Глава 1. Концепт счастья
как интегральный показатель качества жизни 1.1 Концепции счастья. Сравнительный обзор
Вопросы счастья неизменно волновали мыслителей и философов еще со времен античности. За всю человеческую историю было создано огромное количество трудов и выведен ряд теорий, пытающихся постичь суть счастья и найти пути, которые могут привести человека к нему. Осмыслить счастье пытались еще создатели самых первых памятников письменной литературы: упанишад, Вед, «Поучений Птаххетена», религиозных книгах и многих других произведениях. В них представлялись своеобразные инструкции, которые должны были уберечь человека от бед и разочарований и сделать его счастливым.
Такой инструментальный подход к изучению счастья сохранялся достаточно долго. Из всего массива трудов мыслителей древности можно выделить два основных взгляда на достижение счастья. Первый из них – путь аскетизма. Его сторонниками выступали ранние стоики, христиане, философы древней индии. Вполне очевидно, что счастье, воспринимаемое ими как добродетель, достигалось путем ограничения собственных потребностей. Второй, напротив, представляет гедонизм, а вместе с ним и всесторонне удовлетворение потребностей души и тела, как ключ к счастью. К VI веку до н.э. появилось также и представление о принципе золотой середины, как о доктрине, необходимо приводящей к счастью. В буддистской философии распространена идея о том, что состояние сознание определяет то, насколько счастлив человек. Иными словами, будет счастлив тогда и только тогда, когда будет считать себя таковым. В даосской системе мышления счастье было напрямую связанно с представлением «серединном пути», позитивным отношением ко всем жизненным событиям. Любопытным является тот факт, что многие из этих взглядов нашли свое отражение в современных научных доктринах счастья из области психологии, социологии и экономики, притерев ряд изменений.
Первая парадигма, на которую мы обратим свое внимание в рамках рассмотрения современных концепций счастья – теории целей и потребностей3. Данные теории говорят о том, что счастье может быть достигнуто только в том случае, если потребность будет удовлетворена, если человек придет к своей цели. Теория потребностей говорит о наличии у человека врожденных и приобретенных потребностей. Некоторые из них он осознает – некоторые нет. В теории целей речь идет, напротив, об осознанном селективном отношении к желаниям, выбору определенных целей для достижения, именно тех, которые сделают человека счастливым. Здесь нельзя забывать о конфликте мелких и глобальных желаний, так как он может сделать достижения счастья принципиально невозможным для человека. Краткие периоды счастья от текущих задач часто неспособны покрыть общую неудовлетворенность от затягивания выполнения глобальных планов. Другой препон для достижения счастья в данной парадигме лежит в недостатке человеческих ресурсов для достижения поставленных целей, (например, в том случае, если поставленный порог был изначально слишком высок).
Идея второй парадигмы, рассматриваемой нами в рамках данного обзора, лежит в достижении счастья через соблюдение баланса боли и наслаждения в жизни человека4. В рамках данной группы теорий любая потребность человека прямым образом вызвана недостатком чего-либо. Соответственно, чем выше общая неудовлетворенность жизнью, тем больше счастья компенсаторно приносит удовлетворение потребностей. Более того, отмечается и симметричная контрастная способность человека переживать эмоции – чем сильнее он способен ощущать счастье, тем также более выражено несчастным он может себя почувствовать. Наконец, в пользу данной теории говорит и разница в уровне положительных и отрицательных эмоций в зависимости от персонального значения того или иного события в жизни человека.
В рамках другого подхода – теорий деятельности – счастье определяется как некий продукт, сопутствующий человеческой деятельности. Здесь мы встречаем принципиально другой подход к счастью – оно воспринимается не как цель или конечное достижение, а как процесс. Американский профессор психологии М. Чиксентмихайи пишет о том, что удовлетворение от деятельности достигается только в том случае, если индивидуальные способности соответствуют способностям, необходимым для выполнения данной деятельности5. Ощущение счастья возникает именно тогда, когда дело, которым занимается человек не слишком сложно и не слишком просто для него, когда он находит его увлекательным и интересным.
