Ф. М. Достоевский русская философия



бет41/161
Дата07.07.2016
өлшемі8.77 Mb.
#184312
1   ...   37   38   39   40   41   42   43   44   ...   161

Соч.: Собр. соч.: В 2 т. Спб., 1900; Давид Рикардо и Карл Маркс в их общественно-экономических исследованиях. М., 1937; Очерки первобытной экономической культуры. М., 1937; Избр. эконом, произв.: В 2 т. М., 1959.

Лит.: КлейнбортЛ. М. Н. И. Зибер. Пп, 1923; Володин А. И. «Анти-Дюринг» Ф. Энгельса и общественная мысль России XIX века. М., 1978; Бурлак В. М. Отражение идей марксизма в русской прогрессивной общественной мысли 1840-1860-х го­дов. М., 1980.



О. В. Аксенова
ЗИНОВИЙ ОТЕНСКИЙ (? - 1571-1572 ?) - философ, бо­гослов. Биографические сведения о нем крайне скудны. Известно, что 3. был иноком Отенского монастыря в Нов­городе и, вероятно, новгородцем по происхождению, бывал в Москве, был очень начитан и в 1566 г. беседовал с некими «клирошанами» о ереси Феодосия Косого (осуж­денного в 1554—1555 гт. на соборе в Москве), после чего написал свой главный труд «Истины показание к вопро­сившим о новом учении». О его литературном наследии известно немного больше. Оно включает, помимо мн. приписываемых 3. соч. (что свидетельствует о его авто­ритете и значении в рус. «книжности»), Послание к дьяку Я. В. Шишкину (1534-1536), посвященное теме праведно­го суда, Похвальное слово епископу Ипатию Гангрскому (ок. 1551), Послание монахам Гурию Заболоцкому, Кас-сиану и Гурию Коровиным, заточенным в Соловецком монастыре (1550-е), Похвальное слово на открытие мо­щей Никиты Новгородского (1565), Похвальное слово на открытие мощей архиепископа Ионы (1560-е). Почти все они также затрагивают ересь Феодосия и наряду с осн. произв. 3. могут рассматриваться как важные источники в освещении этой проблемы (актуальность полемики с ним именно в Новгороде - косвенное подтверждение свя­зи проповеди Косого с ересью жидовствующих). «Исти­ны показание...» отмечено искусностью композиционно­го решения: оно построено в виде 10 бесед автора с тремя клирошанами из Старой Руссы, обратившимися к нему с просьбой разъяснить, правильно ли «новое учение» Фе­одосия; во время последней беседы к ним присоединяет­ся новгородец Захария Щечкин. Это композиционное ре­шение позволило 3. в диалогической форме разобрать осн. предметы полемики с «новым учением» в виде пос­ледовательного богословского компендиума. Первая бе­седа обрамляет изложение доказательств бытия Божия и учения о Троице, 2-я, 3-я и 4-я - учение о Сыне Божием, боговоплощении и спасении, 5-я - об иконопочитании, 6-я -о молитвенном призывании святых и почитании их мо­щей, 7-я - о почитании креста, 8-я - обоснование необхо­димости соблюдения уставов и заповедей, 9-я - обосно­вание ин-та монашества и монастырских владений, 10-я -объяснение отдельных догматических и обрядовых воп­росов. Изложение 3. доказательств бытия Божия, предва­ряющих догматическую и сотериологическую проблема­тику, позволяет видеть в нем едва ли не первого филосо­фа на Руси, если, конечно, в самой философии видеть рациональный дискурс как критическое исследование ми­ровоззренческих проблем средствами логической аргу­ментации (а не обычную дидактику, религиозную или нравственную, к-рую чаще всего и принимают за «рус­скую философию»). Опираясь на переводные богослов­ские памятники, прежде всего на «Точное изложение пра­вославной веры» Иоанна Дамаскина, «Шестодневы» Ва­силия Великого и Иоанна Болгарского, а также на бого­словские разделы ряда др. памятников («Повесть о Варлааме и Иоасафе», возможно, Летопись Георгия Амар-тола), 3. пользуется возможностями полемического жан­ра своего произв. для развернутой экспозиции трех типов доказательств бытия Божия. Тот факт, что в данном слу­чае речь идет именно о полемическом жанре, а не о поле­мике в собственном смысле (Феодосии и его последова­тели бытия Божия не отрицали), свидетельствует о «са­моцельных» философских интересах 3., а также о систе­матичности его мышления, к-рые заметно превосходят тот «естественно-научный» материал, к-рый приводится им в ходе его аргументации. Космологическое доказатель­ство - выведение из конечности и изменяемости миро­вых стихий и сил бытия Существа неизменного и абсо­лютного - представлено в аспектах происхождения жиз­ни органической, начал неорганических и бытия космоса в целом. Аргумент в связи с происхождением жизни кон­статирует, что птица рождается из яйца, а яйцо от птицы и что если предложат видеть «родоначальниками» живых существ стихии (воздух, земля), то можно заметить, что за все время существования мира не было наблюдаемо по­рождение живого из неживого, как не видно оно и в наст. вр. Аргумент в связи с неорганическими началами 3. разви­вает, переходя последовательно от тезиса (если допустить «самобытность» земли, воды и неба, то их бытие, ввиду их же свойств, необъяснимо) к контртезису (преходящи только «роды» существ, но небо и земля «стоят») и опро­вержению последнего (неизменность неба мнимая, ибо оно подвержено изменениям, «по небеси же всяко есть и земли движение», но то, что движется и изменяемо, неус­тойчиво, а что неустойчиво, должно иметь начало своего бытия). Аргумент же от бытия космоса в целом представ­лен в виде силлогизма: все подверженное изменению, пре­вращению и «страданию» не безначально - небо и земля, вода и воздух, солнце и звезды являются именно таковы­ми, - следовательно, они должны быть сотворены Богом, «иже безначален, присносущен и жив». Физико-телеоло­гическое доказательство 3. строится исходя из «несамо­бытности» (несамосущности) мировых стихий и строй­ности миропорядка в целом. Регулирующая, направляю­щая и разумная сила Творца (и Промыслителя) выявляет­ся из взаимного антагонизма стихий, к-рые без нее уничтожили бы друг друга. «Потому ни стихии, ни небо, ни звезды не «бесстрастны», а значит, не безначальны и не самосущи и сами по себе порядка не образуют. Но они держатся сотворившей их силой великой и премудро­стью, которая управляет их в «доброчинии» и гармонии, приводя их, сопротивляющихся друг другу и беспорядоч­ных, в умирение и нерушимый союз» (цит. по: Истины показание. Казань, 1863. С. 68-69). Доказательство исто-рико-психологическое (антропологическое) обосновывает бытие Божие исходя из факта всеобщей распространен­ности религии и богопочитания у всех народов, даже са­мых отсталых.

