Е. С. Решетняк Давидович В. Е. Д34 в зеркале философии. Ростов-на-Дону: изд-во "Феникс", 1997. 448 с. Эта книга

И прежде всего разительно противоречив мир ми­ровой экономики. В 1989 году в Москве очень неболь­шим тиражом вышла книга вдумчивого экономиста В. С. Дадаяна “Орбиты планетарной экономики”. Автор, опираясь на огромную и достаточно достоверную эмпирию, дает панорамное обозрение мировой эконо­мики. Думается, что за 7 лет, истекших после ее выхода, в масштабах мира не произошло никаких разительных качественных сдвигов. Именно в масштабах Мира. Автор во многом промахнулся, раздумывая о социально-экономических полюсах планеты. Но попал в цель, думая глобально. О том, что произошло “внутри” мировой экономики, речь у нас пойдет дальше.

В этой книге говорится, что люди земли говорят на 2796 языках (такая справка для понимания эконо­мики важна, ибо нет никакой экономической жизни без реальных контактов хозяйствующих субъектов, без их взаимопонимания в актах договоров, обмена, куп­ли-продажи, снабжения, поставок и т. д. А без языка о чем договоришься?).

На нашей планете сейчас (к юбилейной сессии в октябре 1995 года) 185 государств, входящих в ООН.

В мире обращаются деньги более чем 300 наимено­ваний (включая разменные единицы), причем только один “фунт” представлен десятью разновидностями, от австрийского до суданского, доллар — пятьюде­сятью разновидностями и т. д. А в последнее время появились у нас казахская “теньга”, грузинские “лари” и т. п.

Как отмечает В. С. Дадаян — мировую экономику можно было бы представить через два факта: каждую минуту от голода в мире умирает 29 детей и в эту же минуту на вооружение тратится около 2 миллионов долларов. Все это говорит об одном — ткань экономи­ки глубоко противоречива. В основе своей она далека от светлых идеалов гуманизма, жестокосердечна, бес­пощадна, лишена сентиментальности, исполнена гру­бой трезвости. Нет, не умещается пока мировая эко­номика ни в рамки новозаветных заповедей Иисуса Христа, ни в сутры буддистов, ни в пожелания Тома­са Мора, ни в социалистические проекты поборников справедливости. Но она такова. И надо рассматривать ее как наличную реальность. И вымерять ее с ее со­бственных позиций. Она в самом деле выглядит как единство несовместимого. Но все же — единство.

Каковы же количественные характеристики нынеш­ней мировой экономики, ее объемы?

Если взять количество энергии, используемой че­ловечеством дополнительно к собственной мускульной силе, то к середине 80-х годов она была равна по довольно убедительным расчетам: 2,6х10 в 20-й степени джоулей энергии, полученной из таких источников как уголь, нефть, природный газ, гидроэлектричес­кие и атомные станции. А если к этому прибавить энергию от дров и кизяка, сжигаемого в миллионах кухонь Азии, Африки, Латинской Америки, то полу­чится цифра, увеличенная примерно еще на 3 х 10 в 20-й степени джоулей. Но не все читающие помнят даже школьную физику. Скажем проще. На каждого мужчину, женщину, ребенка надо сжигать в год 2 тон­ны угля или 10 баррелей нефти (то есть 1159 литров). Вот так-то. Это данные Б. Скиннера из его известного исследования “Хватит ли человечеству земных ресур­сов”. По первичным подсчетам с начала своего сущес­твования человечество израсходовало 6,5—6,8х10 в 14-й степени квт/ч так называемой первичной энер­гии (то есть энергии, образующейся при горении топ­лива). Экономисты считают, что не менее 4/5 всей этой энергии израсходовано человечеством уже в на­шем столетии. Каждый год сейчас потребляется око­ло 1/25 энергии, истраченной человечеством за всю его историю. Ежедневно человечество расходует на 0,02% больше энергии, чем в предыдущий день. Каж­дые 13 лет потребность мира в энергии удваивается. Такова мировая энергетика.

Весьма показательны цифры, характеризующие ми­ровое производство стали, давно перешагнувшие за 750 млн. тонн. Цифры эти поразительны, если вспомнить, что в начальном году века, в 1900 году, было выплав­лено лишь 28 млн. тонн стали. Хозяйственная дея­тельность человека вполне соизмерима с крупными естественными геологическими процессами. По дан­ным академика А. Я. Ферсмана человечество только за последние пять столетий извлекло из земли не ме­нее 50 млрд. тонн углерода, 2 млрд. тонн железа, 20 млн. тонн золота, 20 млн. тонн меди. Каждый год из горных выработок, при мелиоративных работах и т. д. выносится на земную поверхность не менее 50 куб. километров горных пород, то есть всего лишь в три Раза меньше, чем уносят осадков с поверхности земли все реки мира. Иногда говорят, что из той породы которая извлечена человечеством из земли, вполне могла бы получиться довольно приличная небольшая планета. И действительно, ежедневно в мире перело­пачивается только в процессе добычи полезных иско­паемых до полутора миллиардов тонн породы.

Данные эти красноречивы. И если учесть тот ог­ромный рывок, который имел место за последние де­сятилетия, то они должны быть основательно скор­ректированы. Мировой валовой продукт растет производительные возможности человечества за вто­рую половину века почти вчетверо превзошли уровень, достигнутый за всю прошлую историю.

За последнее столетие промышленное производст­во увеличилось более чем в пятьдесят раз и 4/5 этого роста приходится на период после 1950 года. В мире идет широкомасштабная урбанизация. К концу столе­тия почти половина населения планеты будет жить в городах и из них не менее половины в городах с насе­лением более миллиона человек. Фактически возник­нут мегаполисы с городами, переходящими друг в дру­га, агломерации пригородного типа.

Меняется, и довольно резко, общая конфигурация экономического пространства. Видимо, наиболее про­сто можно выразить ее в двух понятиях: конверген­ции (схождение) и дивергенции (расхождение). Разу­меется, это крайне упрощенная схема, но думается, что она верно схватывает глубинные процессы гло­бальной расстановки экономических центров тяготе­ния.

Тенденция к конвергенции может быть выведена из единообразия технико-технологических особеннос­тей современного этапа развития мировой промыш­ленности, сельскохозяйственной и иной материально-предметной области производства.

Уже сейчас производство становится в какой-то мере глобальным. Торговля стала наглядно всемирной. Пос­ледние годы у нас на Дону, на юге России, мы полу­чаем новозеландское масло, техасские джинсы, бразильский кофе и китайскую лапшу, японскую видео­технику и швейцарские лекарства. Глобальное произ­водство — это действительно организация производствен­ной деятельности далеко за пределами национальных государств. Практически их хозяйственная независи­мость становится все более и более относительной. Для нее места почти не остается. Все зависят от всех.

Сейчас конкурентоспособность того или иного пред­приятия или объединения прямо зависит от его пози­ции не только в собственной стране, но и в других странах. Один из видных специалистов в области ми­ровой экономики профессор Варшавского университе­та Стефан Квятковский подчеркивает, что традици­онное понимание мировой экономики как простой суммы экономик отдельных стран, отделенных гра­ницами от остального мира, все менее адекватно дей­ствительности. Сегодня это системная целостность и национальных экономик, и транснациональных объ­единений, и международных организаций, с ведущей ролью ТНК.

В какой-то мере начинают изменяться ориентиры и ценности мировой экономики. Хотя, если откровен­но сказать, эти изменения весьма малы, даже подчас микроскопичны. Но все же они есть. Речь идет о том, что наряду с примитивным и даже прямолинейным “индустриализмом”, то есть наращиванием объемов производства энергии и вещества, изделий и товаров, появились экологические хлопоты, учет не только соб­ственных, но и глобальных забот. Наряду с экономи­ческой сферой делаются попытки соорудить глобаль­ную “этосферу” — то есть область планетарного нравственного согласия и хотя бы что-то из него рас­пространить на область купли-продажи, производства и обмена.

“Человеческое” профилирование мировой экономики только-только проклевывается, оно еще росток, вещь слабая, не давшая пока зрелых плодов.

При любом типе цивилизации и любых особенностях культуры надо удовлетворять базовые потребности людей и по возможности повышать их благососто­яние, улучшать их жизнь. Поскольку материальные блага, духовные ценности не даны нам в готовом для потребления и восприятия виде, их надо создать, про­извести. Эти положения прозрачны, они носят харак­тер даже не школьных прописей, а житейских баналь­ностей. Пожалуй, только в возвышенных священных текстах можно говорить о птицах небесных, которые не сеют, не жнут, а сыты бывают. Люди же должны сеять и жать, добывать уголь и прокладывать дороги, строить дома, шить костюмы и прочая, и прочая. Они должны писать законы, складывать гимны, ставить спектакли и так далее и тому подобное. Иначе они не будут людьми. И все это делается по каким-то общим для всех меркам, канонам, правилам. Это обстоятель­ство лежит в основе стягивания самых различных и причудливых цветов региональных, национальных, этнических особенностей в общемировой пышный бу­кет.

Это хорошо понимают дальновидные, глубокие и благородные мыслители. Вряд ли кто сегодня усом­нится, что именно этими качествами обладал акаде­мик Андрей Сахаров. За день до своей кончины он работал над проектом конституции нашей страны (увы, все же распавшейся) — в нем он писал, что глобаль­ные цели выживания человечества имеют приоритет перед любыми региональными, государственными, на­циональными, классовыми, партийными, групповы­ми и личными интересами. В долгосрочной перспек­тиве он видел предлагаемый им Союз Советских Республик как стремящийся к встречному плюралис­тическому сближению (конвергенции) социалистичес­кой и капиталистической систем, как к единственно­му кардинальному разрешению глобальных и внутренних проблем. Особо стоит обратить внимание на эти слова — единственное кардинальное решение глобальных и внутренних проблем.

Можно, конечно, высокомерно пожать плечами и снисходительно улыбнуться по поводу прекраснодушных, но-де нереалистичных идей Андрея Сахарова. И крайние либералы, и упорные фундаменталисты всех окрасок так и делают. Однако надо полагать, что А. Сахаров простаком отнюдь не был и видел то, что многие погруженные в суету мимолетных расчетов и расчетиков видеть не в состоянии.

Он видел экономическую структуру, основанную на плюралистическом сплетении государственной (разно-субъектной), кооперативной, акционерной и частной (личной) собственности на орудия и средства произ­водства, на все виды промышленной и сельскохозяй­ственной техники, на производственные помещения, дороги и средства транспорта, на средства связи и ин­формационного обмена, включая средства масс-медиа и собственность на предметы потребления, включая жилье, а также интеллектуальную собственность, включая авторские и изобретательские права.

Он видел основы экономического регулирования принципами рынка, плюралистической конкуренции и социальной справедливости. Для него (в отличие от Ф. Хайека, о чем мы еще будем говорить) экономи­ческая эффективность и социальная справедливость — не глухие антиподы, не нечто несовместимое, а вза­имодополняющие моменты экономического целого.

Итак — вектор схождения есть, он налицо, он дей­ствует. Но... Но он дальнодействующий. И отнюдь не автоматичен. С ним взаимодействует и противостоит ему в экономике вектор дивергенции (расхождения). Может быть, для наших дней, для 90-х годов XX века, характерна скорее поливергенция, расхождение по Ряду направлений. Дивергенция обусловлена не собственно экономическими, а скорее внеэкономически­ми факторами. Она зависит от инерции культурных традиций, глубинного этнического своеобразия, окра­шивается религиозными моментами, а в наши дни также и от динамической игры политических сил, смены геополитической ситуации.

Миросистемный подход в макроэкономическом анализе наших дней фиксирует переход от биполярности (“мир капитализма” — “мир социализма”) к мультиполярности. Возникла многополюсная экономика. Идет ее глубинная структурная перестройка. Д. Несбитт и П. Эбурдин в своей книге о мегатенденциях 90-х годов вопрошают: Американские компании про­изводят и продают в Японии товары и услуги на сумму 81 млрд. долларов. Составляют ли эти товары и услуги часть экономики США или Японии? Составля­ют ли акции корейского предпринимателя, приобре­тенные гражданином Турции на фондовой бирже в Японии, часть корейской, британской или турецкой экономики? Без сомнения, они часть одной экономи­ки, новой глобальной экономики. По мнению этих хо­рошо информированных и бодро оптимистических ав­торов именно 90-е годы есть та полоса истории, когда с невиданной ранее быстротой произойдет становле­ние подлинно новой экономики. Д. Несбитт и его жена П. Эбурдин обработали огромное множество компь­ютерной информации. Их предыдущая книга о 80-х годах основывалась на анализе более двух миллионов статей местной и национальной американской прессы за 12 лет. Ими использован продуктивный социологи­ческий метод контентного анализа. Надо полагать, что и книга о 90-х годах опирается на столь же богатый эмпирический материал. Вместе с ними работали, пос­тавляя им информацию и идеи, исследователи из Бра­зилии, Швеции и других стран, с ними сотрудничали многие историки, экономисты и политики. Поэтому проведенное ими исследование отнюдь не заурядно. К нему должно относиться с доверием и серьезностью.

Эти авторы, как мы уже отметили, — оптимисты. Они склонны все видеть лучезарно. С одной стороны, это отрадно. Если все видеть в мрачном свете, с пози­ции “добровольного висельника”, упаднически и без­надежно, то гаснет энергия борьбы и противостояния трудностям, становится невозможным преодоление ре­альных коллизий времени. С другой стороны, амери­канизированный образ “кип смайлинг” (улыбайся) не всегда надежная опора для трезвого, жестко реалистического анализа наличной ситуации на планете. С тех пор как была выпущена их книга, прошло 6 лет /она вышла в Нью-Йорке в 1990 г.). У нас она издана в 1992 г. В ней говорится о грядущем экономическом буме 90-х годов, о том. что не предвидится экономи­ческих кризисов, об экономике высокой заработной платы, о возникновении социализма со свободными рыночными отношениями, о триумфе личности, уми­рании коллектива и прочих благостных вещах. Книга пронизана идеей о вступлении мира в период эконо­мического процветания, о глобальной экономике, в которой экономические отношения почти всегда пре­валируют над политическим. Складывается-де золо­той предвестник свободной мировой торговли (Север­ная Америка, Европа, Япония). И разумеется, во главе — торжествующие, великолепные Соединенные Шта­ты Америки. Авторы не были бы американскими со­циологами, если бы они так не мыслили и так бы не писали.

Известный философ Александр Зиновьев в одной из своих последних книг “Запад. Феномен западнизма” (Москва, 1995 год) справедливо отметил, что идея объединения человечества в глобальное общество есть прежде всего составная часть западной идеологии. Ей дается соответствующее обоснование. Во-первых, это наличие проблем, которые ни одна страна в одиночку решить не может, их можно решить только совокуп­но. Во-вторых, это действительно складывание миро­вой экономики, реально идущая ломка таможенных, тарифных, ценовых и иных экономических барьеров. И в-третьих, это обволакивание планеты сетью меж­дународных организаций и объединений разного толка и характера, прежде всего финансовых и хозяй­ственно-экономических.

Вера хороша, нужна, важна. Но в делах экономи­ки необходимо знание, расчет, опора на упрямую “ци­фирь”. А эта самая “цифирь” для нашего Отечества сейчас никак не дает оснований для буйного задорно­го оптимизма.

Оставим пока, так сказать, в скобках наш родной русский мир. И вернемся к “глобусу”. Всемирно известные авторы Олвин и Хайдн Тоффлеры в 1998 году издали новую книгу “Война и противойна: выжива­ние на заре XXI столетия”. В ней они писали, что старая картина мира отжила свое, что глобальные сис­темы испытали бы поистине революционные сдвиги, если бы даже Советский Союз все еще существовал. По их разумению, мы переживаем сейчас наиболее глубокую перегруппировку мировых сил со времен рождения индустриальной цивилизации. Они так изо­бражают ситуацию: до последнего времени мировая структура была как бы двухслойной. Индустриальные сообщества — наверху. Общества, основанные на крестьянском хозяйстве — внизу. Когда мы об этом говорим, то стоит вспомнить, что по данным Ф. Бааде, всего 36 лет назад (в 1960 г.) в мире сельским хозяйством занимались примерно 360 млн. семей, их технология была настолько архаична, что в это с тру­дом верится. 250 млн. из них, то есть более 70%, при­меняли в качестве единственного сельскохозяйствен­ного орудия либо ручную мотыгу, либо деревянную соху. Около 90 млн. семей пользовались железным плу­гом, запрягая в него коров, быков, лошадей или му­лов. И только 10 млн. семей использовали трактора и другие сельскохозяйственные машины. И это была кар­тина не XIX, а 60-х годов XX столетия.

Разумеется, сейчас картина иная. Но не настолько, чтобы считать, что все уже повсюду в сельском хо­зяйстве электрифицировано и механизировано. Одно дело — ферма в США или Италии, где у коров на рогах датчики и у фермера компьютерная база дан­ных — другое — Перу, Сомали или Бангладеш. Да и наши, подчас вынужденные ”дачники”-доценты и ин­женеры, ветхозаветно лопатой копающие картошку, в не выращивающие для души цветочки, да новояв­ленные фермеры без кредитов и машин, где из полу­ченной прибыли “сочится пот”. Но дело не только в том, что сельское хозяйство во многих, чисто аграр­ных странах во многом индустриализировалось. Так, в Китае, Бразилии, Индии — в основном, конечно, крестьянских пространствах, в море традиционных форм, есть уже массивы высокотехнологических ан­клавов. Дело в том, что возникли страны, основанные не на аграрных хозяйственных структурах и не на традиционных индустриальных. А так сказать, на “силе ума”, на высокой технологии и утонченных зна­ниях. Это страны, где рабочая сила состоит в основ­ном из “белых воротничков”. Они пропитаны элек­тронной инфраструктурой, скоростными линиями передачи значимой цифровой и иной информации. Именно на это опирается их экономика. Эти страны, подобные США, Японии или Сингапуру, не могут быть названными ни аграрными, ни индустриальными. Но именно они представляют общества “третьей” волны с экономикой, основанной на информации, всеохва­тывающей связи, высокой технологии. Они являют собой новейший слой глобальной системы. И им присущи, в отличие от индустриальных или аграрных стран, иные интересы, они нуждаются по-прежнему в энергии и продуктах питания. Но им не нужны дополнительные территории (как Сингапуру) или собственные естественные ресурсы (как Японии). Им нужны знания, обратимые в богатство. Им нужны кон­троль над банками и сетями телекоммуникации, рынки для товаров и услуг, защита против пиратства в отношении интеллектуальной собственности и т. д. Это страны с наукоемкой экономикой и огромными свя­зями с внешним миром. Тут и гиганты — США, Япо­ния, тут и “драконы” — крошечные государства, ста­новящиеся звездами первой величины (Гонконг, Сингапур, Новая Зеландия). Они и являются сейчас, как ехидно назвал их в октябре 1995 года журнал “Огонек” — “передовиками капиталистического со­ревнования”. Он привел данные Всемирного Эконо­мического форума о рейтинге “всемирной конкурен­тоспособности” по показателю валового продукта, рассчитанного по сложной методе с учетом 8 эконо­мических факторов и 378 (!!) критериям. По этому рейтингу на первых пяти местах США, Сингапур, Гон­конг, Япония, Швейцария. Мы — Россия, увы — на 48 месте, после Венесуэлы. Хотя всякие рейтинги в экономике — вещь достаточно условная, тем не менее этот подсчет более или менее адекватно отражал кар­тину современной мировой экономики.

Все это так. И казалось бы, должно побудить на­ших людей всерьез задуматься над судьбами мира и нашей страны в мире. Нашей Родины-матери, где мы увидели свет, и где должны прожить и достойно за­вершить нашу единственную индивидуальную жизнь. Кто-то бежит, кто-то “величественно” избирает дру­гую страну, эмигрирует. Это их дело. Их судьба. Но все 150 миллионов свою Россию не бросят. Ее надо спасти от полного развала, от дальнейшего падения. И поэтому думы о собственной, так сказать “персо­нальной” судьбе, не могут быть теми, о которых гово­рил не модный сейчас поэт В. Маяковский: “Мы толь­ко мошки. Мы ждем кормежки, Мы обыватели. Вы нас обуваете, И одеваете”. Забота о себе неотделима от заботы о Родине. Она неотделима и от заботы о Человечестве. Иначе и себе не поздоровится. Худо бу­дет. Ой, как худо будет! Увы, не все так думают. 24 октября 1995 года в газете “Российские вести” — ор­гане администрации Президента России была поме­щена на весь разворот статья без автора, от имени аналитической службы газеты. В ней, в частности, утверждалось, что российскому обществу сейчас необ­ходимо, чтобы на смену глобальным идеям и глобаль­ным задачам пришли задачи конкретные, прагмати­ческие и даже приземленные, но близкие конкретному человеку, а не всей планете и не всему социуму. И далее: забота о собственном благосостоянии или благосостоянии своей собственной семьи должна стать высшей целью, как единственное оправдание буднич­ных забот и ежедневного труда.

Ей-право, такого беззастенчивого воспевания абсо­лютного житейского индивидуализма, полного отказа от любых интересов, выходящих за рамки индивида, давненько не приходилось читать. Где ты, М. Штирнер? Ау? Куда там Н. Бухарину с его девизом “обога­щайтесь”. Странно, что сочинители не призвали себе на подмогу старые пословицы: “рука к себе лучше тянется, чем от себя”, “не обманешь — не продашь”, “всех грызи — или лежи в грязи” и им подобные. Все, что противоречит такому воспеванию индивидуа­листического бытия, авторы брезгливо поругивают, то “коммунистическими идеями”, то “конфуцианскими”, то их смесью. По их эпатажным утверждениям: на смену глобальным идеям “догнать и перегнать другие государства” должен прийти лозунг личного, а не об­щегосударственного успеха. “Догнать и перегнать со­седа” — это и приятнее и сложнее, чем эфемерно су­ществующие где-то США.

Итак, провозглашаем известную еще со времен Т. Гоббса “войну всех против всех”, вызверимся и уподобимся тому персонажу из анекдота, который при смерти выражал свое последнее желание, чтобы у соседа “сдохло теля”. Тогда все будет прекрасно. И страна воспрянет. Если авторы писали свое анонимное проведение не с “большого бодуна”, то оно опасно, аморально и бесчеловечно. Да, примитивный “коллекти­вам”, изглаживающий личность, глушащий инициа­лу, бесперспективен и неэффективен. Но и алчный, ненасытный эгоцентризм, лишенный каких-либо при­знаков социальности, вряд ли лучше.

Нельзя быть человеком вне своей семьи, града, региона. Нельзя быть человеком вне своей страны, этноса, всечеловечества. Даже странно, что вдруг, снова придется все это говорить, что-то по этому поводу доказывать. И вся экономика есть отношения между людьми. В ее основе лежит эквивалентный обмен. То есть равновесный, соответствующий физическим, ор­ганизационным и интеллектуальным усилиям людей.

Люди всю историю были вынуждены считаться с тем, что кто-то “везунчик” (нашел золото, удачно продал товар, изобрел нечто, получившее спрос, имеет в чад-то личный уникальный талант, блестящий орга­низатор и т. д.). Но все же достойны уважения прежде всего те, кто лично создал свое достояние в рамках именно эквивалентных отношений, а не “шальное братство”. “Вынуждены” — одно. Достойно уважения другое. И у обладающих богатством нередко ценится забота об общем благе. Фонды Форда и Фонды Сороса, Галереи Третьякова и Гугенхейма и им подо­бию возникли не случайно.

Поэтому идеолого-экономические зигзаги авторов из газеты “Российские вести” у меня, как автора кни­ги посвященной человечеству, восторга не вызыва­ют Уж, извините. Такой открытой бесчеловечности и асоциальности, противопоставления себя и “своих” всем “другим”, соседям, дальнему социуму, челове­честву ни одна религия не признает. Да и светский гуманизм не воспринимает. Однако вернемся к экономическому портрету человечества. Он проблематичен, как вся глобальная система. Он мультиполярен и неоднороден, полон неожиданностей, технико-техноло­гических, организационных и собственно экономичес­ки;. Подходя к рубежу века и тысячелетия, экономика мира стоит на распутье, в многообразии альтернатив, в поиске оптимальных путей дальнейшего развития. Как совладать с кризисами? Как обеспечить сближе­ние “Севера” и “Юга”, экономической эффективнос­ти и социальной справедливости? Как? Попробуем на­метить этот ответ в следующих главах.