Глава пятая. Коммуникативное пространство как сфера действия П 1. Общие особенности коммуникативного пространства
Коммуникативное пространство современной цивилизации формируется рядом машин, порождающих символы. В этой роли выступают и масс-медиа, и искусство, и политическая коммуникация. Все они порождают символический мир, живущий по своим законам, отличным от законов мира реального. При этом в ряде случаев не только символический мир начинает строиться по законам мира реального, причинно вытекая из него. Но достаточно часто есть и обратная зависимость, об одной из них упоминает У. Гэмсон, говоря, что художественная реальность в виде телевизионных детективов может продиктовывать приоритетность в муниципальную политику. Ту же ситуацию мы имеем и в СНГ, когда даже старушка на лавочке перед домом говорит. что она боится рэкета. Но вероятность попадания рэкета на нее весьма мала. Однако масс-медиа продиктовывают приоритеты в действительность. Мы же слабо различаем приоритеты символической действительности от реалий.
Часто решение проблем социального управления пытаются найти в разного рода медиа-холдингах, создав более сильный информационный "кулак", чем у оппонента. Это чисто административное решение, которое не является единственно правильным. Ведь в ряде случаев одна статья или одно выступление может срабатывать сильнее, чем постоянное информирование. Вот что, например, пишет в отношении Ю. Лужкова "Московский комсомолец" (1998, 21 -28 мая): "Очевидно, что Лужкову придется придумывать новые ходы и совершенно новые технологии. Пока ни "ТВ-Центр", ни другие информационные усилия мэрии к особому успеху не приводят". Особо явно проявляется неумение как властных, так и иных структур проявляется в неумении строить опровержения компромата, который при этом постепенно становится постоянной приметой сегодняшнего дня.
Масс-медиа исходно строились в цепи запаздывания: сначала событие, потом его описание. Первые газеты синхронизировались с расписанием дилижансов: соответственно этот разрыв во времени в данном случае соответствовал разрыву во времени в расписании дилижансов. Затем газеты попытались (ежедневными выпусками, а иногда утренними и вечерними) свести к минимуму этот разрыв, но он технологически все равно сохранялся. Время события всегда предшествует в нем времени освещения:
Время (события) > Время (освещения)
Только телевидению удалось привести его к нулю:
Время (события) = Время (освещения)
Но и здесь прямой эфир реально занимает не так много времени. с чем это связано? Не только вопросы цензуры. В советское время, чтобы не допустить чего-то непредвиденного репортажи с Красной площади шли с незначительным запаздыванием во времени, о чем не знал телезритель. В случае ЧП всегда можно было среагировать и не пускать это в эфир.
Прямой эфир дает множество случайной информации. Вспомним тянущиеся бесконечно минуты ожидания во время прямых репортажей об официальных визитах. Комментатор уже не знает, о чем рассказывать. МЫ видим лишние подробности, кто из первых лиц с кем разговаривает, над кем раскрыт зонтик и под. Поэтому западные специалисты по ПР обращают специальное внимание на телеэфир, даже непрямой. Телевидение оказалось каналом, который сообщает много лишней информации, которую ты бы никогда не узнал, к примеру, из газеты. И тут требуется особая осторожность, чтобы зритель в результате получил только ту информацию, которая и была предназначена для него.
Ритуал мы можем рассматривать как событие, которое осуществляется как бы после освещения, поскольку идет по давно известным канонам. В нем время освещения предшествует времени события - Время (события) < Время (освещения)
Сегодня, когда мы говорим о свободе слова, мы видим брожение между двумя полюсами. С одной стороны, речь идет о свободе слова, прессы, с другой - о защите информационного пространства. Первая точка зрения высказывается группой, назовем условно, западников, другая - группой, снова условно, националов. Они вроде бы противостоят друг другу, но на самом деле перед нами защитники мифов, а не реалий, какими являются и та, и другая точка зрения. Кстати, в советское время мы также жили под крышей подобных мифов. Вспомним, как мы говорили о "продажности буржуазной прессы" и о правдивости своей. На уровне неофициальном не любили пропаганду, считая ее ненастоящей, однако проигрыш Советского Союза в информационной холодной войне говорит об обратном.
