Философия: Энциклопедический словарь

Со времен античности проблема соотношения Ч. и Ц. не только обсуждалась в философии, но в той или иной форме возникала во многих сферах науки и даже общественной жизни. В философии эта проблема формулировалась в самом общем виде: что является более фундаментальным, исходным, важным — целое или его части? Решения этой проблемы постепенно оформились в виде двух альтернативных позиций, противоположные исходные принципы которых образовали т.н. антиномии целостности. Важнейшие из этих антиномий таковы: 1) тезис: целое есть не более чем сумма своих частей; антитезис: целое есть нечто большее, чем сумма его частей; 2) тезис: целое познается через знание его частей; антитезис: знание целого предшествует познанию его частей; 3) тезис: части предшествуют целому; антитезис: целое предшествует своим частям. Филос. позиция, сводящая целое к его частям и рассматривающая свойства целого только как сумму свойств его частей, получила наименование м е р и з м а (от греч. meros — часть). Противоположная позиция, подчеркивающая несводимость целого к его частям, обретение целым новых свойств по сравнению с его частями, называется холизмом (от греч. holos — целый).

Представители как той, так и другой позиции приводили немало примеров, подтверждающих обоснованность их исходных принципов. Сторонники меризма указывали на такие объекты, как стадо животных, стая птиц, небесные созвездия, все свойства которых действительно определяются суммированием свойств входящих в них предметов. Механицизм и редукционизм в физике и биологи явились выражением именно этой позиции. С др. стороны, оправданность холизма легко усматривается, напр., из того факта, что ни мотор, ни колеса, ни кузов сами по себе не могут служить средством передвижения, этим свойством обладает только автомобиль как целое. Холистская позиция проявилась в теории эмерджентной эволюции, в витализме, в гештальтпсихологии.

В истории философии и человеческого познания вообще практически все мыслители склонялись либо к меризму, либо к холизму, причем порой один и тот же мыслитель при решении одних вопросов отдавал предпочтение меризму, а при решении других — холизму. Платон и средневековые схоласты склонны были подчеркивать примат целого по отношению к его частям, но подлинно целое находили лишь в продуктах духовной деятельности, но не в материальных образованиях. Англ. эмпирики 17—18 вв. и представители фр. Просвещения под влиянием успехов ньютоновской механики полагали, что всякое целое может быть без остатка разложено на составные части и познание этих частей полностью раскрывает природу любой целостности. Нем. классическая философия в лице Ф.В.И. Шеллинга и Г.В.Ф. Гегеля разработала идею о различии между органичной (способной к саморазвитию) и неорганичной целостностями. В этом заключался первый шаг к преодолению крайностей меризма и холизма.

В настоящее время соотношение Ч. и Ц. получило более точную разработку в системном подходе. Выделяют т.н. сум мативные и интегративные системы. К суммативным системам относят такие, свойства которых почти целиком исчерпываются свойствами входящих в них элементов и которые лишь количественно превосходят свои элементы, не отличаясь от них качественно, напр., груда кирпичей, штабель досок и т.п. Вхождение к.-л. элемента в такую совокупность ничего или почти ничего ему не добавляет, связи между элементами в таких системах являются чисто внешними и случайными. Меризм говорил именно о таких системах и для таких систем его принципы справедливы.

Интегративные системы как раз и являются тем, что можно назвать органично целым. Такие целокупности предметов отличаются следующими особенностями: 1) они приобретают некоторые новые свойства по сравнению с входящими в них предметами, т.е.

свойства, принадлежащие именно совокупности как целому, а не ее отдельным частям; 2) связи между их элементами имеют законосообразный характер; 3) они придают своим элементам такие свойства, которыми элементы не обладают вне системы. Именно такие системы представляют собой подлинные целостности, а их элементы являются их подлинными частями. Хорошим примером такой целостности может служить стихотворение: стихотворение в целом создает поэтический образ, которого не может создать в отдельности ни одно из входящих в него слов; связи между словами в стихотворении определяются стихотворным размером и правилами грамматики; контекст стихотворения, поэтический образ, создаваемый им, определяют смысловое содержание входящих в него слов и часто способны совершенно изменить его по сравнению с обычным употреблением. Как раз такого рода целостности имел в виду холизм и, поэтому, совершенно справедливо подчеркивал несводимость целого к его частям.

