Эдвард Эдингер «Эго и Архетип» часть I индивидуация и стадии психологического развития



бет1/13
Дата29.06.2016
өлшемі1.32 Mb.
#165288
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13
Эдвард Эдингер

«Эго и Архетип»

ЧАСТЬ I


Индивидуация и стадии психологического развития

И если верно то, что мы приобрели наше знание до нашего рождения и утратили его в момент рождения, но, впоследствии, благодаря восприятию чувственных объектов с помощью наших органов чувств вновь обрели знание, которым мы некогда владели, я думаю, что то, что мы называем учением, есть восстановление нашего собственного знания...

ПЛАТОН


Федон. Сочинения, т. 2. М, 1970, с. 38.

ГЛАВА I

Инфляция эго

Солнце не преступит положенных мер, а не то его разыщут Эринии, союзницы правды.

ГЕРЛКЛИТ


1.ЭГО И САМОСТЬ

Юнг сделал фундаментальное открытие, которое имело далеко идущие последствия,—он открыл коллективное бессознательное, или архетипическую психику. Проведенные Юнгом исследования позволили нам уз­нать, что индивидуальная психика является не только продуктом личного опыта, но и обладает доличностным или трансличностным измерением, которое проявляется в универсальных паттернах и образах всех мировых религий и мифологий. Далее Юнг открыл, что архетипическая психика обладает структурирующим или упорядочивающим принципом, который позволяет объединять различные архетипические содержания. Этот цен­тральный архетип, или архетип целостности, получил у Юнга название Самости. Самость является упорядочивающим и объединяющим центром всеобщего психического начала (сознательного и бессознательного) аналогично тому, как эго является центром сознательной личности. Иными словами, эта является центром субъективной идентичности, а Самость-центром объективной идентичности. Таким образом, Самость является выс­шим психическим авторитетом, которому подчиняется эго. В упрощен­ном виде Самость можно описать как внутреннее эмпирическое божество. Она совпадает с образом Божьим (imago Dei). Юнг показал, что Самость имеет характерную феноменологию. Ее выражают с помощью опреде­ленных символических изображений, которые называются мандалами. К мандалам относятся все изображения, выделяющие особое значение круга с центром, которые обычно сопровождаются фигурами квадрата, креста или иного образа четверицы или кватерности.

С Самостью также связан и ряд других фигур, событий и предметом исследования. К их числу относятся: целостность, совокупность, союз проти­воположностей, центральный генеративный момент, центр мира, ось ми­роздания, творческий момент встречи Бога с человеком, момент переноса сверхличностной энергии в личную жизнь, вечность как противоположность потоку времени, нетленность, парадоксальное соединение неорга­нического с органическим, защитные структуры, способные извлекать по­рядок из хаоса, превращение энергии в эликсир жизни. Все эти области рассмотрения имеют непосредственное отношение к Самости, централь­ному источнику жизненной энергии и нашего бытия, который в упрощен­ном виде можно описать как Бога. Действительно, богатейшие источники феноменологических исследований Самости содержатся в бесчисленных созданных человеком изображениях божества.

Поскольку существуют два независимых центра психической жизни, связь между ними приобретает существенное значение. Отношение эго к Самости носит весьма проблематичный характер и имеет близкое сход­ство с отношением человека к своему Создателю, которое нашло отраже­ние в религиозном мифе. Действительно, миф можно рассматривать как символическое выражение взаимосвязи между эго и Самостью. Многие особенности психологического развития можно понять благодаря из­менчивой взаимосвязи между эго и Самостью на различных этапах пси­хического роста. Развитие взаимосвязи между эго и Самостью составляет предмет нашего исследования.

Сначала Юнг описал феноменологию Самости применительно к ее раз­вертыванию в процессе индивидуации во второй половине жизни. На основе мифологического и этнографического материала Нойманн сим­волически охарактеризовал первоначальное психическое состояние, предшествующее рождению сознания эго, как уроборос. Используя круго­вое изображение "пожирателя хвоста", Нойманн описал первоначальную Самость, первоначальное состояние мандалы всей совокупности пси­хического, из которого рождается индивидуальное эго. На основе кли­нических наблюдений за младенцами и детьми Фордхам также постули­ровал Самость как первоначальную совокупность психического, пред­шествующего появлению эго.