Л и т.: БуланинД. М. Зиновий Отенский // Словарь книжни­ков и книжности Древней Руси. Вторая половина XIV-XVI в.. Л., 1988. Ч. 1; Калугин Ф. Зиновий, инок Отенский. Спб., 1894.



В. К. Шохин I

ЗИНОВЬЕВ Александр Александрович (29.10.1922,1 д. Пахтино Чухломского р-на Костромской обл. - 10.05.2006, Москва) - логик, философ, социолог, писатель и публи­цист. Участник Великой Отечественной войны. В 1939 г. поступил в Московский ин-т истории, философии и лите­ратуры (МИФЛИ), в том же году за критику Сталина ис­ключен из МИФЛИ, арестован, бежал. В 1951 г. окончил философский ф-т МГУ. В 1954 г. защитил кандидатскую диссертацию «Логика «Капитала» К. Маркса», через 6 лет - докторскую диссертацию - «Философские пробле­мы многозначной логики». В 1955-1976 гг. - сотрудник Ин-та философии АН СССР, по совместительству в 1963-1969 гг. - проф., зав. кафедрой логики философского ф-та МГУ. После публикации за рубежом художественно-пуб­лицистических произ. «Зияющие высоты» (1976) и «Свет­лое будущее» (1978) был лишен советского гражданства и выслан вместе с семьей из СССР. С 1978 г. жил в Герма­нии, читал лекции в ун-тах Европы, США, Лат. Америки, активно выступал как публицист. Опубликовал в общей сложности св. 200 работ, из них ок. 40 книг, по вопросам логики и методологии науки, социологии, политологии, переведенных на 26 языков, член ряда российских и зару­бежных академий. Награжден Международной премией А. Токвиля за социологические исследования (1982), Меж­дународной премией «Тевере» (1983) и др. После воз­вращения российского гражданства вернулся в Россию в 1999 г. Широкую известность 3. принесли его исследова­ния по классической, многозначной и неклассической логике. Логику он рассматривает как науку о правилах языка, к-рые не открываются, подобно законам природы, а изобретаются людьми в качестве интеллектуальных ин­струментов решения задач, возникающих в познании, практике, общественной жизни. Результатом такого под­хода явились построение им комплексной логики, позво­ляющей найти решение осн. проблем формальных сис­тем (непротиворечивости, разрешимости, полноты), об­щей теории доказательства, обоснование способов логи­ческой экспликации понятийного аппарата физики и социологии (логическая физика, логическая социология). Большой резонанс получили труды 3., посвященные со­циальной организации реального коммунизма, прежде всего советского об-ва, а также совр. Запада (по его терми­нологии, западнизма). Он предвидел надвигающийся кри­зис реального коммунизма, провал горбачевской пере­стройки, исследовал факторы, приведшие к распаду СССР, последствия этого события для России и мира. На основе этого анализа, а также изучения процесса глобализации пришел к выводу о коренном повороте, происшедшем в развитии человечества во 2-й пол. XX в., от эпохи обществ к сверхобществу, дал характеристику осн. черт последне­го. После крушения реального коммунизма историческую инициативу захватило сверхобщество в его заладнистском варианте. Согласно прогнозу 3., оно обременено множе­ством трудных, если вообще разрешимых, проблем и не содержит в себе самом ресурсов для изменения нынешне­го направления социальной эволюции. Сегодня в мире не видно ни интеллектуальных, духовных порывов, ни обще­ственных сил, к-рые бы были ориентированы на слом ны­нешнего, по сути тупикового, вектора исторической эво­люции. Однако спрос на такой поворот, на обосновываю­щую его идеологию ощущается все сильнее. 3. считает, что она возникнет как отрицание и западнизма, и марксиз­ма, советской идеологии. Вместе с тем новая идеология призвана восстановить и развить все позитивное, что име­лось в организации реального коммунизма, так как только коммунизм представляет собой жизнеспособную альтер­нативу западнистскому варианту исторической эволюции, ведущему человечество к социальной катастрофе. Твор­ческим развитием идей 3., публикацией его трудов зани­маются Исследовательский центр им. А. А. Зиновьева при Московском гуманитарном ун-те и некоммерческое парт­нерство «Ольга Зиновьева и дочери в поддержку идей и творчества А. А. Зиновьева».

С о ч.: Философские проблемы многозначной логики. М., 1960; Логика высказываний и теория вывода. М., 1962; Осно­вы логической теории научных знаний. М., 1967; Комплексная логика. М., 1970; Логика науки. М., 1971; Нестандартная логи­ка. М., 1983; Очерки комплексной логики. М., 2000; Логичес­кая социология. М., 2002; Логический интеллект. М., 2005; Коммунизм как реальность. М., 1994; Запад. М., 1995; Русский эксперимент. М., 1995; Великий эволюционный перелом. М., 1999; На пути к сверхобществу. М., 2000; Гибель русского коммунизма. М., 2001; Глобальный человейник. М., 1997; Рус­ская трагедия. М., 2002; Распутье. М., 2005; Фактор понима­ния. М., 2006.