Еще один блок теорий о счастье основывается на навыке ассоциативного мышления у человека6. Важную роль здесь играет феномен обусловленного вызывания эмоций. Согласно данному подходу ощущение счастье формируется из цепочки ассоциаций и воспоминаний, которые вызывает сам человек в связи с тем или иным событием. В случае привычки к формированию позитивных групп воспоминаний человек воспринимает большее количество событий в своей жизни, как приятные, и, соответственно, чаще чувствует себя счастливым. Еще одним способом повышения индивидуального уровня счастья считается контроль над негативными мыслями и сознательные попытки уменьшить их. Сторонники данной парадигмы говорят даже о своеобразной привычке быть счастливым, которая состоит в априорном ожидании грядущих событий, как позитивных.
Еще одна теория, описывающая феномен счастья, говорит о его относительности. Р. Веенховен7 характеризует ее суть следующим образом. Согласно данной парадигме уровень счастья человека зависит скорее не от объективного благополучия, а от сравнительного субъективного положения по отношению к другим людям. Исходя из этого, понятие счастья с исследовательской точки зрения кажется достаточно бесполезным, с одной стороны, так как не соотносится в полной мере с объективными показателями благополучной жизни, и с другой – слишком уклончатым и половинчатым – в силу постоянного изменения стандартов счастья у самого человека. Именно поэтому, несмотря на соответствие здравому смыслу и логике, на практике данная теория редко ложится в основу научных и эмпирических изысканий.
Согласно мнению Р. Веенховена8, при том, что на индивидуальном уровне каждый из нас улучшает свою жизненную ситуацию, чтобы стать счастливее, на обобщенном, коллективном – люди все-таки нуждаются в наличии государства и ожидают от него гарантий юридической и социальной безопасности, экономического благополучия, для того, чтобы максимизировать собственный комфорт и сделать собственную жизнь более удовлетворительной.
Из вышесказанного логичным образом следует, что, в рамках данного подхода, оценка уровня счастья «в целом» складывается из двух компонентов: непосредственно уровня субъективного ощущения благополучия/удовлетворенности жизнью и соотношения себя с различными параметрами и принятыми оценками успешности, благополучности и состоятельности. В качестве аффективной составляющей (гедонического уровня счастья) выступает позитивный опыт человека – все, что приносит ему удовольствие; в качестве когнитивной - насколько его достижения и свершения оцениваются другими, какими он сам их считает, каким образом они ранжируются в обществе вокруг него.
В рамках социально-экономической литературы саморефлексивная оценка уровня счастья также именуется как «удовлетворенность жизнью» и «субъективное благополучие»9. Последняя формулировка понятия встречается наиболее часто. Она описывает то, как человек оценивает собственную жизнь. Данная оценочная величина может отражать как непосредственно суждения о восприятии жизни, так и персональное соотношение позитивного и негативного в восприятии вещей в целом (пресловутые пессимисты и оптимисты). Само по себе «субъективное благополучие» является сложным конструктом, содержащим в себе как когнитивные, так и аффективные компоненты10. Термины «удовлетворенность» и «счастье» появляются в литературе, когда речь идет о «благополучии» в общем, как о некоем уровне или значении, без выделения каждого отдельного слоя элементов11.
Распространенное базовое определение счастья в социальных и экономических исследованиях приводится голландским ученым Руутом Вееннховеном, руководителем World Database of Happiness и основателем Journal of Happiness Studies. Он описывает данное явление, как «степень, с которой индивид оценивает общее состояние своей жизни, как положительное»12. Иными словами – насколько человеку нравится та жизнь, которой он живет. Непосредственно термин «счастье» является эквивалентом термина «субъективное благополучие», отсылающего исследователя к психологической и эмоциональной стороне вопроса, наряду со всеми остальными. Иными словами, счастье характеризует отношение человека к собственной жизни, ее субъективное восприятие.
Другой принципиальный подход к определению счастья лежит в его разграничении с субъективным благополучием. Одной из знаковых работ, посвященных феномену счастья и его соотношения с понятием благополучия, является книга Дэвида Хэйборна «The pursuit of unhappiness: The elusive psychology of well-being»13. В данной работе он настаивает на том, что счастье не может быть ассоциировано с удовольствием, поскольку последнее слишком призрачно и расплывчато в своих психологических эффектах. Удовлетворенность жизнью также в полной мере понятию счастья не соответствует, поскольку она относится к оценке всей жизни в целом. К тому же, счастье, безусловно, является продолжительным состоянием, а оценивают свою жизнь люди чаще всего на данный конкретный момент, при чем эти оценки крайне подвержены влиянию ситуативных факторов.
Д. Хэйборн же, напротив, выдвигает идею о том, что счастье должно расцениваться строго в качестве эмоционального феномена. Иными словами, счастье по его мнению определяется общим эмоциональным состоянием человека на протяжении определенного периода жизни (с. 109). Автор полагает, что счастье в данном понимании соотносится с благополучием с двух сторон. С одной, высокий уровень счастья представляется достаточно надежным индикатором того, что жизнь человека протекает хорошо. С другой, подлинная ценность счастья проявляется в его существенном вкладе в самонаполнение эмоциональной части человеческой жизни. Важность счастья определяется тем, что природа каждого человека бесспорно носит эмоциональный характер, в большей или меньшей степени. Хайборн утверждает, что эта эмоциональная часть состоит из набора предустановок о необходимости быть счастливым при определенных обстоятельствах. Однако счастье может выступать в качестве формы наполнения жизни только в том случае, если оно не зависит от ценностей, привитых человеку в ходе сторонних манипуляций, ложных убеждений и аффективных состояний. Такое неаутентичное счастье не является материалом для самозаполнения, так как не отражает реальной сущности человека, его стремлений и чувств, хотя и приносит определенное удовольствие.
Дэнис МакМанус в своем обзоре данной книги (журнал Phylosophy, Октябрь 2009)14 выделяет три спорных, с его точки зрения, пунктов, освещенных в данной работе. Первый состоит в том, что эмоциональная природа человека не обязательно заключается в достижении счастья при определенных обстоятельствах, поскольку это совершенно выводит из игры весь остальной спектр эмоций и слишком упрощает и унифицирует человеческую натуру. Второй обращен к Хайборновскому отказу от суъективизма, хотя его подход к определению счастья автоматически вносит элемент такового в его теорию. В противном случае может сложиться ощущение, что понятие счастья, как эмоционального состояния идет в разрез с ощущением от жизни, ее восприятием. Наконец, третий связан с самонаполнением и аутентичностью счастья, а именно тем фактом, что неаутентичное счастье не может наполнять эмоциональную жизнь человека. МакМанус поднимает вполне резонный вопрос о том различает ли человек реальные условия, при которых он должен быть счастлив и те, что были ему внушены каким либо образом, и где на самом деле пролегает граница между ними.
Другой тезис, который кажется нам важным и напрямую относящимся к нашей работе, поднимает еще один обозреватель работы Хайборна, Анна Александрова15. Одним из центральных, по ее мнению, заключений книги является идея о том, что уровень счастья и благополучия человека будет расти с повышением вариантов для выбора в его жизни. А. Александрова в корне не согласна с этим, поскольку люди не всегда могут осознавать все возможные варианты, рассматривать их, как подходящие, в конце концов, распоряжаться ими наиболее разумным, с точки зрения повышения уровня счастья, образом. Данное противоречие плотно связанно с одной из наших базовых исследовательских гипотез, тестирующей различие уровня счастья у мигрантов в больших и малых городах. Мы предполагаем, что в мегаполисах мигранты будут счастливее отчасти из-за большего спектра возможностей выбора деятельности и образа жизни. В этом свете теория Д. Хайборна представляется нам крайне интересной.
Еще одна серьезная попытка провести концептуальное различие между понятиями счастья и благополучия предпринимается в одной из работ Джейсона Рэбли16. Во многом она опирается на работу Хайборна: отчасти поддерживая ее, отчасти критикуя. Автор апеллирует к нескольким основным аспектам. Первый из них относится к философским доктринам счастья, а именно к разделению такового на эпизодическое, (или «ощущение счастья», «гедония» в философской литературе), и счастье как некий атрибут личности. Эпизодическое счастье возможно зафиксировать физиологически – на уровне измерения гормональных и нейрологических показателей. Именно его описывает теория «объективного счастья» Каннемана17, работы Дэвиса18, Самнера19 и так далее. Данный вид счастья крайне зависим от времени и событийных колебаний. Атрибутивное счастье более стабильно и гораздо хуже поддается операционализации и измерению.
Д. Рэбли пишет о том, что относительно понятия субъективного благополучия философы куда более единообразны в своей точке зрения: высокий уровень субъективного благополучия наблюдается именно тогда, когда жизнь идет определенным образом хорошо для конкретного человека. При этом существует принципиальное различие между оценкой жизни с точки зрения ее благополучности и ее эмоциональной оценкой. Последняя является необходимой, поскольку как высоко бы не оценивалось качество жизни человека со стороны, для него самого такая жизнь может быть невыносимой.
Еще одна проблема понятия благосостояния состоит в том, что оно напрямую связанно с отношениями прибыли-убытка: в том случае, если один человек оказал некую услугу, принес пользу другому человеку, уровень его благосостояния возрос. Если наоборот – второй пострадал от действий первого, то и уровень его благосостояния снизился20. Также субъективное благополучие является чистым эквивалентом морального, этического утилитаризма, рационального эгоизма, и как утверждает С. Дарвал, концептуально связанно с вопросами сконцентрированности на личности и заботы о ней21. Более того, Д. Хайборн22 описывает субъективное благополучие как прямой и достаточно четкий мотиватор для совершения тех или иных действий. Несмотря на все многообразие теорий благополучия: от девелопментализма Краута23 до теорий достижения целей Келлера24 и удовлетворенности жизнью Самнера25, - все они, в общем и целом, опираются на описанный выше концепт субъективного благополучия.
Возвращаясь к работе Д. Рэбли, стоит отметить, что, с его точки зрения, и эпизодическое, и атрибутивное состояние счастья отличается от описанного выше концепта субъективного благополучия. Он отвергает распространенную точку зрения о том, что благополучие тесно связанно с эпизодическим счастьем26 при помощи примера связанного с женщиной, больной синдромом Альцгеймера27. Несмотря на объективный низкий уровень ее благополучия по всем критериям, ее сиделка характеризует ее как «одного из самых счастливых людей, которых она когда-либо встречала». То есть уровень ее счастья явно выше уровня ее субъективного благополучия. При помощи еще одного переходного случая – а именно примера использования антидепрессантов после потери любимого человека главой крупной корпорации он показывает, что при неизменном уровне благосостояния может меняться и уровень атрибутивного, фонового счастья. Безусловно, связь между этими понятиями присутствует, но они не являются единственными и значимыми детерминантами друг друга. И более того, друг другу не эквивалентны.
Тонким моментом, о котором не стоит забывать, является соотношение обоих категорий счастья и набирающей силу теории благосостояния, как процветания человека, связанной с осознанием и соответствием господствующим ценностям. Оба этих случая не вписываются в полной мере в ее рамки. Кроме того, не стоит забывать, что счастье, в любом из его видов, может выступать как ценность само по себе либо служить основанием для других ценностей и в таком виде влиять на благосостояние.
Итак, рассмотрев широкий спектр существующих толкований феномена счастья и объясняющих его теорий, мы подходим к необходимости определить данное понятие в рамках конкретного исследовательского проекта. Нам кажутся безусловно интересными концепции Д. Хайборна и Д. Рэбли в свете того, что они разграничивают счастье и субъективное благополучие. Данное разделение соблюдается и в рамках опросника European Social Survey, поскольку для удовлетворенности жизнью и для ощущения счастья предусмотрены два отдельных вопроса. Более того, структура опросника и сама формулировка вопроса позволяет нам говорить о том, что в данной работе под термином «счастье» мы будем понимать именно атрибутивное счастье в интерпретации Джеймса Рэбли. Таким образом, под счастьем мы подразумеваем эмоциональную оценку человеком собственной жизни на протяжении длительного периода времени и его персональное моральное восприятие происходящих с ним событий. Данное понятие является комплиментарным, но не тождественным субъективному благополучию и удовлетворенностью жизнью.
Достарыңызбен бөлісу: |
