Эмиль Дюркгейм. Самоубийство: социологический этюд



бет1/19
Дата12.07.2016
өлшемі2.06 Mb.
#193020
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19

www.koob.ru

Эмиль Дюркгейм.

Самоубийство: социологический этюд.
ББК 60.5 Д97 ISBN 5-244-00574-Х

Печатается с некоторыми сокращениями по изданию: СПб., 1912

Пер. с французского А. Н. ИЛЬИНСКОГО

Под редакцией В. А. БАЗАРОВА

Издание Н. П. КАРБАСНИКОВА СПб. 1912

Дюркгейм Э. Самоубийство: Социологический этюд/Пер, с фр. с сокр.; Под ред. В. А. Базарова.—М.: Мысль, 1994.— 399, [1] с.

Эмиль Дюркгейм (1858—1917) — классик западной социологии, профессор университетов Бордо и Сорбонны. В своем творчестве обосновывал идею общественной солидарности, зависимости людей друг от друга. Данная работа написана на обширном фактическом материале, охватывающем как продолжительный временной интервал, так и многие страны Европы. Это позволило автору проанализировать феномен самоубийства с самых различных сторон: социальной, мора­льно-психологической, религиозной, этнической и др.

© Издательство «Мысль». 1994


ПРЕДИСЛОВИЕ


С некоторого времени социология вошла в моду; са­мое слово «социология» стало теперь употребляться очень часто, а еще десять лет назад оно было малоиз­вестно и почти осуждено наукой. Социология находит себе все новых и новых сторонников, и в публике слагается какое-то предвзято благосклонное отноше­ние к этой новой науке, на которую возлагаются самые большие надежды. Нельзя, однако, не признать, что полученные до сих пор результаты не вполне оправды­вают ни большого количества опубликованных по это­му вопросу трудов, ни затраченного на них интереса читателей.

Прогрессивное развитие какой-либо отрасли науки выражается главным образом в том, что трактуемые ею вопросы не остаются в стационарном состоянии; лишь тогда говорят про данную науку, что она двига­ется вперед, если ею устанавливается дотоле неизвест­ная законообразность явлений или по крайней мере открывается ряд новых факторов, которые, не позво­ляя делать окончательных выводов, способны изме­нить самую точку зрения на затрагиваемую проблему. К несчастью, в силу того что социология в большинст­ве случаев не ставит себе точно определенных проблем, она не может тем самым служить таким примером. Она не прошла еще через периоды построений и син­тезов. Вместо того чтобы поставить себе целью осве­тить своими лучами определенную часть необъятного социального поля, социология в большинстве случаев ищет блестящих выводов, причем все вопросы только подвергаются общему обзору, но отнюдь не исследуют­ся по-настоящему; такой метод легко ведет к злоупот­реблениям, давая читающей публике так называемое «представление» о всякого рода вещах, но не приходя при этом ни к какому объективному результату. Зако­ны бесконечно сложной действительности не могут быть открыты путем таких кратких обсуждений и мимолетных интуиций; особенною же бездоказательно­стью отличаются широкие и поспешные обобщения. Все, что можно сделать при таком понимании задач социологии,— это привести при случае несколько подтверждающих предлагаемую гипотезу примеров; но одни иллюстрации еще не могут служить доказательством чего бы то ни было; к тому же если затрагивает­ся такая масса различных вопросов, то ни в одном из них нельзя быть компетентным. И приходится пользо­ваться чисто случайными сведениями, без всякого кри­тического к ним отношения. Таким образом, книги по чистой социологии не могут быть полезны тому, кто поставил себе правилом иметь дело лишь с вопросами строго определенными, так как большинство из них не входит в рамки какой-либо особой отрасли исследова­ния и, кроме того, чрезвычайно бедно сколько-нибудь авторитетными документальными данными.