Лит.: Феномен Зиновьева / Сост. А. А. Гусейнов, О. М. Зино­вьева, К. М. Кантор. М., 2002. (лит. о Зиновьеве на с. 392-397); Александр Зиновьев - мыслитель и человек: (Материалы «круг­лого стола») // Вопросы философии. 2007. № 4.

Ю. Н. Солодухин


ИВАН (ИОАНН) IV ГРОЗНЫЙ (25.8.1530, с. Коломенское -18.03.1584, Москва)-первый рус. царь (с 1547), проводил жесткую политику укрепления централизованного государства, сыграл большую роль в разработке офици­альной идеологии «самодержавства». Собственно теоре­тических соч. не оставил, свои политические взгляды из­ложил в посланиях, дипломатической переписке, в пере­писке с Курбским. В них И. IV преследовал две задачи: обосновать легитимность царской власти в России и дока­зать ее абсолютный характер. Природа власти рус. кня­зей, считал он, носит сакральный характер, она не только исходит от Бога, но и по своей сущности близка власти самого Бога. Это философско-религиозное обоснование легитимности монархической власти он дополнил исто-рико-генеалогической аргументацией, имевшей важное значение для политической практики феодального об-ва. Еще Василий III, отец И. IV, ввел в чин венчания чтение своей родословной, начиная с Августа, через Рюрика, к-рый объявлялся прямым потомком Пруса - родственни­ка римского императора. Царский статус московских кня­зей И. IV обосновывал тем, что византийский император вручил в свое время царский венец Владимиру Монома­ху. И. IV стремился не оставить к.-л. сомнения не только в законности своей власти, но и в степени ее совершенства и могущества, называя себя «величайшим христианским государем». Будучи сторонником абсолютистской фор­мы монархии, он определял ее как «вольное царское са­модержавие». Это значило, что царь волен по своему ус­мотрению «жаловать и казнить своих подданных», власть царя и закон несовместимы. Если современники И. IV -сторонники идей «некасаемости царя», - встраивали в механизм абсолютной власти моральный ограничитель властного беспредела, сам царь устраняет этот ограничи­тель, а по существу, и ответственность за свои действия перед Богом, перекладывая ее на подданных. Наработан­ное веками содержание понятия «царской грозы» («Царь грозен, но справедлив») он сводит лишь к жестокости (при­чем непосредственной) по отношению к подданным. При этом наказывать, по его мнению, следовало не только за дела, но и за мысли, ибо замыслы людей более опасны, чем их дела. Как утверждал А. Курбский в своей полеми­ке с И. IV, он «затворил русскую землю, сиречь свобод­ное естество человеческое, аки в адовой твердыне». Ос­новываясь на идее безграничности царской власти, И. IV отвергал традиционное представление о том, что церковь печется о спасении души человека, а государство - о его земных интересах, считая, что царское правление должно «заботиться о телах и душах многих людей». Такое пони­мание вело к политике огосударствления церкви путем превращения ее в одно из ведомств царской власти. Со священниками, в к-рых И. IV усматривал своих против­ников, он расправлялся так же беспощадно, как и с бояра­ми. Во всей истории рус. православной церкви известен только один случай, когда ее глава был уничтожен по при­казу царя, - это удушение митрополита Филиппа по при­казу И. IV. Политические взгляды И. IV развивались в духе идей иосифлян (стяжателей), считавших, что как царь слу­жит делу церкви, так и церковь должна служить государ­ству, не отделяя себя от него. Их учение в конечном счете легло в основу официальной государственной идеологии российской монархии. Отказавшись от идеи превосходства духовной власти над светской, выступая с позиций сак-ральности самодержавия, единственное ограничение прерогатив последнего Иосиф Волоцкий видел в невме­шательстве царя во внутренние дела церкви. Филофей позже пересмотрел и это положение, отнеся к компетен­ции царя назначение епископов, борьбу с ересями и др, заложив тем самым теоретические основы той реформы, к-рую Петр I осуществил 2 в. спустя. Идея Филофея о том, что подданные обязаны беспрекословно повиноватьс монарху, не имея права даже на мысленный протест, вы­звала симпатии у И. IV. Опираясь на взгляды этих идеолог;; единого централизованного рус. государства, он в своей политической практике сыграл важную роль в становле­нии и утверждении абсолютистской традиции в России.

