центральным. В этом ее отличие от повестей «окуровского» цикла, в которых на первый план выступала критика косных социально-нравственных сил в жизни. Горький в период нового общественного подъема 1910-х годов писал в статье «Еще о "карамазовщине'», что теперь особенно «необходима проповедь бодрости, необходимо духовное здоровье, деяние... возврат к источнику энергии – к демократии, к народу...»¹³⁰.

Во главе цикла писатель ставит рассказ с символическим названием «рождение человека»: рождение на Руси нового поколения людей, которое преодолеет страшные невзгоды прошлого , – определившим пафос всего сборника.

Все рассказы цикла связывает образ рассказчика. В его речах, размышлениях о жизни и человеке звучат раздумья самого автора о судьбах Родины и русского человека, оптимистическое ощущение мира; в них глубочайшая вера Горького в народные силы, открытое отрицание «окуровщины», неприятие всякого пессимизма, социально­го и психологического примиренчества. Эти лирические размышления автора сообщают книге жизнеутверждающий характер: «С каждым днем все более неисчислимы нити, связующие мое сердце с миром, и сердце копит что-то, отчего все растет в нем чувство любви к жизни....»

Наряду с «Рождением человека» ключевым рассказом цикла, вскрывающим основную творческую мысль художника, был рассказ «Ледоход», о котором много писалось и в дооктябрьской, и в советской критике о Горьком. Содержание рассказа, основные образы, сюжетные ситуации, образ рассказчика – «проходящего» – сближают его с рас­сказом Короленко «Река играет». Но, подхватив тему Короленко, Горький разработал ее в новом ключе. В образе Осипа, который непосредственно может быть сопоставлен с образом короленковского Тюлина, он подчеркнул не только «фантастическую талантливость» русского народа, но прежде всего готовность его к деянию и подвигу.

Горький говорил и о потенциальных силах, которые заложены в каждом человеке из народа, и о трагизме народной жизни. На этом контрасте строилась вся книга, каждый рассказ и каждый народный характер. На контрастирующих мотивах двух начал – света и тьмы – написаны и пейзажные картины. Этот композиционный прием был определен основной идеей автора о неизбежной и близкой победе света над тьмой. Характерны и символы заглавий рассказов, в которых раскрывается за реальным, конкретным содержанием глубоко обобща­ющий философский смысл («Счастье», «Герой», «Легкий человек» и др.).

Рассказы сборника «По Руси» и «Сказки об Италии» обладают не только идейной, но и стилевой общностью. В обоих сборниках мно­гочисленны лирические авторские «отступления», выражающие отно­шение к миру – для них характерны открытое сочетание объективно-изобразительного и субъективно-оценочного планов, что будет свойственно и автобиографической трилогии Горького. В обоих сборниках мы встречаемся со своеобразным сочетанием социально-исторического и обобщенно-философского изображений жизни. Оно сказывается и в идейно-тематическом содержании рассказов, и в трактовке отдельных образов. В сборниках обнаруживается стремление Горького к широкому философскому обобщению, что определит сти­левые особенности и горьковской автобиографической трилогии, две части которой стали центральными произведениями писателя 1910-х годов.

Автобиографическая трилогия Горького – «Детство», «В людях» «Мои университеты» – одно из самых проникновенно-поэтических созданий не только русского, но и мирового искусства. По художественной силе, богатству идейно-философского содержания даже в русской литературе трилогия – явление исключительное. Это «рассказ о себе» и в то же время – широкое эпическое повествование о целом поколении русских людей 70–80-х годов, прошедших трудный, подчас мучительный путь идейных и нравственных поисков правды жизни. Жизнеописание Алексея Пешкова под пером Горького стало произве­дением о русской народной жизни и судьбах человека России в конце XIX в.

Замысел автобиографического произведения возник у Горького в первые годы литературной работы. В 1893 г. он уже набрасывает две заметки о детстве¹³¹. Однако трактовка образов и стиль этих набросков резко отличны от трактовки образов и стиля «Детства» и «В людях». Они были написаны под явным влиянием литературной романтической традиции, проникнуты настроением романтической иронии. С тех пор мысль написать художественную автобиографию не оставляет Горько­го. В 1900 г. он сообщал К.П. Пятницкому, что начал работать над автобиографической повестью; в 1906 г., во время работы над романом «Мать», писал И.П. Ладыжникову: «Очень много разных литературных планов и кстати уже думаю взяться за автобиографию...»¹³². Вспоминая о встречах В.И. Ленина и М. Горького на Капри, М.Ф. Андреева отмечала все более растущий интерес писателя к автобиографической теме. Горький тогда с увлечением рассказывал Ленину о Нижнем Новгороде, Волге, о деде Каширине и бабушке Акулине Ивановне, о своем детстве и скитаниях по Руси.