Каждый человек, верующий в будущее социологии, должен всеми силами души стремиться к тому, чтобы положить конец такому положению вещей. Если со­циология-будет и дальше пребывать в таком состоя­нии, то она быстро впадет в прежнюю немилость, к немалой радости всех врагов знания. Для человечес­кого разума было бы в высшей степени плачевно, если бы часть действительности, представляемая социоло­гией,— единственная, отказывающаяся ему до сих пор покориться, единственная, о которой ведутся еще горя­чие пререкания,— хотя бы только на время ускольз­нула из-под его власти. Неопределенность полученных до сих пор результатов отнюдь не должна нас обес­кураживать: это аргумент в пользу того, чтобы упот­ребить новые усилия, а не в пользу того, чтобы от­казаться от усилий. Наука, только еще вчера зародив­шаяся, имеет право ошибаться и идти ощупью, если только она сама сознает свои ошибки и колебания и тем самым предохраняет себя от возможности их повторения. Социология не должна отказываться ни от одной из своих высоких задач, но если она хочет оправдать возлагающиеся на нее надежды, то она должна стремиться к тому, чтобы стать чем-либо иным, а не только своеобразной разновидностью фи­лософской литературы.

Вместо того чтобы предаваться метафизическим размышлениям по поводу социальных явлений, социолог должен взять объектом своих изысканий ясно очер­ченные группы фактов, на которые можно было бы указать, что называется, пальцем, у которых можно было бы точно отметить начало и конец — и пусть он вступит на эту почву с полной решительностью. Пусть он старательно рассмотрит все вспомогательные дис­циплины— историю, этнографию, статистику, без по­мощи которых социология совершенно бессильна. Ес­ли при таком методе работы можно чего-либо опа­саться, так это только того, что при всей добросовест­ности социолога данные, добытые социологом, не будут исчерпывать изученного им материала, так как сам материал настолько богат и разнообразен, что хранит в себе неистощимую возможность самого не­ожиданного, самого нечаянного стечения обстоя­тельств. Но не надо, конечно, придавать этому преуве­личенного значения. Раз социолог пойдет указанным нами путем, то даже в том случае, если фактический инвентарь его будет не полон, а формулы слишком узки, работа его будет, бесспорно, полезна — и буду­щее поколение продолжит ее, потому что каждая кон­цепция, имеющая какое-нибудь объективное основа­ние, не связана неразрывно с личностью автора; в ней есть нечто безличное, благодаря чему она переходит к другим людям и воспринимается ими; она способна к передаче. Благодаря этому в научной работе созда­ется возможность известной преемственности, а в этой непрерывности лежит залог прогресса.

Именно в этой надежде написана предлагаемая на­ми работа. И если среди различных вопросов, которые разбирались нами на всем протяжении нашего курса, мы выбрали темой настоящей книги самоубийство, то поступили мы так главным образом потому, что самоубийство принадлежит к числу явлений наиболее легко определяемых и может служить для нас исклю­чительно удачным примером; но и тут для точного определения очертаний нашей темы нам понадобилось немало предварительной работы. Зато, сосредоточи­ваясь таким образом на одном каком-нибудь вопросе, нам удается открывать законы, которые лучше всякой диалектической аргументации доказывают возмож­ность существования социологии как науки. В даль­нейшем изложении читатель познакомится с теми из этих законов, которые, как мы надеемся, нам удалось доказать. Без всякого сомнения, нам не раз случалось ошибаться, чрезмерно увлекаться в своей индукции и отдаляться от наблюдаемых фактов; во всяком слу­чае, каждое из своих положений мы подкрепляли воз­можно большим количеством доказательств; особен­ное внимание мы обращали на то, чтобы как можно тщательнее отделить рассуждение по поводу данного положения и нашу субъективную интерпретацию его от самих рассматриваемых фактов. Таким образом, читатель может сам оценить, насколько основательны предлагаемые ему объяснения, имея под руками все данные для обоснованного суждения.

Поставив точные границы своим изысканиям, необ­ходимо, кроме того, категорически воздержаться от изложения общих взглядов на изучаемый предмет и от так называемого краткого общего обозрения темы. Мы думаем, что достигнутые нами результаты, а именно установление известного количества положе­ний относительно брака, вдовства, семьи, религиозной общины и т. д., дают нам возможность, разумеется при правомерном пользовании этим материалом, на­учиться гораздо большему, чем изучая заурядные те­ории моралистов о природе и качестве этих явлений и учреждений.

В нашей книге читатель найдет также несколько указаний на причины общего недуга, заразившего в настоящее время все европейское общество, и на те сред­ства, которыми этот недуг может быть ослаблен. Никогда не надо думать, что общее положение вещей можно объяснить при помощи обобщений. Можно говорить об определенных причинах только после тщательного наблюдения и изучения не менее определенного внешнего их проявления. Самоубийства в том виде, в каком они сейчас наблюдаются, являются именно одной из тех форм, в которых передается наша коллективная болезнь, и они помогут нам добраться до ее сути.

Предлагаемый нами метод целиком зиждется на том основном принципе, что социальные явления должны изучаться как вещи, т. е. как внешние по от­ношению к индивиду реальности. Для нас это столь оспариваемое положение является основным. В конце концов, для того чтобы существование социологии было возможным, раньше всего нужно, чтобы у нее был специальный, только ей принадлежащий объект изучения, чтобы она поставила своей задачей изучение реальности и не была зависима ни от какой другой отрасли знания. Но если нет ничего реального за преде­лами единичного сознания, то социология как таковая должна исчезнуть за неимением материала.

Единственный предмет, к которому тогда может применяться наблюдение, это состояние ума индиви­дов, ибо ничто иное не существует; но это — задача психологии. С этой точки зрения все, что есть сущест­венного в браке, или в семье, или в религии, заключа­ется в тех индивидуальных потребностях, которым предназначены служить эти институты, а именно: от­цовская и сыновняя любовь, половое влечение, то, что называется религиозным инстинктом, и т. д. Что же касается самих институтов с их исторически выработанными формами, столь сложными и разнообразны­ми, то этой стороной дела можно пренебречь: она представляется малоинтересной. Будучи только внеш­ним и случайным выражением общих свойств природы индивидуума, вышеназванные институты являются лишь одним из ее проявлений и не требуют специаль­ного исследования. Конечно, при случае любопытно заняться изучением того, какое внешнее выражение получали в различные исторические эпохи эти вечные человеческие чувства; но так как каждое такое внешнее выражение несовершенно, то им нельзя придавать слишком большого значения. В некотором отношении бывает даже полезно вовсе отбросить их, чтобы лучше проникнуть в глубь оригинального подлинника, в котором чувства эти черпают свой смысл и истинная природа которого искажается внешней передачей.

Таким образом, под предлогом того, чтобы дать науке более глубокую подпочву, основывая ее на психологическом строении индивида, ее отделяют от единственного свойственного ей предмета. Обыкно­венно в таких случаях не замечают того, что со­циологии не может быть там, где нет общества, а общества нет там, где есть только индивиды. К тому же эта концепция является одной из главных причин, поддерживающих в социологии вкус к неясным обоб­щениям. Вполне естественно, что если за конкретными формами социальной жизни не признается самосто­ятельного существования, то нет и желания занимать­ся их описанием.

Мы твердо надеемся, что, читая нашу книгу, каж­дый согласится с нами в том, что над индивидом стоит высшая духовная реальность, а именно коллектив. Ко­гда станет очевидно, что у каждого народа существует свой особый процент самоубийства, что процент этот более постоянен, чем общая смертность, что если он вообще эволюционирует, то — следуя коэффициенту ускорения, свойственному каждому обществу, что все его колебания в различные моменты дня, месяца, года только воспроизводят ритм общей социальной жизни; когда убедятся, что брак, развод, семья, религиозная община, армия и т. д. влияют на него по точно определенным законам, из которых некоторые могут быть выражены даже цифрами; когда убедятся во всем этом, то откажутся видеть в этих состояниях и институтах какие-то идеологические установления, не имеющие ни силы, ни значения. Тогда почувствуют, что это—реаль­ные, живые действующие силы, которые, определяя собою индивида, тем самым ясно доказывают, что они не зависят от него, по крайней мере тогда, когда он входит в качестве элемента в те комбинации, результа­том которых они являются. По мере того как вышена­званные силы формируются, они налагают свою власть на индивида. Приняв это во внимание, легче понять, каким образом социология может и должна быть объективной, ведь она имеет перед собой столь же определенные и столь же прочные реальности, как предмет изучения психолога или биолога*.

* Далее мы укажем, что эта точка зрения, далекая от того, чтобы исключать всякую свободу, является единственным средством примирения ее с детерминизмом, непосредственно вытекающим из данных статистики.

Нам остается выразить свою благодарность нашим бывшим ученикам г-ну Феррану, преподавателю Выс­шей первоначальной школы в Бордо, и г-ну Марселю Моссу, приват-доценту философии, за ту готовность помочь нам, которую они проявили, и за те незамени­мые услуги, которые они нам оказали.



Достарыңызбен бөлісу:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет