Ганс Рюш Убийство невинных

Белл говорит в своей основополагающей книге о нервной системе человека: «Эксперименты никогда не были способом совершения открытий; и попытки последних лет сделать обзор в области физиологии свидетельствуют о том, что вскрытие живых животных больше увековечивало ошибки, нежели подтверждало идеи, полученные при изучении анатомии и естественных движений». (An Exposition of The Natural System of the Nerves of the Human Body, Лондон, 1824, с. 337)

Чарльз Клей (Charles Clay), доктор медицины, согласно британскому Dictionary of National Biography (Supplement II, p. 30), «…может быть справедливо охарактеризован как основоположник овариотомии в Европе… Он был первым (1843), кто использовал дренаж в брюшной хирургии и ввел в употребление термин «овариотомия…» Будучи президентом Медицинского общества Манчестера (Manchester Medical Society) и действительным членом Акушерского общества Лондона он сделал следующее заявление, как сообщает лондонская газета Times (31 июля 1880): «Я хирург и провел очень большое число операций, но я не обязан вивисекции даже малой доли своих знаний. Не думаю, что какой-то представитель моей профессии сможет доказать, что вивисекция имела какое-то значение для прогресса медицинской науки и терапии».

Имя гинеколога из Бирмингема Лоусона Тейта (Lawson Tait), выполнившего более 2000 лапаротомий во времена, когда к вскрытию брюшной полости прибегали редко, выделяется больше, чем чье-либо еще, в период, известный как эпоха гигантов в хирургии. Многие сегодняшние приемы хирургии берут начало от него. Он произвел свою первую овариотомию в 1868 году, когда ему был всего 21 год, а к 1872 году его имя вошло в историю медицины благодаря тому, что стало известно в Англии и Америке как «операция Тейта» — удаление придатков матки при хроническом воспалении яичников. В 1877 году он начал удалять больные фаллопиевы трубы, а в 1878 описал новый метод лечения хронического выворота матки. Всего этого он достиг до 35-летнего возраста. В 1879 году он сделал первую холецистотомию, операцию на желчном пузыре. В 1880 году он впервые успешно удалил червеобразных отросток аппендикс при аппендиците (в Германии обычно честь проведения этой операции впервые приписывают швейцарскому хирургу Рудольфу Ульриху Кренлейну (Rudolf Ulrich Krönlein), который в первый раз сделал ее пятью годами позже). В 1883 году Тейт сделал первую успешную операцию при внематочной беременности. Он также был решительным сторонником современной асептической хирургии и оспаривал вредный антисептический метод Листера (Lister). В 1887 году его избрали на пост президента вновь основанного Британского Гинекологического общества (British Gynaecological Society).

Если медик имеет достаточную компетентность, чтобы рассуждать о хирургии, то он будет говорить о Лоусоне Тейте. И все, что прозвучало из уст и вышло из-под пера Лоусона Тейта о вивисекции (к которой он поначалу прибегал), представляет собой безжалостное осуждение ее, потому что он считал ее не только губительной для медицинской практики в целом, но и для сознания медиков. Сегодня мнение Тейта не может быть отклонено как несущественное, по причине того, что он высказывал его много лет назад. Напротив, оно многозначительно, так как Тейт его высказал в период наибольших хирургических успехов — успехов, за которые, по уверениям вивисекторов, мы должны благодарить их. И их намеренную ложь необходимо немедленно и для всех разоблачить.

«Базовые переводы» (Basic Translations) Бирмингемского Философского общества (Birmingham Philosophical Society) включают в себя очень длинный доклад, который был прочитан Лоусоном Тейтом для его коллег 20 апреля 1882 года, и в котором осуждаются все стороны вивисекции. Вот для примера лишь несколько выдержек:

«Я против экспериментов на живых животных, которые проводятся просто для обучения, так как в них нет никакой необходимости, и их нужно законодательно запретить без каких-либо оговорок…»;

«Должно быть совершенно ясно, что для ответа на эти вопросы надо привести конкретные случаи, и требуется провести их тщательный исторический анализ. Это уже сделано по многим пунктам, и надо сказать, что во всех известных мне случаях имело место полное противоречие заявлениям вивисекторов… Как метод исследования она постоянно заставляла делать неправильные выводы тех, кто занимался ею, и зафиксировано огромное количество примеров, когда не только животные погибли бесцельно, но и люди пополнили список жертв из-за неверных заключений».

В Birmingham Daily Post (4 октября 1892) Лоусон Тейт пишет: «Несколько лет назад я начал иметь дело с одним из самых больших бедствий, с которым человечество сталкивалось при операциях, и которое было предложено наукой почти 200 лет назад. Я имею в виду внематочную беременность. Доводы в пользу операции были полностью объяснены примерно 50 лет назад, на эксперименты французского физиолога на кроликах и собаках представили в ложном свете всю физиологию нормального процесса и патологию искаженного. Я вышел за пределы выводов экспериментатора, вернулся к подлинной науке старого патолога и хирургов и провел десятки операций, которые почти неизменно оказывались удачными. Моему примеру сразу же последовали во всем мире, и за последние 5–6 лет были спасены жизни сотен, если не тысяч женщин, в то время как в течение почти 40 лет глупость вивисекторов закрывала простой путь к этому огромному успеху».

Тейт добавляет информацию, которая помогает понять искаженное мышление вивисектора: «Один из выводов, полученных при моих операциях — физиологический, он предельно прост и следует их мои фактов столь же уверенно, сколь ночь следует за днем. Он заключался в том, что брюшная полость способна лизировать мягкую, студнеобразную ткань эмбриона. Но это не устроило наших немецких людей науки, и один из них немедленно занялся тем, что стал удалять незрелые плоды из маток многочисленных животных и пересаживать их в брюшную полость тех же самых животных. И он заявляет, что «подтвердил» мое мнение. Я не буду мучить читателей описанием того, что пережили эти маленькие существа, поскольку речь не идет о так называемой сентиментальной стороне вопроса; я обращаю внимание на то, что нелепость и смехотворность всей этой сомнительной процедуры».

Сэр Фредерик Тривс (Frederick Treves), директор Лондонской больницы (London Hospital), хирург королевской семьи, специалист с мировым именем в области хирургии брюшной полости, пишет в British Medical Journal (5 ноября 1898, с. 1389): «Много лет назад на Континенте я проводил разные операции на кишечнике собаки, но разница между собачьим и человеческим кишечником настолько велика, что, когда я приступил к оперированию людей, то обнаружил, что мне мой новый опыт очень мешает, во всем надо переучиваться, и единственное, что мне дали те эксперименты — это сделали меня неспособным к работе с человеческим кишечником».

Доктор Стивен Смит (Stephen Smith), хирург, который работал в Институте Пастера (Pasteur Institute) и Физиологическом институте Страсбурга (Physiological Institute of Strasburg), писал в книге «Научные исследования: взгляд изнутри» (Scientific Research: A View from Within) (Elliot Stock, Лондон, 1899): «Я согласен со знаменитыми английскими хирургами, которые официально выступили со своим утверждением, что вивисекция не представляет ценности для человека».

А теперь перейдем на полвека вперед.

Доктор Сальвадор Гонсалес Херрехон (Salvador Gonzales Herrejon), декан медицинского факультета Мексиканского Университета, опубликовал в New York Journal American (13 июля 1947) длинную статью, осуждающую вивисекцию. В ней есть такие слова: «Все знания по анатомии, которые студенты могут получить, работая с собаками, не имеют никакого значения при лечении людей, потому что расположение внутренностей, селезенки, нервов и т. д. у животных другое, несмотря на некоторые сходства. Мы ясно видим, что при вивисекции студенты выполняют серьезные хирургические вмешательства, которые возможны только при условии хорошей физической выносливости животного, но они оперируют, не имея той ответственности, которая необходима чтобы обеспечить эту выносливость. Разумно ли учить студента, что он может вскрывать человеческий желудок с такой легкостью? И не есть ли это неоправданная жестокость — разрешать студентам проделывать на собаке ненужные калечащие животное операции сегодня, завтра, послезавтра и так далее, пока она не умрет? Не является ли этот метод обучения аморальным, убивающим уважение к жизни, присущую человеку чуткость и добродетель? Очевидно, что да».

Еще много лет спустя Фернандо де Лео (Fernando de Leo), главный врач знаменитой неаполитанской больницы Пеллегрини (Ospedale Pelegrini) и профессор хирургии Университета Неаполя во время круглого стола, проводившегося в пресс-центре Неаполя, безоговорочно осудил вивисекцию и назвал ее «бессовестной, ненужной практикой».

Чем же тогда объяснить расхождение в высказываниях некоторых современных медицинских авторитетов, которые отрицательно относились к опытам на животных со всех сторон, и заверениями вивисекторов, что их дело является неизбежным инструментом для медицинского прогресса? Опять же, в качестве отчета я могу привести только высказывание Джорджа Бернарда Шоу: «Кто без сомнений занимается вивисекцией, тот будет без сомнений врать о ней».
*

Как же происходит подготовка хорошего хирурга? На этот вопрос отвечает, наряду с другими людьми, Абель Дежарден (Abel Desjardin), главный хирург наиболее престижного французского заведения, где готовят хирургов, Хирургического Колледжа Парижского факультета (College of Surgery of the Faculty of Paris). Вот выдержки из его речи на Конгрессе против вивисекции в Женеве, 19 марта 1932 года:

«Единственное преимущество, которое может быть отнесено к этой жестокой массовой бойне («экспериментам на животных») заключается в том, что они вызывают у кого-то отвращение к физиологическим исследованиям. Признаюсь, что я сам занимался этим при изучении физиологии; у меня выработалось к этой работе такое отвращение, что я продолжать не стал. Я бы скорее отказался от изучения медицины…. Тем не менее, на выпускных экзаменах я получил наивысший балл, и экзаменаторы пожелали мне успеха. Моего примера достаточно, чтобы доказать пользу данной работы в качестве учебной дисциплины; и категорическое осуждение ее справедливо»;

«Так называемые демонстрации происходят следующим образом. Профессор делает собаке, морской свинке или кролику сложную операцию. В первом ряду стоят десять студентов; в некотором отдалении, на ступенях, находятся около 200 студентов. Они не могут видеть операцию, потому что головы стоящих ассистентов все загораживают...»;

«Основа хирургии — анатомия. Поэтому анатомию надо изучать прежде всего из анатомических трактатов, а также через вскрытие очень большого количества трупов. Таким образом, Вы не только учитесь анатомии, но обретаете необходимую ловкость рук. От этого Вы переходите к изучению практики хирургии; она включает в себя диагностику и последующее оперативное вмешательство. Такую практику можно получить только в больнице, через ежедневный контакт с пациентами. Поэтому, прежде чем стать хирургом, необходимо побыть ассистентом»;

«Сейчас давайте рассмотрим путь к непосредственной хирургической операции. Сначала Вы наблюдаете, затем ассистируете хирургу. Вы делаете это бесчисленное количество раз. После того, как Вы поймете основные фазы операции и могущие возникнуть в их ходе трудности и научитесь их преодолевать, тогда и только тогда начинаете оперировать. Поначалу Вы будете иметь дело с легкими случаями и работать под наблюдением опытного хирурга, который сможет предупредить о любом неправильном шаге и даст совет, как продолжать. Такова истинная школа хирургии, и я заявляю, что других нет...»;

«…После того, как я рассказал Вам об истинной школе хирургии, легко понять, почему все курсы хирургии, основанные на оперировании собак, были обречены на провал. Хирург, знающий свое искусство, ничего не узнает на этих курсах, а начинающий не учится на них подлинной хирургической работе, зато становится опасным хирургом… К тому же, вивисекция портит характер, так как учит не обращать внимание на причиняемую боль».
*

Статья в Time (17 декабря 1973) очень точно указывает на бессмысленность и опасность опытов, ставящих целью оттачивать хирургическое мастерство на животных — это практикуется в Соединенных Штатах. В качестве заглавия Time использовала вердикт Верховного суда (Supreme Court) США, вынесенный в 1898 году: «Характер — это такая же важная квалификация, как знания». Что касается характера и знаний среднего американского практикующего врача, почти все они при получении образования занимались вивисекцией. В статье — без каких-либо упоминаний о вивисекции — говорится, среди прочего, следующее: «Ежегодно в США тысячи пациентов из-за неправильного лечения напрасно умирают, либо же до конца имеют необратимые проблемы со здоровьем… Растет количество судебных процессов по этому поводу… Научная сторона медицины никого не заботит… Хирургические операции делаются некомпетентно и безответственно. Одна из причин все более распространяющихся гистерэктомий (удаления матки) для стерилизации и других сомнительных операций заключается всего лишь в том, что в стране слишком много хирургов. В США вдвое больше хирургов, чем в Великобритании, в сравнении с численностью людей, и американцам делают вдвое больше хирургических вмешательств, чем британцам. Но американцы в среднем умирают в более молодом возрасте».

Как обычно, врачебное сообщество не было впечатлено этим, что уж говорить о каких-то изменениях с его стороны.

17 июля 1975 года в швейцарской Tages-Anzeiger появилось следующее сообщение под заглавием «Ненужные операции»: «Американцы отдают около 5 миллиардов долларов за совершенно ненужные операции, сообщает медик Сидни Вольф (Sidney Wolfe) для исследовательского комитета американского Конгресса. По свидетельству доктора Вольфа, ежегодно от этих ненужных хирургических вмешательств умирают 16 тыс. человек. В качестве примера подобной бессмысленной хирургии он приводит случай с Дороти О’Грейди (Dorothy O’Grady) из Форт-Лодердейла (Флорида). Пациентка жаловалась своему домашнему врачу на боли в спине. Он тотчас же схватился за нож и удалил ей матку. Из-за осложнений женщина в течение года находилась в больнице. В дальнейшем исследование, произведенное другим врачом, показало, что для избавления от боли в позвоночнике ей всего лишь требовалось увеличить высоту каблука на 1 см».

Невероятная путаница, которая сегодня господствует в медицине, распространяется на исторические изложения и учебники. Например, в Encyclopedia Americana (1972) можно прочитать, что в 1807 году сэр Чарльз Белл открыл, что передние корни спинномозговых нервов моторные, а задние — чувствительные (закон Белла), а в статье «Мажанди́»: «…доказал так называемый закон Мажанди́ (Magendie) — передние корни спинномозговых нервов моторные, а задние чувствительные». Если сейчас проверить доклады и труды этих людей, то можно установить, что Мажанди́ хотел отобрать у Скотта честь открытия, после того, как он, невзирая на многочисленные опыты с животными, ничего не привнес в физиологию человека.

«Британская энциклопедия» (Encyclopedia Britannica) увеличивает путаницу, утверждая, что это открытие совершил Гален примерно за 1700 лет: «Он делал надрезы на разной высоте спинного мозга и таким образом наблюдал чувствительные и моторные нарушения и нерегулярности».

Но в той же самой Encyclopedia Britannica в статье про естественные науки (Science) мы с удивлением узнаем, что другой специалист приписывает это открытие целой школе: «В Александрии ученые с помощью экспериментов на животных учились различать корни задних спинномозговых нервов, передающих чувства, и передних, передающих моторные импульсы».

Что касается Пастера, большинство словарей, в том числе американских и британских, приписывают ему открытие того, что бактерии возникают не из ничего, а вследствие деления на две части, и их убивает жар. На самом деле это доказал Спалланцани столетием раньше.

Достижение Спалланцани (Spallanzani) стало вторым по важности в бактериологии после открытия Левенгуком (Leeuwenhoek) бактерий. Пастер сделал следующий шаг, точно выяснив, какой должна быть температура, чтобы бактерии более не могли размножаться, и как долго следует подвергать бактерии ее воздействию. Антуан Бешамп (Antoine Béchamp, 1816–1895), доктор медицины и естественных наук, профессор биохимии и физики в Парижском Университете, был предшественником Пастера в сфере разработки бактериологической теории. В противоположность Пастеру, Бешамп был гуманным исследователем. Так же складывалась картина в недопонимании между Беллом и Мажанди́, Тейтом и Листером (асептика и антисептика), и время доказало правоту гуманных ученых.

Для Пастера и Коха бактерия была болезнью, а болезнь бактерией. Сегодня мы знаем, что бактерия не обязательно вызывает болезнь, болезнь же может возникнуть при отсутствии определенных бактерий. Бешамп относился к предшественникам, которые больше внимания уделяли «почве» (организму), чем семени (бактерии). Кроме того, официальные записи показывают, что Бешамп первым совершил множество открытий, которые приписывают Пастеру, например, выявил болезнь шелкопряда.

На самом деле, Пастер, как никакой другой ученый, добился признания за счет открытий других. Голландец Левенгук впервые увидел бактерию. Итальянец Спалланцани доказал, что бактерии могут образовываться только как бактерии. Француз Каньяр де Ла-Тур (Cagniard de la Tour) уже в 1837 году доказал, что ферментация пива происходит под воздействием открытых им бактерий. Немец Швамм (Schwamm) опубликовал труд, где доказывается, что мясо гниет только в присутствии бактерий. Но Пастер в 1864 году приписал себе все эти заслуги, когда обнародовал свою «бактериологическую теорию» и даже не упомянул своих предшественников. Все это звучало так убедительно, что Листер, великий лондонский хирург, написал ему благодарственное письмо, а сегодняшние лексикографы относят к Пастеру достижения, которые на самом деле принадлежат другим.

Роберт Кох впервые получил чистую культуру сибиреязвенных палочек, возбудителя сибирской язвы, а Пастер изготовил из нее вакцину, для этого он ослабил бактерии. Многие историки называют ее первой вакциной в истории, как будто никогда не существовало Дженнера и восточных врачей. Врачи Востока снижали токсичность вакцины, прежде чем делать прививку. Между Пастером и Кохом сразу же возник спор, и оба они обвиняли друг друга в плагиате.

Пастеровскую вакцину от бешенства, так же как и от сибирской язвы, восхваляют как спасительное средство, хотя обе они стали большим бедствием. Известно, что с ней боролись, главным образом в Германии, и что она неоднократно становилась причиной больших жертв. Если вакцина слишком сильна, то она может стать причиной катастрофы; если она слишком слаба, то в ней нет нужды. Об этом можно было прочитать еще в 1906 году в Zeitschrift für Hygiene und Infektionskrankheiten (выпуск 54).

Согласно сообщению в The Standard (9 июля 1892), в Новом Южном Уэльсе представитель Пастера привил стадо из 12524 овец; в результате, 3174 овец погибли. Если подобного несчастья не происходит, это потому, что вакцину разбавляют водой до безопасного состояния, и, в результате, от нее нет ни пользы, ни вреда.

В своем труде «Разоблачение Пастера» (Pasteur Entlarvt) (1939) цюрихский зубной врач Людвиг Флигель пишет: «Биограф Пастера, его зять Рене Валлери-Радо, умалчивает по поводу владельца стада, которому Пастер должен был заплатить за животных, убитых вакциной. Невзирая на очевидный неуспех пастеровской вакцины от сибирской язвы, все институты и бактериологи, заинтересованные в бизнесе, начали расхваливать свой товар и привлекать крестьян неверной статистикой. Что до традиционных медиков, их нечего было бояться, они легко поддаются влиянию, и каждый из них передает другому чепуху. Если бы живодеры были нормальными людьми, они не могли бы заниматься своим позорным ремеслом, на такое способны только люди со значительными отклонениями в мозгу. С помощью титула «профессор» или «доктор» не очень сложно обманывать правительство и других доверчивых людей».

Потом Пастер разработал так называемую вакцину против бешенства, которая представляет собой самый запутанный случай в столь запутанной сфере вакцин.

Бешенством заражается лишь малый процент людей, укушенных бешеным животным. Но когда это происходит, болезнь чаще всего оказывается смертельной. Поэтому ради безопасности всех тех, кого покусало бешеное животное, подвергали лечению, разработанному Пастером. Тем не менее, иногда умирает и вакцинированный человек. В этом случае смерть приписывают недоброкачественной вакцине. Очень часто оказывается, что причиной инфекции стала вакцина, а не укус — например, если в дальнейшем выясняется, что животное было здорово. Даже укус бешеного животного вызывает инфекцию очень редко. Этого не происходит практически никогда при соблюдении обычных правил гигиены, то есть, при немедленном промывании раны водой.

Поль де Крюи (Paul de Kruif) в своем бестселлере «Охотники за микробами»(Microbe Hunters, Harcout, Brace, 1926–1953) рассказывает невероятную историю о девятнадцати русских крестьянах, которые после покуса предположительно бешеным волком отправились в Париж, чтобы сам старый Учитель ввел им новоизобретенную вакцину. Согласно Полю де Кройфу, 16 русских пациентов были «спасены», благодаря пастеровской вакцине, шестнадцать русских пациентов были спасены и «всего трое» умерли. После своего героического поступка Пастер стал знаменитостью мирового масштаба и внес большой вклад в прославление «современной» лабораторной науки. Три смерти из девятнадцати — это приблизительно составляет 14% смертельных случаев. Но сегодня мы знаем, что из ста человек, которых укусило бешеное животное, в среднем инфекцию получат меньше одного, следовательно, можно предположить, что как минимум два, а, вероятно, и все три русских крестьянина умерли из-за вакцины Пастера, так же как и множество людей после них. Кроме того, в те времена в России не было возможности выяснить, страдал ли волк бешенством. Часто случалось так, что зимой голодные волки нападали на жителей деревни; и сегодня многие люди, например, в Италии все еще думают, что каждая собака, кусающая человека, должна быть бешеной, иначе бы она не стала кусаться.

Многие врачи-специалисты даже придерживаются мнения, что бешенство как отдельная болезнь встречается только у животных, и что часто диагноз бешенство ставят тогда, когда на самом деле речь идет о столбняке, остром и серьезном заболевании, имеющем сходные симптомы. Каждая инфицированная рана может вызвать столбняк, и, что примечательно, в Германии люди после укуса собаки должны сделать только противостолбнячную инъекцию. В Spiegel (1972, №18, с. 175) написано, что в течение 20 лет в Германии от бешенства умирают пять человек. От столбняка ежегодно умирают сотни людей.

Среди многих врачей, с которыми я беседовал в Европе и Америке, не было ни одного, кто гарантированно когда-либо видел человека, больного бешенством. Количество случаев, о которых сообщает Национальная Служба здравоохранения США в Ежегодном приложении о болезнях и смертности (Morbidity and Mortality Annual Supplement), составляет два — из 205 000 000 человек. При условии, что диагноз был правильным. Для сравнения: 148 человек умерли от столбняка, 22 096 — от сальмонеллеза, 56 797 — от желтухи, 433 405 — от стрептококковых инфекций и скарлатины.

Врачи, которые впервые сталкивались с подозрениями на бешенство, жаловались, что им не на что было ориентироваться. Когда Пастер захотел усовершенствовать свою якобы защитную вакцину, которая часто вызывала параличи, его основной трудностью стал поиск больных бешенством собак. В конце концов ему пришлось брать здоровых собак, вскрывать им череп и инфицировать их с помощью мозговой субстанции немногих бешеных собак, которых ему удалось найти.

Пастер так и не нашел возбудителя бешенства. В наши дни все, что касается этой болезни, еще более туманно, чем во времена Пастера. Доказано только одно: с тех пор, как Пастер разработал свою «вакцину», количество смертельных случаев среди людей увеличилось, а не уменьшилось.

В настоящее время при вскрытиях бешенство устанавливают при наличии «частиц Негри», названных так в честь итальянского патолога и бактериолога Негри, который в 1903 году заявил, что эти тельца-включения обнаружены в плазме нервных клеток и спинномозговых нервах у бешеных собак. Но Джон А. МакЛафлин (John A. McLaughlin), выдающийся американский ветеринар, которого в 60-е годы вызвали на Род-Айленд для исследования крупной эпидемии бешенства, будто бы вспыхнувшей там, и который провел многочисленные вскрытия собак, установил, что собаки с симптомами «бешенства» не имеют телец Негри, зато их множество у собак, умерших от других заболеваний. Один ветеринар и Неаполя, где страх бешенства превратился в одержимость, показал мне изображение телец Негри в учебнике — единственное виденное им — и они выглядели точно так же, как тельца Ленца-Синигаллиа (Lentz-Sinigallia), встречающиеся у собак с чумой. Никто не знает, сколько было убито больных чумой собак — по распоряжению властей, рвение которых превышало их уровень знаний.

Несколько лет назад доктор Чарльз В. Даллес (Charles W. Dulles), известный врач в Филадельфии и преподаватель истории медицины в местном университете, сказал по этому поводу следующее: «Я хотел бы сослаться на свой собственный опыт в лечении людей, которых якобы покусали бешеные собаки. За 30 лет я не столкнулся ни с одним случаем бешенства, вместе с тем я, наверное, видел больше случаев так называемой водобоязни, чем какой-либо другой медик».

Почти каждый настоящий специалист понимает, что несомненен тут лишь один факт, известный еще Гиппократу: лучшая защита от этой (и не только этой) инфекции — чистота. В сообщении № 523 (1973) под названием «Экспертная комиссия ВОЗ по бешенству, шестой доклад» (WHO Expert Committee on Rabies, Sixth Report, — следовательно, на эту тему ранее было не менее пяти докладов ВОЗ) говорится о все большем количестве доказательств в пользу того, что парентеральное введение людям вакцины против бешенства «при определенных условиях» приводит к смерти (с. 20). Ранее (с. 17) указывается: «Комиссия не рекомендует производство вакцины типа Ферми, потому что она содержит остаточную жизнеспособность вирусов».

Остаточная жизнеспособность вирусов — это поистине серьезное обвинение высокопоставленных лиц против вакцины; но, кажется, никто не принял его во внимание и не понял. Это просто означает, что очень немногочисленные люди с диагнозом «бешенство», возможно, умерли не от укуса собаки, а от укола врача.

Кульминационный момент доклада ВОЗ можно найти на странице 27: «Комиссия подчеркивает, что лучшее лечение состоит в местной обработке раны. Она должна производиться через тщательное промывание водой с мылом». Этот пункт повторяется на следующей странице: «В качестве срочной меры и первой помощи рекомендуется промывание раны водой с мылом». Потребовалось не менее шести докладов «экспертов» Всемирной Организации здравоохранения, чтобы прийти к заключению, которое отстаивал еще Гиппократ.

Кто внимательно читает этот и другие доклады ВОЗ, тому действительно бросается в глаза, что серьезные студенты-медики почти ничего не имеют в качестве опоры, кроме медицины Гиппократа и здравого смысла. Но ВОЗ не может этого признать, в противном случае от людей следует ждать вопроса: «А для чего вообще нужна ВОЗ?». ВОЗ, которая находится в одном из самых больших и дорогих зданий в мире, с большими, светлыми и пустыми залами, библиотеками, где мне на потеху собраны все медицинские публикации со всего мира, с бесчисленными служащими, получающими большую зарплату за «ничегонеделанье» и ордой холеных секретарш, помогающих им в этом занятии. Этот огромный комплекс зданий, находящийся в окружении газонов и цветников в одном из самых красивых районов Женевы, представляет собой противоположность тысячам лабораторий во всем мире, где миллионы животных погибают в научных пытках.

Недавно была разработана новая вакцина от бешенства, и служащие ВОЗ описывают ее как «фантастический прорыв». Time (27 декабря 1976) пишет про нее: «Группа американских и иранских врачей сообщила на прошлой неделе в печатном органе американского врачебного общества, что 45 иранцам, которых покусали бешеные собаки, сделали всего лишь шесть уколов этой вакциной. Ни у одной из жертв не развилось бешенство и не наблюдалось аллергических реакций. Причина: новая вакцина, в отличие от старой, культивировалась на человеческих клетках, а не на животных. В то время, когда у пациентов формировались антитела против бешенства, они не страдали от болезненных реакций, вызванных чужеродным животным белком».

В течение последних 100 лет антививисекционисты и другие здравомыслящие люди говорили, что должны быть более качественные пути для медицинской науки, чем завещанные Клодом Бернаром, и пастеровская «вакцинация против бешенства» — это чушь. Официальная наука в кои-то веки начинает понимать эту очевидную правду, и в работу включаются сильные мира сего.

Гиганты с глиняными ногами
Кох по сравнению с полным энтузиазма Пастером был тихим человеком. Как и Пастер, он привнес свой вклад в науку через микроскоп, но все его попытки приравнять животных к человеку проваливались и замедляли либо сбивали с пути медицинские исследования. В учебниках по медицине Пастер и Кох до сих пор преподносятся как одни из самых крупных медиков нашей эры.

На самом деле Кох также совершил одну из самых крупных медицинских ошибок эпохи, потому что полагался на эксперименты на животных, ошибку, которая обнаружилась лишь много лет спустя, после того как он получил за нее Нобелевскую премию и из-за нее же умерло множество людей.

До конца XIX века в крупных промышленных городах Севера каждый седьмой человек умирал от туберкулеза, притом обычно в молодом возрасте. Когда Кох в 1882 году объявил, что открыл и изолировал возбудителя болезни, его стали радостно восхвалять во всем мире. На этой ранней стадии игры никто не замечал, что у восприимчивых к туберкулезу животных болезнь имеет совершенно другую форму.

Открытие палочек Коха поставило крест на всех других причинах, которые раньше назывались: экология, воздух, питание, индивидуальная физическая или психическая предрасположенность. Появилось стойкое убеждение, что медицина это точная наука, и что шесть постулатов, выдвинутые в 1840 году учителем Коха Якобом Генле и позднее названные постулатами Коха, правильны.

Эти постулаты можно резюмировать следующим образом.

1. 
   При всех инфекционных заболеваниях должен быть найден возбудитель.
   
2. 
   При других заболеваниях его нельзя обнаружить.
   
3. 
   Его следует изолировать.
   
4. 
   Он должен быть получен в чистой культуре.
   
5. 
   При введении его подопытным животным он должен вызывать у них ту же самую болезнь.
   
6. 
   Его нужно вновь обнаружить у подопытных животных.
   

В наши дни известно, что все эти утверждения есть самая настоящая чепуха, но учебники не исправляют их, а повторяют в новые изданиях. Современные специалисты в области истории медицины, например, профессор доктор Эрвин Акернехт (Erwin Ackernecht), преподаватель в Университете Цюриха, до сих пор на полном серьезе выставляют как безусловную истину то, неправильность чего уже давно доказана (см. Kurze Geschichte der Medizin, издательство F. Enke, Штутгарт, 1975, 2 издание, с. 157).

Мы знаем, что «особые возбудители» болезни никогда не вызывают то же самое заболевание у животных: животные не могут заразиться холерой, тифом, желтой лихорадкой, проказой, оспой, бубонной чумой и т.д. Даже нашим обычным насморком. Современники Коха и те «ученые», которые выдвинули его на Нобелевскую премию, этого не знали.

До конца XIX века считалось следующее: поскольку каждую болезнь вызывает определенный возбудитель, нам всего лишь нужно найти этого возбудителя, культивировать его, инфицировать им животных, взять лимфу и заболевших животных и привить людей вакциной. Данная идея стала на долгое время догмой традиционной медицины, а кто в ней сомневался, тот становился еретиком, отсталым дураком. Никто не имел права сомневаться в том, что все болезни человечества будут ликвидированы к конце века — до него оставалось еще 18 лет.

Возможно, в Пастере никто не сомневался, когда он напыщенно и высокопарно объявлял: «Если Вас не оставляют равнодушными полезные для человечества достижения, если Вас удивляют последствия электрической телеграфии и многих других чудесных изобретений, тогда Вы также должны интересоваться священными объектами под названием лаборатории. Это храмы будущего, богатства и благополучия… Там человечество улучшается…»

Как только Пастер произнес эти красивые слова, человечество впервые в истории начало притягивать смертельные болезни, которые создавались в лабораториях через пытки животных и с большим трудом. Через восемь лет после идентификации палочек Коха их открыватель возвестил восторженным людям, что он разработал вакцину под названием туберкулин и с ее помощью морские свинки, больные туберкулезом, чудесным образом выздоровели. А в последующие годы тысячи людей спешили сделать себе вакцинацию, которую моно определить как первое современное «чудодейственное средство».

Оно творило те же чудеса, что и бесчисленные чудодейственные средства будущего. Благодаря нему, совершалось финансовое чудо для производителя и врачей, в том числе и для Роберта Коха, который в 1905 году был удостоен Нобелевской премии; однако оно означало катастрофу для доверчивой общественности. Прошло еще много лет, прежде чем другие медики, наконец, согласились, что туберкулин лечит только морских свинок. Вместо того, чтобы уберечь людей от заражения туберкулезом, он зачастую вызывает болезнь у здоровых и неизбежно активизирует скрытые формы. От туберкулина уже давно отказались при вакцинации, но его используют при диагностике: человеческий организм так сильно реагирует на это средство, что при пробе он может показать предрасположенность к инфекции.

Сегодня мы знаем, что на самом деле туберкулез зависит от экологии, пыли в воздухе, питания, физической и психической предрасположенности; это доказали миллионы людей, которые ежедневно соприкасаются с больными туберкулезом. Также известно, что и в наши дни туберкулез гораздо чаще встречается среди бедных и плохо питающихся людей, чем среди тех, кто получает нормальное питание.

В 1883 году в Александрии (Египет) началась эпидемия холеры, и Германия и Франция сразу отправили туда своих охотников за микробами, выслеживать и уничтожать возбудителей. Немецкую группу возглавлял Кох, а французскую — ассистенты Пастера Ру (E. Roux) и Тюилье (L. Thuillier), каждая группа работала на себя и против другой. Это в определенной мере стало продолжением немецко-французской войны — на поле боя вышли Кох и Пастер.

В Александрии обе группы собирали кишечный сок людей, которые умерли от холеры, и вводили его собакам, сошкам, обезьянам, курам и мышам. Но животные прекрасно себя чувствовали. Пока охотники за микробами размышляли над вопросом, как это объяснить, та эпидемия — как и все эпидемии — закончилась столь же таинственно, как и вспыхнула, и они отправились домой. Но не все: в день отъезда утром у Тюилье появились симптомы холеры, и вечером он умер.

На самом деле, Кох получил из кишок мертвых жителей Александрии вибрионы, предполагаемых возбудителей холеры, но поскольку вводимые культуры не причинили никакого вреда животным, он исключил их из круга возможных возбудителей. Сегодня мы знаем, что вибрион сразу же погибает у любого животного.

Затем Кох убедил кайзера отправить его в Калькутту, где среди людей, живущих в скученном состоянии и в негигиеничных условиях, постоянно вспыхивали эпидемии холеры. Он опять обнаружил в кишечнике умерших от холеры вибрионы, но не у здоровых индусов, которых он обследовал. Так Кох пришел к выводу, что вибрион безвреден для животных, но у людей вызывает холеру.

Сегодня мы знаем, что это не соответствует действительности: иногда вибрион обнаруживается не у умерших от холеры, а у здоровых людей, у так называемых носителей бацилл. Во всяком случае, вера Коха в опыты на животных задержала победу над холерой, которую некоторые связывают с вакцинацией, другие — с улучшением гигиены.

После возвращения из Индии Кох воспринимался как герой, и он получил орден за заслуги из рук кайзера. Но в Мюнхене его ждал зануда в лице старого профессора гигиены Макса фон Петтенкофера (Max Pettenkofer), который, благодаря введению санитарных служб, сделал Мюнхен самым здоровым городом в Европе и придерживался мнения, что в инфекциях виновата не плохое качество семени, а недоступность почвы.

«Ваши бациллы ничего не могут сделать, дорогой Кох! — старый лев рычал на смущенного героя. — Что имеет значение, так это организм. Если бы Ваша теория была верна, я бы через сутки умер». Он выхватил у Коха пробирку с культурой холерных бацилл, которой бы хватило для заражения полка, и перед своим ошеломленным коллегой проглотил ее.

Но плохо себя почувствовал только Кох.
*

Почему в одном организме микроб вызывает болезнь, а в другом нет? Кох и Пастер еще не задали этого вопроса, а ответ требуется и поныне, хотя традиционная медицина пробовала решить его жестоким способом, используя миллионы животных. Между тем, известно, что вредные бактерии могут находиться повсюду в человеческом организме, не вызывая симптомов болезни. Журнал Lancet указывал на это еще в 1909 году (20 марта, с. 848): «Многие болезнетворные организмы обнаруживаются также в большом количестве у здоровых людей. В качестве примера можно назвать возбудителей тифа, холеры и дифтерии».

Просто невероятно, как традиционная медицина догматически придерживается одной теории, невзирая на все контраргументы. Постулаты Коха считались правильными, хотя экспериментаторы сами привели доказательства против них. То, что их до сих пор не изъяли из учебников, возможно, связано с осознанием факта, что следующая теория тоже может оказаться неверной еще до появления нового тиража учебных пособий. Зачем тратить время и деньги, если на смену старому заблуждению всего лишь придет новое?

Всегда бывает трудно доказать эффективность вакцинации, потому что в каждом случае отсутствуют контраргументы. Мы не можем понять, связан ли спад инфекции с вакциной или нет. Мы с уверенностью знаем только то, что знал уже Гиппократ: самым эффективным и безвредным средством профилактики является гигиена.

Бубонная чума, которая в Средневековье выкосила миллионы людей, исчезла без вакцинации. Проказа, свирепствовавшая в Европе с 6 по 13 век, ушла из нее, хотя никакой особого лечения не применялось. Сифилис, который, кстати, прежде часто путали с проказой, утратил свою прежнюю вирулентность. Многие другие инфекционные заболевания изменились, и на смену им пришли другие. Все сказанное свидетельствует о том, что серьезные болезни человечества имеют свой собственный жизненный цикл — они без видимых причин возникают, разрастаются и уходят. Как обычно, человек льстит себя иллюзией, что он есть протагонист во Вселенной; однако протагонистом является природа. То, что сегодняшние люди знают с уверенностью, было известно еще раньше.

Парижская газета Le Matin в 1931 году напечатала статью, в которой, среди прочего, говорится следующее: «Перепись населения вновь показывает, что снижение численности населения во Франции вызвано не падением рождаемости, а ростом смертности… Самая большая смертность среди детей, хотя все они проходят профилактическую вакцинацию. А недавно в своем исследовании, посвященном воздействию профилактической вакцинации от оспы, старший медработник из Германии доктор Бухвальд (G. Buchwald) подтвердил, что эта прививка может привести к энцефалиту (воспалению мозга) и, таким образом, способствовал отмене обязательной вакцинации в Германии. В нескольких трудах он сообщал о своих подозрениях, что рассеянный склероз также может быть следствием вакцинации от оспы. (Der Deutsche Arzt, 1971, том 19, с. 100; там же, 1972, том 3, с. 58 и Medizinische Welt, 1972, с. 758).

Профессор Рене Дюбо (René Dubos) уже писал в Man, Medicine and Environment (Praeger, Нью-Йорк, 1968, с. 107): «Вакцинация от оспы вызывает у некоторых людей энцефалит, даже если ее делают с большой осторожностью. Сегодня вероятность заболевания оспой настолько мала, что риск серьезных осложнений вследствие вакцинации гораздо больше, нежели опасность самой инфекции».

Французский журнал Vie et Action (март/апрель 1966, с.9) отмечает следующее: «В Великобритании с 1898 года нет обязательной вакцинации, и тем не менее, в Великобритании от оспы умерло в 5 раз меньше людей, чем во Франции, где закон предписывает вакцинацию. То же самое касается Голландии» (где в 1928 году после отмены обязательной вакцинации произошел колоссальный спад инфекционных заболеваний, и статистика это охватывает). «Но именно Великобритания и Голландия находятся в постоянном соприкосновении с сотнями тысяч моряков из всех стран мира, особенно из тех мест, где оспа встречается часто. Отказ от обязательной вакцинации и усиление гигиенических мероприятий четко показали, что этих мер достаточно для искоренения оспы и так называемых инфекционных заболеваний».

Мощная американская фармацевтическая индустрия могла возражать против обязательной вакцинации гораздо дольше, чем британская химическая индустрия. До 1971 года все, кто въезжал в Соединенные Штаты, должны были сделать прививку против оспы, и вакцинация считалась действительной всего в течение 5 лет. В этот период увеличилось число заболевших оспой, и вашингтонским лоббистам пришло в голову убедить американскую службу здравоохранения, что вакцина действует всего два года — благодаря чему производители вакцины получили баснословную прибыль, а еще произошел рост энцефалита и других осложнений у привитых. Оставались незамеченными отдельные протесты, например, возражение доктора Чарльза Генри Кемпе (Charles Henry Kempe), известного исследователя из Университета Чикаго. Он еще в филадельфийском издании Evening Bulletin (7 мая 1965) рекомендовал срочно отменить вакцинацию против оспы и указывал на то, что с 1948 года в США не было ни одного случая смерти от оспы, зато в тот же самый промежуток времени более 300 человек умерли от последствий профилактической вакцинации, в том числе от энцефалита.

Все-таки через несколько лет обязательную вакцинацию все-таки незаметно отменили: было уже невозможно скрывать от общественности, что от оспы умирают меньше людей, чем от последствий прививки. Многие другие страны вскоре сделали то же самое.

Американские вивисекторы очень старались объяснить, что вакцинация в США уже не требуется, так как, благодаря ей, болезнь уже ликвидирована. Они забыли, что ежегодно границу пересекают миллионы иностранцев — среди них сотни тысяч нелегальных и не прошедших вакцинацию мигрантов из Канады, Мексики, Африки и восточных стран.

Все историки медицины нашего времени, от Генри Сигериста (Henry Sigerist) до Брайана Инглиса (Brian Inglis), от Рене Дюбо (René Dubos) до Беддоу Бейли (Beddow Bayly) и Ивана Иллича (Ivan Illich), сходятся во мнении, что спад средневековых эпидемий связан не с вакцинацией, а с гигиеной, так как он начался задолго до всеобщей вакцинации. А гигиена в самом широком значении этого слова, применительно к организму, психике и питанию, служит единственным ключом к здоровью, и доказательство тому — средневековые эпидемии, возникшие после того, как Гален отменил старые гигиенические принципы. Но большинство сегодняшних медицинских корреспондентов, которые либо не обладают информацией, либо находятся на службе у индустрии, изящно обходят уважаемых историков и статистические доказательства и продолжают внушать общественности, что эпидемии были побеждены через вакцинацию.

Невозможно опровергнуть то, что вакцинация приносит финансовую прибыль фармацевтической индустрии.

Солк (Salk) разработал вакцину от полиомиелита, и это приветствовалась так же воодушевленно, как в свое время коховский туберкулин. Эта аналогия не надумана. Полиомиелит начал неуклонно сходить на нет еще до того, как Солк создал свою вакцину. Если в 1942 году было зарегистрировано 39 случаев на 100 000 человек населения, то из года в год эта цифра уменьшалась и в 1952 году, когда началась вакцинация, составила лишь 15 (данные доктора М. Беддоу Бейли (M. Beddow Bayly), английского хирурга и историка медицины).

А вскоре вакцину Солка стали считать опасной и заменили на вакцину Сейбина (Sabin), и в связи с последней всплыли новые опасности. Возникло подозрение, что она может вызывать рак — об этом мы поговорим позже.

Еще больше неясностей всплывает в связи с полиомиелитом, если посмотреть на статистику Нью-йоркского Офиса по биостатистике (New York State Office of Biostatistics) с 1922 по 1962. В тот период смертность на 100 000 человек населения колебалась лишь незначительно. Массовая вакцинация началась в 1958–1962 гг. в крупных центрах, где заболеваемость полиомиелитом уже спадала. Однако, в сельских местностях, особенно в штатах, находящихся в районе Скалистых гор, где вакцинация практиковалась очень мало, смертность упала так же, как и в крупных центрах, проводивших ее массово. В национальных дебатах по радио и телевидению участвовало 38 американских докторов, и никто из них не мог этого объяснить; еще менее им было понятно, каким образом полиомиелит почти полностью исчез из Европы, хотя абсолютное большинство населения там никогда не прививалось.

Никто не знает, полезна ли вакцина или вредна. Еще меньше известно, сколько она действует, если это вообще происходит. «Руководство по инфекционным заболеваниям», которое было опубликовано Лигой наций в Женеве, утверждает, что после прививки от холеры иммунитет формируется всего на шесть месяцев, а в журнале Lancet (11 октября 1947, с. 551) говорится следующее: «Срок защиты очень короток, поэтому вакцину надо повторять в течение всего промежутка времени, пока есть опасность». Тремя неделями позже (1 ноября 1947, с. 657–8) журнал счел необходимым добавить, что «возможно, иммунизация эффективна для профилактики болезни у отдельных людей, но она не уничтожит холеру».

А летом 1975 года, после того, как португальские власти сообщили о новых случаях заболевания холерой в Порто, представитель швейцарских органов здравоохранения в Берлине сказал, что, отдельным лицам, въезжающим в Португалию, рекомендуется вакцинация, но она не гарантирует обширной защиты» (базельская National Zeitung, 1 августа 1975).

Через год в Швейцарии заявили, что вакцинация от холеры эффективна лишь в 50% случаев. Таким образом, к бессмыслице добавляется бессмыслица, к обману — обман. Если задуматься над тем, что при каждой эпидемии холеры заболевает лишь малый процент населения, умирает — еще меньший, а вакцина, как вдруг выясняется, эффективна лишь отчасти, то относительно этой частичной эффективности невозможно привести ни аргументы, ни контраргументы.

Кто считает, что вопрос о вакцинации прояснен, тем следовало бы побывать летом 1973 года в Неаполе, когда там при незначительной вспышке холеры началась абсолютная паника. Органы здравоохранения потеряли голову, метались по кругу и обвиняли службу здравоохранения в Риме в халатности. И наоборот: один перепуганный врач для надежности сделал себе три раза друг за другом прививку от холеры и умер в тот же день — неизвестно только, от холеры или от страха. Люди, которые хотели найти козла отпущения для своей нечистоплотности, тысячами уничтожали бездомных собак и кошек, хотя бродячие животные в Неаполе проявляли большее усердие в очистке города от отходов, чем муниципальные санитарные службы. По старой доброй традиции население возложило вину за эпидемию на животных, а не на собственную нечистоплотность. В последующие годы многие новорожденные умерли от сальмонеллеза и вирусного гепатита, и представление началось по новой.

На протяжении веков среди врачей было модно пускать кровь, и вследствие этой процедуры пациенты одинаково часто выздоравливали и умирали от кровопотери. Сегодня мода требует диаметрально противоположных действий, а именно, переливать пациентам кровь, и все больше медиков задаются вопросом, полезны ли эти переливания или вредны. Некоторые убеждены, что организм, сохраняющий жизнедеятельность после столь массивного введения чужой крови, свидетельствует об одном: о невероятной выносливости, которую человек получил от Природы-матери.

Несколько поколений американских детей проливало горькие слезы в ненавистный шпинат, а им говорили, что без шпината они станут физически и умственно отсталыми. Потом один ученый объявил, что шпинат выводит кальций из организма и таким образом причиняет вред костям и мозгу, отравляет печень и из-за присутствия в нем щавелевой кислоты способствует образованию камней в почках и желчном пузыре. Затем посыпались проклятья в адрес цветной капусты. Потом пришла очередь молока — многие ученые сочли его вредным не только для некоторых взрослых, но и для целых народов, например, для жителей Южной Америки.

В течение долгого времени считалось, что нет более полезного продукта, чем мясо; якобы оно дает физическую и душевную силу. Потом новые медицинские школы отнесли мясо к неподходящим продуктам, потому что у человека кишечник растительноядного и не может правильно переваривать мясо, в отличие от короткого кишечника плотоядных, в результате, потребление мяса вызывает опасное брожение, а из-за последнего возникают все возможные человеческие болезни, среди них — артрит, рак, печеночные и сердечно-сосудистые заболевания. Эти ученые ссылались на лучшее здоровье и большую продолжительность жизни вегетарианцев. Но все те врачи и ученые, которые любят мясо, насмехаются над подобными обвинениями.

На протяжении десятилетий нам внушали, что курение вредно для сердца, до тех пор, пока один американский «эксперт» не заявил на своей лекции в Университете Цюриха, что это бессмыслица. По сообщению цюрихской ежедневной газеты Blick от 10 ноября 1975 года, доктор Карл Зельтцер (Carl Seltzer) из США поведал ошеломленным швейцарским слушателям о том, что обширные исследования в США, Финляндии, Голландии, Югославии, Италии, Греции и Японии показали отсутствие связи между курением и сердечно-сосудистыми заболеваниями. По его мнению, неправильную позицию распространили разные организации по борьбе с курением. Но дело в том, что доктор Зельтцер сам был заядлым курильщиком (он выкуривал в день по пачке сигарет и 10 сигарилл), и могут возникнуть предположения в подмене с его стороны трезвой оценки действительности субъективными желаниями.

От «официальной» медицины пришла еще одна новость, которая показывает путаницу, выражающуюся в том, что вчерашняя священная правда сегодня аннулируется: «Спирт не является дезинфицирующим средством. Необходимость его присутствия в аптеках сомнительна». Кто это сказал? Согласно миланской газете Corriere d’Informazione (8 апреля 1974), то был Карло Грасси (Carlo Grassi), президент Итальянского общества химиотерапии (Italian Society of Chemotherapy) и профессор фтизиатрии (науки о туберкулезных заболеваниях) в Университете Павии (University of Pavia).

Он добавил: «Мы верим в спирт только потому, что он горит. Это слабое оправдание. Его горение означает только его воспламеняемость, а не то, что он побеждает бактерии… С мифом о спирте покончено».

Продолжительность жизни
Важные средства диагностики, вроде термометра, микроскопа, бактериологии, стетоскопа, офтальмоскопа, рентгеновских снимков, перкуссии, аускультации, так же, как нововведения, обеспечившие прогресс хирургии — асептика, антисептика, эфир, опиум, кураре, кокаин, морфий, хлороформ и другие средства анестезии — никак не связаны с опытами на животных.

То же самое касается разработки профилактических вакцин и всех основных лечебных средств, например, в частности (он остается непревзойденным лекарством при болезнях сердца и через два десятилетия после открытия), строфантина, атропина, йода, хинина, нитроглицерина, радия, пенициллина — и это лишь самые известные примеры. Нет ни одного важного терапевтического открытия, которое можно было бы неоспоримо приписать опытам на животных. Зато про случаи, когда эксперименты на животных принесли людям однозначное зло, можно написать целые книги, не говоря уже о том, что они задержали, либо направили в неверное русло клинические исследования.

Увеличение продолжительности жизни тоже никоим образом не связано с опытами на животных. Совершенно очевидно, что упомянутые достижения увеличили продолжительность жизни. Это касается также развития хирургии. Ранее из-за аппендицита развивался смертельный перитонит. Сегодня такая операция как удаление червеобразного отростка, наряду с кесаревым сечением, спасет большинство человеческих жизней — ее впервые произвел Лоусон Тейт (Lawson Tait) без обращения к опытам на животных о той простой причине, что у животных не происходит спонтанного развития перитонита. Многим другим людям жизнь спасли полостные операции. Впервые их проводили британские хирурги Клей (Clay), Фергюссон (Fergusson), Тейт и другие, и все они были противниками вивисекции. Но еще больше на увеличение продолжительности жизни повлияло снижение детской смертности вследствие соблюдения правил гигиены.

До середины XIX века люди безвременно умирали от шести инфекционных болезней: родильной горячки, дифтерии, скарлатины, тифа, холеры и оспы. Все шесть заболеваний удалось ликвидировать после выявления их причины — нечистоплотности, в которой был виноват Гален. Ведь в результате опытов на животных он сделал вывод, что гигиена не важна, и отнес ее к суевериям. Самые большие перемены произошли благодаря соблюдению личной гигиены и строительству в городах санитарных сооружений — канализации и т.д. На это следует обратить внимание еще и еще раз.

Даже биограф Пастера, Рене Дюбо, не считал, что инфекционные заболевания были побеждены через лекарственную терапию. Он писал, что их спад произошел «в значительной степени благодаря кампании за незагрязненную пищу, свежий воздух и воду».

И в наши дни детская смертность очень высока там, где не уделяют внимания гигиене. В некоторых районах южной Италии она находится на том же уровне, что и в XIX веке.

Рост благосостояния и улучшение гигиены также значительно снизили некогда столь высокую смертность от туберкулеза. Новое доказательство в пользу того, что на эту болезнь влияет питание — то есть, финансовое положение — появилось во время во время Второй мировой войны. При недостатке продуктов происходил спад многих болезней, особенно сердечно-сосудистых и диабета, но заболеваемость туберкулезом росла.

31 марта 1973 года ежедневное римское издание Messaggero процитировало профессора Арриго Коларици (Arrigo Colarizi), директора Педиатрической клиники при Римском университете (Pediatric Clinic of the University of Rome) и члена Международного педиатрического общества (International Society of Pediatry): «Физические улучшения, которые мы наблюдаем, произошли спонтанно, а отчасти — благодаря улучшению социальных, экономических и гигиенических условий. Лекарства не имеют к этому никакого отношения».

Тот факт, что сегодня дольше всех живут те люди, которые живут далеко от аптек, вряд ли является простым совпадением. Часто высказываемое утверждение, что во времена Римской империи средняя продолжительность жизни составляла 20 лет, а в Средневековье 30 лет, есть не что иное, как сказка: оно не имеет статистических доказательств. Если судить по историческим личностям, в прошлом, когда никто еще не слышал о чудодейственных лекарствах, многие люди достигали почтенного возраста. Римский император Тиберий прожил 79 лет, хоть и болел почти всю жизнь, Микеланджело — 89, философ и математик Пифагор — 91, трагик Софокл — 92, оратор Сенека — 94, философ Гераклит — 96, аттический оратор Исократ — 98, Тициан — 99. Выдающие люди прошлого, которые умерли рано, были казнены, отравлены, либо погибли на поле боя. А исключительное долголетие в наши дни, пожалуй, даже меньше распространено, чем в прежние времена.

Профессор Рене Дюбо, который преподавал микробиологию в Институте Рокфеллера, пишет в своей книге So Human an Animal (издательство Scribner, 1968, с.150): «Нигде в мире не произошло значительного увеличения продолжительности жизни после 45-летнего возраста, а в наибольшей степени этого не произошло среди тех категорий населения, которые наиболее обеспечены и могут позволить себе получение наиболее качественное медицинское обслуживание… Сегодня процентная доля 90-летних и 100-летних по отношению к взрослому населению не больше, чем в прошлом».

Невзирая на все исторические факты, у Аарона Блюменталя (Aaron Blumenthal), докторанта и главы исследовательского проекта в Психологическом институте, Университете Темпл (США), хватило наглости заявить в Temple University News (17 сентября 1976): «Средний возраст составляет 72 года благодаря тому, что при медицинских исследованиях используются животные модели». На такие заверения Джордж Бернард Шоу дал окончательный ответ:

«Не было такой эпохи, когда мы через пытки животных сумели бы узнать что-то о физиологии человека; мы узнавали что-то только о животных. И я знаю, что если мы можем узнать что-то о них на уровне физиологии, то не через сталь или электричество и уж тем более не через психическое насилие.

Систематические пытки чувствующих существ под любым предлогом и в любой форме не могут ничего добавить к тому, что с их помощью уже достигнуто: показать нам низшую точку деградации, которой человек может достигнуть. Если мы должны это знать».