СМИ обладают возможностью менять пропорции реального события, делая из него либо более мощное, либо более слабое. В качестве примера, можно привести высказывание Гая Ханова, президента агентства "Publicity PR" ("Советник". - 1997. - № 12. - С. 27): "[В]о время одной из предвыборных кампаний мы почти искусственно раздули шумиху вокруг одной ситуации с отсутствием горячей воды и отопления. Ситуация эта была на самом деле, мы ничего не придумали. Но мы организовали об этом массу публикаций во всех местных СМИ, заставили кандидата отказаться от предвыборной агитации до тех пор, пока проблема не будет решена. Он надел каску, резиновые сапоги, сам встал за пульт коммутатора, отвечал на прямые звонки с "места событий". Таким образом, ситуация была решена в максимально короткий срок, и за несколько дней до выборов рейтинг кандидата повысился, по нашим подсчетам, примерно на двадцать пунктов". Вот пример управляемого воздействия на общественное мнение.
Центральной ошибкой нашего сегодняшнего подхода является смешение условий и возможностей идеального информационного мира и контекста его материального воплощения. Сначала мы попытались решить все проблемы идеализациями, простым порождением слов: все газеты стали именоваться независимыми, а площади - европейскими. Решив проблему в этом идеальном контексте, мы не продвинулись к решению ее в контексте материальном. Оказалось, что смена памятников и переименование улиц очень хорошо меняет вербальный мир, но имеет весьма косвенные последствия для мира реального.
Какие же характеристики мира реального сегодня влияют на мир символический? Мы говорим о символическом мире, поскольку масс-медиа (как и художественная литература) порождают, в первую очередь, именно символы. Телевизионная программа новостей - это такая же мифопорождающая машина, как и детская сказка про Ивасика-Телесика. Это вообще-то даже норма функционирования, поскольку из миллиона событий на страницу или экран могут попасть только десятки. Поэтому каждое попавшее уже функционирует как знаковое событие, как эталон той или иной ситуации, а не как сама ситуация. Редактор и отбирает их под подобным углом зрения.
Но поскольку миф свободной прессы довлеет над всеми нами, мы должны посмотреть на то, что мешает этому мифу стать реальностью, забыв на время, что мифы никогда не становятся реальностью. Среди причин, препятствующих автономизации прессы, что приводит к невозможности ее независимости, можно назвать следующие:
1. Оказалось, что не может быть экономически независимой прессы, поскольку а) читатель не в состоянии ее поддержать, а сегодня мы вообще имеем десятикратное уменьшение тиражей, б) экономическое состояние страны не способствует развитию рекламы.
2. Продолжается как экономический передел, так и передел власти. Как следствие, перестают работать институты стабилизации общества (или они работают в неполную силу). В результате образуется ситуация битвы, борьбы политических и экономических гигантов, а они не дают прессе остаться нейтральными. Поэтому сегодня нет незаангажированных СМИ, все защищают чью-то точку зрения, все клюют врагов своих теневых "покровителей".
3. В такие периоды возрастает опора на массовые настроения. Это, как, к примеру, митинги периода перестройки. Любое крупное действие требует предварительной информационной артподготовки. Перестройка выводит на улицу толпу. Когда же передел власти совершен, толпу убирают с улиц. Активация массового сознания, манипулирование массовыми настроениями - это скорее политическая задача, чем требование к СМИ, хотя мы и привыкли к пониманию газеты как коллективного агитатора и пропагандиста. И оно не способствует становлению газеты как газеты-аналитика, а возвращает нас к газете-агитатору.
4. Неспособность властных структур выйти на режим диалога из режима монолога, к которому они привыкли за советский период существования. Отсюда, к примеру, бесконечные войны с парламентом как в Украине, так и в России, где одна из таких война вообще закончилось обстрелом парламента.
5. Для России характерно также наличие нескольких независимых финансово-политических центров, Украина же все живет под одной крышей, в одном стеклянном доме, где нельзя так бросать камни, как в России. Поэтому украинский вариант "Кукол" НТВ невозможен даже чисто теоретически. И не столько из-за реакции первого лица, как вообще целого списка лиц первого ряда партера. Объяснение этому феномену можно искать также в законе больших чисел: вероятно, на больших массивах работают иные закономерности, поэтому пока украинские банки, экономика и лидеры не выйдут на иной уровень, Украина обречена иметь полусоветские циклы массовой коммуникации.
В целом следует признать, что прессе пока не удалось гордо поднять голову. Но было бы несправедливым обвинять в этом только сознательные действия властей. Объективные условия переходного периода толкают всех на выбор неоптимального с точки зрения стабильного общества варианта поведения. Но для данной системы он оптимален. М. Мамардашвили говорил о советском времени как о языке осуществившейся утопии. Это из его лекций 1988 г. на Высших курсах сценаристов и режиссеров. Он говорит там о законе иноконемыслия, выводя его из разрушения языка. Он замечает, что "всякая идеология неизменно стремится к тотальности", и что "есть закон инаконемыслия, по которому всякая идеология стремится в своем систематическом развитии к такой точке, где эффективность измеряется не тем, насколько верят в идеологию люди и сколь много таких людей, а тем, чего она не дает подумать и не дает сказать" (Мамардашвили М. Необходимость себя. - М., 1996. - С. 316).
Следствием всего этого является не только отсутствие понятной картины мира, которую и должны поставлять нам газеты. Население не в состоянии выбрать никакой точки зрения. Политики выступают в роли информационных миссионеров, призывая к вере в свои слова и поступки. Партии неразличимы под невооруженным взглядом. Они есть, но одновременно их нет. Есть группа лиц, которые уже сидят в тех или иных креслах, и группа лиц, которые хотели бы пересесть в кресла. Это война кресел, где роль информации, коммуникации, СМИ в целом оказывается предельно заниженной. И это понятно, никакой информацией не победить уровень ножек того или иного кресла.
Есть вариант строительства сильных СМИ, где можно побеждать количественно, когда все как один смотрят одну программу, читают одну газету. Однако эту "обязательную подписку" мы уже проходили, и проиграли ее. Другой вариант - строительство интеллектуальной защиты. Но он требует кардинального пересмотра отношения к интеллектуальной поддержки государства. На первом этапе государственности была принята как бы эмоциональная поддержка, когда писатели и журналисты воспели данный вариант развития событий. Интересно, что этот тип поддержки идеально подходит для выведения людей на улицы, что и было использовано в период перестройки. Потом государство отвернулось от этих людей не из-за своей негативной натуры, просто уже нет необходимости в митинговой коммуникации. На сегодня государство заинтересовано во внедрении стабилизирующих инструментов (типа стержней-поглотителей в ядерных реакторах), а наши писатели или журналисты сделать этого не могут.
И последнее, Ф. Фукуяма писал, что СССР страдал от отсутствия легитимных каналов для выражения негативных эмоций (Fukujama F. The end of history and the last man. - London, 1992). Поэтому они накапливались. И соцстраны, в результате, стали разваливаться от внешне неприметных событий. Мы продолжаем эту традицию. СМИ могли бы стать этим легитимным каналом. Но чисто психоаналитически СМИ вытесняют из обсуждения "отрицательности" существующего мира, а больше внимания уделяют присуждению Оскара или захвату заложников в Латинской Америке. Точно так заключенные в немецких концлагерях никогда не упоминали в своих разговорах печи, в которых их сжигали, надеясь , что чаша сия их минует. В целом это, наверное, признак спасения здоровья индивидуума, но с точки зрения общества это в определенной степени признак нездоровья. По-другому нельзя объяснить того, что население теряет интерес к своим собственным проблемам уровня страны. Вся череда наших политиков (за редким исключением) постепенно уходит за полосу узнаваемости.
Пресса должна быть генератором разнообразия точек зрения, чего не происходит. Невозможно который год стоять на раздорожье, меняя только лозунги по мере их выцветания: от "Перестройка необратима" до "Нет альтернативы избранному курсу". Альтернатива есть всегда, и показать ее - задача СМИ.
Потеряна при этом и одна из главных характеристик западного общества, когда ни одно существенное действие не может иметь места без соответствующей информационной подготовки. США активно работало со своим населением перед вступлением в войну в Персидском заливе, только организация "Граждане в зашиту Кувейта" имеола бюджет в сумме шести миллионов. В результате населением своим большинством приветствовало вступление Америки в войну. Война в Чечне начиналась и проводилась без обеспечения соответствующей поддержки от населения. Одна информационная война была выигран, другая проиграна.
Достарыңызбен бөлісу: |