Философия: Энциклопедический словарь

Павиленис Р.И. Проблема смысла. М., 1983; Ивин А.А. Логика. М., 1999.

ДЕОНТИЧЕСКАЯ ЛОГИКА (от греч. deon — должное, правильное), или Логика норм, нормативная логика — раздел логики, исследующий логическую структуру и логические связи нормативных высказываний (норм). Анализируя рассуждения, посылками или заключениями которых служат такие высказывания, Д.л. отделяет необоснованные схемы рассуждений от обоснованных и систематизирует последние.

Д.л. слагается из множества систем, или «логик», различающихся используемыми символическими средствами и доказуемыми утверждениями. Вместе с тем эти «логики» имеют общие черты. Предполагается, что все многообразные нормы имеют одну и ту же структуру. Выделяются четыре структурных «элемента» нормы: характер — норма обязывает, разрешает или запрещает; содержание — действие, которое должно быть, может быть или не должно быть выполнено; условия приложения; субъект — лицо или группа лиц, которым адресована норма. Не все структурные элементы нормы находят выражение в символическом аппарате Д.л.

Подход Д.л. к структуре норм является предельно общим. Это позволяет распространить ее законы на нормы любых видов, независимо от их частных особенностей. Правила игры и грамматики, законы гос-ва и команды, технические нормы, обычаи, моральные принципы, идеалы и т.д. — нормы всех этих видов имеют одинаковую логическую структуру и демонстрируют одинаковое «логическое поведение».

В Д.л. понятия «обязательно», «разрешено» и «запрещено» обычно считаются взаимно определимыми.

В Д.л. имеют место закон деонтической непротиворечивости (выполнение действия и воздержание от него не могут быть вместе обязательными), закон деонтической полноты (всякое действие или обязательно, или безразлично, или запрещено), законы: логические следствия обязательного — обязательны; если действие ведет к запрещенному следствию, то само действие запрещено, и т.п.

Если Д.л. строится как расширение логической теории действия, различаются действие и (сознательное) воздержание от действия, не равносильное простой бездеятельности. Если в основу Д.л. положена логика взаимодействия, проводится различие между типами деятельности, связывающей двух субъектов (предоставление какого-то объекта, навязывание его и т.п.).

В соответствии с «Юма принципом» невозможен логический переход от утверждений со связкой «есть» к утверждениям со связкой «должен». Ни одна из существующих деонтических систем не нарушает данный принцип и не санкционирует переходов от описательных посылок к нормативным заключениям. Невозможным считается и логический вывод описательных высказываний из нормативных. Нарушающий якобы это положение «принцип Канта»: «Если должен, то может» (обязательность действия влечет его логическую возможность или выполнимость) — не является на самом деле контрпримером. В нем фигурирует не обязывающая норма, а описательное высказывание о ней.

Попытки свести Д.л. к логике описательных высказываний не увенчались успехом. Более плодотворным является истолкование норм как частного случая оценок. Норма представляет собой групповую оценку, подкрепленную угрозой наказания (санкции), т.е. социально навязанную и социально закрепленную оценку. «Обязательное действие А» можно определить так: «Действие А оценивается положительно, и хорошо, что уклонение от этого действия сопровождается наказанием». Такое определение нормативных понятий через оценочные позволяет свести деонтические модальности к аксиологическим модальностям и Д.л. — к оценок логике.

Д.л. нашла уже достаточно широкие и интересные приложения. Понимание логических характеристик норм необходимо для решения вопросов о месте и роли норм в научном и ином знании, о взаимных связях норм и оценок, норм и описательных высказываний и т.д. Знание логических законов, которым подчиняется моральное, правовое, экономическое и всякое иное рассуждение, использующее и обосновывающее нормы, позволяет сделать более ясными представления об объектах и методах наук, оперирующих нормами, оказать существенную помощь в их систематизации. Распространяя формальные критерии рациональности на область нормативного рассуждения, Д.л. позволяет дать аргументированную критику концепциям, утверждающим алогичность такого рассуждения и настаивающим на невозможности сколь-нибудь убедительного обоснования моральных, правовых и иных норм и их систем.

Источником филос. и методологического интереса является также то, что Д.л. заставляет по-новому взглянуть на ряд собственно логических проблем. В частности, построение логической теории нормативных высказываний, не имеющих истинностного значения, означает выход логики за пределы «царства истины», в котором она находилась до недавних пор. Понимание логики как науки о приемах получения истинных следствий из истинных посылок должно в связи с этим уступить место более широкой концепции логики.

Ивин А.А. Логика норм. М., 1973; Ивин А.А. Логика. М., 1999; Wright G.H. von. Norm and Action. A Logical Enquiry. London, 1963; Deontic Logic: Introductory and Systematic Readings. Dordrecht, 1971;IvinA.A. Grundprobleme der deontischen Logik. Berlin, 1972.

А.А. Ивин

ДЕОНТИЧЕСКИЕ ПОНЯТИЯ (от греч. deon — должное, правильное), или Нормативные понятия, Модальности долженствования — характеристики практического действия с т.зр. определенной системы норм. Нормативный статус действия обычно выражается понятиями «обязательно», «разрешено», «запрещено», «(нормативно) безразлично», используемыми в нормативном высказывании. Напр.: «Обязательно заботиться о близких», «Разрешено ездить в автобусе», «Безразлично, как человек называет свою собаку» и т.п.; здесь обязанность является характеристикой определенного круга действий с т.зр. принципов морали; разрешение относится к действию, не противоречащему системе правовых норм; нормативное безразличие утверждается относительно достаточно неопределенной системы норм, скажем, совокупности требований обычая, традиции и т.п.

Вместо слов «обязательно», «разрешено», «запрещено» могут использоваться слова «должен», «может», «не должен», «необходимо» и т.п.

При употреблении понятий «обязательно», «разрешено» и т.п. всегда имеется в виду какая-то нормативная система, налагающая обязанность, предоставляющая разрешение и т.д. Поскольку существуют различные системы норм и нередко они не согласуются друг с другом, действие, обязательное в рамках одной системы, может быть безразличным или даже запрещенным в рамках другой. Напр., обязательное с т.зр. морали может быть безразличным с т.зр. права; запрещенное в одной правовой системе может разрешаться др. такой системой.

Д.п., являющиеся необходимыми структурными компонентами нормативных высказываний, изучаются этикой, теорией права и др. дисциплинами, занимающимися нормами. Логическое исследование норм и нормативных понятий осуществляется деонтической логикой, называемой также логикой норм. В ней Д.п. рассматриваются как модальные характеристики высказываний, говорящих либо о действиях, либо о состояниях, возникающих в результате того или иного действия. С помощью этих понятий все действия, рассматриваемые с т.зр. какой-то системы норм, разбиваются на три класса: обязательные, нормативно безразличные и запрещенные.

Понятия «обязательно», «разрешено» и «запрещено» считаются взаимно определимыми:

• обязательно то, от чего не разрешено воздерживаться; обязательно все, что запрещено не делать;

• разрешено то, от выполнения чего не обязательно воздерживаться; разрешено все, что не запрещено;

• запрещено то, от чего обязательно воздерживаться; запрещено все, что не является разрешенным.

По поводу принципа «разрешено все, что не запрещено» нужно отметить, что он принимается не во всех системах деонтической логики. О системах, включающих данный принцип, говорится, что они определяют либеральный нормативный режим; системы, не предполагающие, что из отсутствия запрещения логически вытекает разрешение, характеризуют деспотический нормативный режим.

Безразлично действие, не являющееся ни обязательным, ни запрещенным, или, что то же, действие, которое разрешено выполнять и разрешено не выполнять.

Эти определения означают, что любую систему норм можно сформулировать не только в виде перечня «обязанностей», но и в форме множества «запрещений» или множества «разрешений» (включающего, конечно, и «неразрешения»).

Понятие обязанности (или деонтической необходимости) можно пояснить путем противопоставления ее др. видам необходимости. В зависимости от основания утверждения о необходимости можно выделить три ее вида: логическую, физическую (называемую также онтологической или каузальной) и деонтическую (нормативную) необходимость. Логически необходимо все, что вытекает из законов логики. Физически необходимо то, что следует из законов природы. Деонтически необходимо то, что вытекает из законов или норм, действующих в обществе, т.е. то, отрицание чего противоречит таким законам или нормам. Что касается взаимных связей трех видов необходимости, то предполагается, что действие, вменяемое в обязанность, должно быть логически и физически возможным, поскольку невозможно сделать то, что противоречит законам логики или природы.

Вместе с тем аналогия между логической и физической необходимостью — с одной стороны, и деонтической необходимостью — с другой, не является полной. Необходимое в силу законов логики или законов природы реально существует. Но из обязательности чего-то не следует, что оно имеет место. Принципы морали, законы гос-ва, правила обычая или ритуала и т.п., как известно, нарушаются.

В логике предложено определение обязательности — а значит, и др. деонтических понятий — через понятие наказания (санкции): действие обязательно, когда воздержание от него влечет за собой наказание. Однако при таком определении само понятие наказания должно быть нормативным, иначе окажется, что нормативное высказывание сводится к описательному.

Нормы являются частным случаем оценок (см.: Оценка). Это дает основание определить «обязательно» через «хорошо»: действие обязательно, когда оно представляет собой позитивную ценность, и хорошо, что воздержание от него ведет к наказанию. К примеру: «Обязательно быть честным, когда правдивость оценивается позитивно, и хорошо, что нечестность влечет осуждение».

Ивин А.А. Логика норм. М., 1973; Ивин А.А. Логика. М., 1999.

А.А. Ивин

ДЕРРИДА (Derrida) Жак (р. 1930) — фр. философ, эстетик, литературовед. Основатель деконструктивизма (си:. Деконструкция), ставшего вариантом постструктурализма и получившего широкое распространение в США. Начинал как структуралист, с сер. 1960-х гг. перешел на позиции постструктурализма и постмодернизма. В своих исследованиях опирается на Ф. Ницше и особенно на М. Хайдеггера. Основные работы посвящены проблемам философии, литературы и культуры. Взгляды Д. имеют философско-эстетический, эссеистский характер, им присущ ярко выраженный стиль, поэтому его нередко называют писателем.

К понятию «деконструкция» Д. пришел через трансформацию хайдеггеровского термина «деструкция» («разрушение»), стремясь ослабить имеющийся в нем аспект разрушительности. Хотя Д. является основателем деконструктивизма, таковым он стал не столько по своей воле, сколько благодаря амер. исследователям, которые адаптировали его идеи на амер. почве. Д. согласился с таким наименованием своей концепции, но, видимо, не без внутреннего сопротивления, ибо, во-первых, используя термин «деконструкция», он «не думал, что за ним будет признана центральная роль», во-вторых, он решительный противник выделения «главного слова» и сведения к нему всей концепции ради создания еще одного «изма», в-третьих, он намеревался разрабатывать новую науку о письме — грамматологию.

Признав себя деконструктивистом, Д. намеренно уходит от утвердительного определения и истолкования деконструкции, действуя в духе «негативной теологии», которая определяет Бога через перечисление отрицаний того, чем он не является. Д. подчеркивает, что деконструкцию нельзя сводить к тем значениям, которые она имеет в словаре (лингвистическое, риторическое и техническое), что она не является ни методом, ни анализом, ни критикой, что она не означает к.-л. «действие», «акт» или «операцию» и т.д. На самом деле в той или иной мере деконструкция является и тем, и другим, и третьим. К тому же не все мысли Д. находятся в русле «негативной теологии». В его работах, конечно, имеются положительные утверждения и размышления по поводу деконструкции. Он, в частности, отмечает, что деконструкция представляет собой непрерывный и бесконечный процесс, исключающий подведение к.-л. итога, обобщение смысла, сведение к некоему метадискурсу, что она принимает свои значения при «вписывании» ее «в цепь возможных заместителей», каковыми выступают письмо, след, рассеивание, различение, дополнение и т.д.

По мере эволюции творчества Д. внимание к положительной стороне деконструкции усиливается, и она рассматривается как «изобретение» («инвенция») и в др. значениях: открывать, творить, производить, находить, воображать и т.д. Наиболее адекватными ее эквивалентами являются «письмо» и «рассеивание», которые практически совпадают. В самом общем и упрощенном виде деконструкция означает критическое чтение и последующее «переписывание» прочитанного: «чтение-письмо». Результатом такого чтения-письма выступает текст, который представляет собой нечто среднее между филос. трактатом, эссе, литературным произведением, комментариями, критическими замечаниями, черновыми набросками и т.п.

Опираясь на чтение-письмо, Д. осуществляет деконструкцию наиболее важных явлений зап. философии, литературы и культуры. Предпринимая деконструкцию философии, Д. подвергает критике прежде всего сами ее основания. Вслед за Хайдеггером он определяет зап. философию как метафизику сознания, субъективности и гуманизма. Главный ее порок — догматизм. Таковой она является в силу того, что из множества известных дихотомий (материя и сознание, дух и бытие, человек и мир, означаемое и означающее, сознание и бессознательное, внутреннее и внешнее, мужчина и женщина, и т.д.) метафизика, как правило, отдает предпочтение к.-н. одной стороне, чаще всего сознанию и вместе с ним — субъекту, субъективности, человеку, мужчине. Отдавая приоритет сознанию, метафизика берет его в чистом виде, в его логической и рациональной форме, игнорируя бессознательное и выступая тем самым как логоцентризм. Если же сознание рассматривается в его связи с языком, то последний выступает в качестве устной речи. Метафизика тогда становится логофоноцентризмом. Когда метафизика направляет все свое внимание на субъекта, она рассматривает его как автора и творца, наделенного «абсолютной субъективностью» и прозрачным самосознанием. Отдавая предпочтение человеку, метафизика предстает в качестве антропоцентризма и гуманизма. Поскольку этим человеком, как правило, оказывается мужчина, метафизика является фаллоцентризмом.

Во всех случаях метафизика остается логоцентризмом, в основе которого лежит единство логоса и голоса, смысла и устной речи, «близость голоса и бытия, голоса и смысла бытия, голоса и идеального смысла». Это свойство Д. обнаруживает уже в антич. философии, а затем во всей истории зап. философии, включая самую критическую и современную ее форму — феноменологию Э. Гуссерля. Высшей формой рационализма и логоцентризма является философия Г.В.Ф. Гегеля. Поэтому деконструкция Д. направлена прежде всего против Гегеля, а его филос. концепция представляет собой современное антигегельянство.

В ходе проводимой деконструкции Д. дает интересные и оригинальные примеры тонкого и глубокого прочтения многих концепций из истории зап. филос. мысли. Он расшатывает и разрушает существующие понятия и представления, устоявшиеся иерархии и классификации, виды и жанры. Д. создает особый тип мышления, которое является многомерным и разнородным, противоречивым и парадоксальным, плавающим и пульсирующим, которое покоится на нюансах, полутонах и переливах. Он размывает границы между философией и литературой, рассматривая философию как «обходной путь к литературе». На этом пути философия что-то приобретает, но многое и теряет — в плане сохранения своей идентичности. Д. усиливает существующую тенденцию к эстетизации философии. Выражаемая им тенденция отдаляет философию от логики и естествознания и сближает ее с риторикой, гуманитарным знанием и искусством.

Шпоры: стили Ницше // Философские науки. 1991. № 3— 4; Письмо японскому другу // Вопросы философии. 1992. № 4; Невоздержанное гегельянство // Танатография Эроса. СПб., 1994; Позиции. Киев, 1996; Эссе об имени. СПб., 1998. L'ecriture et la difference. Paris, 1967; De la grammatologie. Paris, 1967; La dissemination. Paris, 1972; Parages. Paris, 1986; Psyhe. Invention de l'autre. Paris, 1987; Memoires: pour Paul Man. Paris, 1988; L'autre cap. Paris, 1991.

Критика метафизики в неоструктурализме / По работам Ж. Деррида 80-х годов. М., 1989; Силичев Д.А. Ж. Деррида: деконструкция, или философия в стиле постмодерн // Философские науки. 1992. № 3; Жак Деррида в Москве: деконструкция путешествия. М., 1993; The deconstructive turn: Essais in the rhetoric of philosophy. London; New York, 1983; Kofman S. Lectures de Derrida. Paris, 1984.

Д.А. Силичев

ДЕСАКРАЛИЗАЦИЯ — обесценивание сакральных (священных) образцов, религиозных представлений, мировоззренческих установок и т.д. С т.зр. когнитивного подхода в эпистемологии внутренние механизмы Д. коренятся прежде всего в психоэмоциональной сфере и тесно связаны с особенностями стратегий правополушарного пространственно-образного мышления (и сознания). На различных этапах когнитивной эволюции функции религиозных верований меняются. В условиях относительного доминирования в популяциях (или этнических группах) преимущественно образного мышления, которое в относительно большей степени управляется влиянием аффектов, сакральные образцы и архетипы, наряду с др. функциями, выполняют весьма важную психосоциальную функцию — функцию психологической защиты. Однако при определенных условиях эта функция может блокироваться нарастающими негативными эмоциями. Поскольку в структуре преимущественно образного мировосприятия религиозные верования синкретично интегрированы со всеми более или менее значимыми сторонами жизни людей (магия образа) и детально регулируют их поведение (все, что не имеет сакрального двойника или ему не «сопричастно», оказывается лишенным внутреннего смысла), то в силу особенностей холистической стратегии этого мировосприятия негативная эмоциональная оценка изменившихся реалий (вызванная, напр., новыми социально-экономическими условиями жизни, страданиями людей от социального гнета или массовых репрессий тоталитарного государства, последствиями войн, военно-политическим господством чужеземцев, насильственным насаждением культов гос-вом и т.д.) автоматически переносится на соответствующие сакральные образцы и архетипы. При этом необходимо учитывать, что в структуре архаического мышления традиционные религиозные верования способны лишь к сугубо экстенсивному росту, т.е. допускают только пополнение новыми сакральными архетипами. Они не подлежат «качественной» эволюции, т.к. соответствующие изменения в структурных связях между частями целого влекут за собой полное разрушение целостного архетипа или образца как сакральной модели реальности.

Эмоционально-психологическое обесценивание общепринятых религиозных верований, превращение их в источник негативных эмоций влекут за собой серьезные нарушения психосоциальной среды и психического здоровья популяций, являясь причиной дестабилизации индивидуальной психики, резкого роста числа психоэмоциональных расстройств, неврозов, деморализации и т.д. Все это сказывается и на образе жизни людей, потерявших веру в сакральные мировоззренческие образцы и поведенческие стереотипы — усиливаются миграционные процессы, растет преступность, получают все большее распространение «отклоняющиеся» формы социального поведения, ослабевают семейные узы, родственные, общинные и этнические связи, падает доверие населения к государственным и социальным ин-там, снижается его гражданская активность. В условиях отсутствия внешнего сакрального источника позитивных эмоций, выполняющего функцию психологической защиты индивидуального Я, объектом мыслительной рефлексии (при наличии достаточно высокого уровня когнитивного развития) обычно становится Я-образ, представление человека о самом себе и своем месте в мире. В духовной сфере мировоззренческий кризис находит свое выражение прежде всего в весьма нехарактерной для образного мировосприятия веротерпимости и своего рода идеологическом плюрализме, проявляющемся в сосуществовании все увеличивающегося числа религиозных культов, в росте религиозного скептицизма и неверия, в утрате интереса к научному знанию и науке, в широком распространении суеверий и, наконец, в реанимации древних религиозно-мистических доктрин, компенсирующих явный дефицит средств психологической защиты. Характерными примерами здесь могут служить мировоззренческие кризисы в Римской империи 1—3 вв., вЗап. Европе 12—14вв., во Франции 18 в., в России в нач. 20 в., в СССР в I960— 1980-е гг. и др.

Если мировоззренческий кризис не приводит к вмешательству внешних сил и установлению с их стороны военно-политического и культурно-информационного контроля, то он естественным образом может завершиться лишь в случае полной победы нового адаптивно ценного вероучения. Адептами этого вероучения в первую очередь становятся правящие социальные группы, стремящиеся использовать его сакральные образцы и архетипы в качестве средств тотального информационного контроля. Хотя обретение этническими общностями нового религиозного мировоззрения обычно растягивается на значительный исторический период (иногда даже на многие века), сам механизм смены мировоззренческих структур имеет много общего с переключением гештальта — когнитивные стратегии преимущественно образного мировосприятия исключают возможность к.-л. фундаментальных качественных эволюционных изменений внутри малодифференцированных сакральных архетипов. Тем не менее в периоды глубоких мировоззренческих кризисов, как правило, происходит частичная Д. традиционных религиозных верований и культов (напр., частичная Д. природы в др.-греч. филос. теологии), которая отвечает «духу эпохи», стремлению обнаружить черты нового адаптивно ценного вероучения. Императив, толкающий к позитивному разрешению мировоззренческого кризиса, также коренится в психоэмоциональной сфере: он вытекает из внутренней потребности психики людей в восстановлении защитной функции положительных эмоций и возобновлении их сакрального, сверхъестественного источника.

И.П. Меркулов

ДЕСКРИПЦИЯ (от лат. describere — описывать) — описание, описательное высказывание, являющееся истинным или ложным; дескриптивный — описательный. Противоположность — прескрипция, предписание. Напр., дескриптивная этика — этика, дающая чистое описание моральной жизни и не формулирующая к.-л. норм; дескриптивный метод в науке — чисто описательный метод.

В логике под Д. понимается языковое выражение, служащее для обозначения единичных объектов посредством описания их свойств или отношений к др. объектам. Д. являются, напр., «самый глупый человек на Земле», «изобретатель колеса», «древнегреческий поэт, которому приписывается авторство «Илиады» и «Одиссеи», и т.п.

Многие события или состояния таковы, что в одно время является детерминированным их наличие, а в другое — отсутствие. Наступление некоторого события или состояния может быть детерминировано в одно время и не детерминировано в другое. Можно утверждать, напр., что выпадение дождя сегодня детерминировано, а выпадение его послезавтра — нет; можно, сверх того, заявлять, что сегодняшний дождь был детерминирован событиями, имевшими место еще неделю назад, но не был детерминирован событиями годичной давности. Вневременная детерминация может считаться с известным приближением частным случаем временной. Выражение «детерминировано А» истолковывается при этом как означающее «во всякое время /детерминировано наступление A во всякое время t'».