Дорогие читатели!

Отметим, что на эпическом этапе развития культуры никакой ценности не придавалось жизни ребенка, если это не был, скажем, наследник престола, то есть опять же функционально важный персонаж. Такое положение продлится, по наблюдению Ф.Арьеса⁷⁷, до XIII века. Исследователь считает, что причиной невнимания к детству была высокая детская смертность: люди старались не привязываться к тому, что так легко потерять.

Более изысканная рыцарско-куртуазная культура порождает и совершенствует способность к самоотверженной и бескорыстной любви не только к роду, но и к женщине. Теперь в человеке помимо верности королю и отечеству ценится образованность и благовоспитанность, знание языков, музыкальность, умение петь и владеть музыкальными инструментами, слагать стихи – утонченность и способность к высокой рыцарственной любви. На этом этапе особо ценилась способность добровольно поставить себя на службу во благо своему народу, своей родовитости и богатства. Любой гонор, ведущий к оспариванию первенства и междоусобице, считался порочащим доблесть рыцаря. Но и на этом этапе, отметим, никакой ценности не придавалось ребенку и детству.

В нас живет древняя эпичность – чувство принадлежности к роду и желание его защищать. Такое чувство собственной нужности другому было и остается мощной защитой от сокрушающей сердце печали. Об этом говорили древние эпические поэмы («Soul-crushing sorrow not seldom in private» – «Сокрушающая душу печаль не редка в одиночестве» // «Беовульф»). Но не менее сильно в современном человеке и исторически сложившееся лирическое чувство собственной неповторимости, которое не позволяет человеку оставаться лишь функцией, придатком в жизни общества и государства и настаивает на важности личных переживаний.

Лирическое чувство было порождено открытием неповторимости каждого человека и утверждено эпохой Возрождения. По наблюдениям Ф.Петрарки, сразу же с осознанием своей уникальности в человеке родилось чувство неизбывной тоски, понимания своего одиночества и непонятости другими: если я неповторим и единствен, меня никто никогда не сможет понять до конца. Открытую тоску одиночества Петрарка определил словом aegritudo, а лежащую в ее основе гнетущую печаль называл acidia (лат.).

Наступлению эпохи Возрождения предшествовало открытие ценности детства. Филипп Арьес обращает внимание на то, что образы детей в европейской живописи и иконописи появляются не ранее XIII века (если не брать во внимание античную традицию изображения купидонов), что свидетельствует, по мнению автора, не о росте изобразительного мастерства, а об изменении сознания, выразившемся в изменении отношения к ребенку. До XIII века, по наблюдению Ф.Арьеса, дети изображались как уменьшенного размера взрослые с развитыми мышцами груди и живота. К XIII веку появляется сразу три типа детских изображений, близких современному восприятию: первый из них – мальчик-служка, второй – младенец Спаситель, на руках Богородицы, вслед за чем возникает традиция изображения детства Девы Марии и Иоанна Предтечи, и третий образ – обнаженный ребенок, изображение которого может символизировать душу, прилетающую к родителям в момент зачатия или уходящую от человека в момент смерти. В книге Ф.Арьеса нет объяснения, почему изменение отношения к детству произошло именно в XIII веке.

Между тем, удивительным образом с тем, что в XIII веке дети начинают восприниматься по-особому, совпадает событие, которое рядом историков и летописцев оценивается как загадочное и таинственное.

Крестовые походы детей
В 2006 году в Санкт-Петербурге вышла книга Н.С.Горелова «Царствие Небесное: Легенды крестоносцев ХII-ХIV веков». Это издание дает возможность впервые на русском языке познакомиться с летописями и путевыми записями европейцев IX-ХIV веков, открывающих для себя Восток во время путешествий в Святую землю. Особый раздел книги рассказывает о летописных свидетельствах, сохранивших сведения о крестовых походах детей.

Автор книги показывает, что в ряде немецких и французских летописей XIII века сохраняются сведения о том, как дети, покидая родителей, отправились освобождать Святую землю: «Бесчисленное множество крох из разных городов, замков, селений и деревень безо всякого внешнего понуждения собрались и отправились к Средиземному морю, а когда родители или другие люди спрашивали их, куда они хотят идти, все как один отвечали, словно по единому вдохновению: “К Богу!”»⁷⁸.

«Многим казалось, – свидетельствует один из летописцев, – это внезапное выступление детей будет знаменовать нечто великое и невиданное, что Бог собирается совершить на земле».⁷⁹

Подобную запись в том же 1212 году сделал аббат конвента Святой Девы Марии: «В это самое время дети без наставника и предводителя собрались из разных городов и местностей и неугомонными толпами устремились в заморские земли. <...> Многих родители пытались запереть, да без толку, ибо, сломав засовы, они выбирались и уходили. Когда эти слухи дошли до Папы⁸⁰, он произнес, сокрушаясь: “Эти дети стыдят нас, ибо, когда они стремятся вернуть Святую землю, мы пребываем в спячке”. <...> Многие возвратились назад, а когда им задавали вопрос, почему они отправились в путь, отвечали, что не знают».⁸¹ По наблюдениям автора книги, Н.С.Горелова, других свидетельств о том, что Папа принял известие о походе с воодушевлением, нет.⁸² Напротив, по свидетельству анналов монастыря Святого Рупперта в Зальцбурге, отличавшийся трезвомыслием и благонравием Папа Иннокентий III отправил навстречу паломникам кардиналов, которые остановили их под Тревизо в Италии.⁸³ Таковым же было и отношение короля Франции, который, как свидетельствует летопись, «посовещавшись относительно этого выступления детей с парижскими учеными, приказал им возвращаться домой»⁸⁴.

Поход привел к протесту населения против действий клириков. Епископ города Брундизий, заподозрив неладное, не позволил детям продолжить путь. Миряне называли клириков неверующими, возражающими против порыва детей из ревности и жадности.⁸⁵ Но те, кто оказывал помощь детям, отправившимся в Святую землю, ничего не давали тем, кто возвращался, считая их пораженцами, и дети погибали от голода, болезней и жажды. Кельнские летописи свидетельствуют, что из многих тысяч, отправившихся в путь, вернулись единицы.⁸⁶ «Назад возвращались поодиночке и в молчании, босоногие и голодные, превратившись во всеобщее посмешище».⁸⁷ «Это о них сказал Иеримия: “Дети просят хлеба, и никто не подает им” (Плач 4, 4), – пишет один из хронистов и продолжает. – Это несчастное племя можно уподобить тем невинным младенцам, что были убиты за Христа, ибо в столь малых летах на их долю выпали нестерпимые труды».⁸⁸

Кельнские хроники уточняют время и масштаб похода: «Между Пасхой и Пятидесятницей по всей Франции, а также Тевтонии <...> дети от шести лет и вплоть до совершеннолетия против воли родителей <...>, бросив плуги или повозки, которыми правили, или стада, которые пасли, <...> все как один устремились друг за другом и сами принимали крест. И так, собираясь по двадцать, пятьдесят или сотнями, с поднятыми знаменами отправлялись в сторону Иерусалима».⁸⁹ Если им говорили, что короли и вооруженные воины не смогли исполнить то, на что они идут, они отвечали, что исполняют волю Божью.⁹⁰ Некоторые из них добрались до Майнца, до Пьяченцы, до Рима и оттуда были отправлены назад, некоторых горожане взяли в качестве крепостных и служанок.⁹¹ Те, кто достиг Генуи, расположенной на берегу моря, убедив экипажи двух судов, отправились дальше. Об этом содержится свидетельство в анналах генуэзца Огерия Панно: «В месяце августе, в день субботний, 25 числа в город Геную пришел совершающий паломничество мальчик по имени Николай, а вместе с ним огромное количество пилигримов, несших кресты, медные трубы и кожаные сумки. Их было более семи тысяч <...>»⁹², как и у автора «Деяний Сансской церкви» Рикера: «Только два корабля с ними на борту вышли в море».⁹³ О том, что походом в Тевтонии руководил кельнский отрок Николай, носивший крест в форме буквы «тау», говорится в «Деяниях трирских архиепископов», и независимо от них ведущихся анналах монастыря австрийского города Адмонт, и в хрониках Эльзаса.

Внимательное чтение летописей проясняет природу движения и дает ему вполне земное объяснение: дети легковерно попадали под власть бесчестно настроенных и коварных взрослых, которые так уводили их в плен к язычникам. (Как о бесчестном вожаке говорят летописцы об отце отрока Николая. «Оттого-то и сам отрок погиб, – сообщает летопись, – и отец его в Кельне принял негодную смерть»⁹⁴.) К детям присоединилось много негодных людей, которые грабили их, отбирая подаяния.⁹⁵ Те, кто сумел отправиться в морское путешествие, по свидетельству Эльзасских летописей, был предан и продан в рабство сарацинам. Альбрик из монастыря Трех источников называет имена предателей – марсельских купцов Гуго Железного и Гильома Свиньи, которые владели кораблями и обещали перевезти детей без взимания платы на семи кораблях, два из которых разбились у острова Святого Петра. По прошествии лет Папа Григорий IX приказал возвести там церковь Новоневинных младенцев, в которой выставлялись нетленные тела младенцев, выброшенных морем.⁹⁶ Детей на оставшихся пяти кораблях предатели продали сарацинам. Некий просвещенный халиф, получивший образование в Париже, купил четыреста из них и оказал им большое почтение. Иным не повезло вовсе. В Багдаде на собрании сарацинских правителей были казнены восемнадцать отроков, не желавших отречься от христианской веры. Остальных заботливо взращивали в рабстве, обращая в воинов, слуг, наложников. Предателей Гуго и Гильома казнил за участие в заговоре против себя император Фридрих.

Еще одно неутешительное разъяснение дано в «Историческом зерцале» Винсента из Бове, который, повествуя о событиях 1212 года, рассказывает о злом умысле Горного Старца. Так называли повелителя загадочных ассассинов – по сведениям Гийома Тирского и «Славянской хроники» Арнольда из Любека – некоего народа численностью в 60 тысяч человек, в чьем ведении находилось десять крепостей с округами в Тирской провинции Финикии. Они выбирают себе правителя, которого называют Старцем и которому беспрекословно подчиняются⁹⁷. Старец держал в плену двух клириков и не отпускал их, «покуда они не поклялись, что приведут ему детей из Французского королевства. Полагают, что именно они слухами о ложных видениях и лживыми посулами соблазнили этих самых детей принять крест»⁹⁸.

Походы повторились в движении пастушков в 1251 и 1320 годах. Но всякий раз взрослые предавали сердечный импульс детей или использовали его в своих корыстных целях.

Мистериальность
В произведениях искусства запечатлена мучительность взаимодействия двух чувств – эпического и лирического. На исследовании их борьбы выстроено множество произведений классицизма. Бывали эпохи, когда лирическое начало в человеке, его осознание собственной неповторимости, из него вытравливалось. Слишком невыгодным оно было для государства.

Сегодня два исторически развившихся и укоренившихся чувства тесно сплелись и подчас своей противоречивостью сводят человека с ума. Все ратуют за то, что мальчиков нужно растить, как будущих защитников родины, но никто не собирается отдавать своего единственного и неповторимого сына на потребу достижений неясных целей: родину надо защищать, но пусть это сделает кто-нибудь другой. Но ошибочно считать, что эпичность, когда Родина-мать звала, ушла.

Соприкосновение с эпическим остается во многом спасением от одиночества. От ветеранов войны приходится слышать о том, что они никогда больше не переживали такого ощущения счастья от причастности к большому и настоящему, такой уверенности в соратниках, которые им довелось пережить на войне.

Третье чувство, властно захватывающее человека сегодня, сопряженное с тем, на чем основывались детские крестовые походы, – это чувство мистериальности, грандиозности происходящего, космичности бытия, включенности в эпохальные события. Здесь стоит обратить внимание на жанровые законы мистерии, сложившиеся в средние века: действие, представленное на сцене, проявляет, делает зримой извечную борьбу за душу человека сил добра и зла и в финале выплескивается в жизнь, вовлекая зрителей в событийный ряд, ставя их перед фактом того, что они сами являются участниками вечно идущих процессов.

Мистериальное чувство современного человека амбивалентно: он уже готов посмотреть на проживаемый им этап со стороны, сверху, критично, веря, что прожит он будет достойно, и одновременно находится внутри него и не знает, чем же он завершится. Амбивалентность – качество, дающее возможность многих прочтений происходящего без искажения его сути. Это качество библейских притч. Именно это качество создает ощущение полноты бытия. Понятие «амбивалентность» используют и психологи. Амбивалентными они называют такие состояния, переживаемые человеком, которые взаимно гасят друг друга, когда ему одновременно и хочется, и не хочется чего-либо: вспомните свои ощущения в новогоднюю ночь, когда спать и хочется, и не хочется, и от этого рождается ощущение полноты жизни.

Переплетаясь с лирическим и эпическим началом, мистериальность порождает множество оттенков ощущений, – от фатализма и обреченности до феномена русского космизма с его представлением о деятельном человеке, который является сотворцом Вселенной, а не затерянной песчинкой мироздания.

Ощущение меняющегося мира, отсутствие сентиментального ностальгирования, готовность меняться самому – вот качества человека, называемого сегодня новым. Это необходимо осознать учителям, вступающим в общение с современными детьми, которые являют новые качества в полной мере. Такие дети чувствуют зашоренность старых отношений, царящих в школе, и не соглашаются с ними.

Чтобы понять внутреннюю настроенность таких детей, не менее важно понять и то, когда и как возникает ощущение «нового мира». Новизна эпохи связывается с новым отношением человека к себе, к проблемам Любви, Смерти, места Человека в мире, концепции мира. Как правило, в период смены эпох (не хронологической, а сущностной), когда старые идеалы отступают, а новые не достаточно укрепились, человек ощущает безвременье, когда почва уходит из-под ног. Ощущение это было знакомо людям, жившим в переходные эпохи.

На рубеже тысячелетий человек ощущает разорванность времени, то же, что на рубеже XVI и XVII веков ощущали Кампанелла, Шекспир и Сервантес. Такое ощущение запечатлелось в гамлетовских словах, которые по-русски звучат: «Порвалась времени связующая нить, / И я рожден ее соединить». В английском тексте говорится: «The age is out of joint» – «Век вышел из сустава».⁹⁹ Сегодня человек ощущает то же: старые идеалы отошли в прошлое, новые не утвердились. Как и с чем согласовывать свои поступки? Что считать достойным? Эти вопросы впрямую связаны с вопросом о смысле жизни и о том, как прожить жизнь достойно.

Альтруизм – проявление развитого сердца
На прошедшем в сентябре 2005 года в Москве философском конгрессе в числе многих проблем современности речь шла о множестве наследственных болезней, потере генофонда, глобальных эпидемиях – одним словом, царили апокалиптические настроения, что стало весьма распространенным в современном обществе. Между тем, никем не замеченным осталось появление в мире новых детей, способных изначально к пониманию структуры мироздания и своего места в мире. Создается впечатление, что на выручку погрязшего в проблемах человечеству приходит сама природа: существует точка зрения, согласно которой необычные дети в концентрированном, гипертрофированном виде являют качества, которые «цивилизованное» человечество старательно стремится в себе истребить. Общество потребителей навязывает мораль, согласно которой быть жестким, конкурентоспособным важнее, чем проявлять сострадание и альтруизм.

Между тем, альтруизм является эволюционным качеством, что убедительно доказано в работах выдающегося отечественного генетика Владимира Павловича Эфроимсона¹⁰⁰. В работе «Родословная альтруизма», впервые опубликованной в 1971 году в журнале «Новый мир», автор выступает оппонентом философии Герберта Спенсера, переносящего биологические законы на социум и утверждающего, что выживает сильнейший. Эфроимсон защищает точку зрения Дарвина о том, что выживает самый приспособленный. Быть приспособленным в мире людей – означает быть способным на поддержку ближнего, на взаимовыручку: быть альтруистом эволюционно. И как ни парадоксально это звучит для обывателя, быть альтруистом выгодно. В своих работах В.П.Эфроимсон опирается на работы князя Петра Алексеевича Кропоткина, в которых приводятся факты взаимовыручки в мире животных на межвидовом уровне, а борьба видов не возводится в категорию двигателей эволюции.

Сегодня мы вправе рассматривать альтруизм не просто как поведенческое качество, но как проявление развитого сердца. В наши дни появляются дети, способные в 7-8 лет замечать беды и проблемы других людей, предлагать пути их решения и осуществлять поставленные задачи. Во время поездки по Украине в Донбассе мне пришлось познакомиться с книгой десятилетней Тани из Зимбабве. Девочка растет в русско-английской семье и в любой стране, где бы ни оказалась – будь то Россия, Украина, Великобритания или Зимбабве – видит маленьких нищих и просит объяснений у родителей о природе наблюдаемого явления. Услышав ответ о том, что у родителей таких детей не хватает денег даже на еду, Таня в семь лет написала книжку об одиноком тигренке, с которым никто не хотел дружить. Заканчивается книжка серией вопросов-заданий и относятся они не к событийной, а нравственной стороне происходящего. В заданиях не спрашивается о том, кого и в какой последовательности на своем пути встретил тигренок. В них просят вставить пропущенные слова, и в итоге получаются предложения: «Я никогда никому не буду завидовать»; «Отдавать то, что у тебя есть, хорошо»; «Я всегда буду прощать, если меня об этом попросят»; «Я всегда буду помогать тем, кому это необходимо».

Выполнив карандашные иллюстрации к сказке, Таня отправилась на прием к президенту Зимбабве. Ей удалось убедить президента в том, что для многих детей иллюстрированная книга – роскошь, и она предложила издать свою сказку и раздать книги бесплатно. Проект Тани был осуществлен, кроме бесплатной книги, детям она раздала также и часть причитающегося ей, как автору, гонорара. С другой частью гонорара Таня приехала к бабушке на Украину, где она побывала в три года. С тех пор она помнила о том, как трудно там живется бабушкам, которых она обещала сводить в ресторан. Свое обещание она выполнила в восемь лет. Заметив, что у одной из пожилых женщин была негодная сумка, она купила и подарила сумки каждой из приглашенных. После этого Танину бабушку узнавали на рынке, говоря, что это бабушка той девочки, которая для всех покупала сумки. Сейчас Таня продолжает общаться с теми детьми, которым она нужна, ставя с ними спектакли и разучивая игры.

Желание поделиться тем, что знаешь с теми, кому твои знания могут оказаться полезными, и упорство маленького человека в его осуществлении примечательны. Отметим, что эпическое чувство при этом обретает космичность, перерастает в чувство принадлежности к человечеству в целом без деления на страны, расы и национальности. А лирическое чувство осознания неповторимости собственного «я» лишается ностальгирования, укрепляется как деятельностное начало. Вспомним, что умение находиться там, где ты необходим, а не там, где тебе удобнее или выгоднее, сопряженное с чувством долга, было присуще народовольцам, с уходом которых в народ берет начало понятие «интеллигентность», сегодня все чаще ошибочно соотносимое только с образованностью и воспитанностью.

Не менее интересно проявляет себя восьмилетний Лёва из Феодосии. В восемь лет он стал автором трех изданных книг-задачников и работает над четвертой. В написанных им книгах привлекают не только задачи по математической логике, но, прежде всего, явная направленность на утверждение нравственных начал. Задачи перемежаются вкраплениями занимательных рассказов. В одном из них Лёва рассказывает о мечте многих школьников: ручке-самописке, которая могла бы самостоятельно выполнять домашние задания. В книге приводится даже схема такой ручки и рассказывается, как мальчику Васе удалось получить такую ручку от волшебника. Когда Вася принес ручку домой и приказал ей писать сочинение, ручка написала: «Вася лентяй». Пришлось ее возвращать за ненадобностью. В рассказе явно проводится установка на то, что нужно трудиться и действовать самостоятельно, не надеясь на волшебство, на то, что кто-то сделает нужное за тебя.

Еще одна особенность, которая прослеживается в задачниках, составленных Лёвой, состоит в том, что в каждом из разделов непременно присутствуют «задачки для маленьких». Такая забота о тех, кто идет следом, также не характерна для детей 7-8 лет: они обычно чрезвычайно гордятся новой для себя школьной взрослостью и подчеркнуто не общаются с малышами, которые, по их мнению, ничего не понимают. На самом деле взрослость определяется именно способностью отвечать за тех, кто идет следом. Лёва, составляя задачи для маленьких, интуитивно соблюдает методическое правило присутствия в них абстрактного и конкретного: «Всего семь нот. Улетели фа и ля. Сколько нот осталось?» Конечно же, никто его этому методическому принципу не учил, но он о нем будто бы изначально знает. Новые дети демонстрируют взрослость в ответственности за тех, кто идет следом. Она подчас совершенно отсутствует у тех, кто намного превосходит их годами, что приводит к нарушающей нравственные принципы ситуации, когда человек больших достоинств оказывается в обучении, что часто означает и в подчинении у менее достойного.

Одаренные дети или дети нового сознания?
В связи с тем, что в мире стали появляться дети с новыми качествами, и это замечено повсеместно, встает ряд вопросов, настоятельно требующих решений, и, прежде всего, решения их лежат в плоскости нравственности и достоинства взрослых. Подчас для того, чтобы подступить к проблемам, которые ставят новые дети, нужно отойти от собственной амбициозности, нежелания меняться, сходить с накатанных путей, отступать от привычных подходов. Сегодня становится очевидным, что авторитарная педагогика оказывается не просто нежелательным фактом современного образовательного процесса, но тормозом в развитии эволюции. Так же как небезобидным оказывается нежелание взрослых видеть проблемы, которые ставят перед ними новые дети. Можно было бы оставить в покое тех людей, которые утверждают, что новые дети никакие не новые, что ранняя одаренность была всегда, что это проблема глубоко и всесторонне исследуется. Но в трудах ученых, утверждающих это, говорится о разрыве между предметной одаренностью и личностным развитием одаренных детей. У новых детей такого разрыва не наблюдается.

Говорят, что в них нет ничего удивительного, поскольку это обычные фантазеры, герои произведений Н.Носова. Но и это не находит подтверждения, поскольку физиологи утверждают, что в моменты озарений центр воображения у таких детей не работает вовсе. Таким образом, возникает ряд вопросов: как соотносятся одаренные дети и дети нового сознания? Одно ли это и то же? Таких детей много или их единицы? По каким признакам их отличают? И в связи с кризисами, переживаемыми детьми, одаренность которых настойчиво отмечалась на ранних этапах развития, нужно ли их выделять? Можно ли делать акцент на их особенности?

Отвечая на первый из поставленных вопросов о том, как соотносятся одаренные дети и дети нового сознания, в чем их отличие, обопрусь на определение, подсказанное А.Е.Акимовым: одаренные дети легко осваивают и оперируют теми знаниями, которые им дают и легко идут на их основании дальше; новые дети легко оперируют теми знаниями, которые им никто не давал, добывая их непонятным для нас способом. Здесь я делаю оговорку о том, что только далекие от науки люди говорят: «Здесь все просто и понятно, они обладают сверхсознанием, умеют считывать информацию из пространства». На самом деле это не так просто, как кажется, и еще менее понятно, если не просто называть явление, а постараться его изучить и объяснить.

Думаю, что это важное отличие одаренных детей и детей нового сознания не единственно. И переходя к следующему существенному и определяющему их качеству, а именно развитому сердцу, особой сердечности и настроенности на альтруизм, обращусь к программному документу, выработанному группой ученых, разрабатывающих концепцию одаренности. В опубликованной ими программе¹⁰¹ с первых же строк ставится один из вопросов, созвучных с теми, что мы поставили перед собой: сколько одаренных детей приходит в мир? Две крайние точки зрения о том, что их единицы, и о том, что их 98 %, снимаются, если формулировка звучит в следующем виде: в потенциале новые возможности имеют 98 % детей, но в проявленном виде ими обладают единицы.

В концепции «Одаренность» выделены несколько видов дара:

• практическая одаренность, проявляющаяся в легком освоении ремесел, быстром достижении успехов в спорте или организаторской деятельности;

• интеллектуальная, познавательная одаренность, которая дает победителей многочисленных олимпиад;

• художественно-эстетическая одаренность, порождающая юных поэтов, музыкантов, художников;

• духовно-ценностная одаренность, которая определяется как дар в создании новых духовных ценностей и смыслов, в служении людям.

Видимо, именно последний тип дара интересует нас сегодня в первую очередь, поскольку мы ведем речь о детях, непреклонно следующих нравственному закону, живущему в них, и чувству собственного достоинства. Но при этом следует сделать несколько оговорок.

При всей открытости, мягкости и сердечности не представляется возможным заставить их делать то, что они не считают нужным и тем более для себя не приемлемым. При необходимости возразить они всегда учитывают вашу точку зрения. Когда у них возникает потребность поступить по-своему, вы видите в их глазах сочувствие, они сожалеют о том, что вам придется из-за них пережить неприятные минуты. Такой уровень соучастия и сострадания поражает.

Они, как правило, проявляют себя как творчески одаренные дети. Они охотно занимаются живописью, рисованием, музыкой, не воспринимая при этом себя как будущих художников и музыкантов. Просто потому, что дети нового сознания легче вступают в контакт через сгармонизированный мир искусства, законы которого для них более приемлемы, чем негласно утвердившиеся законы социума, вроде принципа жестокосердия, приводящего якобы к успеху в мире жесткой конкуренции. Как правило, такие дети