Ганс Рюш Убийство невинных

Поскольку у большинства людей, которые наиболее охотно игнорируют плохие новости из лагеря вивисекции, совесть в целом нечиста, они используют в качестве спасения обман чувств: внушают себе, что опыты на животных проводятся во благо человечества и не означают никаких страданий для животных, а экспериментаторы — это благородные, удивительные люди, целиком посвящающие себя службе во благо человечества, и отказываются поставить под сомнение даже самые заметные абсурдности или взглянуть на аргументы против вивисекции.

Когда говорит вивисектор, он всегда находит большую аудиторию. Ему охотно верят, потому что «он ученый», обладающий магическими, божественными знаниями, в которых отказано простым смертным.

В современном мире естествознание стало своего рода учрежденной религией, а естествоиспытатели — ее служителями, которых надо слушать. Encyclopedia Americana в статье «Вивисекция» непринужденно уверяет читателя: «Нет ни одного важного медицинского открытия, которое не было бы так или иначе связано с опытами на животных». И это утверждение повторяется в «Британской энциклопедии» (с 1961 года ее издает редакция Университета Чикаго (University of Chicago) — в этом учебном заведении на медицинском факультете широко практикуются самые страшные опыты): «В современной медицине нет ни одного существенного открытия, которое не было бы совершено в определенной степени благодаря опытам на животных».

По-видимому, ни СМИ, ни медицинские институты не обеспокоены тем, что история медицины полностью опровергает эти заверения; они предпочитают внушать общественности, что сегодняшние исследования и информирование пребывают в полном порядке.

Линии обороны
Один из ведущих американских вивисекторов, доктор Эндрю Айви (Andrew C. Ivy) из Медицинской школы Северо-Западного Университета (Northwestern University Medical School) в Чикаго, однажды сделал неосторожное заявление. Он производил «исследование»: вводил резиновую грушу собаке в желудок и, наполняя ее водой, раздувал ее, до тех пор, пока собака после многочасовой агонии не умирала (согласно статье в Archives of Internal Medicine, 1932, с. 439). Доктор Айви также был крестным отцом кребиозена, химического продукта, который несколько десятилетий назад восхвалялся как окончательное решение проблем онкологии, но оказался обычным надувательством. Несмотря на сказанное, этот человек снискал в Америке такой большой авторитет, что выполнял роль «эксперта по вивисекции» на Нюрнбергском процессе против немецких врачей, которые ставили опыты на узниках концентрационных лагерей.

В трехстраничной передовице журнала Clinical Medicine (август 1976, том 53, с. 231), где противники вивисекции подвергаются критике, доктор Айви сожалеет о том, что на недопущение антививисекционного закона в штате Нью-Йорк ушло более 25 тыс. долларов, а многими годами раньше — не меньше денег на недопущение аналогичного закона в Калифорнии. Если принять во внимание то, что с тех пор произошло с американским долларом, это будет эквивалентно 100 тыс. долларов — любое антививисекционное общество было бы радо иметь в своем распоряжении эту сумму на обнародование правды.

Еще одно проникновение в суть вещей можно прочитать в книге Марковица (J. Markowitz) Experimental Surgery: «Возможно, есть много людей, которые против использования автомобилей и охотно предложили бы закон, удаляющий автомобили с наших улиц; но их позиция с самого начала безнадежна, потому что у них нет возможности сопротивляться индустрии, располагающей миллиардами долларов».

Оба высказывания свидетельствуют о том, что вивисекция имеет в распоряжении много денег и готова потратить их на поддержание своего дальнейшего существования. Не говоря уже о том, что вивисектор Марковиц, по-видимому, не делает никакого различия меду механическим продуктом и истязаемым живым существом.

США, которые кичатся своим господствующим положением в области технологий, определяют тенденцию медицинских исследований во всем так называемом цивилизованном мире, безоговорочно принимающем сказки Декарта и Бернара о том, что живые организмы реагируют точно так же, как неживая материя, а болезнями надо управлять при помощи компьютера, так же, как самолетами и космическими кораблями.

В вашингтонском Капитолии хорошо оплачиваемые лоббисты (уполномоченные, агенты) химической индустрии постоянно занимаются убеждением конгрессменов и сенаторов в том, что всякое вмешательство в вивисекцию станет катастрофой для всего народа, а пиарщики влияют на СМИ, чтобы те убеждали общественность и правительство, что спасение человечества зависит от вивисекции либо от их работы на индустрию или медицинские учебные заведения.

Некоторые интеллигентные люди, которые занимают ответственные и влиятельные позиции, искренне убеждены, что вивисекторы (предпочитающие, чтобы их называли «учеными»), — это филантропы, добрые самаритяне, а против них лишь те, то предпочтет смерть ребенка, а не собаки.

Любимое возражение экспериментаторов в разговоре звучит так: «Кто это будет — собака или Ваш ребенок?» Вивисектор, который произносит столь благочестивые слова, чаще всего может отдыхать в тени, защищающей его. «Собаки или дети», — такая постановка вопроса создает впечатление, что экспериментаторы должны использовать детей, если не могут достать собак, а противники вивисекции хотят от них именно это.

Вместе с тем доказано, что большинство медиков, которых укусила вивисекционная блоха, ставили опыты на животных и на детях, причем особенно охотно на детях, если у них появлялась такая возможность. Об этой странице современных медицинских «исследований» речь пойдет в другой главе.

Обвинение в бесчеловечности, которое вивисекторы столь охотно выдвигают в адрес своих критиков, порой не лишены комизма. Марковиц во введении к своей 546-страничной книге Experimental Surgery, наполненной инструкциями по проведению на животных всех возможных хирургических процедур, посвящает шесть страниц обвинениям против антививисекционистов; он приписывает им все возможные нравственные пороки. В том числе садизм.

Вивисекторы не могут привести аргументов в оправдание своей практики — и заходят настолько далеко, что используют для самообороны религию.

Вот что однажды сказал профессор Леон Ашер (Leon Asher) во время дискуссии в Институте физиологии (Institute of Physiology) в Базеле, где он работал (31 января 1903): «Если досточтимый господин взывает к совести людей и к своему нравственному чувству, он должен задать вопрос, а не есть ли это святой долг совести — следовать потребности решения загадок жизни, не следует ли человеку считать религиозным долгом удовлетворение потребности в познании, которую Провидение заложило в наше сердце, не задумываясь о том, можно ли извлечь пользу из исследований для лечебного искусства или чего-то другого. Жизнь можно исследовать только на живых существах; поэтому физиолог вынужден проводить опыты на живых животных. А когда ему при этом приходится причинять боль животным, то он сам испытывает гораздо больше боли, чем противник вивисекции, так как он знает жизнь животных, а непрофессионал — нет».

Сказанное, возможно, представляет собой высшую ступень лицемерия. А когда этот профессор назвал всех противников вивисекции «непрофессионалами», он умышленно проигнорировал то, что к ним относятся некоторые из выдающихся медиков.

Сам я слышал, как экспериментатор, чью фамилию я, к сожалению, забыл, заявил: «Невероятно, до чего же глупы противники вивисекции — они идут вразрез со своими интересами!»

Если ужасное преступление совершается необразованным человеком или душевнобольным, это не угрожает общественной морали: каждый придерживается мнения, что место такому человеку — за решеткой или в психиатрической больнице. Но вивисекция восхваляется как благородная гуманистическая деятельность. Кем? Директорами видных клиник и лабораторий, известными «учеными», важными личностями, лауреатами Нобелевской премии и университетскими корифеями. И именно это заставило Гамильтона Фиск Биггара (Hamilton Fisk Biggar), личного врача Джона Д. Рокфеллера, сказать следующее: «Для нашей национальной морали очень опасно то, что эти варварства совершаются уважаемыми людьми, которыми все восхищаются. Очевидно, ожесточение сердца врача может отразиться на его пациентах и вылиться в нечуткое лечение. Тот же самый настрой, который превалирует в экспериментах на животных, близких к человеку, может подтолкнуть врача к проведению опытов на пациентах».

Чтобы получать понимание и поддержку от государства и СМИ, вивисекторы распространили следующее кредо.

Опыты на животных необходимы для развития биологии и медицины. Благодаря опытам на животных, в прошлом были совершены великие открытия, начиная от кровообращения, открытий Спалланцани, Гальвани, Вольта, Клода Бернара, Пастера, Коха, кончая новейшими препаратами, вакцинами, витаминами, антибиотиками, развитием хирургии, онкологическими исследованиями и так далее. В результате опытов на животных увеличилась продолжительность жизни и увеличится еще больше — до бесконечности. При помощи экспериментов на животных мы могли бы избежать трагедию с талидомидом. Через опыты на животных мы победим рак, сердечно-сосудистые, венерические и душевные заболевания. Эксперименты на животных подарят слепым зрение, глухим слух, плодовитость бесплодным, молодость старикам. Мы, экспериментаторы, в большей степени друзья животных, чем наши критики. Наша работа — благо не только для человечества, но и для животных. Наши противники — это всего лишь маленькая кучка истеричных старых дев, чудаков, нытиков, фанатиков, реакционеров. Медики, которые не идут с нами в ногу, — неучи. Кроме того, животные совсем не страдают — либо потому, что они неспособны чувствовать боль, либо потому, что к ним относятся с такой же любовью, как к нашим пациентам.

Я не добавил к этой сказке экспериментаторов ни одного слова и, надеюсь, не забыл ни одного их заверения.

Первое возражение — этическое. Если бы вивисекция была не вредна, а полезна, это было бы скорее отягчающее, а не смягчающее обстоятельство, так как оно бы утверждало принцип, что цель оправдывает средства — использованную отмычку, которая всегда открывала все двери для низости, в том числе в Освенцим и Бухенвальд. Когда человека принимает этот принцип, он уже не вправе считать себя высокоморальным существом.

Что касается «маленькой горстки отсталых, обманутых дураков», которые отвергают вивисекцию по всем пунктам, в нее случайно попали Леонардо да Винчи, Вольтер, Гете, Шиллер, Шопенгауэр, Виктор Гюго, Ибсен, Вагнер, Теннисон, Рёскин, Толстой, Марк Твен, Дж. Б. Шоу, Махатма Ганди, Клэр Бут Льюс, лауреат Нобелевской премии Альберт Швейцер и Герман Гессе — вот лишь несколько умерших людей, знакомых всему миру. Если у человеческой культуры есть голос, он принадлежит им. Если имеется какие-то аргументы в пользу человеческого существования на Земле, то имя ему — порождение этих людей, а не гоминидов, принадлежащих к лабораторной субкультуре.

К противникам вивисекции относились также выдающиеся люди дела, такие как Гарибальди, Бисмарк, лорд Даудинг. И все они осознавали реалии своего времени, многие из них даже внесли свой вклад в развитие науки.

Леонардо был не только универсальным гением и одним из величайших художников и технических изобретателей всех времен, но также одним из самых выдающихся анатомов. Дипломная работа Шиллера «Философия физиологии» (The Philosophy of Physiology) стала первым из известных исследований, посвященных психосоматической медицине. Физиология — это также к одному из многочисленных интересов универсального гения Гете, чьи наблюдения проливают новый свет на структуру человеческого черепа. Альберт Швейцер, всемирно известный гуманист, филантроп, философ и музыкант (лучший исполнитель на органе музыки Баха), был практикующим врачом и посвятил себя работе с темнокожими людьми в своей лесной больнице. Маршал военно-воздушных сил лорд Даудинг (Dowding), который привнес борьбу против вивисекции в Палату лордов, возглавлял Королевские военно-воздушные силы в Лондонской битве. Эти имена, среди прочих, принадлежат к «маленькой горстке истеричных фанатиков».

Что касается медиков, которые отрицательно относились к опытам на животных по причине из бессмысленности и ненадежности, их имена могли бы образовать целую книгу. И это произошло: в течение более двух десятилетий Людвиг Флигель (Ludwig Fliegel), цюрихский зубной врач, процитировал высказывания более тысячи врачей в книге под названием 1000 Ärzte gegen die vivisection («1000 врачей против вивисекции», в русском переводе «Тысяча врачей против экспериментов на животных»).

Сейчас мы в свете истории рассмотрим утверждение вивисекторов и «официальной медицины о том, что опыты на животных были и всегда будут важны. История учит, что единственный путь к медицинским знаниям — это клинические наблюдения, и, соответственно, влиятельные СМИ систематически распространяют неверную информацию; только еще неясно, сознательно ли они обманывают или из-за незнания.

Исторические факты
Гиппократ считается величайшим врачом древности, и многие его рассматривают его также как величайшего врача современности. В наши дни наблюдаются все более значительные тенденции возврата к гиппократовской мудрости и принципам, которые, возможно, пришли в Грецию с далекого Востока, где были очень развиты врачебное искусство и хирургические знания.

Гиппократ жил в пятом веке до нашей эры, и все историки утверждают, что он как врач и учитель имел огромные знания: об эпидемиях, температуре, эпилепсии, переломах костей, о различиях между злокачественными и доброкачественными опухолями, о значении гигиены и медицинской этике. Будучи великолепным клиницистом, он внимательно наблюдал болезни, и ему в их излечении помогала vis suprema guaritrix — природа, лучший целитель. Основной акцент он делал на гигиену и диету, но при необходимости прибегал также к лекарственным травам и хирургическим вмешательствам.

Мы знаем, что он действительно существовал, так как его упоминает Платон в своих трудах. Его собственные сочинения не сохранились. Тем не менее, разные немецкие и французские издатели печатали «труды Гиппократа»; все это — апокрифы.

Швейцарец Генри Е. Сигерист (Henry E. Sigerist), который в Университете Лейпцига (University of Leipzig) и в Университете Джона Хопкинса (University of John Hopkins) возглавлял кафедру истории медицины, и который, по мнению многих, является выдающимся историком медицины нашего времени, описывает врачебную философию Гиппократа следующим образом: «Природа лечит. Задача врача состоит в том, чтобы укрепить целительные силы природы, направлять их и особенно не вмешиваться в них. Лучшие формы лечения — это диета и правильный образ жизни. Благодаря питанию, силы восстанавливаются. И при Гиппократе диетология достигла такого уровня, что и сегодня заслуживает восхищения» (Grosse Ärzte, издательство J. F. Lehmann, Мюнхен, 6 издание, 1969, с. 28).

В другом труде, Krankheit und Zivilisation (издательство A. Metzner, Франкфурт-на-Майне, 1952, с. 237) Сигерист пишет: «Диетические предписания, которые разрабатывались врачами школы Гиппократа для своих пациентов, в основе своей те же, что делаются в наши дни».

Не требовалось особой мудрости, чтобы постичь тот факт, что питание возвращает больным здоровье, а здоровым — поддерживает его, как в те времена, так и сейчас.

Но только сейчас стало действительно ясно, сколь ценно учение Гиппократа, основанное на его клинических наблюдениях и врачебной интуиции. Мы знаем, благодаря операциям и вскрытиям трупов, что печень, разрушенная вследствие неправильного питания, при условии, что нарушения не зашли слишком далеко, может сама восстановиться с помощью правильного питания за относительно короткий промежуток времени (1–2 года). Зато таблетки ухудшают состояние и еще больше отравляют печень. Если принимающий таблетки пациент с больной печенью выздоравливает, это происходит вопреки таблеткам, которые, к счастью, не подействовали.

Историк Сигерист не был ярко выраженным противником вивисекции. Когда мы читаем, что он написал про человека, бывшего, по его мнению, величайшим врачом нашего времени, а именно — Августа Бира (August Bier), изобретателя спинномозговой и внутривенной анестезии, вряд ли его можно заподозрить в пристрастности: «После 1920 года Бир полностью отказался от одиночных исследований… По его мнению, было бы ошибочно считать, что современная медицина находится на более высокой ступени развития, чем прежняя, и он призвал к созданию совершенно новой системы медицины, где под одной крышей находят место три способа лечения — аллопатия, изопатия и гомеопатия. Лабораторные исследования (имеются в виду опыты на животных) совершенно отодвинули на задний план настоящее врачебное искусство, большинство людей разучились мыслить… Медицине повезло иметь в качестве образца Гиппократа, самого древнего врача в истории… Он призывает вернуться к врачебным осмотрам, к своему киническому взгляду».

20 марта 1904 года парижское издание New York Herald Tribune привело мнения многих известных врачей, противников вивисекции, в том числе следующее высказывание доктора Саливаса (Salivas): «Бессмертный Гиппократ никогда не занимался вивисекцией, но поднял свое искусство до таких высот, до каких нам сегодня и близко не дотянуться».

Все историки говорят, что у Гиппократа было очень развито чувство морали, которое несовместимо с вивисекцией. То, что клятва врача носит имя Гиппократа, а не Галена, не есть случайное совпадение.

Гален (130–200) был страстным вивисектором и первым известным врачом, который трагическим образом показал опасность опытов на животных, не желая того. Он не только не узнал ничего о людях с помощью вивисекции, но также положил начало серьезным заблуждениям, игравших губительную роль в течение 15 веков. Все его ценные знания берут начало от клинических наблюдений.

Галену было 30 лет, когда он приехал из своего родного Пергамона в Малой Азии в Рим и снискал авторитет как врач гладиаторов. В последующие 30 лет он работает врачом шести императоров.

Он был также плодотворным писателем и написал много книг о врачебном искусстве, а его вера в одного бога привела к тому, что католическая церковь в дальнейшем объявила его научную доктрину единственно «правильной», и те, кто осмеливался усомниться в учении Галена, должны были отказаться от своих слов под инквизиторскими пытками.

В 192 году пожар уничтожил большую часть личной библиотеки Галена, включающей 400 его сочинений. Если бы сгорело все, мы должны были бы просто верить традиционным учениям, которые характеризуют Галена как крупнейшего врача древности. Но огонь пощадил 98 его трудов, и из них явствует, что знания Галена так же как и убежденность в зависимости органических реакций от душевного состояния, берут начало от его клинического опыта, контакта с пациентами, зато все его серьезные ошибки — от вивисекции. Он много знал о лечебных травах, как все греческие врачи, которые взяли эти знания из Азии.

По прошествии времени гуманные и гигиеничные предписания Гиппократа были подвергнуты осуждению. Плиний рассказывает, что до основания Римской Империи римляне были здоровым народом, благодаря гигиене и санитарным мерам, таким как водопроводу и общественным баням. Но со временем разумные и нетрудные для соблюдения правила, вроде простого питания и соблюдения чистоты, утратили свою привлекательность: новая порода врачей поняла, что можно заработать гораздо больше денег через проповедование магии, амулетов и астрологии.

Эрвин Лик пишет в «Размышлениях врача» (с. 40): «Особенно славилась искусными операциями древнеиндийская медицина — кишечные швы, камнесечение, ринопластика; врачи даже владели искусством удаления железных остриев (стрел) при помощи магнита».

Но хирургия была развита не только на Востоке и Древнем Египте, но также в Древнем Риме в начале Римской Империи. Тогда удаляли миндалины, катаракту, камни в желчном пузыре и в почках, опухоли и увеличенный зоб, производили трепанацию черепа, была даже пластическая хирургия и многое другое. Знаменитый римский врач Цельс (Celsus), который жил при Цезаре августе и был противником вивисекции, описал многие эти операции в своей энциклопедии. Но в последующие столетия, во время так называемого галенизма, произошел постепенный отказ от гигиены Гиппократа, которую тогда еще не называли асептикой, и операции стали настолько опасны, что их свели до минимума.

В Средневековье операции делали лишь в экстренных случаях из-за почти неизбежной инфекции и невозможности остановить кровотечение. Изобретенный древними греками прием перевязывать сосуды вышел из употребления в хирургии, и культи стали лечить раскаленным железом или кипящим маслом.

Значительная часть учения Галена оказалась катастрофической для человечества — как, например, его идея, что гной полезен при процессе выздоровления, а фрукты вредны. Гален заметил, что собаки и кошки избегают фрукты, и, к несчастью людей Средневековья, отец Галена никогда не ел фрукты, но дожил до глубокой старости. Гален увидел в сем факте подтверждение того, что для долголетия не следует есть фрукты.

Эти и другие неверные идеи Галена оказали трагическое влияние в Средневековье. Учителя анатомии располагали только текстами Галена: у женщин две матки, одна для мальчиков, другая для девочек. Моча вытекает непосредственно из полой вены. Кровь течет через невидимые поры из правого желудочка сердца в левый. К этим и многим другим неправильным идеям Гален пришел через эксперименты на живых животных — или вопреки им.

Многократные исследования на животных не показали Галену, что кровь идет по кругу, хотя он занимался этой проблемой; ему приписывают открытие, что вены содержат не воздух (так считали его современники), а кровь.

Католическая церковь приветствовала упадок гигиены как устаревшего, языческого суеверия, потому что она ненавидела все обнаженное и сексуальное, и она стимулировала этот упадок, угрожая людям разными плохими последствиями. На большей части Европы не только разрушали, одевали или закрашивали классические греческие статуи, но также закрывали общественные бани, которые так способствовали оздоровлению греческого и римского народа. Купание и даже созерцание своего собственного обнаженного тела считались страшными грехами, а те немногие люди, которые должны были мыться по предписанию врача, садились в ванну во всей одежде. И до сих пор в некоторых католических интернатах, например, в южной Италии, надо носить непорочный купальный костюм, и там нет зеркал.

Все историки медицины (Сигерист (Sigerist), Дюбо (Dubos), Инглис (Inglis) сходятся во мнении, что крупные средневековые эпидемии, в том числе бубонную чуму, скосившую половину населения Европы, удалось ликвидировать не с помощью определенного лечения, а благодаря введению гигиены, появлению чистой воды и канализации в городах. И эти массовые мероприятия повлекли за собой колоссальные улучшения, в результате, продолжительность жизни значительно повысилась за много десятилетий до начала массовой вакцинации. Как ни странно, ни одному из этих историков не пришло в голову, что вспышки болезней, называемые ими «таинственными» были совсем не таинственными, а являлись неизбежным последствием галенизма, защищаемого церковью, иными словами, отказ от гигиены Гиппократа. Ужасные эпидемии Средневековья стали логичным порождением союза церковной сексофобии, всеми способами подавлявшей чистоплотность, и переноса на человека наблюдений, сделанных на животных. Примечательно, что детенышей животных после родов надо мыть не теплой водой с мылом, для предотвращения родильной горячки достаточно антисептического действия слюны. В наши дни эпидемии снова и снова происходят там, где царит перенаселение и отсутствует чистота. Из-за недостатка гигиены в южной Италии смертность от родильной горячки такая же, как сто лет назад.

Древние греки и римляне, которые считали вполне нормальным ослеплять мятежников, сажать на кол солдат из вражеского стана и устраивать резню среди порабощенных народов, запретили вскрытия трупов под страхом смерти — но не препарирование живых животных; и в дальнейшем Церковь сохранила это положение. Вот почему врачи западного мира, которые, точно так же, как и сегодняшние вивисекторы, «стремились познать тайны человеческой жизни» и резали живых животных, двигаясь при этом не вперед, а назад и все больше погрязая в галенизме с его магией, астрологией и религией. А большинство людей бездумно шло за ними, как и в наши дни.
*

Кое-что из греческой культуры и медицинской науки, утраченной в Европе в Средневековье, сохранилось на Востоке, потому что греческие тексты были переведены на сирийский, а с сирийского — на арабский. Несколько восточных ученых стали лучом света во мраке Средневековья — в десятом веке Аль-Буруни из Центральной Азии, его переводили западные историки, в одиннадцатом веке персидский врач Разес и арабский врач и философ Авиценна. Но значительные перемены настали только тогда, когда Мартин Лютер (Martin Luther) помог приподнять завесу мрака.

Первый шаг из темноты сделал Андреас Везалий (Andreas Vesalius), бельгийский анатом, который с детства разрезал и рассматривал живых мышей, крыс и собак, а его любимым животным была свинья, потому что она под ножом не переставала визжать, в то время как другие животные в определенный момент замолкали и переставали сопротивляться.

Вивисекция не дала Везалию никаких сведений о человеке. Только когда он начал вскрывать трупы повешенных, украденные из крепости Люттих, то выявил заблуждения Галена и обнародовал свои открытия в труде, который до сих пор считается шедевром анатомического описания, — «О строении человеческого тела» (De humani corporis fabrica). Его выпустили в 1543 году в Базеле, и иллюстрации к ней делал ученик Тициана.

Но было все еще опасно намекать, что Гален ошибался. Несколькими годами раньше Парацельс (Paracelsus) потерял свою должность в Университете Базеля (University of Basel) из-за публичного сожжения трудов Галена. Студенты сами добились его увольнения — они пришли в ужас из-за такого пренебрежения к признанным директивам. А в 1560 году англичанина, который хотел стать врачом, заставили отказаться от высказываемых им сомнений по поводу учения Галена.

Да, Везалий, преподававший анатомию в Университете Падуи (Padua University), чуть не поплатился жизнью за свою ересь. Десятью годами позже Мигель Сервет (Miguel Servetus), врач и священник, попал на костер за вскрытие трупа. Но Везалий объяснил, что он не опровергает Галена, а напротив, хочет показать, как правильны его описания, за исключением маленькой простительной ошибки, заключающейся в предположении, что для животного и человека верно одно и то же. Но большинство ученых мужей, в том числе и его учитель Якоб Сильвий (Jakobus Sylvius), дистанцировались от него и обвинили его в «ереси и глупости».

Тем не менее, правда начала выходить на поверхность, хотя галенизм и оказался очень толстокожим. С давних пор невежество, особенно невежество ученых, изживалось с большим трудом. Гален, основываясь на своих наблюдениях за четвероногими, утверждал, что человеческая бедренная кость расширяется снаружи, как у быка. Когда труды Везалия открыли правду, университетские ученые не хотели соглашаться с тем, что они перенимают ошибку тысячелетней давности, и заявили, что человеческое бедро со времен Галена изменилось, так как человек теперь вместо тоги носит штаны.

Почти два века прошло после публикации труда Везалия, прежде чем рассеялся туман галенизма — чтобы уступить место другой доктрине, столь же неправильной и тираничной, но еще более вредной.

В 1628 году, менее чем через сто лет после выхода труда Везалия, появляется другое известное произведение — работа о кровообращении, написанная англичанином Вильямом Гарвеем (William Harvey), который учился в Падуе. Историки называли его «открывателем» кровообращения и таким образом создали шаблон для всех последующих историков, чья работа состоит главным образом в списывании друг у друга. Открытие, якобы сделанное Гарвеем, должно было стать боевым конем вивисекторов.

О том, что кровь циркулирует, известно в течение тысячелетий. Ученые Востока знали об этом, хотя Гален не знал. Уже в Nei Cing («Книга об искусстве излечения»), основе китайской медицинской литературы, которую в 2650 году до нашей эры составил император и ученый Хванг Ти, есть следующие слова: «Вся кровь в организме подчиняется сердцу… Поток крови постоянно движется по кругу и никогда не прекращается».

Даже сегодня на Запад проникли отнюдь не все восточные знания в области медицины. А в Средние века — еще меньше. Достаточно вспомнить, что Марко Поло, который привез спагетти из Китая в свою родную Италию, забыл рассказать, что китайцы уже много столетий умеют производить бумагу и печатать. Однако для средневековых ученых кровообращение не было тайной. О нем слишком много говорили. В 13 веке араб Ибн-ан-Нафиз писал, что кровь течет от правой стороны сердца через легкие к левой стороне (его труд был воскрешен из забытья незадолго до Второй Мировой войны).

Леонардо да Винчи тоже был знаком с кровообращением: он ради своего искусства изучал трупы повешенных и открыл функции многих внутренних органов. На самом деле, отцом современных анатомических знаний следовало бы считать Леонардо, а не Везалия, но ученик, который должен был воспроизводить рисунки для книги, умер, и оригинальные рисунки Леонардо теперь разбросаны по разным странам. Леонардо выяснил, что крупные артерии, проводящие кровь от сердца, снабжены клапанами, которые предотвращают обратное течение крови.

Вопрос о кровообращении так медленно эволюционировал в западном мире, потому что он не совпадал с «официальными» представлениями — с идеями Галена, согласно которому, кровь всегда течет туда и обратно, подобно приливу и отливу. Еретик Сервет (Servetus) тоже пишет в своем труде «Восстановление христианства» (Christianismi restitution), что кровь течет с правой стороны сердца через легкие к левой стороне, и во время этого протекания «освежается» чем-то взятым из воздуха. Это совершенно правильное описание процесса. Неудивительно, что утверждение Гарвея о якобы его открытии кровообращения сразу же вызвали противоречие.

Ясно, что теория его труда основывалась не на опытах на животных, а на его экспериментах на трупах и на самом себе. Он делал удивительно простые эксперименты: перевязывая себе руку и наблюдал, с какой стороны застаивается кровь. Таким способом он «обнаружил» то, что знали издавна безо всяких опытов на животных. Потом он пускал воду в труп повешенного, сначала в правую сторону сердца, затем в левую и всякий раз наблюдал за направлением и течением жидкости. (Life and Works of William Harvey, Sydenham Society, издатель — Willis, с. 507).

В труде, посвященном королю Англии, Гарвей не мог признаться, что нарушил закон и ставил опыты на трупах, поэтому он утверждает, что пришел к своим выводам с помощью препарирования 40 разных видов животных — смешное заявление. Было бы весьма бессмысленно производить один и тот же эксперимент 80 раз после получения главного результата. Но это помогало снискать репутацию серьезного ученого. Гален постоянно проводил опыты на животных, чтобы «узнать правду о крови», и пришел к неправильным выводам.

Лоусон Тейт (Lawson Tait), великий новатор в области хирургии, 20 апреля 1882 года прочитал доклад в Бирмингеме, в Философском (так в то время называлось «научное») обществе (Birmingham Philosophical Society) и сказал по этому поводу следующее: «Возьмем случай, как Гарвей якобы открыл кровообращение. Можно ясно доказать, что многое из того, что знал Гарвей, было известно еще до него. Последовательно опровергнут тот факт, что он сделал какой-либо серьезный вклад в знания с помощью вивисекции, и это признали перед Комиссией такие авторитеты как доктор Акланд (Acland) и доктор Лаудер Брентон (Lauder Brunton). Окончательно кровообращение доказал Мальпиги (Malpighi) с помощью микроскопа. Он прибегал к вивисекционному эксперименту, но в этом не было необходимости, так как вместо легких лягушки лучше и проще было бы использовать перепонку лягушачьих лап. Кроме того, ясно: если бы сегодня кому-то пришло в голову доказывать, что кровообращение — это новая тема, это удалось бы сделать с помощью трупов и шприца, но не вивисекции. Должен сказать, что систематическое кровообращение было полностью доказано тогда, когда под микроскопом исследовали инжектированные ткани».
*

Для ученых действительно важным стало изобретение микроскопа Антони ван Левенгуком (Antony Leeuwenhoek, 1632–1723), голландским торговцем сукном. Он в свободное время вытачивал все более сильные линзы и стал первым человеком, который увидел одноклеточный организм, называемый сегодня микробом, с помощью инструмента, называемого сегодня микроскоп.

Вскоре после смерти голландца в Италии родился Ладзаро Спалланцани (Lazzaro Spallanzani, 1729–1799), он занимал должность профессора в Реджо, Модене и Падуе. Хотя Спалланцани был священником, он неустанно экспериментировал во всех сферах, в том числе на живых животных. Чтобы «раскрыть тайну жизни», он отрезал жабам лапы во время спаривания.

Большинство тогдашних «натурфилософов»¹, в том числе известный француз Бюффон, считали, что все маленькие существа, такие как насекомые, лягушки, мыши, возникают спонтанно — выпрыгивают из коровьего навоза или грязи. Спалланцани впервые доказал, что даже микроб не может возникнуть из ничего. Однажды при наблюдении микроба под микроскопом он заметил, что он сужается в середине, делится, и так много раз. В результате большого количества экспериментов ученый доказал, что все микробы погибают в нагретой жидкости, и ни один новый микроб не возникает до тех пор, пока сосуд запечатан (чтобы достичь этого, он расплавил горлышко бутылки, держа ее над огнем).

Выводы данного открытия оказались слишком невероятны для всеобщего немедленного осознания, в том числе и самим Спалланцани, не говоря уж об их практическом применении. По сути, они содержали в себе основу для будущих трудов Пастера и Коха, а также для консервации продуктов. Последняя дала бы возможность Наполеону победоносно завершить свой поход на Россию и, возможно, изменила бы ход истории.

Со смертью Спалланцани в 1799 году мы достигаем рубежа нового века, нового периода истории человечества. Мир освободился от предрассудков Галена, за исключением одного — который, подобно микробам, наблюдаемым Спалланцани, начал множиться и принимать все более чудовищные формы.

Но тогда, казалось, этого никто не замечал.