Вообще говоря, среди аналитических психологов принято считать, что задача первой половины жизни состоит в развитии эго, которое сопровож­дается нарастающим отделением эго от Самости; вторая половина жизни требует капитуляции или, по меньшей мере, релятивизации эго по мере развития его отношения к Самости. Поэтому в настоящее время рабочая формула имеет следующий вид: первая половина жизни характеризуется отделением эго от Самости, а вторая—воссоединением эго с Самостью. Эта формула, быть может и верная как широкое обобщение, не учитывает результаты многих эмпирических наблюдений в области детской психологии и психотерапии взрослых. Согласно этим наблюдениям, более корректной бу­дет круговая формула, которую в схематическом виде можно представить следующим образом:

Отделение эго от Самости

Соединение эго с Самостью

Чередование соединения эго с Самостью и отделения эго от Самости происходит неоднократно на протяжении всей жизни индивида, как в детские годы, так и в зрелые. Действительно, эта циклическая (или, точнее, спиральная) формула отражает основной процесс психологического развития от рождения до смерти.

С этой точки зрения взаимосвязь между эго и Самостью на различных ста­диях развития можно представить в виде следующих схем:

Ось эго—Самость





На этих схемах показаны последовательные стадии отделения эго от Самости на протяжении психологического развития. Заштрихованные уча­стки сферы эго обозначают остаточную идентичность эго и Самости. Со­единительная линия между центром сферы Самости обозначает ось эго-Самость, которая выполняет важную роль соединительного звена между эго и Самостью, обеспечивающего целостность эго. Следует учитывать, что эти схемы предназначены для иллюстрации определенной мысли и поэтому не характеризуются строгостью в остальных отношениях. Например, обычно мы определяем Самость как всю совокупность психического, которая неизбежно включает в себя эго. На основе схем и способа их представления можно предположить, что эго и Самость составляют две отдельные сущности, причем эго представляет меньшую часть всей совокупности пси­хического, а Самость—большую. Эта трудность присуща самому предмету рассмотрения. С рациональной точки зрения мы должны проводить различия между эго и Самостью, а это противоречит нашему определению Само­сти. Дело в том, что концепция Самости заключает в себе парадокс. Самость одновременно составляет и центр, и окружность круга всей совокупности психического. Представление эго и Самости в виде двух отдельных сущно­стей служит лишь необходимым средством для рассмотрения их с пози­ций разума.

Схема 1 соответствует первоначальному уроборическому состоянию (согласно Нойманну). Ничего не существует, кроме мандалы Самости. Заро­дыш эго присутствует здесь как потенциальная возможность. Эго и Самость составляют единство, а это значит, что эго не существует. Таково общее со­стояние первичной идентичности эго и Самости.

На схеме 2 показано развивающееся эго, которое начинает отделяться от Самости, но центр и большая часть сферы эго находятся в состоянии пер­воначальной идентичности с Самостью.

На схеме3 показана следующая стадия развития, на которой, однако, со­храняется остаточная идентичность эго и Самости. Ось эго-Самость, пред­ставленная на первых двух схемах как полностью бессознательная и по­этому неотличимая от идентичности эго и Самости, теперь стала отчасти сознательной.

На схеме 4 показан идеальный теоретический предел, который в дей­ствительности, быть может, и не существует. На схеме представлены пол­ное отделение эго от Самости и полная сознательность оси эго-Самость.

Эти схемы поясняют тезис о том, что психологическое развитие харак­теризуется двумя одновременными процессами: нарастающим отделением эго от Самости и постепенным переходом оси эго-Самость в сферу созна­тельности. Если такую интерпретацию актов признать правильной, тогда от­деление эго от Самости и обусловленный Самостью рост сознательности эго в действительности составляют две стороны единого процесса, который развивается от рождения до смерти. С другой стороны, наши схемы пока­зывают в общем виде обоснованность ограничения осознания относитель­ности эго пределами второй половины жизни. Если считать, что схема 3 соответствует среднему возрасту, тогда мы видим, что только на этой стадии - верхний участок оси эго-Самость стал входить в сферу сознательности.

Процесс, с помощью которого осуществляются стадии психического развития, представляет собой переменный цикл, показанный на схеме 5 (с. 48). Непрестанное повторение этого цикла на протяжении всего пси­хического развития приводит к нарастающей дифференциации между эго и Самостью. На более ранних стадиях, приблизительно отражающих пер­вую половину жизни, этот цикл воспринимается как чередование двух со­стояний: инфляции и отчуждения. Третье состояние появляется, когда ось эго-Самость достигает сознательности (схема 3), для которой характерна сознательная диалектическая взаимосвязь между эго и Самостью. Это со­стояние называется индивидуацией. В настоящей главе мы рассмотрим первую стадию, инфляцию.



2.ИНФЛЯЦИЯ И ПЕРВОНАЧАЛЬНАЯ ЦЕЛОСТНОСТЬ

В словаре приводится следующее определение слова инфляция: "преувели­ченный, наполненный воздухом, нереально большой и неправдоподобно важный, пребывающий за пределами своих собственных размеров; отсюда такие значения, как тщеславный, самовлюбленный, гордый и самонадеян­ный".6 Я употребляю термин "инфляция" для описания психологической установки и состояния, которое сопровождает идентификацию эго с Само­стью. В этом состоянии нечто малое (эго) присваивает себе качества чего то большого (Самости) и в результате настолько увеличивается, что выходит за пределы своих размеров.

Мы рождаемся в состоянии инфляции. В младенческие годы не сущест­вует ни эго, ни сознания. Все находится в сфере бессознательного. Латент­ное эго пребывает в состоянии полной идентификации с Самостью. Если Самость рождается, то эго созидается. Но поначалу все есть Самость. Нойманн описывает это состояние с помощью образа уробороса (пожирающего свой хвост змея). Поскольку Самость составляет центр и всю совокупность пси­хической жизни, эго, находясь в состоянии полной идентификации с Са­мостью, воспринимает себя как божество. Мы можем сформулировать эту мысль в форме ретроспективы, хотя младенец, разумеется, так не думает. Он пока вообще не способен думать. Вся его психическая жизнь и пережива­ния группируются вокруг априорного допущения существования божества. Это первоначальное состояние бессознательной целостности и совершен­ства служит причиной нашей ностальгии по своим истокам, как личным, так и историческим.

Многие мифы описывают первоначальное состояние человека как со­стояние округленности, целостности, совершенства или блаженства. Ге-сиод записал греческий миф о четырех веках человечества. Первый век—это золотой век, когда на земле был рай. Вторым был серебряный век, эпоха матриархата, когда мужчины подчинялись женщинам. Третьим был брон­зовый век, эпоха войн. Четвертым был железный век. Гесиод охарактери­зовал этот век как эпоху полного упадка. О золотом веке, блаженном состо­янии человечества, Гесиод пишет так:

"(Золотая раса людей) жила подобно богам, без печали, трудов и забот... У них были все блага, ибо плодородная земля без принуждения прино­сила им обильные плоды. Они жили в мире и покое на своих землях. Их окружало множество хороших вещей. Их стада были тучны. Они были любимы блаженными богами".

В блаженный век люди пребывали в единении с богами. Этот век оли­цетворяет состояние еще нерожденного эго. Эго еще не рассталось с чревом бессознательного и поэтому участвует в божественной полноте и всеобщ­ности.

Другой миф о первочеловеке можно найти у Платона. Согласно этому мифу, первочеловек был круглым и своим видом походил на мандалу. По •тому поводу в своих "Диалогах" Платон пишет следующее:

"Первозданный человек был округл, и очертаниями своих боков и спины походил на круг... Ужасны были сила и могущество первозданных людей, помыслы их сердец были велики; они напали на богов ...и чуть было не подчинили их своей власти ...но боги не могли смириться с их дерзос­тью".8



I'm* I Последовательность гештальтов в направлении снизу вверх отражает возможную эволюцию человеческих фигурок на рисунках детей младшего возраста.

В этом фрагменте в установке ясно очерчена инфляционная самонадеянность В начальный период существования округлость равнозначна мнению человека, что он завершен и целостен и поэтому является богом, который может творить что угодно. Существует интересная параллель между мифом о первозданно круглом человеке и проведенными Родой Келлог дованиями в области искусства детей дошкольного возраста. Она отметила, что изображение мандалы или круга доминирует в рисунках маленьких детей, впервые приступивших к рисованию. Вначале двухлетний ребенок с помощью карандаша или цветного мелка просто рисует каракули, вскоре его внимание привлекает пересечение линий, и он начинает рисовать крестики. Затем крестик помещается в кружочек, и мы полу­чаем исходную модель мандалы. Когда ребенок пытается нарисовать чело­веческие фигурки, они, вопреки зрительному восприятию, получаются в ви­де кружочков с руками и ногами, изображенными в виде похожих на лучи продлений кружочка (рис.1). Эти исследования дают эмпирические данные, которые свидетельствуют о том, что в раннем возрасте дети воспринимают человека как круглую, похожую на мандалу структуру и убедительно под­тверждают психологическую точность платоновского мифа о первона­чально круглом человеке. Детские терапевты также считают, что для детей мандала является эффективным целительным образом (рис. 2).



Рис. 2. Этот рисунок, сделанный семилетней девочкой во время психотерапевтических занятий, свидетельствует о восстановлении психического равновесия.

Все это указывает на то, что, образно выражаясь, человеческая психика вначале была круглой, целостной, совершенной, т.е. пребывала в состоянии единства и самодостаточности, равнозначном состоянию самого божества.

Архетипическая идея, устанавливающая связь между детством и близос­тью к божеству, нашла отражение в оде Водсворта "Знаки бессмертия": Наше рождение есть лишь сон и забвение: Душа, появляющаяся с нами, звезда нашей жизни, Обитает в иных местах И пришла издалека. Не в полном забвении И не в абсолютной наготе, Но в облаках славы исходим мы от Бога, И он есть наша обитель: Те небеса, что в детстве окружают нас!

С точки зрения более зрелого возраста, тесная связь детского эго с бо­жеством отражает состояние инфляции. Многие из последующих психоло­гических проблем обусловлены последствиями такой идентификации с божествомВозьмем в качестве примера психологию ребенка в первые пять лет его жизни. С одной стороны, это время свежести восприятия и реагиро­вания; ребенок непосредственно соприкасается с архетипическими реаль­ностями жизни. Это стадия самобытной поэзии, когда в каждом самом обыч­ном событии таятся величественные, пугающие трансперсональные (межличностные) силы. Но, с другой стороны, ребенок способен вести себя как эгоистическое, жестокое и алчное животное. Фрейд охарактеризовал состояние детства как полиморфное извращение. Это довольно нелестная характеристика, но, по меньшей мере, отчасти, она справедлива. Детство невинно, но оно и безответственно. Поэтому детство характеризуется не только неоднозначностью тесной связи с архетипической психикой и ее сверхличностной энергией, но и бессознательной идентификацией и не­реалистической соотнесенностью с архетипической психикой.

У детей, как и у первобытной личности, эго идентифицируется с архе­типической психикой и внешним миром. У первобытных личностей абсо­лютно отсутствует различие между внутренним и внешним. Первобытные личности привлекают цивилизованное сознание своей связью с природой и гармонической включенностью в жизненный процесс. Но первобытные люди являются дикарями, они подвержены тем же ошибкам инфляции, что и дети. Образ первозданной личности вызывает чувство острой тоски у со­временного человека, отчужденного от истоков смысла жизни. Этим объя­сняется привлекательность концепции "благородного дикаря" у Руссо и в бо­лее поздних работах, отражающих ностальгию современного сознания по утраченной мистической связи с природой. Это одна сторона, но сущест­вует и другая, негативная сторона. Реальная жизнь первобытного человека связана с грязью, она унизительна и проникнута чувством страха. Мы и на мгновение не захотели бы оказаться в такой реальности. Так что лишь пер­вобытный символизм и составляет предмет нашей ностальгии.

Оглядываясь на наши психологические истоки, мы обнаруживаем в них двойственный смысл: во-первых, мы видим в них состояние блаженства, це­лостности, единства с природой и богами; во-вторых, по нашим сознатель­ным, человеческим меркам, соотнесенным с пространственно-временной реальностью, наши психологические истоки отражают состояние инфляции: безответственности, необузданной похоти, высокомерия и грубой чувст­венности. Для взрослого человека основная проблема заключается в том, как достигнуть единства с природой и богами, с которых начинается жизнь ребенка, без того, чтобы впасть в инфляцию отождествления с ними.

Такая постановка вопроса справедлива и для проблемы воспитания детей. Каким образом можно эффективно помочь ребенку освободиться от состо­яния инфляции и сформировать реалистическое, ответственное представ­ление о его отношении к миру, сохраняя при этом живую связь с архетипи­ческой психикой, которая необходима, чтобы сделать его личность сильной и жизнерадостной? Проблема состоит в том, чтобы сохранить целостность оси эго-Самость, разрушая при этом идентификацию эго с Самостью. Этот вопрос лежит в основе всех споров о взаимосвязи между снисходительностью и строгостью в воспитании детей.

Снисходительность заключает в себе терпимость И поощряет спонтан­ность ребенка и его связь со своим врожденным источником жизненной энергии. В то же время она поддерживает инфляцию ребенка, которая не соответствует реальным требованиям внешней жизни. С Другой стороны, строгость подчеркивает необходимость жесткого ограничения поведения, способствует разрушению идентичности эго и Самости и достаточно ус­пешно преодолевает инфляцию. В то же время строгость нередко приводит к нарушению жизненно необходимой связи между развивающимся эго и его корнями в бессознательном. Между строгостью и снисходительностью не существует выбора – они составляют пару противоположностей и долж­ны совместно действовать.

Ребенок буквально воспринимает себя как центр мироздания. На началь­ной стадии мать удовлетворяет этому требованию; поэтому вначале такое от­ношение поощряет в ребенке чувство, что его желание является вселенским повелением, и только так, а не иначе, и должно быть. При отсутствии постоян­ной и безоговорочной готовности матери удовлетворять эту потребность ре­бенка он не способен психологически развиваться. Тем не менее, проходит немного времени, и мир неизбежно начинает отвергать требования ребенка. На этой стадии начинается распад первоначальной инфляции, поскольку опыт показал ее несостоятельность. Но на этой же стадии начинается и от­чуждение; нарушается ось эго-Самость. В процессе узнавания, что ребенок не является божеством, которым он себя считал, возникает незаживающая психическая рана. Ребенок изгоняется из рая, и тогда возникают чувства разлуки и постоянной ранимости.

Переживания отчужденности возникают неоднократно, переходя в жизнь взрослого человека. При этом имеет место двойственный процесс. С одной стороны, в жизни мы постоянно сталкиваемся с реальностями, которые всту­пают в противоречие с бессознательными допущениями эго. Таким обра­зом, происходит развитие и отделение эго от своей бессознательной иден­тичности с Самостью. В то же время для сохранения целостности личности мы должны постоянно обеспечивать воссоединение эго с Самостью; в про­тивном случае в процессе отделения эго от Самости возникает реальная опасность разрушения важной связи между ними. При серьезном нарушении такой связи мы отчуждаемся от наших глубин и готовим почву для психиче­ского расстройства.

Первоначальное положение дел- воспитание себя, как центра мирозда­ния—нередко существует довольно долго и после детства. например, у меня был пациент, который наивно смотрел на мир как свою книжку с кар­тинками. Он полагал, что все вещи, с которыми ему приходилось сталкиваться, существуют специально для его развлечения или обучения. Он буква­льно воспринимал мир как свою устрицу. Внешние переживания не обладали независимой реальностью или смыслом. Исключения составляли только те переживания, которые имели к нему непосредственное отношение. Дру­гой пациент был убежден, что после его смерти наступит конец мира. При таком умонастроении, когда возникают подобные идеи, идентификация с Самостью равнозначна идентификации с миром. Самость и мир имеют одинаковое протяжение во времени и в пространстве. Вне сомнения, такое восприятие вещей заключает в себе зерно истины и характеризуется эффек­тивностью; но эта точка зрения оказывает, бесспорно, пагубное влияние на первых стадиях психологического развития, когда эго старается выделиться из первичной целостности. В более поздние годы жизни понимание не­разрывности внутреннего и внешнего мира способно оказать целитель­ное воздействие на человека. Здесь мы имеем еще один пример влияния алхимического бога Меркурия—целительного для одних и губительного для других.

Многие виды психозов позволяют более основательно понять иденти­фикацию эго с Самостью как центром мироздания или высшим принци­пом. В частности, распространенную среди душевнобольных манию вели­чия, когда больной воображает себя Христом или Наполеоном, лучше всего рассматривать как регрессию к первичной инфантильности, при которой эго идентифицируется с Самостью. Идеи соотнесенности также являются симптомами крайней идентичности эго и Самости. В таких случаях чело­век думает, что некоторые объективные события имеют к нему скрытое от­ношение. У параноика такая мания принимает характер преследования. Например, увидев монтажников, занимающихся ремонтом проводов на те­лефонном столбе, одна из моих пациенток истолковала их действия как попытку установить подслушивающее устройство с целью добыть компро­метирующие ее сведения. Другой пациент считал, что телекомментатор но­востей передавал ему личное сообщение. Такие мании проистекают из со­стояния идентичности эго и Самости, когда человек считает себя центром мироздания и поэтому придает личное значение внешним событиям, кото­рые в действительности не имеют отношения к его жизни.

Известным примером инфляции идентичности эго и Самости является состояние, которое Г. Бейнс назвал "условной или предварительной жиз­нью". Это состояние Бейнс описывает следующим образом:

"(Условная или предварительная жизнь) обозначает психологическую установку, свободную от чувства ответственности по отношению к не­существенным событиям реальной жизни, словно виновниками таких событий являются родители, государство или, в крайнем случае, прови­дение... (Это) состояние инфантильной безответственности и зависи­мости".

М.-Л. фон Франц описывает это состояние как идентификацию с обра­зом pueraeternus (вечного ребенка). Для человека, который находится в та­ком состоянии, все то, что он делает:



"...пока не составляет предмет его реальных устремлений, и поэтому здесь всегда присутствует фантазия, что когда-нибудь в будущем про­изойдет нечто настоящее. В дальнейшем эта установка предполагает постоянный внутренний отказ взять на себя обязательства по отношению к данному моменту. Эта установка нередко (в большей или меньшей мере) сопровождается комплексом спасителя или мессии, когда чело­век думает, что настанет день, и он спасет мир, скажет последнее слово в философии, религии или политике, или совершит что-нибудь в этом ду­хе. Дело может зайти настолько далеко, что состояние примет типичную форму мании величия. Менее значительные признаки этого состояния прослеживаются в представлении человека о том, что его время "еще не наступило". Чувство ужаса неизменно вызывает у человека такого типа только одно—обязательство что-нибудь делать. Он ужасно боится связать себя обязательствами, войти в пространство и время, быть тем, кем он есть".

Психотерапевт нередко встречается с пациентами такого типа. Такой человек считает себя многообещающей личностью. У него много талантов и потенциальных возможностей. Он нередко жалуется на слишком широкий диапазон своих способностей и интересов. Избыток дарований—это его проклятье. Он мог бы сделать все, что угодно, но не может решиться на что-нибудь определенное. Проблема состоит в том, что у него много планов, но ни один из них не осуществляется. Чтобы достичь реального успеха, он должен отказаться от ряда других потенциальных возможностей. Он дол­жен отказаться от идентификации с первичной бессознательной целостно­стью и добровольно признать, что является реальным фрагментом вместо нереального целого. Чтобы стать кем-то в действительности, он должен от­казаться от всего в потенции. Архетип вечного ребенка составляет один из образов Самости, но идентификация с ним означает, что индивид никогда не добьется реальных свершений.

Существует множество менее ярких примеров инфляции, которую можно было бы назвать инфляцией обыденной жизни. Мы можем определить со­стояние инфляции, когда видим, как кто-нибудь (в том числе и мы сами) реализует в переживании одно из качеств божества, т.е. выходит за собстве­нно человеческие пределы. Приступы гнева являются примерами состояния инфляции. В гневе доминирует стремление навязать свою волю окружаю­щим. Это разновидность комплекса Иеговы. Влечение к мести также отражение идентификации с божеством. В такие моменты человеку следовало бы вспомнить о заповеди: "Мне отмщение" сказал Господь, т.е. не тебе. Мно­гие греческие трагедии изображают роковые последствия, которые насту­пают, когда человек берет в свои руки божественное отмщение.

Все виды властной мотивации являются симптомами инфляции. Когда мотив власти составляет основу поступка, тогда предполагается, что чело­век обладает всемогуществом. Но всемогущество составляет качество только Бога. Интеллектуальная ригидность, отождествляющая свою частную ис­тину или мнение с всеобщей истиной, также свидетельствует о наличии инфляции. Здесь предполагается всеведение. Вожделение и все поступки, в основе которых лежит принцип чистого наслаждения, отражают состояние инфляции. Любое желание, рассматривающее свое удовлетворение как ос­новную ценность, выходит за пределы реальности эго и, следовательно, присваивает себе качества сверхличностных сил.

Практически никто из нас, хотя бы в глубине души, не лишен остаточного признака инфляции, которая проявляется в иллюзии бессмертия. Вряд ли найдется хотя бы один человек, абсолютно свободный от идентификации с этим аспектом инфляции. Поэтому близкое соприкосновение со смертью вызывает утрату иллюзий. Внезапно приходит понимание, как драгоценно время просто из-за его ограниченности. Такой опыт нередко позволяет по-новому взглянуть на жизнь, более продуктивно трудиться и установить бо­лее человеческие отношения. Благодаря разрушению области идентичности эго и Самости, когда освобождается новое количество психической энергии для сознания, указанный опыт позволяет осуществить новый скачок в пси­хологическом развитии индивида.

Существует еще и негативная инфляция. Ее можно охарактеризовать как идентификацию с божественной жертвой—чрезмерным, безграничным ощущением вины и страдания. Мы видим это в случаях меланхолии, в кото­рых отражается чувство, что "во всем мире нет человека, более виновного, чем я". Здесь просто слишком много вины. В действительности взятие на себя непомерной ответственности свидетельствует о наличии инфляции, поскольку такой акт выходит за пределы собственно человеческих возмож­ностей. Избыток смирения и высокомерия, любви и альтруизма, эгоизма и стремления к власти является симптомом инфляции.

Состояния идентификации с анимусом и анимой также могут рассмат­риваться как инфляция. Произвольные мнения анимуса уподобляются речи божества. Мрачное негодование, испытываемое человеком, одержимым ани­мой, выражается в таких словах: "Веди себя так, как я тебе сказал, иначе я от­кажусь от тебя; а без моего признания ты погибнешь".

Существует целая философская система, в основе которой лежит состо­яние идентичности эго и Самости. Эта система рассматривает все в мире как проистекающее из личностного эго и как соотнесенное с ним. Она называ­ется солипсизмом, от слов solus ipse, "только я". Ф. Бредли характеризует точку зрения солипсизма следующим образом:



"Я не в силах переступить границы опыта, и опыт есть мой опыт. Отсюда следует, что вне меня ничего не существует; ибо в опыте даны только ее (Самости) состояния".

Шиллер более ярко определяет солипсизм "как учение о том, что все су­ществующее есть опыт, и существует только один субъект опыта. Солипсист думает, что единственным субъектом опыта является он сам.




Достарыңызбен бөлісу:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   13




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет