Ф. М. Достоевский русская философия



бет63/161
Дата07.07.2016
өлшемі8.77 Mb.
#184312
1   ...   59   60   61   62   63   64   65   66   ...   161


В. И. Кураев
ЛЕНИН (наст. фам. Ульянов) Владимир Ильич (10(22).04. 1870, Симбирск (ныне Ульяновск) - 21.01.1924, пос. Горки (ныне Горки Ленинские Московской обл.) - обществен­ный и государственный деятель, политический мыслитель, философ-марксист. Род. в семье инспектора народных училищ Симбирской губ., окончил гимназию и юриди­ческий ф-т Петербургского ун-та (1891, экстерном). По­знакомившись еще в юношеском возрасте с работами Чернышевского, Добролюбова и др., затем - с трудами К. Маркса и Ф. Энгельса, а также первого рус. теоретика-марксиста Плеханова, Л. становится убежденным сторон­ником марксизма, считая необходимой борьбу за его во­площение в России. Литературная деятельность Л. начи­нается в 1893 г. в Петербурге. В 1894 г. печатается неле­гально его первая крупная работа «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?». В 1895 г. он был арестован и сослан (1897) в Вост. Сибирь (с. Шушенское). По окончании ссылки в 1900 г. эмигриро­вал, продолжив революционную деятельность за границей (1900-1905,1907-1917). Завершая полемику с народниче­ством, Л. доказывал, что Россия уже встала на путь капи­тализма («Развитие капитализма в России», 1899). В спо­ре с т. наз. «экономистами» он обосновывал идею необ­ходимости внесения научного социалистического созна­ния в рабочий класс («Что делать?», 1902). Когда на II съез­де (Лондон, 1903) Российской социал-демократической рабочей партии в ней произошел раскол на большевиков и меньшевиков, Л. встал во главе партии большевиков, к-рую он в конечном итоге привел к завоеванию власти в октябре 1917 г. В отличие от меньшевиков, считавших не­своевременным вопрос о пролетарской революции в от­ставшей от западноевропейских стран России, Л. уже во время революционных событий 1905 г. выдвинул идею о перерастании буржуазно-демократической революции в пролетарскую социалистическую революцию («Две так­тики социал-демократии в демократической революции». 1905). Такое перерастание фактически осуществилось в феврале-октябре 1917 г. После Октябрьской революции Л. - первый председатель правительства Советской Рос­сии. Отношение Л. к марксистской теории, и в частности к философии, претерпело эволюцию. В своих первых тру­дах 1894-1895 гг. он, подобно ряду социал-демократов (К. Каутский и др.), придерживался т. зр., что марксизм - это наука об об-ве, социология, подчиняющаяся общенауч­ным критериям и не нуждающаяся в философии (мате­риал философии распадается между отдельными наука­ми, утверждал он в работе «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве», 1895). Дальнейший ход событий - выступление Э. Бернштейна с ревизией ряда положений марксизма, полемика, в т. ч. философская, вокруг ревизионизма, начавшееся разме­жевание революционного и реформистского крыла сре­ди марксистов II Интернационала - побудил Л. изменить свое отношение к философии. Он становится последова­тельным защитником идеи о философском своеобразии марксизма и органической целостности его трех состав­ных частей - философии, политэкономии и учения о со­циализме. Именно в этот второй период (1905-1917) Л. наряду с политическими и экономическими работами («Крах II Интернационала», 1915, «Империализм, как выс­шая стадия капитализма», 1916 и др.) создает собственно философские труды —«Материализм и эмпириокрити­цизм» (1909) и «Философские тетради» (рукопись 1914— 1916). Осн. проблема третьего периода (1917-1924) -воп­росы социального развития и общественно-государствен­ного устройства после завоевания большевиками власти. В этот период делается попытка теоретически обосновать начальный этап социалистического строительства («Госу­дарство и революция», 1917; «Очередные задачи Советс­кой власти», 1918; «Великий почин», 1919; «О значении воинствующего материализма», 1922; последние статьи: «О кооперации», «О нашей революции», «Лучше мень­ше, да лучше»). Философские взгляды Л. выражены, т. обр., не только в трудах «Материализм и эмпириокритицизм», «Философские тетради» и обобщающих статьях, таких, как «Три источника и три составных части марксизма» (1913) и «Карл Маркс» (1914), но и во мн. работах социально-политического и экономического характера. Подспудно они проходят и в произв. первого периода, где Л. стре­мился доказать, что выводы марксизма вытекают не из общефилософских схем, а из конкретно-научного ис­следования об-ва. Субъективизму народников (исходить из желаемого, из идеала) он противопоставил подход к об-ву как целостности, развивающейся по своим объективным закономерностям. Соответственно и диале­ктический метод он определял как «научный метод в со­циологии, состоящий в том, что общество рассматрива­ется как живой, находящийся в постоянном развитии орга­низм...» (Поли. собр. соч. Т. 1.С. 165). Однако сразу же вслед за этим, выступая с критикой «буржуазного объек­тивизма» «легальных марксистов», Л. требует не огра­ничиваться констатацией объективных фактов и процес­сов (в частности, развития капитализма в России), что может привести к апологетике этих фактов, а встать и на критическую т. зр., позволяющую увидеть скрытые еще противоречия и перспективы развития. Так, философс­кая в своей основе идея соотношения субъективного и объективного и нахождения верной линии между двумя симметричными крайностями становится одной из важ­нейших для Л. как мыслителя и как практического деяте­ля. Мн. исследователи усматривают оригинальный вклад Л. именно в разработку вопроса о роли субъективного фактора в истории: интересов и настроений различных социальных групп, перехода от стихийности к сознатель­ности и организованности, идеологической борьбы, стра­тегии и тактики политических действий и т. д. Исследова­ние сочетания этих факторов с объективными условиями данной страны Л. называл «конкретным анализом конк­ретной ситуации». При этом он упрекал Плеханова и мень­шевиков в том, что они пытались делать конкретные вы­воды не из такого анализа, а чисто логически. В свою оче­редь меньшевики обвиняли Л. и большевиков в отходе от важных положений марксистской теории, в замене мате­риалистического монизма дуалистическим пониманием соотношения объективных и субъективных моментов. Суть теоретического расхождения заключалась, собствен­но, в том, как понимать соотношение объективных и субъективных моментов в развитии конкретного об-ва. Для Л. субъективные моменты были более самостояте­льны и более весомы, чем для Плеханова. Если Плеханов сводил все дело к проявлению в них или вопреки им объек­тивных экономических законов, то, по Л., развитые субъективные моменты могли в определенной мере ком­пенсировать слабость экономического развития или, на­против, из-за собственной слабости - не дать довести объективный процесс до логического конца. Свое пони­мание развития об-ва Л. противопоставлял эволюциони­стской концепции склонявшихся к реформизму деятелей II Интернационала («хитрая и революционная» диалекти­ка против «простой и спокойной» эволюции). Тесно свя­заны с социально-исторической проблематикой исследо­вания Л. по теории познания. Здесь выделяются 2 этапа: 1-й характеризуется акцентом на материализм и объек­тивность познания как отражения действительности («Ма-| териализм и эмпириокритицизм»), 2-й - на диалектику и ее методологическую роль в познании («Философские тетради»). Выступая против увлечения нек-рых марксис­тов (Богданова, Базарова, Валентинова, Юшкевича и др.) философией Э. Маха и Р. Авенариуса - эмпириокрити-I цизмом и их попыток соединить марксистское учение об i об-ве с эмпириокритицистской теорией познания, Л. на­стаивал на том, что марксизм имеет собственную фило­софию и собственную, диалектико-материалистическую теорию познания. Она несовместима с эмпириокрити­цизмом прежде всего постольку, поскольку материализм несовместим с идеализмом. Материализм в познании -это теория отражения, рассматривающая наши восп­риятия и представления как образы существующих неза­висимо от сознания и мышления явлений. Подчеркивая объективность содержания формирующихся в результа­те процесса отражения образов, Л. вместе с тем считал их идеальными, а не материальными по своему характеру. Осмысливая нек-рые результаты научной революции в физике в кон. XIX - нач. XX в., Л. критиковал попытки их идеалистической интерпретации эмпириокритицизмом («материя исчезла») и проводил принципиально важное разграничение между философской категорией материи («объективная реальность, данная нам в ощущении») и изменчивыми конкретно-научными представлениями о ней. То же относится к категориям пространства, време­ни, причинности, необходимости. Материалистическая философия, по Л., ограничивается признанием объектив­ного существования обозначаемых ими реальностей, пре­доставляя их конкретное исследование частным наукам. Также и сам процесс познания Л. характеризовал лишь в самых общих чертах: это процесс бесконечный, сложный, противоречивый, связанный с практикой как основой познания и критерием истины. В «Материализме и эм­пириокритицизме» Л., по существу, интересовал не про­цесс познания, а его результаты, к-рые, по его представ­лению, объективны и общезначимы, лишь поскольку пра­вильно отражают действительность. Иное дело - «Фило­софские тетради», содержащие комментарии в ходе изучения ряда трудов Гегеля и нек-рых др. философов. В них делаются попытки (хотя и в виде отдельных высказы­ваний, фрагментов) материалистически истолковать нек-рые положения гегелевской диалектики, относящиеся к процессу познания, на основе чего Л. высказывает идею о тождестве диалектики, логики и теории познания. В ст. «Три источника и три составных части марксизма» Л. давал такое определение диалектики: это «учение о раз­витии в его наиболее полном, глубоком и свободном от односторонности виде» (Там же. Т. 23. С. 43-44). Данное определение было дополнено в ст. «Карл Маркс» раскры­тием «некоторых черт диалектики»: развитие скачко­образное, с перерывами постепенности и превращением количества в качество, внутренние импульсы к развитию, даваемые противоречием, столкновением различных сил и тенденций, взаимозависимость и теснейшая связь всех сторон каждого явления, связь, дающая единый, законо­мерный мировой процесс движения (см. там же. Т. 26. С. 55). Поставив в «Философских тетрадях» проблему диа­лектики в плоскость теории познания, Л. определяет ори­ентиры, указывающие на диалектический характер позна­ния: развертывание всей совокупности моментов дейст­вительности, взаимозависимость и взаимопереход всех понятий, доходящие до тождества противоположностей между понятиями, изучение противоречия в самой сущ­ности предметов, наконец раздвоение единого и позна­ние противоречивых частей его. В результате Л. перечис­ляет 16 элементов диалектики (объективность, всесто­ронность, учет внутренних противоречивых тенденций,

соединение анализа и синтеза и т. д. (см. там же. Т. 29. С. 202-203), хотя этот поиск нельзя считать законченным («Философские тетради» - рабочие заметки для себя). Во фрагменте «К вопросу о диалектике» он дает обобщающее определение диалектики: это «живое, многостороннее (при вечно увеличивающемся числе сторон) познание с бездной оттенков всякого подхода, приближения к действи­тельности...» (Там же. С. 321). Считая такую установку осно­вой гибкого подхода к действительности, Л. использует ее в своих спорах с оппонентами (см., напр., «Крах II Интерна­ционала») и в своих разработках проблем империализма, национального вопроса (две тенденции в межнациональ­ных отношениях - к объединению и к разъединению), куль­туры (прогрессивные и реакционные стороны во всякой национальной культуре) и др. В послеоктябрьский период Л. предложил разграничивать антагонистические и неантагонистические противоречия, отмечая, что после­дние останутся и при социализме. Он выдвинул идею со­знательного соединения противоположностей, причем та­кого, чтобы получилась «симфония, а не какофония». Та­ким соединением был, в частности, для Л. принцип «де­мократического централизма»: в борьбе централистской тенденции (победившей позже при Сталине) и тенденции демократической, самоуправленческой (представленной, в частности, «рабочей оппозицией») Л. стремился найти и удержать некую среднюю, синтетическую позицию - цен­трализация при контроле снизу (ст. «Как нам реорганизо­вать Рабкрин», «Лучше меньше, да лучше» и др.). В ст. «О значении воинствующего материализма» (1922) Л. набро­сал программу деятельности философов-марксистов (союз с некоммунистами, с учеными-естествоиспытателями, материалистическая переработка диалектики Гегеля). От­ношение Л. к рус. философии во многом было подчинено интересам политической борьбы и отражало позиции ра­дикальной интеллигенции, восходящие к 60-70-м гг. XIX в. Симпатии Л. в этой области обозначились прежде всего подчеркиванием первостепенной важности идей, оппо­зиционных самодержавию (декабристы, Герцен, Белинс­кий, Чернышевский, Добролюбов, Писарев, петрашевцы и др. социалисты) (см. работы «Памяти Герцена», «Из про­шлого рабочей печати в России», «Роль сословий и клас­сов в освободительном движении» и др.). Главным рус. философским авторитетом для Л. был Чернышевский, к-рому он в юности, восхищенный романом «Что делать'.'», отправил письмо, оставшееся без ответа. Темы философс­кого творчества Чернышевского использовались Л. в его осн. философских соч. Напр., критика Канта «слева» в «Материализме и эмпириокритицизме», анализ «ант­ропологизма» в «Философских тетрадях». Чернышевский наряду с Плехановым был для Л. наиболее зримым вопло­щением «солидной материалистической традиции» в Рос­сии («О значении воинствующего материализма»). Л., так же как и мн. представители народнической и социал-де­мократической интеллигенции, отдавал предпочтение Тол­стому как мыслителю по сравнению с Достоевским. Од­нако и Толстого Л. воспринимал гл. обр. политически, как (.зеркало русской революции», не рассматривая его рели­гиозно-философские взгляды по существу. Аналогичная, но уже резко критическая оценка выражена у Л. по отно­шению к Бердяеву, Булгакову, П. Б. Струве и др. религиоз­ным мыслителям, отошедшим от марксизма. Своего апо­гея она достигает в одном из самых острых образцов его публицистики, посвященном критике «контрреволю­ционного либерализма» Бердяева, Булгакова, Изгоева,Аи-стяковского, Гершензона, Струве, Франка, - «О «Вехах». В целом же внимание Л. было обращено к рус. литера­туре по марксизму; он был нацелен гл. обр. на борьбу со своими российскими противниками (народниками, «легальными марксистами», «экономистами», мень­шевиками, октябристами, кадетами, эсерами и др.). При­чем его философско-критическая активность была на­правлена прежде всего на левый фланг, а также центр идейно-политического спектра борьбы в России, о чем свидетельствует его анализ эмпириокритицизма, бого­строительства, «веховства» (см. «Вехи»). Рус. фило­софскую мысль консервативного направления (К. Н. Леонтьев, Розанов, Победоносцев и др.) Л. нигде специ­ально не анализировал. Труды Л., многократно переиз­дававшиеся, оказали большое влияние на мировое ком­мунистическое движение, на левые, социалистические круги во мн. странах.

С о ч.: Поли. собр. соч.: В 55 т. М., 1958-1965.

Л и т.: Деборин А. М. Ленин как мыслитель. М., 1924; Ста­лин И. В. Вопросы ленинизма. 11-е изд. М., 1952; Адоратский В. В. О теории и практике ленинизма (революционного марк­сизма). М.; Л.; 1924; Быстрянский В. А. Ленин как материа­лист-диалектик. Л., 1925; Тимирязев А. К. Ленин и современное естествознание. Л., 1924; Варьяш А. Диалектика у Ленина. М.; Л., 192%,Луппол И. К. Ленин и философия. М., 1927;Познер В. М. Очерк диалектического материализма (по книге В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм»), М., 1936; Омельяшш-ский М. Э. В. И. Ленин и философские вопросы современной физики. М., 1968; О «Философских тетрадях» В. И. Ленина. М., 1959; Кедров Б. М. Книга В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» и современное естествознание. М., 1959; Он же. Из лаборатории ленинской мысли (Очерки о «Философских тетрадях» В. И. Ленина). М., 1972; Чагин Б. А. В. И. Ленин о роли субъективного фактора в истории. Л., 1967; Розенталь М. М. Ленин и диалектика. М., 1963; Ленин как фи­лософ. М., 1969; Копнин П. В. Философские идеи В. И. Ленина и логика. М., 1969; История марксистской диалектики. Ленин­ский этап. М., 1973; Ильенков Э. В. Ленинская диалектика и метафизика позитивизма. М., 1980; Ленин. Философия. Современность. М., 1985; Главные философские труды В. И. Ленина. М., 1987; Ленин. Взгляд с Запада. М., 1990; «Матери­ализм и эмпириокритицизм» в России и за рубежом: Новые материалы. М., 1990; Кувакин В. А. Мировоззрение Ленина: формирование и основные черты. М., 1990;Логинов В. Т. Вла­димир Ленин: Выбор пути. Биография. М., 2005; Hopper J. (Pannekoek A.). Lenin als Philosoph. Amsterdam, 1938; Meyer A. Leninism. Cambridge (Mass.), 1957; Seve L. La difference. Introduction au leninisme. P., 1960; Lenin. The Man. The Theorist. The Leader. A Rcapprisel. L., 1987; Garaudy R. Lenine. P., 1968; AlthusserL. Lenine et la philosophic . P., 1969; Ulam A. Lenin and the Bolsheviks. L., 1969; Gruppi L. II pcnsiero di Lenin. Roma, 1970; Lecourt D. Une crise et son enjeu (essai sur la position de Lenine en philosophie). P., 1973; Lenine et la pratique scientifique. P., 1974; Liebman M. Leninism under Lenin. L., 1975; Polan A.J. Lenin and the End of Politics. L., 1984.

M. H. Грецкий, M. А. Маслин, В. Ф. Титов


ЛЕОНТЬЕВ Алексей Николаевич (5( 18).02.1903, Москва -2 LO1.1979, Москва) - психолог, философ и педагог. Окон­чил ф-т общественных наук Московского ун-та (1924), ра­ботал в Психологическом ин-те и др. московских научных учреждениях (1924—1930), зав. сектором Всеукраинской психоневрологической академии и зав. кафедрой Харь­ковского педагогического ин-та (1930-1935). В 1936-1940 гг. одновременно работает в Москве, в Психологическом ин-те, и в Ленинградском государственном педагогичес­ком ин-те им. Н. К. Крупской. Доктор психологических наук (1940). С 1943 г. - зав. лабораторией, затем отделом детской психологии Ин-та психологии, проф., а с 1949 г. -зав. кафедрой психологии Московского ун-та. Дейст­вительный член АПН РСФСР (1950), АПН СССР (1968), в 50-е гг. был академиком-секретарем и вице-президентом АПН РСФСР. С 1966 г. - декан ф-та психологии Московс­кого ун-та и зав. кафедрой общей психологии. Почетный доктор ряда зарубежных ун-тов, в т. ч. Сорбонны. Лейт­мотивом научного творчества Л. была разработка философско-методологических оснований психологической науки. Становление Л. как ученого произошло в 20-е гг. под влиянием его учителя Выготского, буквально взор­вавшего традиционную психологию своими методологи­ческими, теоретическими и экспериментальными рабо­тами, заложившими основы новой психологии, к-рую он связывал с марксизмом. Исследованиями кон. 20-х гг. Л. также внес вклад в разработку созданного Выготским культурно-исторического подхода к становлению человечес­кой психики. Однако уже в нач. 30-х гт. Л., не порывая с культурно-историческим подходом, начинает дискутиро­вать с Выготским о путях его дальнейшего развития. Если для Выготского осн. предметом изучения было сознание, то Л. более важным представлялся анализ формирующей сознание человеческой практики, жизнедеятельности. Он стремился утвердить идею о приоритетной роли практи­ки в формировании психики и понять закономерности этого формирования в историческом и индивидуальном развитии. Господствовавшей в старой психологии карте­зианской оппозиции «внешнее - внутреннее» Л. проти­вопоставляет тезис о единстве строения внешних и внут­ренних процессов, вводя категориальную пару «процесс -образ». Он разрабатывает категорию деятельности как действительного (в гегелевском смысле) отношения че­ловека к миру, к-рое не является в строгом смысле инди­видуальным, а опосредовано отношениями с др. людьми и социокультурно выработанными формами практики. Идея о том, что формирование психических процессов и функций происходит в деятельности и посредством дея­тельности, послужила основой многочисленных экспе­риментальных исследований развития и формирования психических функций (30-60-е гг.). Они заложили основу для ряда психолого-педагогических концепций развиваю­щего обучения и воспитания, к-рые в последнее десяти­летие получили широкое распространение в педагогичес­кой практике. К кон. 30 - нач. 40-х гг. относится разработка представлений Л. о структуре деятельности, согласно к-рым в деятельности различаются три психологических уровня: собственно деятельности (акт деятельности), вы­деляемой по критерию ее мотива; действий, вычленяе­мых по критерию направленности на достижение осоз­нанных целей; операций, соотносящихся с условиями осуществления деятельности. Для анализа сознания прин­ципиально важной оказалась введенная Л. дихотомия «значение - личностный смысл», первый полюс к-рой характеризует «безличное», всеобщее, социокультурно усвоенное содержание сознания, а второй - его пристрастность, субъективность, обусловленную неповторимым индивидуальным опытом и структурой мотивации. Во 2-й пол. 50 - 60-е гг. Л. формулирует тези­сы о системном строении психики, а также о единстве практической и «внутренней», психической деятельнос­ти. По сути, речь идет о единой деятельности, к-рая может переходить из внешней, развернутой формы во внутрен­нюю, свернутую (интериоризация), и наоборот (экстериоризация), может одновременно включать в себя соб­ственно психические и внешние (экстрацеребральные) компоненты. В 1959 г. вышло 1-е изд. кн. Л. «Проблемы развития психики», обобщавшей результаты этих иссле­дований. В 60-70-х гт. Л. продолжает разрабатывать т. наз. деятельностный подход или «общепсихологическую тео­рию деятельности». Аппарат деятельностной теории он применяет для анализа восприятия, мышления, психичес­кого отражения в широком смысле слова. В кон. 60-х гг. Л. обращается к проблеме личности, рассматривая ее в рамках системы, объединяющей деятельность и созна­ние. В 1975 г. выходит кн. Л. «Деятельность. Сознание. Личность», в к-рой он стремится «осмыслить катего­рии, наиболее важные для построения целостной систе­мы психологии как конкретной науки о порождении, функционировании и строении психического отражения реальности, которое опосредствует жизнь индивидов» (с. 12). Категория деятельности рассматривается как путь преодоления «постулата непосредственности» воздей­ствия внешних раздражителей на индивидуальную пси­хику, к-рый нашел наиболее завершенное выражение в бихевиористской формуле «стимул - реакция». Ключе­вым признаком деятельности выступает ее предмет­ность, в понимании к-рой Л. опирается на идеи Гегеля и раннего Маркса. Сознание есть то, что опосредует и регулирует деятельность субъекта. Оно многомерно. В его структуре выделяются 3 осн. составляющих: чув­ственная ткань, служащая материалом для построения субъективного образа мира, значение, связывающее индивидуальное сознание с общественным опытом или социальной памятью, и личностный смысл, вы­ражающий связь сознания с реальной жизнью субъек­та. Исходной для анализа личности также выступает дея­тельность, вернее, система деятельностей, осуществля­ющих разнообразные отношения субъекта с миром. Их иерархия, а точнее, иерархия мотивов или смыслов и задает структуру личности человека. В 70-е гг. Л. вновь обратился к проблемам восприятия и психического от­ражения, используя в качестве ключевого понятие об­раза мира, за к-рым прежде всего стоит идея непрерыв­ности воспринимаемой картины действительности. Не­возможно воспринять отдельный объект, не восприни­мая его в целостном контексте образа мира. Этот контекст в конечном счете и направляет процесс вос­приятия и опознания. Л. создал свою школу в психоло­гии, его работы оказали заметное влияние на филосо­фов, педагогов, культурологов и представителей др. гу­манитарных наук. В 1986 г. было создано Международ­ное об-во исследований по теории деятельности.

С о ч.: Развитие памяти. М., 1931; Восстановление движе­ния. М., 1945 (в соавт); Проблемы развития психики. М., 1959, 1965,1972,1981; Деятельность. Сознание. Личность. М.; 1975, 1977; Избр. психологические произв.: В 2 т. М., 1983; Филосо­фия психологии. М., 1994; Лекции по общей психологии. М., 2000; Становление психологии деятельности: Ранние работы. М., 2003.

Л и т.: А. Н. Леонтьев и современная психология. М., 1983.

Д. А. Леонтьев, А. А. Леонтьев


ЛЕОНТЬЕВ Константин Николаевич (13(25).01 1831, с. Ку-диново Калужской губ. - 12(24). 11.1891, Сергиев Посад) -философ, писатель, публицист. В 1850-1854 гг. обучался на медицинском ф-те Московского ун-та, с 1854 по 1856 г. был военным лекарем, участвуя в Крымской войне. В 1863 г. Л. - к этому времени автор нескольких повестей и рома­нов («Подлипки» и «В своем краю») - назначается секре­тарем консульства на о. Крит и на протяжении почти де­сятилетия находится на дипломатической службе. В этот период оформляются его социально-философские взгля­ды и политические симпатии, склонность к консерватиз­му и эстетическому восприятию мира. В 1871 г., пережив глубокий духовный кризис, Л. оставляет дипломатическую карьеру и принимает решение постричься в монахи, с этой целью подолгу бывает на Афоне, в Оптинай пусты­ни, в Николо-Угрешском монастыре, однако ему «не со­ветуют» отречься от мира, ибо он «не готов» еще оста­вить без сожаления литературу и публицистику. Мона­хом он стал только перед самой смертью, в 1891 г. Л. зая­вил о себе как об оригинальном мыслителе в написанных им в этот период работах «Византизм и славянство», «Пле­менная политика как орудие всемирной революции», «Отшельничество, монастырь и мир. Их сущность и вза­имная связь (Четыре письма с Афона)», «Отец Климент Зедергольм» и др., мн. из к-рых были позже изданы в 2-томнике «Восток, Россия и славянство» (1885-1886) и свидетельствуют о стремлении их автора соединить стро­гую религиозность со своеобразной философской кон­цепцией, где проблемы жизни и смерти, восхищение кра­сотой мира переплетаются с надеждами на создание Рос­сией новой цивилизации. Свою доктрину он называл «ме­тодом действительной жизни» и полагал, что философские идеи должны соответствовать религиозным представле­ниям о мире, обыденному здравому смыслу, требовани­ям непредвзятой науки, а также художественному видению мира. Центральная идея философии Л. - стремление обо­сновать целесообразность переориентации человеческо­го сознания с оптимистически-эвдемонистской установ­ки на пессимистическое мироощущение. Первое и глав­ное, с чем мы сталкиваемся, размышляя о «вечных» про­блемах, к-рые традиционно относят к компетенции философии и религии, - это всесилие небытия, смерти и хрупкость жизни, моменты восхождения и торжества к-рой неизбежно сменяются разрушением и забвением. Человек должен помнить, что Земля - лишь временное его пристанище, но и в земной своей жизни он не имеет права надеяться на лучшее, ибо этика со своими идеала­ми бесконечного совершенствования далека от истин бытия. Единственной посюсторонней ценностью являет­ся жизнь как таковая и высшие ее проявления - напря­женность, интенсивность, яркость, индивидуализированость. Они достигают своего максимума в период рас­цвета формы - носительницы жизненной идеи любого уровня сложности (от неорганического до социального) и ослабевают после того, как этот пик пройден и форма с роковой неизбежностью начинает распадаться. Момент ее наивысшей выразительности воспринимается чело­веком как совершенство в своем роде, как прекрасное. Поэтому красота должна быть признана всеобщим кри­терием оценки явлений окружающего мира. Больше за­логов жизненности и силы - ближе к красоте и истине бытия. Др. ипостась прекрасного - разнообразие форм. И поэтому в социокультурной сфере необходимо при­знать приоритетной ценностью многообразие нацио­нальных культур, их несхожесть, к-рая достигается во вре­мя их наивысшего расцвета. Тем самым к теории куль­турно-исторических типов Данилевского Л. делает су­щественное дополнение, носящее эсхатологическую окраску: человечество живо до тех пор, пока способны к развитию самобытные национальные культуры; унифи­кация человеческого бытия, появление сходных черт в социально-политической, эстетической, нравственной, бытовой и др. сферах есть признак не только ослабления внутренних жизненных сил различных народов, движе­ния их к стадии разложения, но и приближения всего че­ловечества к гибели. Ни один народ, считает Л., не являет­ся историческим эталоном и не может заявлять о своем превосходстве. Но ни одна нация не может создать уни­кальную цивилизацию дважды: народы, прошедшие пе­риод культурно-исторического цветения, навсегда исчер­пывают потенции своего развития и закрывают для др. возможность движения в этом направлении. Л. формули­рует закон «триединого процесса развития», с помощью к-рого надеется определить, на какой исторической сту­пени находится та или иная нация, т. к. признаки, сопро­вождающие переход от первоначального периода «про­стоты» к последующему - «цветущей сложности» и конечному - «вторичного смесительного упрощения», -однотипны. Вначале некое национальное образование аморфно; власть, религия, искусство, социальная иерар­хия существуют лишь в зачаточной форме. На этой ста­дии все племена почти неотличимы друг от друга. Харак­терные черты второй стадии - наибольшая дифференци-рованность сословий и провинций и власть сильной мо­нархии и церкви, складывание традиций и преданий, появление науки и искусства. Это и есть вершина и цель исторического бытия, к-рая может быть достигнута тем или иным народом. Она так же не избавляет от страданий и ощущения творящейся несправедливости, но по край­ней мере это стадия «культурной производительности» и «государственной стабильности». Третья, последняя, ста­дия характеризуется признаками, сопровождающими рег­рессивный процесс, - «смешением и большим равен­ством сословий», «сходством воспитания», сменой мо­нархического режима конституционно-демократически­ми порядками, падением влияния религии и т. п. Через призму закона «триединого процесса развития» Европа видится Л. безнадежно устаревшим, разлагающимся ор­ганизмом. В дальнейшем ее ждет упадок во всех сферах жизни, общественные неустройства, косность жалких мещанских благ и добродетелей. Первоначально Л. раз­делял надежды Данилевского на создание нового восточ­нославянского культурно-исторического типа с Россией во главе. Россия, рассуждал он, стала государственной целостностью позже, чем сложились европейские госу­дарства, и своего расцвета она достигла лишь в период царствования Екатерины II, когда небывало возрос авто­ритет и сила абсолютизма, дворянство окончательно сло­жилось как сословие и начался расцвет искусств. Укреп­ление ее исторических «византийских» устоев: самодержавия, православия, нравственного идеала разочарования во всем земном, изоляция от гибельных европейских процессов разложения - таковы средства задержать ее по возможности на более долгое время на стадии культурно-исторического созидания. Со временем Л. все больше разочаровывается в идее создания Россией новой цивилизации в союзе со славянским миром. Славян­ство представляется ему проводником европейского вли­яния, носителем принципов конституционализма, равен­ства, демократии. Вообще XIX в. становится для него пе­риодом, не имеющим аналога в истории, поскольку вли­яние народов друг на друга приобретает глобальный характер, традиционный процесс смены культурно-исто­рических типов готов прерваться, что чревато «концом света», бедствиями, неизвестными доселе людям. Гибну­щая Европа вовлекает в процесс своего «вторичного сме­сительного упрощения» все новые нации и народности, что свидетельствует о появлении всеобщих смертоносных тенденций. Люди отуманены «прогрессом», внешне ма­нящим техническими усовершенствованиями и матери­альными благами, по сути стремящимися еще быстрее уравнять, смешать, слить всех в образе безбожного и безличного «среднего буржуа», «идеала и орудия всеоб­щего разрушения». Россия может на одно-два столетия продлить свое существование в качестве самобытного государства, если займет позицию «изоляционизма», т. е. отдаления от Европы и славянства, сближения с Восто­ком, сохранения традиционных социально-политических ин-тов и общины, поддержания религиозно-мистической настроенности граждан (пусть даже не единоверных). Если же в России возобладают всеобщие тенденции разложе­ния, то она будет способна даже ускорить гибель всего человечества и свою историческую миссию создания новой культуры превратит в апокалипсис всеобщего социалистического заблуждения и краха. Будущее чело­вечество предстанет тогда в виде раздробленного суще­ствования однообразных отдельных политических обра­зований, основанных на механическом подавлении и объе­динении людей, неспособных уже породить ни искусст­ва, ни ярких личностей, ни религий. При всей своей склонности к укреплению «устоев» Л. не был ортодок­сальным религиозным мыслителем. Православие как ре­лигия «страха и спасения» не было в его представлении единственной силой, способной спасать и сохранять. «Культурородной» и социально-организующей была для него любая государственная религия - мусульманство, католицизм и даже ереси, возвращающие членам об-ва мистический настрой. Незадолго до смерти Л. писал Ро­занову, что и всемирная проповедь Евангелия, по его мне­нию, может иметь последствия, аналогичные результа­там совр. «прогресса»: стирание культурно-историчес­ких особенностей народов и унификацию личностей. В философии Л. обнаруживаются два равновеликих центра притяжения: культура, произрастающая в недрах госу­дарственно оформленной социально-исторической общ­ности, и человек, с «бесконечными правами личного духа», способный ниспровергать установления, обычаи и противоборствующий историческому року. В зависи­мости от того, какая идея превалировала, мысль его при­обретала черты идеологии тоталитарного типа либо пре­вращалась в предтечу философии экзистенциализма, с принципами абсолютной свободы человеческого духа и неподвластности его стихиям мира. В философии Л. про­тивоборствовали и иные идеи: религиозного забвения посюстороннего мира и превознесения эстетических ценностей - творений человеческого духа. При всей лич­ной притягательности и оригинальности своей концеп­ции он не имел последователей в непосредственном смысле слова. Однако влияние отдельных идей Л. на раз­витие философии в России значительно. В. С. Соловьев, Бердяев, Булгаков, Флоренский и др. находили в его уче­нии идеи, предшествовавшие их собственным построе­ниям.

С о ч.: Собр. соч.: В 9 т. М., 1912-1913; Цветущая слож­ность: Избр. статьи. М., 1992; Избранное. М., 1993; Восток, Россия и Славянство: Философская и политическая публицис­тика. Духовная проза (1872-1891). М., 1996.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   59   60   61   62   63   64   65   66   ...   161




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет