«ОСНОВОПОЛОЖЕНИЕ К МЕТАФИЗИКЕ НРАВОВ»

В предисловии задача труда определяется как «отыскание и утверждение верховного принципа моральности». Метод исследования обозначается как аналитическое восхождение к этическим принципам от интуиции обыденного сознания, а затем их обоснование в априорных синтезах разума, имеющих онтологическое измерение и приводящих к метафизике нравственной и разумной личности.

В 1-м разделе анализируется обыденная интуиция доброй воли как идеала чистоты воли вообще. Добрая водя трактуется как содержание конечного предназначения человеческого разума. Рассматривая ряд ценностей (самосохранение, благотворение, счастье и культура дарований), значимость которых не ограничивается нравственным содержанием, Кант утверждает, что моральность ценности вообще следует искать не в субъективном намерении действия, посредством которого она осуществляется, но в самом принципе волевого избрания этой ценности. Поэтому долг есть моральная необходимость действия, т. е. его необходимость из уважения к закону, к чистой ценности; уважение же возможно лишь к разумной деятельной воле. Моральная ценность действия заключена не в ожидаемом результате, но в чистом сознании ценности — «представлении закона самого по себе» как определяющего основание воли. Представление закона должно быть свойственно субъективному мотиву; мотив и законная ценность должны совпасть в поступке воли. Исходя из этого, Кант формулирует требование морального закона: поступать так, «чтобы я мог также желать, чтобы моя максима стала всеобщим законом».

Во 2-м разделе Кант приступает к выяснению принципа моральной ценности строго критическим «априорным» методом. Определяя волю как способность действовать по представлению закона, Кант усматривает собственно практически-ценностный момент воли в ее более или менее полной зависимости от сознания закона, а практическое принуждение — в принуждении к полноте морально-законного (объективнодоброго), которое Кант называет велением разума, а формулу веления — императивом. Безусловный, эмпирически независимый императив именуется Кантом категорическим и определяется как формальное качество нравственной воли. Эта форма нравственного принуждения имеет три аспекта: (а) объективно-формальный («формула закона»), (б) содержательный, или субъективно-ценностный («формула человечности»),

Ее начало дает 3-й раздел работы. Основа объяснения автономии — положительное понятие свободы: закон воли, свободной от чувственных влияний, есть она сама как автономная. Такое свойство положительной свободы должно быть признано за волей всякого существа, способного действовать не иначе как в самосознании такой свободы, хотя бы философия и не могла подтвердить это сознание в его праве. Метафизика нравственной свободы помещается Кантом в контекст учения о вещах-в-себе и явлениях как специфической онтологии критического наукоучения. Чистая спонтанность разума в его законном целеполагании, превосходящая синтетическую способность рассудка, оказывается метафизической основой нравственного бытия личности. Категорическое веление нравственности оказывается возможным именно вследствие: (а) расхождения законов чистой идеальности умопостигаемого и законов эмпирической необходимости, (б) необходимости придания миру последней формы морального мира, (в) необходимого синтеза чувственного влечения с идеей чистой воли. Моральное долженствование, по Канту, есть собственное необходимое воление человека как члена умопостигаемого мира. Последний метафизический синтез морально-пракгического разума как единство мира нравов по закону морали ставит перед философией вопрос о пределе ее правомерной компетенции. Объяснение возможности чистой практической свободы оказывается по ту сторону пределов научной философии; однако тем самым под подозрение в постижимо-непостижимое ти попадает и основание чистого практического принуждения. Моральное воление вовеки должно остаться идеалом, его действительность необъяснима для чистой философии, ибо здесь в дело морального разума вторгается метафизическая сила высшей свободы. Русский перевод Я. Рубана («Кантово основание к метафизике нравов». Николаев, 1804); H. Смирнова (1879); Л. П. Д. под ред. В. М. Хвостова (1912); А. К. Судакова (1997: Кант И. Соч. на нем. и рус. яз., т. 3).

В первой части выражаются натуралистические и материалистические установки Гоббса, его понимание естественных и

Вторая часть трактует человека как своеобразное физическое существо. Здесь с позиций механицизма трактуются физиология и психология — вопросы зрения, трактовка аффектов и т. п. В особой главе рассматривается проблема речи как специфического свойства познающего человека, а также зависимость науки от речи. Включена также глава о религии — как «естественной», так и «суеверной».

Третья часть (опубликованная первой), исходя из особенностей человека, рассматривает его какдообщественного индивида, создающего государство как «искусственное тело». Здесь определяются понятия естественного права и естественных законов общественного договора, вопросы частной жизни в связи с государственностью и христианской религией. В философии 17 в. наибольшее влияние имели социальные идеи последней части сочинения.

В. В. Соколов

ОССОВСКАЯ (Ossowska) Мария (16 января 1896, Варшава—13 августа 1974, там же) — польский философ, социолог, участница Львовско-Варшавской школы. Жена С. Оссовского.

Окончила философский факультет Варшавского университета, где училась у Т. Котарбиньского, В. Татаркевича и Я. Лукасевича. Активная участница польского Сопротивления во время 2-й мировой войны. Профессор Лодзинского университета (1945—48), Варшавского университета (с 1948). Руководитель отдела истории и теории морали Института философии и социологии Польской академии наук (1956—62).

В трактовке Оссовской наука о морали есть описание и анализ соотношения между реальными моральными отношениями и этическими системами, господствующими в различных обществах на различных исторических стадиях их развития; наука о морали занимается также изучением источников морали. ее функций и структуры. В связи с этим теоретическая этика сталкивается с тремя типами проблем: методологическими проблемами, связанными с природой, спецификой и обоснованием моральных норм и оценок; психологическими проблемами, связанными с мотивацией оценок, действий моральных чувств и моральной патологии; социологическими проблемами анализа социальных оснований морали в различные исторические эпохи и у различных социальных групп.

Исследование моральных норм Оссовская проводит в контексте «нормативного образца личности», т. е. нравственного идеала или образа, который данным обществом рассматривается как ориентир этического поведения, объект притязаний и подражаний. Личностные образцы меняются по мере развития человека и общества, типа социальных отношений. Напр., в общественном сознании добуржуазной эпохи превалирует аристократический личностный образец (стержневой основой личности является убеждение в том, что ее честь и достоинство выше любых материальных благ и самой жизни), а в буржуазную эпоху — мещанский личностный образец (достоинство человека измеряется прежде всего жизнен

ным успехом). Однако эти личностные образцы в любую эпоху сосуществуют в общественном сознании, находясь в состоянии постоянной полемики и борьбы. Превращение какого-либо из них в доминирующий связано с резкими переоценками ценностей, трагическими «перекосами» в ту или иную сторону.

Этическое исследование «личностных образцов» имеет не только теоретическую ценность, оно задает определенные ориентиры и модели поведения; тем самым проявляется прикладная, практическая функция этики. Недопустимо подчинение этики жестким идеологическим или политическим влияниям, превращающим мораль и науку о морали в орудия борьбы между социальными группами, партиями и другими общественными силами. Мораль является относительно автономным социальным явлением, способным ограничивать политику и идеологию в соответствии с фундаментальными представлениями о человеке и его месте в мире, определяющими исторический тип культуры.

Эстетические воззрения Оссовского основывались на идее возрастающей роли искусства в духовной жизни человечества. Теория культуры включает типологический анализ эстетических ценностей и оценок в их историческом развитии. Эта типология основывается на фундаментальном соотношении между понятиями красоты в природе и красоты, созданной человеком.

Оссовский подверг критике расово-антропологическое направление в социологии, раскрыв не только его методологические недостатки, но и порочную идеологическую мотивацию, ставшую особенно очевидной в годы 2-й мировой войны. Он показал социальные механизмы, при посредстве которых мифы «крови и расы» функционируют в обществе. Оссовский был активным участником общественных движений против антисемитизма, а во время войны участвовал в польском Сопротивлении. Общественно-политические взгляды Оссовского были близки социал-демократии. Он полагал, что плановая экономика должна сочетаться с частной инициативой, идеалы общественной справедливости не противоречат культурному и социальному плюрализму. Оссовский анализировал различные пути социальной стратификации и ее теоретического обоснования.

Общественные науки (в первую очередь — социология и культурология), согласно Оссовскому, суть науки с твердыми эм-

ОСТВАЛЬД

Важное место в ранних работах Остина занимает введение понятий перформативного и констатирующего высказывания, которое он рассматривает как очередной шаг в развитии логических представлений о границе между осмысленными и бессмысленными высказываниями. Под первым он понимал высказывание, являющееся исполнением некоторого действия («Я обещаю, что...»), под вторым — дескриптивное высказывание, способное быть истинным или ложным. В дальнейшем эти идеи были преобразованы в теорию речевых актов (speech act theory). В целостном виде они были изложены Остином в курсе лекций «How To Do Things With Words», прочитанном в Гарвардском университете в 1955. Единый речевой акт представляется Остину как трехуровневое образование. Речевой акт в отношении к используемым в его ходе языковым средствам выступает каклокугивный акт; в отношении к поставленной цели и ряду условий его осуществления — как иллокутивный акт; в отношении к своим результатам — как перлокутивный акт. Главным новшеством Остина в этой схеме является понятие иллокуции, т. к. локуцией всегда занималась семантика, а перлокуция была объектом изучения риторики. Остин не дает точного определения понятия иллокутивного акта. Он только приводит для них примеры (How То Do Things With Words. Oxf., 1962, p. 8) — вопрос, ответ, информирование, уверение, предупреждение, назначение, критика и т. п. Остин пытается обнаружить отличительные признаки иллокуции. В дальнейшем П. Ф. Стросон свел замечания Остина к четырем признакам, из которых главными являются признаки целенаправленности и коцвенциональности. Остин считал, что в отличие от локутивного в иллокутивном акте соглашения не являются собственно языковыми. Однако ему не удалось объяснить, в чем состоят эти соглашения. Остину принадлежит и первая классификация иллокутивных актов. Он полагал, что для этой цели нужно собрать и классифицировать глаголы, которые обозначают действия, производимые при говорении, и могут использоваться для экспликации силы высказывания — иллокутивные глаголы. С точки зрения современного уровня развития лексической семантики, классификация Остина представляется первым общим приближением к сложной структуре данного объекта исследования. Теория «речевых актов» оказала большое влияние на современную лингвистику и логику (т. н. иллокутивная логика, трактующая речевые акты как интенциональные действия говорящего).

Соч.: Are There A Priory Concepts.— Proceedings of the Aristotelian Society, 1939, ν. XVIII, pp. 83-105; A Plea for Excuses.- Proceedings f the Aristotelian Society. 1956—1957, v. LVII, pp. 1—30; Ifs and Cans. L., 1956; Philosophical Papers. Oxf., 1961; Sense and Sensibilia. Oxf., 1962; How To Do Things With Words. 1962; Чужое сознание.— В кн.: Философия, логика, язык. М., 1987, с. 48—96; Слово как действие.— В кн.: Новое в зарубежной лингвистике, вып. 17. M., с. 22—129; Истина.— В кн.: Аналитическая философия: становление и развитие (антология). М., 1998, с. 174-191.

Лит.: Xu.w Т. И. Современные теории познания. М., 1965, с. 489—92. О. А. Назарова

Замеченная В. Шкловским универсальность остранения как художественного приема фактически тождественна понятию «эффекта очуждения», которое было разработано в театральной эстетике и художественной практике Б. Брехта. Согласно Б. Брехту, очуждение не только ставит изображаемое в позицию неопознаваемости, но тем самым активизирует воспринимающую личность на преодоление собственной субъективности.

Остранение не только художественный прием, но и понятие философско-методологического порядка в современной эстетике и философии культуры. Остранение позволяет при рефлексивном анализе художественного текста вывести условность произведения искусства за скобки, тем самым разрушить субъективность непосредственного восприятия, разрушить «горизонт ожидания» и явить объектно-смысловую фактуру художественного текста. Вводя понятие остранения и расширяя его инструментальный смысл, Шкловский подчеркивал, что при анализе конкретной эстетической или другой ценности, которая известна нам до автоматической неразличимости, необходимо сделать очевидный предмет — странным, Мы можем хоть что-то понять в художественной ценности и усмотреть ее смысл, когда мы способны увидеть в привычности, в обычном — нечто необычное, нечто странное, неизвестное и непонятное.

Как инструмент анализа художественного факта остранение есть преображенная культурным материалом форма феноменологической редукции, т. к. является незаменимым ключом для обнаружения и представленности смысловой метаструктуры художественной реальности. В позиции остранения исследователь производит реальное редуцирование наличных смыслов из поверхности текста к его глубинным смыслам и тем, что определены контекстом.