Художественное исследование прошлого для Горького в те годы становится необходимой предпосылкой понимания современности. «...Никогда еще,– писал он в 1911 г.,–перед честными людьми России не стояло столь много грандиозных задач, и очень своевременно было бы хорошее изображение прошлого в целях освещения путей к будущему»¹³³. С этой точки зрения автобиографическая тема была для Горького темой глубоко современной. Он придавал тогда вообще особое значение автобиографическим произведениям, рассказу о жиз­ненных судьбах русских людей из народа. Он поощрял И. Вольнова, Ф. Гладкова, А. Чапыгина, Ф. Шаляпина написать автобиографии, указывая на национальную важность произведений, свидетельствую­щих, как писал Горький Шаляпину, о великой силе и мощи Родины, о тех живых ключах, которые бьются в народной жизни¹³⁴, о том, как в глубине народной «Россия талантлива и крупна», «богата великими силами и чарующей красотой»¹³⁵. Эта мысль писателя находит свое воплощение в автобиографических повестях.

Центральная проблема повестей «Детство» (1913–1914), «В людях» (1916) –формирование характера человека нового типа –раскрыва­ется на автобиографическом материале. Идейный и композиционный стержень трилогии –духовный и нравственный рост Алексея Пешко­ва. Герой, отправившийся в жизнь на «поиски самого себя» с открытой душой и «босым сердцем», погружается в самую ее гущу. Повествование охватывает по времени почти два десятилетия, герой сталкивается со многими людьми, которые делятся с ним своими мыслями и думами, наблюдает жизнь «неумного племени» мещан, сближается с интелли­генцией. Перед читателем стремительно развертывается яркая цепь рассказов о русских людях. Цыганок, Хорошее Дело, Королева Марго, кочегар Яков Шумов, плотник Осип, старообрядцы, повар Смурый, удивительные мастера-иконописцы, студенты, ученые-фанатики и «ве­ликомученики разума ради» – вот герои рассказов, связанных между собой автобиографическим образом Алексея Пешкова. В произведе­ниях изображена чуть ли не вся Россия в переломный момент своего исторического развития. Эпический характер горьковских повестей определил своеобразие их композиции, позволившей максимально расширить связи автобиографического героя с жизнью. Герой не всегда является непосредственным участником событий, но он их переживает вместе с другими персонажами, до конца познавая их радости и муки. Между ним и другими героями повестей существует нерасторжимая внутренняя психологическая связь, обусловленная интересом к чело­веку, желанием помочь ему перестроить мир.

В автобиографических повестях тема народной действительности и тема автобиографическая, художественно воплощающая глубинные процессы, происходящие в русской народной жизни и сознании русского человека, неотделимы. В «Детстве» и «В людях» на первый план выдвинут процесс постепенного, порой мучительного освобож­дения народного сознания от вековых традиций собственнического мира. Писателя интересует история формирования у героя нового отношения к человеку, объединившего любовь и веру в него с проте­стом против социальных и нравственных норм жизни. Поэтому в повестях столь важную идейную и композиционную роль, как и в рассказах сборника «По Руси», играют социальные и психологические контрасты.

С первых страниц «Детства» звучит тема разительного несоответ­ствия красоты мира и тех отношений, которые сложились между людьми. Идея противоборства антагонистических жизненных начал определяет характер повествования. Герой, вступающий в жизнь, стоящий на пороге «открытия мира», полон бессознательного восхи­щенного удивления перед красотой земли. Дни общения его с природой во время поездки на пароходе были, как пишет автор, днями «насы­щения красотою». Мир раскрывается перед ним в его ничем еще не омраченном величии, он окрашен в самые яркие краски. Но это ощущение гармонии длится недолго. Горький сталкивает мальчика с противоречиями реальной жизни.

Алексей Пешков – в семействе Кашириных. И сразу определился конфликт автобиографического героя и «неумного племени» мещан. Этот конфликт будет все более обостряться. В мире Кашириных нет ни смысла, ни гармонии, все враждебно человеку, «наполнено горячим туманом взаимной вражды всех со всеми...». Мастер Григорий очень памятно для мальчика объяснил, что «Каширины хорошего не любят». Талант, бескорыстие, нравственная чистота и великодушие вызывают у мещан, отдавшихся жажде стяжательства и наживы, откровенную тупую неприязнь.

Казалось бы, жизнь, «обильная жестокостью», жуткие впечатления, ежедневно отравляющие душу мальчика, должны были озлобить и ожесточить его. Но этого не происходит: в душе героя растет и крепнет любовь к людям, стремление во что бы то ни стало помочь им, укрепляется вера в добрые, прекрасные начала жизни. Этот высокий гуманизм повестей связан прежде всего с образом бабушки Алексея – Акулины Ивановны, которая вселила в душу внука «крепкое чувство доверия» к миру.

Не случайно старый Каширин называет ее матерью. Горький создал поэтический, величественный образ Матери с ее беспредельной, «не­истребимой любовью» ко всем людям – детям своим. Этот образ впервые появился в одноименном романе Горького в 1906 г., затем был воплощен в рассказах сборников «По Руси» и «Сказках об Италии».

В первой части трилогии образ Акулины Ивановны занял цент­ральное место. Горький даже вначале предполагал назвать повесть «Бабушка». Акулина Ивановна олицетворяла для Алексея жизненную народную мудрость. Радостно воспринимая красоту окружавшего мира, поддерживая в мальчике веру в человека, она сыграла определяющую роль в формировании его нравственных идеалов. «Бессребреница» бабушка, в сознании Алеши, противостояла и деду, и всему «племени» стяжателей.

Контрастно противостоящие образы деда Каширина и бабушки играли важную композиционную роль (особенно в первой части трилогии) – как воплощение двух противоположных начал жизни. Противоположность их характеров проявлялась в отношении к жизни и смерти, к правде и лжи, в любви и ненависти, в религии и молитве, автобиографический герой, столкнувшись с этими двумя началами, был поставлен перед необходимостью выбора. В бабушке он почувст­вовал друга, чья бескорыстная любовь к миру и людям наделяла его «крепкой силой для трудной жизни»; «мудрость» Каширина, который «всю жизнь ел всех, как ржа железо», оказалась чуждой Алексею Пешкову и навсегда враждебной ему.

Герои Горького предстают в борении противоположных, иногда, казалось бы, взаимоисключающих мыслей и стремлений. Но эта внешняя «пестрота» характеров объясняется писателем конкретно-ис­торически, как результат социальных условий русской жизни. Подчер­кнуто противоречив характер и самого Каширина, в котором борются несоединимые силы. Он любит Алексея и близких, но любовь его, в отличие от любви бабушки, осложнена чувством собственника, хозя­ина, «старшего» в жизни. Своими силами пробился он «в люди», стал «хозяином», зашел на «чужую улицу» и здесь растерял все высокое, человеческое. О том, как нравственно нечистый процесс социального восхождения гасит в человеке все хорошее, рассказал Горький в 1910-е годы и в другом автобиографическом произведении – рассказе «Хо­зяин».

Но даже в духовно близком герою характере бабушки Горький подметил глубокие противоречия, которые явились следствием под­спудных социально-исторических влияний. Бабушка, славя мир и красоту жизни, приняла «горькие слезы» ее как должное и неизбежное зло: молча терпит она издевательства деда, пытается примирить всех со всеми, понять и оправдать жестокость мира. И этого отношения к злу жизни не принимают ни автор, ни герой повестей, который очень скоро поймет, что кротость бабушки – не сила, а выражение слабости и беспомощности. Ее всепрощающая доброта вызывает в Пешкове вначале сомнение, а затем решительный протест, ибо, писал Горький, «я был плохо приспособлен к терпению». Это было время, когда в душе героя уже «прорезались молочные зубы недовольства существующим». Трагично складываются судьбы многих людей, окружающих Алек­сея, трагичны судьбы его сверстников: и нежного веселого Саньки Вихаря, и Гришки Чурки. Все более и более усложняются и омрачаются представления героя о мире и человеке. Тогда-то и возникает у него мысль, можно ли вообще достигнуть лучшего. Когда дед выгнал постояльца – ссыльного, раздражавшего Каширина тем, что он жил не по его правилам, герой особенно остро почувствовал свое одиноче­ство во враждебном дедовом мире: «Вспоминая эти свинцовые мерзо­сти дикой русской жизни, я минутами спрашиваю себя: да стоит ли говорить об этом? И, с обновленной уверенностью, отвечаю себе – стоит <...> Хотя они и противны, хотя и давят нас, до смерти, расплющивая множество прекрасных душ, – русский человек все-таки настолько еще здоров и молод душою, что преодолевает и преодолеет их.

Не только тем изумительна жизнь наша, что в ней так плодовит ц жирен пласт всякой скотской дряни, но тем, что сквозь этот пласт все-таки победно прорастает яркое, здоровое и творческое, растет доброе – человечье, возбуждая несокрушимую надежду на возрожде­ние наше к жизни светлой, человеческой». Это убеждение и укрепляло силы автобиографического героя.

Новаторство Горького состояло не в «максимальном» изображении «свинцовых мерзостей» прошлого, а в неуклонном утверждении рас­тущей изо дня в день «могучей силы света», которая обнаруживается в самих отношениях горьковских героев к миру и людям и в мироощу­щении Алексея Пешкова. Горьковская мысль о том, что в глубине народной «Россия талантлива и крупна», «богата великими силами и чарующей красотой», находит свое завершенное художественное воп­лощение в автобиографических повестях.

Раздумывая о своеобразии русского национального характера, о прошлом и будущем русского человека, Горький и здесь непримиримо выступал против обидной, унижающей человека проповеди пассивно­сти, смирения перед злом жизни, кротости, «каратаевщины». На страницах того же «Русского слова», где печаталось «Детство», Горький публикует свои статьи о «карамазовщине», в которых зовет к «деянию», активному «познанию» жизни. «Познание есть деяние, направленное к уничтожению горьких слез и мучений человека, стремление к победе над страшным горем русской земли»¹³⁶. Эта мысль Горького художест­венно воплотилась в повестях.

В повести «В людях» складывается новое отношение героя к человеку и окружающему миру. Центральной проблемой этой части трилогии становится проблема формирования действенного гуманиз­ма. Название «В людях» имеет широкий обобщающий смысл. Человек со всеми его радостями и печалями, хорошим и дурным – вот что занимает ум, сердце, душу героя Горького. Горький видит нужду и горе, надругательство над человеческой личностью, труд бессмысленный, превращенный хозяевами в каторгу. Тогда, пишет Горький, «жизнь казалась мне более скучной, жестокой, незыблемо установленной навсегда в тех формах и отношениях, как я видел ее изо дня в день. Не думалось о возможности чего-либо лучшего, чем то, что есть, что неустранимо является перед глазами каждый день».

На помощь герою пришли книги. Они, как позже вспоминал Горький, помогли ему преодолеть настроения растерянности и недоверия к людям, обостряли внимание к человеку, воспитывали «чувство личной ответственности за все «зло жизни» и вызывали «преклонение перед творческой силой разума человеческого»¹³⁷, «роднили» с миром, убеждая, что в своей тревоге за людей он не одинок на земле. И автобиографический герой Горького мужественно пошел навстречу жизни. «Во мне,– пишет Горький, – жило двое: один, узнав слишком иного мерзости и грязи, несколько оробел от этого и, подавленный знанием буднично страшного, начинал относиться к жизни, к людям недоверчиво, подозрительно, с бессильной жалостью ко всем, а также к себе самому. Этот человек мечтал о тихой одинокой жизни с книгами, без людей... Другой, крещенный святым духом честных и мудрых книг, наблюдая победную силу буднично страшного, чувствовал, как легко эта сила может оторвать ему голову, раздавить сердце грязной ступней, и напряженно оборонялся, сцепив зубы, сжав кулаки, всегда готовый на всякий спор и бой. Этот любил и жалел деятельно», «сердито и настойчиво сопротивлялся...»

Вторая часть трилогии–вдохновенный рассказ о людях земли русской – плотниках, каменщиках, грузчиках, иконописцах,– в ко­торых скрыты самобытные качества художников, поэтов, философов, артистов. Каждый из них по-своему важен для формирования личности горьковского героя, каждый из них обогащал его, открывал ему новую грань действительности и тем самым делал героя сильнее, мудрее. Чем ближе узнавал Пешков этих людей, тем ничтожнее представлялись ему «хозяева», их мир оказывался совсем не так устойчив и прочен. «Учителями» Пешкова были и Смурый, и иконописцы –люди пыт­ливой «фигурной» мысли, богатые духом, фантастически талантливые, исполненные подлинно художественного понимания и жизни, и ис­кусства.

В годы этих скитаний рождается у Алексея Пешкова чувство огромной любви к человеку, которое он пронесет через всю жизнь. «Хорошо в тебе то, что ты всем людям родня»,– говорит ему один из героев трилогии, красавец силач Капендюхин. Чувство любви к чело­веку постепенно приобретает для него новые опенки. Все чаще ощущает он в своей душе вспышки ненависти к угрюмо терпеливым людям. В герое растет активное стремление разбудить волю человека к сопротивлению. В этой эволюции сознания своего героя Горький объективно отразил исторически закономерное развитие самосознания человека из народа. Почти пророчески звучали в повести слова Никиты Рубцова: «Ни бог, ни царь лучше не будут, коли я их отрекусь, а надо, чтобы люди сами на себя рассердились <...> Помяни мое слово: не дотерпят люди, разозлятся когда-нибудь и начнут все крушить–в пыль сокрушат пустяки свои...»

В процессе познания жизни в сознании Алексея преодолевается разрыв между мечтой и действительностью. В поисках героического он обращается уже не только к книгам, песням, сказкам, но к самой жизни. Пешков приходит к мысли, что правда жизни – в идеалах народа. В конце повести «В людях» возникает многозначительный образ «полусонной земли», которую герою страстно хочется разбудить дать «пинок ей и самому себе», чтобы все «завертелось радостным вихрем, праздничной пляской людей, влюбленных друг в друга, в эту жизнь, начатую ради другой жизни – красивой, бодрой, честной...». Но и на этом этапе развития сознание героя еще не свободно от противоречий, не найден еще ответ на вопрос, что сделать, чтобы осуществился идеал разумного и справедливого мира для всех. Напря­женными драматическими раздумьями о необходимости во что бы то ни стало найти свое место в жизни заканчивается повесть «В людях»: «Надо что-нибудь делать с собой, а то пропаду...» И Алексей едет в «большой город Казань». Открывается новый, «университетский» этап познания им жизни.

В повестях органически сочетаются трезвое видение мира с про­никновенным лиризмом, автобиографический, почти документальный рассказ с образами огромного обобщающего значения, передающими предгрозовую атмосферу русской жизни 1910-х годов.

Третья часть трилогии – «Мои университеты» – написана Горь­ким уже в советское время (1923). За ней должна была последовать заключительная часть автобиографического цикла «Среди интеллиген­ции». Но замысел этого произведения осуществлен не был.

В «Моих университетах» главное место занимает проблема отно­шений народа и интеллигенции. Вопрос «что делать?», который воз­никал перед Алексеем в доме деда и в «в людях», приобретает для него в пору юности новый смысл. Период поисков героем идейной позиции – «высший», «университетский» этап познания им мира – завершается вступлением Пешкова на путь активной политической работы.

Многие русские писатели – Герцен, Аксаков, Л. Толстой, Решет­ников, Гарин-Михайловский, Короленко–обращались к автобиог­рафическому жанру. Наследуя традиции автобиографического жанра в русской литературе, Горький создал произведение принципиально новое по своему художественному методу. По широте отражения русской общественной жизни своего времени наиболее близок Горь­кому Герцен. Это о нем Горький говорил как о художнике, «которому мы можем поверить – он достаточно и умен, и знающ, и правдив»¹³⁸. Оба писателя воплотили в своих произведениях напряженное стрем­ление людей передовой русской мысли понять исторический смысл своей эпохи. Это определяло идейную насыщенность произведений

Герцена и Горького. Осознание писателями социальной и идейной ясизни как борьбы антагонистических сил отразилось на своеобразном композиционном строении их произведений, характеров и тех обсто­ятельств, в какие были поставлены герои. В этом сравнении выясняется и принципиальное новаторство Горького. В отличие от художественных автобиографий прошлого, Горький показал формирование личности героя на широком фоне народной жизни. В характере автобиографи­ческого героя как бы синтезированы черты народного характера, осознанные Горьким уже с высоты опыта революции 1905–1907 гг.

Новаторская сущность горьковской автобиографии раскрывается и в сопоставлении ее с «Историей моего современника» В. Короленко, который по-своему продолжал традиции Герцена. «История моего современника» Короленко и «Мои университеты» Горького отразили примерно одну и ту же эпоху; герои Горького и Короленко – совре­менники. В центре внимания Короленко –трагедия старой, народни­ческой интеллигенции; Горького –формирование новых сил, новых идеалов, которые складываются в сознании героя в процессе познания дум и чаяний народа.

По-новому и своеобразно раскрыты Горьким отношения личности и народа. Народ выступает в повестях как активная сила жизни, источник духовного здоровья и творческих возможностей личности. Создавая галерею образов людей из народа, Горький по-новому сумел увидеть в характере человека и глубокие социально-исторические противоречия. Борьба социальных противоречий действительности как бы проецировалась Горьким в сознание и психологию человека. Такой принцип художественного построения народного характера, свойст­венный произведениям Горького 90-х и 900-х годов, находит свое классическое выражение в трилогии. У Горького противоречивость народного характера свидетельствует не об извечной «пестроте» его, «непонятности», но прежде всего о возникновении в нем новых черт, которые начинают противостоять старым патриархальным представле­ниям и чертам психологии.

Февральскую революцию Горький приветствовал как исторический акт, освободивший народ от рабства и гнета самодержавия. Октябрь испугал его. И не только потому, что грозил свести на нет культурно-просветительскую деятельность по обновлению страны, но и потому, что те формы, которые приобретала диктатура пролетариата, не соот­ветствовали горьковским представлениям о демократии.

Это наглядно выразилось в его публицистике 1917–1918 гг., со­бранной в книгах «Несвоевременные мысли», «Революция и культура», «О русском крестьянстве». Статьи под общим заголовком «Несвоевре­менные мысли» Горький печатал в газете «Новая жизнь». Газета по замыслу писателя должна была объединить все демократические силы общества без каких-либо партийных различий. Однако впоследствии оказалось, что декларируемая беспартийность издания была иллюзией. Редколлегия, которая была в руках меньшевиков и «интернационалистов», вскоре стала отстаивать свои партийные интересы. В «Несвоевременных мыслях» отразилась глубокая тревога Горького за судьбы революции, боязнь, что могут быть скомпрометированы ее великие идеи. Он отчаянно протестовал против несправедливых арестов, самосудов, погромов, против самой идеи, что для торжества справедливости можно безнаказанно убивать людей. На этой почве и возникают разногласия Горького с большевиками. Горький-художник оценивал происходящее с точки зрения общедемократической, большевики же - только с точки зрения классовой.

Отношение Горького к Октябрю было сложным. Он считал, что практический максимализм большевиков пагубен для России, для рабочего класса, что в стране нет должных условий для введения социализма в тех его формах, в каких предлагали большевики. Об этом он писал в статье «Плоды демагогии».

Но в отличие от «новожизненцев» Горький занимал свою, особую позицию в отношении к революции и к самой идее социализма. Он протестовал против методов «реализации» революции, тактики боль­шевиков, но не против революции и самой идеи социализма. И когда газета, восстановленная после ее закрытия в 1918 г., начала критиковать советское правительство, отрицая всякую его работу по строительству нового аппарата, государственных учреждений, вообще новой органи­зации жизни, Горький начал сомневаться в словах и делах редакции, которые подчас прикрывались его именем.

Призывая помнить, что «социализм – научная истина», Горький считал, что в оценках исторических событий времени необходимо исходить из логики революционного движения народа, и вскоре начал склоняться к сотрудничеству с большевиками, правда, на «автономных началах», о чем он напишет в мае 1918 г. Е.П. Пешковой.

В статье «Годовщина революции» (12 мая) Горький говорит: «Ощу­пью творит новую жизнь только что проснувшийся народ. Но разбу­жена его мысль, развязаны его руки. Все наши силы на общую работу, работу борьбы и строительства». В последней статье из цикла «Несво­евременные мысли» писатель уже скажет об исторической неизбежности Октября и начнет активно сотрудничать с советской властью. Но это еще не означало, что он полностью согласен с ее делами. Полемика его с большевиками продолжалась, Горький постоянно указывал на промахи и просчеты власти, особенно резко протестовал против наси­лия над человеком, истребления русской интеллигенции. Он критикует демагогов, циников от власти, политиканов. Но несмотря ни на что-убежден, что «страна не погибнет теперь, ибо народ –ожил, и в ней зреют новые силы, для которых не страшны ни безумия политических новаторов, слишком фанатизированных, ни жадность иностранных грабителей, слишком уверенных в своей непобедимости»¹³⁹.

В 1920-е годы начинается новый этап развития идейных и творче­ских взглядов Горького. В интервью с Г. Уэллсом в 1920 г. писатель выражает свою веру в успех строительства нового мира, восхищение «фантастической энергией» русского народа в преобразовании жизни страны.

В творчестве М. Горького нашли продолжение лучшие традиции

русской гуманистической литературы и проявились новые черты в русском реалистическом искусстве слова; оно оказало огромное воз­действие на развитие русской и многонациональной литературы Со­ветского Союза и демократической литературы многих стран мира.