А.Л. Никифоров

ЧЕЛОВЕК — главная тема философии, центральная проблема всех филос. школ и направлений, неисчерпаемая в силу своей бесконечной сложности, дающая пищу для самых разнообразных интерпретаций и толкований.

Ч., по мнению Б. Паскаля, это химера, невидаль, чудовище, хаос, поле противоречий, чудо! Судья всех вещей, бессмысленный червь земляной, хранитель истины, сточная яма сомнений и ошибок, слава и сор Вселенной. Ч. можно сравнить и с Богом, и животными, он окружен со всех сторон пугающей бесконечностью. С одной стороны, Вселенная, в которой Земля крохотная точка, а Ч. — вообще исчезающе малая величина. С др. — бесконечность внутри мельчайшего атома, бесконечность ничтожнейшего продукта природы. Но что значат эти бесконечности в сравнении с Ч.? Хоть он и песчинка в космосе, хрупкий тростник, но тростник мыслящий. Не нужно ополчаться против него всей Вселенной, писал Паскаль, чтобы его раздавить; облачка пара, капельки воды достаточно, чтобы его убить. Но пусть Вселенная и раздавит его, Ч. все равно будет выше своего убийцы, ибо он знает, что он умирает и знает превосходство Вселенной над ним. Вселенная ничего этого не знает. Человек, считал К. Г. Юнг, не в состоянии сравнить себя ни с одним существом. Он Ч. «Но что значит — быть человеком? Я отдельная часть безграничного Божества, но я не могу сопоставить себя ни с животным, ни с растением, ни с камнем. Лишь мифологические герои обладают большими, нежели человек, возможностями. Но как может человек составить определенное мнение о себе? Каждый из нас предполагает некий психический процесс, который мы не контролируем и который лишь частично направляем. Потому мы не можем вынести окончательного суждения о себе или своей жизни.

Если бы мы могли — это бы значило, что мы знаем, но такое утверждение — не более чем претензия на знание. В глубине души мы никогда не знаем, что же на самом деле произошло. История жизни начинается для нас в случайном месте, в какой-то особой точке, которую нам случилось запомнить, но уже в этот момент наша жизнь была чрезвычайно сложна» (К.Г. Юнг).

Сила, создавшая Ч., создала и самую большую загадку для него, загадку его собственной сущности, и человек всю свою жизнь и на протяжении всей истории пытается ее разгадать. М. Шелер выделил пять попыток определения Ч., пять идей о Ч., существовавших в истории: 1) идея, основанная на религиозной вере, согласно которой Ч. есть образ и подобие Божие; 2) идея древних греков о том, что Ч. — это Homo sapiens, наделенный божественным началом, разумом, которого вся природа лишена; 3) идея Homo faber — Ч. делающий, его главной чертой является не разум, потенциально свойственный также и животным, но способность создавать орудия труда, искусственный мир культуры; 4) Ч. — дезертир жизни, ее основных ценностей и законов, ее священного космического смысла; Ч. — тупик жизни, из-за своей биологической слабости и бессилия создавший цивилизацию, гос-во, право, производство; человеческий дух является принципом, который уничтожает жизнь, самую высшую из ценностей; 5) Ч. — свободное существо, творящее мир из полноты собственной сущности, предположение о существовании Бога несовместимо с этим его статусом, Богу нельзя существовать и Бог не должен существовать во имя ответственности, свободы, предназначения, во имя смысла бытия Ч.; свободное нравственное существо, личность может существовать только в механическом или, по крайней мере, не телеологически построенном мире; в мире, который божество сотворило по своему плану, в этом мире Ч. — как нравственное существо, как личность — уничтожен; предикаты Бога должны быть перенесены на Ч., не на общество, а на личность — на ту личность, у которой максимум ответственности, воли, цельности, чистоты, ума и могущества.

В истории изучения Ч. было много др. попыток его определения: Ч. играющий, Ч. человечный, «млекопитающее с мягкой мочкой уха» (Г.В.Ф. Гегель), «животное, умеющее обещать» (Ф. Ницше) и т.д. и т.п. Все они берут один отличительный признак универсального существа и этим ограничивают его понимание. Ч., как и Бога, видимо, можно определить только апофатически (отрицательно), через его фундаментальные характеристики: несводимость, непредопределенность, неповторимость, незаменимость, невыразимость. Ч. не детерминирован жестко ни законами своего биологического вида, ни законами культурной эволюции, ибо история культуры — это не только преемственность традиций, но и их постоянная ломка. Ч. не рождается с определенной профессией или вкусом, не привязан к какому-то одному климату или пище, к определенному месту. Он — бесконечная, открытая потенциальность, с огромной, в сравнении со всеми остальными существами, степенью свободы. Он никогда не совпадает ни с одной своей телесной или психической особенностью, ни с профессией, ни с делом, ни с одной из сотворенных им форм и вещей, он никогда не выражает в них себя полностью, он всегда выше, значительнее любого своего дела и свершения. Ч. никогда не может себя опредметить, выразить до конца в своих делах и поступках, в нем всегда есть много незавершенного, непроявленного. Ч. — существо трансцендирующее, постоянно переступающее самого себя, свои положенные им самим или кем-то границы. Сущностью Ч. является ничто. Он — ничто в сравнении со всеми др. видами жизни, окостеневшими в строгих и неизменных формах; он всегда меняется, всегда преодолевает свое сегодняшнее состояние. Он — ничто, которое не есть что-то (законченное и ограниченное), а есть условие всякого что-то, которое позволяет ему быть кем угодно, не совпадая ни с одной воплотившейся формой. Его «ничто» — это признак его универсальности, возможность свободы. Его «ничто» выражается еще и в том, что Ч. нет как чего-то законченного, оформленного, автоматически длящегося и сохраняющегося. Ч. — это стремление быть Ч. Он существо сверхъестественное, потому что важнейшие феномены его существования, составляющие его главную, невидимую, метафизическую природу: любовь, совесть, честь, достоинство, ум, свобода и т.д., не имеют естественных причин. Метафизика определяет физику его существования, он может отдать жизнь, защищая свою честь или свою свободу.

К. Ясперс выделял пять свойств, или особенностей, Ч. как метафизического существа: 1) неудовлетворенность, поскольку Ч. постоянно чувствует свое несоответствие тому, чем он является сегодня: он не удовлетворен своим знанием, своим духовным миром, своим положением, грызущее чувство неудовлетворенности — показатель его человечности; 2) стремление к безусловному, поскольку его жизнь постоянно обусловлена внешними и внутренними причинами, а ему нужно найти безусловную опору для своего бытия, которую невозможно найти ни в обществе, ни в природе, ибо все это для него — вещи относительные; 3) беспрестанное стремление к единому, поскольку ни один из видов единства мира — материального и духовного — его не удовлетворяет, единственное, что может его удовлетворить, — это вечность и, соответственно, непосредственная связь с бытием; 4) сознание непостижимого воспоминания, как будто он знает о творении мира или может вспомнить о том, что было до этого творения; 5) сознание бессмертия не как продолжения жизни в др. образе, а как своей укрытости в вечности.

Агацци Э. Человек как предмет целостного познания // О человеческом в человеке. М., 1991; Мамардашвили М.К. Проблема человека в философии // О человеческом в человеке. М., 1991; Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1991; Бердяев Н.А. О назначении человека. Опыт парадоксальной этики // Бердяев Н.А. О назначении человека. М., 1993; Он же. О рабстве и свободе человека. Опыт персоналистической философии // Бердяев Н.А. Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995.

В.Д. Губин
ЧЕЛОВЕК ПОЛИТИЧЕСКИЙ — термин политической антропологии, означающий доминанту сознания и поведения, связанную с политикой, которая может решить наиболее значимые проблемы человеческого бытия.

Хотя определение человека как существа политического принадлежит Аристотелю, современный смысл Ч.п. значительно расходится с представлениями античной классики. У Аристотеля Ч.п. выступает как синоним общественного человека — существа, реализующего свою естественную сущность жизнью в полисе — городе-гос-ве. Для античного полиса характерен синкретизм общественных функций гражданина — хозяйственно-управленческой, политической, культурной. Этот синкретизм в значительной мере был унаследован Средневековьем, когда представители первого сословия выступали и организаторами хозяйственной жизни, и держателями власти, и носителями функций культурной элиты. Эта целостность распадается на заре европейского модерна. Обособление бюргерства как носителя торгово-предпринимательской активности и его тяжба с сеньорами выступает как конфликт экономического человека с Ч.п., ревниво относящимся к сужению своих прерогатив. Этот конфликт продолжается по сей день, породив на западе ситуацию «двух культур» (Ч. Сноу, Д. Белл). В рамках общественного производства экономический человек выступает как носитель производственной функции, Ч.п. — перераспределительной. Антагонизм этих функций породил противоречие между демократией свободы, связанной с ничем не ограниченной гражданской самостоятельностью бюргерства, и демократией равенства, связанной с деятельностью Ч.п. как перераспределителя национального богатства в пользу экономически неэффективных членов общества, заинтересованных в патерналистском гос-ве. Соответственно, сталкиваются два европейских мифа: миф саморегулирующегося рыночного общества, не нуждающегося в каких бы то ни было вмешательствах политики, и миф тотального государственно-политического регулирования, преодолевающего стихии рынка, как и все др. иррациональные стихии. Характерно, что оба мифа апеллируют к идеалу рациональности: «экономический человек» обвиняет в иррациональности Ч.п., а последний, в свою очередь, осуждает иррациональность нерегулируемой частной воли. Со времен зарождения европейской социал-демократии и кейнсианства антагонизм экономического человека и Ч.п. получил форму институированного конфликта, породив чередование фаз монетаристско-кейнсианского цикла: нахождение у власти социал-демократов олицетворяет доминанту Ч.п. с его перераспределительными интенциями; приход к власти правых (монетаристов) означает реванш «экономического человека», критикующего расточительность социального гос-ва и его инфляционистские эффекты.

Начиная с 1970-х гг. холодная война между двумя мировыми лагерями — социалистическим и капиталистическим — развертывалась как соперничество между Ч.п. и экономическим человеком. Идеологией первого был дряхлеющий коммунизм, второго — набравший силу либерализм в обличьи «чикагской школы».

Реванш экономического человека над Ч.п. — волюнтаристом и перераспределителем, нарушающим «законы рынка», мог бы казаться окончательным, если бы не сокрушительные неудачи новейшего либерального эксперимента в России. На новом витке исторического цикла можно ожидать новой активизации Ч.п., собирающего под свои знамена всех обездоленных и недовольных.

Панарин А.С. Философия политики. М., 1996.

А. С. Панарин

ЧЕРНЫШЁВ Борис Степанович (1896—1944) — рус. советский историк философии. Род. в Москве в семье врача. Окончил историко-филологический факультет Московского ун-та (1920). Вел преподавательскую деятельность по философии в различных вузах. С 1934 работал на филос. факультете МИФЛИ, где в 1940 возглавил кафедру истории философии, оставаясь на этом посту и в МГУ им. М.В. Ломоносова (куда в 1941 влился МИФЛИ) до конца жизни. В 1943—1944 Ч. был деканом филос. факультета. В профессорской деятельности Ч., большого эрудита в различных направлениях истории философии и текстах философов, отличали внимательность и задушевность по отношению к ученикам, аспирантам и студентам. Одно из направлений его интересов — антич. философия. Монография Ч. «Софисты» выделялась оригинальностью и четкостью анализа и изложения, лишенного налета социологизаторства и вульгаризаторства, которые были присущи большинству др. филос. трудов того времени. Др. направление филос. интересов Ч. — нем. классический идеализм 18—19 вв., в особенности философия Г.В.Ф. Гегеля. Поскольку она считалась в те годы главным филос. источником марксизма, ее доскональное изучение занимало первостепенное место в учебных планах — студенческих и аспирантских — филос. факультетов. Ч. с большим педагогическим и комментаторским искусством читал лекции и вел семинары по «Логике» и др. произведениям великого идеалиста. Он и написал в основном главу о Гегеле в т. 3 «Истории философии» (в т. 1 ему принадлежат главы по антич. философии). При осуждении третьего тома высшим партийным органом в 1944 Ч. (наряду с Б.Э. Быховским и В.Ф. Асмусом) был назван одним из виновников академически-беспартийного освещения нем. философии 18—19 вв. Значительное место в деятельности Ч. занимали также переводы филос. текстов и произведений с древних языков и с нем.

Софисты. М., 1929; О логике Гегеля. М., 1941.

ЧЕРНЫШЕВСКИЙ Николай Гаврилович (1828—1889) -рус. философ, писатель, публицист, литературный критик. В 1846—1850 учился на историко-филологическом отделении Петербургского ун-та, в 1851—1853 преподавал литературу в Саратовской гимназии. В эти годы Ч. материалистически осмысливает диалектику Г.В.Ф. Гегеля, испытывает заметное влияние Л.А. Фейербаха. В 1853 возвращается в Петербург, становится сотрудником жур. «Современник» и вскоре занимает в нем ведущее положение. В 1855 защищает диссертацию «Эстетические отношения искусства к действительности», где обосновываются принципы материалистической эстетики, а искусство ориентируется на служение обществу. В 1855—1856 Ч. публикует «Очерки гоголевского периода русской литературы», в которых наряду с литературными рассматриваются социальные и филос. проблемы. Здесь отстаивается, в частности, положение, что, только действуя в соответствии с законами окружающего мира, можно добиться его изменения. Развитию филос. материализма посвящена также работа Ч. «Антропологический принцип в философии» и некоторые др. Ч. развивал идею, что Россия может миновать стадию капитализма и встать на путь развития, непосредственно ведущий к социализму. Этому должна способствовать сохранившаяся в стране крестьянская община. Но данная возможность станет реальной лишь при благоприятных внешних обстоятельствах: отставший народ минует средние ступени развития и перейдет прямо с низшей на высшую, если он будет иметь передовых соседей, уже вступивших на путь социализма, и испытывать их влияние.

В 1862—1864 Ч. за свои политические взгляды и деятельность находился в заключении в Петропавловской крепости (здесь им был написан роман «Что делать?»), в 1864—1883 в Сибири — на каторге (Нерчин-ский округ) и в ссылке (в Вилюйске). В 1883 переведен в Астрахань. По просьбе сына Ч. в 1889 было разрешено переехать в Саратов.

Полн. собр. соч. М., 1939-1953. Т. I-XVI.

Демченко А.А. Н.Г. Чернышевский. Научная биография. Саратов, 1978-1994. Ч. 1-4.

«ЧЖУАН-ЦЗЫ» — кит. филос. трактат, назван по имени одного из главных представителей даосизма Чжуан Чжоу (ок. 369 — 286 до н.э.). «Ч.-ц.» состоит из трех частей: «внутренней» (первые семь глав), предположительно написанной самим Чжуан-цзы, «внешней» (следующие 15 глав) и «смешанной» (остальные 11 глав), написанных учениками и последователями.

Наряду с «Ле-цзы» отличается художественностью стилистики в передаче филос. идей, превращая мифологический образ в понятие и обыденную сценку в филос. притчу.

«Ч.-ц.» завершает второй этап эволюции даоской философии: первый — «Хуан-Лао чжи сюэ» («Учение Хуан[ди] и Лао[-цзы]») отражает процесс становления, второй — «Лао-Чжуан чжи сюэ» («Учение Лао [-цзы] и Чжуан[-цзы]») показывает степень ее развития. «Ч.-ц.» детализирует и совершенствует философию дао—дэ «Дао дэ цзина». Несомненным достоинством трактата является раскрытие мифологосной модели даоского филос. мышления, спроецированной на космос и воспроизводящей в одном из вариантов объемную спираль архетипа у син. Эта модель состоит из «диалектического» небесного круга и «формальнологического» земного квадрата, соединенных мировой осью дао. Пять категорий в ранге великих и неизрекаемых в отношении тождества располагаются на небесном круге и пять их аналогов в отношении нетождества — на земном квадрате. Совершенномудрый человек располагается в центре оси дао и в порядке протекания космических циклов осуществляет операцию тождества нетождества и тождества небесных и земных категорий. При этом, находясь в пределах стран света, совершенномудрый человек «не выносит суждения» о противоположностях, а находясь вне стран света, «не рассуждает» и отдает предпочтение «невидимому [тождеству]».

В заключительной главе «Ч.-ц.» дает развернутую критику филос. положений конфуцианства, моизма и школы имен (мин цзя), проявляя одним из первых зрелость историко-философского сознания даосистов.

Атеисты, материалисты, диалектики Древнего Китая: Ян Чжу, Ле-цзы, Чжуан-цзы (6—4 вв. до н.э.). М., 1967; Малявин В.В. Чжуан-цзы. М., 1985; Чжуан-цзы. Ле-цзы. М., 1995.

«ЧЖУН ЮН» («Следование середине») — конфуцианский филос. трактат, первоначально входил в «Ли цзи», приблизительно с 1 в. фигурировал как самостоятельное произведение, в период правления династии Сун (960—1279) вошел в состав свода «Сы шу». Авторство «Ч.ю.» традиция приписывает Цзысы, внуку Конфуция. Основная цель «Ч.ю.» — теоретическая разработка и осуществление на практике метода (дао) гармонизации природной и человеческой Поднебесной. При этом «Ч.ю.» исходит из общего для др.-кит. философии принципа изоморфизма космоса и человека.

Идею гармонизации Поднебесной «Ч.ю.» проводит сквозь космогонию «веселья и гнева, печали и радости» в пределах «середины» (чжун) и «гармонии» (хэ). В центр полученной сферы между Небом и Землей «Ч.ю.» помещает конфуцианский идеал человека — благородного мужа (цзюнь-цзы), который антро-поморфизирует, социоморфизирует и этизирует мироздание. Небесное дао и человеческое дао, прорастая соответственно сверху от Неба и снизу от Земли, встречаются в середине и задают генетический код духовного равновесия и совершенствования Поднебесной. Эти дао развертываются в объемной спирали архетипа у син, построенной по системе «трех и пяти» элементов, охваченных «единым», и открывают просветленному сознанию благородного мужа космические смыслы гармонии, которые он согласовывает с конфуцианским требованием воспитания достойного человека. Сущность его определяется в человеколюбии (см.: Конфуцианство), согласованном с искренностью как срединным дао.

«Ч.ю.» развивает и дополняет положения письменного памятника «Лунь юй», в частности, воспроизводит отсутствующую в др. источниках конфуцианскую космогонию, дает определение природе/натуре человека и вещи, глубже раскрывает нравственную генетику человеколюбия, конкретизирует данное в «Лунь юе» определение философии, выстраивает генетику филос. категорий.

Закуев А.К. Философия «Братьев чистоты». Баку, 1961; Сагадеев А.В. «Чистые братья» — энциклопедисты X в. // Наука и религия. 1980. № 5; Расаил Ихван ас-сафа ва-хуллан ал-вафа. Бейрут, 1986; Triki A. Neoplatonisme et aspect mystique de la creation de l'univers dans la philosophiedes Ihwan. Alger, 1982.