С о ч.: Послания Ивана Грозного. М.; Л.. 1951; Перепис Ивана Грозного с Курбским. Л., 1979; Соч. Спб., 2000.

Л и т.: Виппер Р. Ю. Иван Грозный. 3-е изд. М.; Л., 1944 Скрынников Р. Г. Иван Грозный. М., 1975; М., 2003; Флор. Б. Н. Иван Грозный. 3-е изд. М., 2003; Ельянов Е. М. Ив Грозный - создатель или разрушитель: Исследование пробл мы субъективности интерпретаций в истории. М., 2004.

В. И. Ковален


ИВАНОВ Всеволод Никанорович (1888, Волковыск Гр ненской губ. - 9.12.1971, Хабаровск) - философ, истор культуролог. Род. в семье уездного учителя рисунка живописи. Окончил историко-филологический ф-т П тербургского ун-та (1912). Стажировался в Гейдель" гском ун-те и в ун-те г. Фрайбурга, участвовал в семин pax В. Виндельбанда и Г. Риккерта, к-рым посвятил о из своих кн. «Дело человека. Опыт философии культур (Харбин, 1933). Намеревался заняться научной рабо­той, но в нач. Первой мировой войны был призван в ар­мию как офицер запаса. После Февральской революции избран членом полкового комитета, служил в Перми. С фев. 1918 г. - ассистент проф. Л. В. Успенского, воз­главлявшего кафедру философии права Пермского отде­ления Петербургского ун-та. В том же году становится преподавателем кафедры философии права. В 1919 г. работал в Омске под руководством проф. Устрялова. С 1922 г. в эмиграции: в Китае, Корее, Маньчжурии. Лишь в феврале 1945 г. возвращается на родину. Творческая дея­тельность И. многогранна. Он - автор мн. произв., в ос­новном на исторические темы. Осн. философские рабо­ты: «Философия Владимира Соловьева», «Рерих. Худож­ник, мыслитель», «Этюды по диалектической логике». Прекрасное знание европейских (лат., греч., фр., нем. и англ.) и вост. (кит., монгольского, япон. и корейского) язы­ков позволяло ему работать с первоисточниками - лето­писями, указами, хрониками. И. считается одним из вид­ных деятелей евразийского движения. Его фундаменталь­ная работа «Мы», имеющая подзаголовок «Культурно-исторические основы русской государственности» (Харбин, 1926), ставит автора в один ряд с Я. Н. Алексее­вым, Н. С. Трубецким, Карсавиным, Савицким и др. пред­ставителями евразийской философии. Великолепный зна­ток не только европейской культуры, но и культуры Вос­тока, И. исследовал их осн. черты, выступая против абсо­лютизации одной из них, что особенно актуально сегодня.

Соч.: Сказание об Антонии Римлянине. Рига, 1939; На ниж­ней Добре. Хабаровск, 1958; Рерих. Художник, мыслитель // Из неопубликованного. Ленинград, 1991.

Лит.: Руснак С. С. Взгляд на евразийство с Дальнего Восто­ка//Личность. Культура. Общество. 2001. Т. 3, вып. 1(7);

В. Я. Пащенко


ИВАНОВ Вячеслав Иванович (16(28).02.1866, Москва -16.06.1949, Рим) - поэт, мыслитель. Окончив 2 курса исто­рико-филологического ф-та Московского ун-та, И. в 1886 г. для продолжения образования уехал в Берлин, где под руководством Т. Моммзена писал диссертацию о систе­ме откупов в Древнем Риме. Вернулся на родину весной 1905 г., жил вначале в Петербурге (устраивая на своей квар­тире, или «башне», «симпозионы» - приемы для культур­ной элиты в духе философических пиров древних акаде-мий),сосени 1913 г.-вМоскве. В 1921-1924гг. И.-проф. Бакинского ун-та. В августе 1924 г. эмигрировал и до кон­ца жизни жил в Италии, практически не принимая учас­тия в общественных и культурных событиях эмиграции и в целом лояльно относясь к советской власти. В 1926 г. И. стал вост. католиком православного обряда, в 1936-1949 гг. И. - проф. рус. языка и литературы в Папском восточ­ном ин-те. На большинство современников производил впечатление человека многогранной одаренности, спо­собного говорить практически с каждым собеседником на языке его специальности. «Вячеслав Великолепный» (выражение Шестова) стал воистину энциклопедией куль­турных увлечений рус. «серебряного века». Стихи И. со­здали ему репутацию столпа рус. символизма - поэта-философа, перу к-рого принадлежат стихотворения «громкозвучные, тяжеловесные и в одеждах изукрашен­ные пышно» (Б. К. Зайцев). Поэтическая философия И., за к-рой стоит его личность «мудреца» и отношение к поэзии как одному из высших способов познания, явля­ется разновидностью автокомментария к собственному творчеству. С нач. 1890-х гг. И. находился под сильным влиянием Ф. Ницше, а также германской мысли: М. Эк-харта, философии становления и «органической формы» И. В. Гёте, «магического идеализма» Новалиса, раннеро-мантической метафизики всеединства, «синтетической оперы» Р. Вагнера. Конец века окрашен интенсивным вос­приятием идей В. С. Соловьева (с к-рым познакомился в 1896 г.). И. становится также одним из главных рус. знато­ков античных культов и мистерий («Эллинская религия страдающего бога», 1904-1905; «Дионис и прадионисийство», 1923). Во 2-й пол. 1900-х гг. И. увлекся оккультизмом и теософией, гностическими и манихейскими учения­ми, а также пытался осуществить проповедуемую им идею эротико-мистического коллективизма. После пере­езда в Москву в сферу интересов И. попадают Скрябин и Достоевский, работы московских православных филосо­фов, под непрямым воздействием к-рых он к концу деся­тилетия пришел к размышлениям о русской идее. В эмиг­рации И. существенно ничего не добавил к сказанному им ранее, хотя и уточнял свои наблюдения о культуре, восприняв нек-рые идеи неотомизма и философствую­щих писателей-католиков (аббат А. Бремон, Т. Хеккер и др.). Из продолжительного диалога И. с совр. мыслью родились кн. эссеистики «По звездам» (1909), «Борозды и межи» (1916), «Родное и вселенское» (1917) и составлен­ная из 12 писем «Переписка из двух углов» (1921, совме­стно с Гершензоном). И. - участник сб. «Из глубины» (1918). Свою эпоху И. характеризовал как век преобладания «критического» начала над «органическим» и расчлене­ния культурной целостности, достигнутой в Средние века. Возникновение в системе координат романтического миросозерцания (сферу к-рого И. распространяет на весь XIX в.) атеистического и феноменологического идеализ­ма свидетельствует об отпадении культуры от религиоз­ного корня и ее «самостоянии». Нигилистическое отно­шение к культуре одного и иллюзионистский релятивизм другого объединяет пафос отрицания творчески инстин­ктивного начала жизни и онтологической природы творческого акта. Рассечение движения жизни во имя механистически понимаемой свободы творчества на чи­стое познание и неведение об «истинно сущем» парадок­сально привело к торжеству полной несвободы: торже­ству «темных» сил природы и блужданию мысли в «зер­калах» произвольных самоотражений. Перед совр. худож­ником, считает И., стоит задача принять участие в реинтеграции культуры на основании мистически по­нимаемого духовного коллективизма, что приведет к но­вой органической эпохе, когда индивидуальность раскро­ется в терминах соборности. Под влиянием Вагнера, а также пытаясь примирить этически понятого Ницше и Соловьева, И. сближает свободное самоутверждение лич­ной воли с началом «соборного единения». Т. обр., И. возлагает на искусство религиозную функцию. Аморф­ной романтической мечтательности XIX в., по мнению И., должно быть противопоставлено волевое «да» души поэта, не знающее разделения «неба» и «земли» в акте жизнетворчества. Свою философию творчества И. назы­вает символической, раскрывающей во всех явлениях связь всего сущего и «знамения иной действительности». Выявление красоты смысла самих вещей (или виденье «смысла форм и разума явлений») И. считает религиоз­ным деланием, «теургией», к-рая втягивает творящее искусство сознание в «земное, реальное» воплощение религиозной идеи. И. разграничивает идеалистический и реалистический символизм. Первый в лице, напр., фр. поэзии (Ш. Бодлер, П. Верлен, С. Малларме) занят психо­логическим экспериментом, игрой: обретением прежде никем не испытанного душевного состояния и воплоще­нием его ассоциативного, «музыкального» соответствия («сна», «химеры»), или символа, магией слова, вызываю­щего аналогичное состояние в воспринимающем созна­нии. Реалистический символизм выражает таинство ре­ального бытия, исходит из завещанного Гёте требования об объективно познавательном характере символа и воз­вышает «вещь» до «мифа», двигаясь от видимой реаль­ности вещей к их внутренней и более сокровенной реаль­ности. Символист-реалист - это мистик, преемник твор­ческих усилий Мировой души, открыватель красоты Божественного откровения, видящий как «тайнозритель», «что говорят вещи». Художник, приобщающийся к пер-вореальности, дерзновенно должен отказаться от роман­тического монолога ради соборности «хора» и «хорово­да» - художнической жертвы «я» во имя «ты», требую­щей любви, полного растворения субъекта. Поэт-теург, участник таинства мистического коллектива, выступает жрецом-посредником между Богом и людьми «на алта­рях искусства». Центральным для творческой идеи И. яв­ляется образ Диониса, к-рый предстает в качестве религи­озной метафоры свободы творчества. Это своего рода первопамять культуры, в к-рой не остается неучтенным ни один «творческий порыв». И. видит в античности «вто­рой» Ветхий завет, а в боге вина - предвестника Христа. Дионисизм означает свидетельство восхождения челове­ка-творца к Богу в ответ на Его нисхождение к человеку. И. усматривает в нем способ преодоления индиви­дуализма, рождения личного опыта, являющегося сверх­личным по значению, но главное - некое «священное бе­зумие», «энергию» и «метод» внутреннего опыта, к-рый предшествует «пророчествованию» и проходит «через всякую истинную религиозную жизнь». В подлинном ге­нии есть нечто от святого, приобщившегося к соборному союзу: Данте не мог бы появиться без Франциска Ассиз­ского. Вместе с тем отношение И. к соборности не цер­ковное, а мистическое; как и большинство представите­лей «нового религиозного сознания», он анархически воспринимает «внешние» формы церковности как исто­рические «искажения» и «язычество». К кон. 1910-х гг. в представлении И. о дионисизме усилились христологи-ческие аспекты, оно оказалось теснее соотнесено с судь­бами русской идеи как неизъяснимого природного «чув­ствования Христа», противящегося «принудительным уставам». Национальная идея определима только в связи со всемирным служением (поэтому поэт не считал свое католичество изменой православию), она несовместима ни с политическими, ни с националистическими интере­сами. История России в системе вселенского «кровооб­ращения» представляется трагической загадкой: «Мы пе­реживаем за человечество - и человечество переживает в нас великий кризис». До конца жизни И. продолжал ве­рить в мистическое будущее мира, преображенное све­том рус. святости. Восприятие философии творчества И. было разнообразным: он признавался как ведущим тео­ретиком религиозного крыла рус. символизма, так и «идейной кокеткой», занятой эстетической «подделкой ре­лигиозной жажды» (Флоровский).

С о ч.: Собр. соч.: В 4 т. Брюссель, 1971-1987; Родное и вселенское. М., 1994; Dostoievsky. Tubingen, 1932.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   37   38   39   40   41   42   43   44   ...   161




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет