Ганс Юрген Айзенк

Ганс Юрген Айзенк

  Профессора Айзенка всю жизнь сопровождали скандалы. Он действительно не лез ни в какие рамки, хотя внешне, анкетно, все выглядело очень благопристойно. Родился в Берлине 4 марта 1916 года в актерской семье - его отец снимался в комедийных фильмах, а мать играла в немых. В 1938 году получил степень бакалавра, в 1940-м - доктора философии. Учился в Германии, работал в Лондоне, был дважды женат и оказался в итоге отцом четырех сыновей и дочери. Написал 84 книги и 1094 статьи. Был почетным членом одних ассоциаций, президентом других, среди которых отнюдь не случайно затесался даже Дельвичский теннисный клуб. Умер два года назад, прожив долгую плодотворную жизнь. Однако на этом "глянец" его биографии и заканчивается.

  Когда Айзенку исполнилось восемнадцать, он вместе с классом пошел слушать Гитлера. Гитлер ему не понравился, хотя в школе, по его словам, он был "единственным нееврейским мальчиком, настроенным против фашизма". Когда он признался в этом, ему набили морду. Морду били чуть ли не всем школьным коллективом, поскольку юный Айзенк был "качком", косая сажень в плечах, да еще и лучшим теннисистом школы. На следующий после избиения день он дал обидчикам достойный ответ, поставив им дюжину фингалов под рукоплескание обожавших его девушек. Скандал, грозивший перерасти в суровое долгоиграющее побоище, удалось с трудом замять: нечего держаться за принципы, считали учителя, через полгода он все равно окончит школу.

  Несмотря на не очень лестные рекомендации, Айзенка, обаятельного и неплохо подготовленного, приняли в Берлинский университет на философский факультет. Там самостоятельность проявлять стало посложнее: приятели и старшие товарищи упорно намекали ему, что неплохо бы вступить в СС. Обстановка вокруг нагнеталась, и мать с отчимом, еврейским режиссером, решили уехать от греха подальше. Сначала во Францию, где Айзенк изучал историю и литературу в Дижонском университете, затем в Англию. Заявившись в Лондонский университет, Айзенк внезапно решил переквалифицироваться в естествоиспытателя и попросился на физфак. В учебной части университета остроносая худосочная инспекторша, с очками на носу и пучком волос на голове с торчащими из него шпильками, раздраженно объяснила ему: после истории и литературы естественной выглядит психология, но не физика. "Черт с ней, с бюрократической глупостью,- решил Айзенк,- психология тоже занимательная штука". Говорят, поскандалил изрядно, но на курс все-таки записался.

  Он закончил университет с отличием, хотя, как позже свидетельствовали его однокурсники, по многим вопросам был ни в зуб ногой - просто умел легко разговаривать на любые темы и производить своей самоуверенностью приятное впечатление на профессуру. С красным дипломом под мышкой он отправился на стажировку в Германию, надеясь своим образом мысли произвести там настоящий фурор. Английские профессора дали ему хорошие рекомендации, окрестив "надеждой будущей науки". Несколько частных колледжей пригласили его даже выступить с лекциями, что весьма лестно для молодого ученого. И Айзенк ринулся.

  Германия бурлила. Общественное мнение было на высшей точке кипения. Кризис, приход фашистов к власти, бурные дебаты о судьбах нации, идеальном генетическом коде, людях будущего, которыми, конечно же, должны стать истинные арийцы. Публичные лекции и дискуссионные клубы собирали гигантские аудитории. Люди жаждали полемики и немыслимых открытий. Молодой, рослый и эффектный Айзенк казался воплощением этой немецкой мечты. Он словно Прометей носился из клуба в клуб, из одного публичного общества в другое, где величественно заседали домохозяйки, амбициозные студенты, неоцененные гении, и проливал свет на проблему проблем: как устроено главное достоинство человека - интеллект. Официальная идеология Германии тех лет подействовала на него как допинг. Разговоры о сверхнации, состоящей из совершенных людей, подготовки к чисткам и селекции самых красивых-умных-здоровых кружили ему голову. Биологи и химики нацистской Германии, Италии, Японии уже начали генетические опыты над людьми. В том числе на мозге. Айзенка потрясают эти эксперименты, он внимательно следит за ними. Даже сам работает в нескольких анатомических лабораториях, анатомирует и взвешивает мозги, пытаясь ответить на мучающий его вопрос: влияет ли размер и вес мозга человека на его умственные способности? Фашизм притягивал его безусловно, хотя сам он всегда отрицал это.

  С особенным рвением он ищет ответы на ключевые вопросы своей жизни и деятельности в астрологических картах: под какими знаками-созвездиями родились гении, какие судьбы в большей степени способствуют раскрытию дарований? На долгие годы астрология становится для него настоящей idee fixe. Он составляет карты, штудирует труды корифеев. В конце тридцатых ведет переписку с многими знаменитыми астрологами Европы и Америки. Собственноручно составляет гороскопы для верхушки Третьего рейха. Перед самым началом войны он направил в рейхстаг письма Геббельсу и Гиммлеру - с их индивидуальными астрологическими картами. Ответа от них он не получил, хотя предостерегал их от грядущего краха, страшных смертей, необдуманной агрессии и насилия. Очевидно, власти сочли его сумасшедшим и всячески содействовали его эмиграции.

  Он вернулся в Англию и засел за серию статей, глубоко фашистских по духу: о перенаселении планеты и грядущей жестокой борьбе за выживание; об избранных, которые должны стоять во главе человечества; об их аскетическом воспитании и, как следствие, железной воле и железном духе. Айзенк считал демократию чушью и сетовал по поводу губительной приверженности к ней некоторых слабовольных политиков, которые тем самым ведут свои народы к гибели. Его не просто не принимали, его ненавидели. Считали то конъюнктурщиком, то профессором, "сидящим на двух стульях", то просто сумасшедшим.

  То, что он был очень странным человеком, это точно. На свои лекции он, например, приносил кучу всякого хлама: груды градусников, термометров, весов. Говорил: все можно измерить, и мозги тоже. Известны его бесконечные рассуждения о белых древесных сверчках: мол, если к числу стрекотаний, которое это насекомое производит за 15 секунд, прибавить сорок, то получится температура воздуха на данный момент, измеренная в градусах Фаренгейта. Аудитория покатывалась со смеху, когда он уточнял: "Белые древесные сверчки редки, их трудно поймать, они слабо встраиваются в общую систему физических законов, на которой зиждется наша система измерений. Поэтому изобретение термометра было признано всеми как значительное достижение. И для измерения интеллекта мы придумаем свой термометр".

  За упорные поиски "интеллектуального измерителя" коллеги прозвали Айзенка "человеком-термометром". Квартирка, которую он снимал на окраине города, была завалена измерительными приборами всех времен и народов вперемешку с астрологическими картами и книжками про насекомых. Это было и коллекционирование, и страсть, и фетишизм, и немного безумие.

  Вторая мировая война помогла Айзенку. В английские ВВС его не взяли: он принадлежал к вражеской нации и потому был командирован в военный госпиталь в Милл Хилл - больницу в пригороде Лондона - для лечения эмоционально неуравновешенных солдат. Насмотрелся такого, что врагу не пожелаешь: мордобои, самоувечья, агрессия против врачей. Впрочем, работал он и с нормальными ранеными, помогая им после травмы психологически реабилитироваться или учиться полноценно жить с приобретенным увечьем. При этом Айзенк ни на минуту не прекращал занятий наукой. Помогая больным пройти психологическую адаптацию и стуча молоточком по их коленкам, он задает массу вопросов, не относящихся к делу, пытаясь опробовать на пациентах первые тесты, предложенные учеными-психологами XIX века. По ночам штудирует их талмуды, днем в госпитале ставит эксперименты. Толстенные тетради исписаны мелким почерком, но толку чуть. Все равно умного солдата от глупого на глаз отличить проще, чем с помощью неуклюжих тестов, предложенных сто лет назад.

  Тем не менее в госпитале Айзенка оценили и оставили работать и после окончания войны, плавно продвигая по служебной лестнице. В то время он уже часто печатался и был замечен не только научным сообществом, но и общественным мнением. Популярность он завоевал легко - подвергнув уничтожающей критике тогдашнего кумира Зигмунда Фрейда (благо Фрейд умер и ответить уже ничего не мог). Айзенк люто ненавидел его. Примерно так .же, как и нацисты. "Психотерапия - это просто чушь,- говорил он.- Вот пришел ко мне больной с половым расстройством, я порекомендовал ему посмотреть один фильм - и все у него прошло. Больные с неврозами со временем выздоравливают сами по себе". Он, изучавший мозги, презирал "знаменитого шарлатана", изучавшего половые инстинкты. Он низводил психотерапию, брызгал слюной, приводя контрпримеры, и общественность взирала на это с неподдельным интересом. Нет никакого эдипова комплекса! А есть "художественная литература венского профессора: недаром ему вручили премию Гете, хороший писатель был". В общем, Айзенк претендовал на роль властителя дум, которым был Фрейд. И находился уже в шаге от цели.

  Критика Фрейда и собственные спорные работы принесли ему громкое имя. Его приглашают читать лекции по всей Европе, все аудитории набиты до отказа, публика внимает рассуждениям профессора о природе интеллекта. Оно и понятно - ведь тема касается каждого. Но ответа на главный вопрос - как понять, умнее ты соседа или нет,- Айзенк не дает. До той поры, пока однажды во время подготовки к одной из лекций в Ганновере случайно не обнаруживает работы французского психолога Бине.

  А было так. Айзенк пришел в библиотеку и заказал наобум несколько книг по психологии. Вдобавок к тем, что были нужны. И обалдел. Оказалось, что именно Бине в начале XX века был озабочен той же проблемой и даже разработал ряд тестов для определения уровня интеллекта. И многого добился: в 1904-м французское министерство общественного образования по его рекомендации даже создало комиссию, которая должна была решить, как обучать умственно неполноценных детей, посещающих парижские школы. Проблема понятна: отсталых детей надо как-то рассортировать на классы, а для этого оценить их умственные возможности. Бине создал для этого серии задач, которые оценивали уровень сообразительности. Айзенк взял за основу идею Бине (для каждого возраста существует своя норма интеллектуального развития), придумал, как это применить по отношению к взрослым, ввел термин коэффициент интеллекта - и приготовился к славе. И небезосновательно.

  IQ тут же приобрел популярность. Он появился в офисах, конторах и домах в 50-е годы. Тогда, как и теперь, каждому было интересно узнать, как с мозгами у него, у близких, у подчиненных. Это была настоящая сенсация, в один день сделавшая Ганса Юргена Айзенка звездой первой величины. Он получил все мыслимые степени, разъезжал по миру с лекциями по методологии IQ, стал респектабельным состоятельным мужчиной. Ведущие университеты Европы и США покорно стояли в очереди на профессора Айзенка по полгода и более. За лекции ему платили баснословные деньги, снимали номера в лучших отелях, предоставляя эскорт-услуги самих дорогих фирм и развлекая на званых ужинах обществом первых государственных персон. На колкие вопросы аудитории вроде "а у вас самого-то какой IQ? " он умело отвечал: очевидно, высокий, раз я все это придумал. Его книги выходят на всех языках мира гигантскими тиражами. В транспорте все, от студентов до домохозяек, зачитываются его хитами, носящими гордые названия "Многомерность личности", "Использование психологии и злоупотребления в ней", "Закат и гибель империи Фрейда". И все, все поголовно считают IQ.

  Многие из лекций великого мэтра вызывали скандалы. В 1971 году, после публикации его статьи "Раса, интеллект и образование", на одном из публичных выступлений Айзенка закидали тухлыми яйцами. За то, что он черным по белому написал: у черных IQ на 15 пунктов ниже, чем у белых, и это объясняется особенностями генетического кода. Европе и США, стремительно проваливавшимся в воронку политкорректности, такой неприкрытый расизм был явно не по нутру. Айзенка называли великим провокатором, enfant terrible 70-х, несмотря на то что он был уже пожилым человеком. Он обожал собственноручно продавать свои книги, вальяжно восседая в больших книжных магазинах на кожаном диване, щедро раздавать автографы и до хрипоты спорить с покупателями. Это развлекало его и очень напоминало дискуссионные клубы его молодости.

  Несколько раз его даже били. Например, весной 1973 года в Сорбонне едва он успел произнести первую фразу лекции, как студенты снесли кафедру и бросились на него с криками: "Расист! Фашист!" Сбили его с ног, разбили очки. У Айзенка хлынула кровь из носа, вызвали полицию, однако он не выдвинул против студентов никакого обвинения. Потому что репутация вольнодумца и скандалиста не предполагала игры по заурядным правилам. О себе он всегда говорил без ложной скромности: "Когда я только начал заниматься психологией, она была совершенно дефективной. Сейчас ее репутация благодаря моим работам полностью восстановлена". В проповедуемых им методах лечения тоже было много провокации и отрицания существующих в психологии стереотипов. "Я считаю,- говорил он,- что, если ребенок бьется головой о стену, достаточно запирать его в комнате на 10 минут каждый раз, когда он начинает выделывать глупости. И болезнь будет вылечена". Мамашам это нравилось - ведь так они и поступали. А психологи бесновались: в таком случае получалось, что все их теории - полная чушь. Особенно их раздражала и вызывала публичные скандалы на конференциях его методика лечения отвращением. Айзенк прописывал пациентам электрошок и психотропные препараты, провоцировавшие удушье. От нежелания подвергаться пыткам больные сразу выздоравливали. Сильным аргументом критикующих было напоминание: "Его расизм и жестокость - от непонятных отношений Айзенка с фашистами. С одной стороны, он бежал от них, с другой - всегда высказывал близкие им идеи".

  Утихать скандалам Айзенк не давал ни на минуту. Так в середине 70-х он написал статью, где доказывал, что курение абсолютно невредно для здоровья и не провоцирует развития рака (онкологи, как раз тогда, как им казалось, доказавшие эту фатальную связь, перестали с ним здороваться). "Курение и рак легких,- писал Айзенк,- одновременно являются симптомами одного и того же расстройства личности, возможно, генетического происхождения". Увидев такую бурную реакцию - радость курильщиков, неистовство врачей, недоумение домохозяек - и почувствовав всплеск общественного интереса к онкологии, Айзенк написал еще одну статью, которая была немедленно переведена на множество языков и перепечатана даже глянцевыми журналами. "Раком болеют не от сигарет и не от дурной жизни, дело совсем в другом. Тип личности, склонной к заболеванию раком, характеризуется неспособностью выражать эмоции, ощущениями безнадежности, беспомощности и депрессии, а также неправильной реакцией на стресс. Тип личности, склонной к заболеванию коронарных сосудов сердца, в большинстве случаев характеризуется злобой, агрессивностью и враждебностью". Дискуссиям и критике не было конца. "Вам интересно, кто чаще выздоравливает? - задавался Айзенк риторическим вопросом в следующей статье.- Ответ очень прост. Больные, которые хотят сражаться с болезнью, гораздо чаще выздоравливают, чем те, которые ведут себя пассивно. Удивительно, но эти скандалисты, доводящие своих докторов до белого каления, эти суетливые психопаты выживают значительно чаще, чем люди с пристойным поведением. Симпатичные люди умирают значительно чаще".