15
всей философией в ее целом. Предварительно же мы не можем здесь сделать ничего другого, как только разъяснить понятие духа для представления.
Для установления этого понятия необходимо, чтобы мы указали ту определенность, благодаря которой идея существует как дух. Но всякая определенность есть определенность только по сравнению с другой определенностью; определенности духа вообще противостоит прежде всего определенность природы; первая может быть поэтому понята только одновременно с последней. В качестве отличительной определенности понятия духа следует указать на его идеальность, т. е. снятие инобытия идеи, возвращение и возвращенность ее к себе из своего другого, тогда как для логической идеи, напротив, отличительной чертой является ее непосредственное, простое в-самой-себо-бы-тие (Insichsein), а для природы — ее вне-себя-бы-тие. Подробное развитие того, что в прибавлении к § 379 сказано о логической идее только попутно, далеко выходит здесь за пределы нашей задачи; более необходимым является в данном случае разъяснение того, на что было указано как на характерную черту внешней природы, так как именно к этой последней дух, как уже было замечено, стоит ближе всего.
Подобно духу и внешняя природа разумна, божественнa, представляет собой изображение идеи. Однако в природе идея проявляется в стихии внеположности, является внешней не только по отношению к духу, но — именно потому, что она является внешней по отношению к нему, т. е. к той в-себе и для-себя-сущей внутренней природе ( Innerlichkeit) его, которая составляет сущность духа,— как раз поэтому идея является внешней И по отношению к себе самой. Это уже греками высказанное и столь распространенное у них понятие природы вполне согласуется с тем представлением о ней, которое общепринято и у нас. Мы знаем, что все относящееся к природе пространственно и временно — что в природе это вот существует рядом с вот этим,— это вот следует за вот этим,— короче говоря, что все естественное внеположепо до бесконечности; далее, что материя, эта всеобщая основа всех существующих формообразований природы, не только нам оказывает противодействие, существует вне нашего духа, но и по отношению к самой себе является внеположной, распадается на конкретные точки, на материальные атомы, из которых она составлена9. Разли-
16
чия, в которых развертывается понятие природы, представляют собой одно в отношении другого более или менее самостоятельные существования; правда, вследствие твоего изначального единства они находятся во взаимоотношении между собой,— так что ни одно не может быть понято без другого, по это отношение является для них к большей или меньшей степени внешним. Поэтому мы v полным правом говорим, что в природе господствует не свобода, а необходимость, ибо эта последняя в своем подлинном значении есть как раз только внутреннее и, именно потому, только внешнее отношение самостоятельных друг по отношению к другу существований. Так, например, свет и стихии проявляются как самостоятельные по отношению друг к другу; точно так же планеты, хотя они и притягиваются Солнцем, несмотря на это отношение к своему центру, кажутся обладающими самостоятельностью и по отношению к этому своему центру, и между собой, каковое противоречие и выражается в движении планех вокруг Солнца. Правда, в сфере живого осуществляется более высокая необходимость, чем та, какая господствует в безжизненной природе. Уже в растении обнаруживается некоторый центр, простирающийся на периферию, некая концентрация различий, некое саморазвитие изнутри вовне, некое саморазличающиеся и из своих различий в почке само себя порождающее единство, и тем самым нечто такое, чему мы приписываем стремление. Но это единство остается незавершенным, потому что процесс расчленения растения есть выхождение из себя растительного субъекта, каждая же часть растения есть целое растение, есть его повторение, и, следовательно, отдельные части не находятся в полном подчинении единству субъекта. Еще более полное преодоление внешности представляет собой животный организм; в этом последнем не только каждый отдельный член порождает другой, является его причиной и действием, средством и целью, и, стало быть, сам есть в то же время свое другое, по и все целое так проникается здесь своим единством, что ничто не проявляется в нем как самостоятельное, каждая определенность есть в то же время и идеальная, животное в каждой определенности остается все тем же единым всеобщим, так что в животном организме внеположность его частей обнаруживается во всей своей неистинности. Вследствие этого у-себя-бытия в определенности, вследствие эгой в своей внешности и вне ее — не-
17
посредственной рефлектированности в себя животное есть для себя сущая субъективность и обладает ощущением; ощущение и есть как раз это вездеприсутствие единства животного во всех его членах, которые непосредственно сообщают каждое впечатление единому целому, и это целое в животном начинает становиться для себя. В этом субъективном внутреннем и заключается основание того, что животное определено через самого себя, изнутри вовне, а не только извне, т. е. что оно обладает стремлением и инстинктом. В субъективности животного содержится противоречие и стремление посредством снятия этого противоречия сохранить себя. Это самосохранение есть привилегия живого и в еще большей мере духа. Ощущение является определенным, имеет некоторое содержание и тем самым различение в себе; это различение вначале оказывается еще совершенно идеальным, простым, снятым в единстве ощущения; снятое различие, продолжающее существовать в единстве, есть противоречие, которое снимается тем, что различие полагает себя как различие. Таким образом, животное из своего простого отношения к самому себе ввергается в противоположность к внешней природе. Вследствие этой противоположности животное впадает в новое противоречие, ибо теперь различие полагается способом, противоречащим единству понятия; оно поэтому должно быть снято точно так же, как вначале было снято неразличенное единство. Это снятие различения происходит благодаря тому, что животное потребляет то, что предназначено для него во внешней природе, и этим себя поддерживает. Так через уничтожение чего-то другого, противостоящего животному, снова полагается первоначальное простое отношение его к самому себе вместе с содержащимся в нем противоречием. Для подлинного разрешения этого противоречия необходимо, чтобы то другое, к которому животное стоит в известном отношении, было равным ему самому. Это и имеет место во взаимоотношении полов; здесь каждый из обоих полов ощущает в другом не что-либо ему чуждое и внешнее, но самого себя или общий обоим род. Взаимоотношение полов есть поэтому кульминационный (hochste) пункт живой природы; на этой ступени она в полнейшей мере изъята из внешней необходимости, так как соотносящиеся друг с другом различенные существа уже не являются здесь внешними друг другу, но обладают ощущением своего единства. И тем не менее душа животного все еще не сво-
18
бодна, ибо она всегда проявляется как нечто, составляющее единое целое с определенностью ощущения или возбуждения, как связанное с одной определенностью. Только и форме единичности род существует для животного; это последнее только ощущает род, но ничего не знает о нем; it животном еще нет души для души, всеобщего для всеобщего как такового. Через снятие особенности полов, имеющее место в процессе полового общения, животное не доходит до порождения рода; порожденное в этом процессе есть опять-таки только нечто единичное. Таким образом, природа даже в кульминационном (hochsle) пункте своего возвышения над конечностью снова и снопа впадает в последнюю и представляет собой, таким образом, непрестанный круговорот. Равным образом п смерть, с необходимостью вызываемая противоречием единичности и рода, именно в силу того, что она есть пустое, уничтожающее единичность отрицание, само проявляющееся только в форме непосредственной единичности, а не как сохраняющее снятие этой единичности,— точно так же не порождает в себе и для себя сущей всеобщности или в себе и для себя всеобщей единичности — субъективности, имеющей своим предметом самое себя. Таким образом, даже и в совершеннейшем образе (Gestalt), до которого поднимается природа,— в животной жизни — понятие не достигает действительности, равной сущности его душевной природы, т. е. не достигает полного преодоления внешности и конечности своего наличного бытия. Впервые это происходит в духе, который именно благодаря этому, осуществляющемуся в нем преодолению, отличает себя от природы так, что это различение не является актом только внешней рефлексии о сущности духа.
Это принадлежащее понятию духа снятие внешности есть то, что мы называли идеальностью. Все деятельности этого духа суть не что иное, как различные способы приведения внешнего к внутреннему, которое и есть сам дух, только через это возвращение, через эту идеализацию, пли ассимиляцию, внешнего дух становится духом и есть дух.
Если мы рассмотрим дух несколько ближе, то в качестве первого и простейшего определения его мы найдем, что он есть «я». «Я» есть нечто совершенно простое, всеобщее. Когда мы говорим «я», мы, правда, подразумеваем нечто единичное; но так как каждый есть «я», то мы высказываем этим только нечто совершенно всеобщее.
19
Всеобщность «я» обусловливает то, что оно может абстрагироваться от всего, даже от своей жизни. Однако дух не есть, подобно свету, нечто только абстрактно-простое, в -качестве какового он рассматривался, когда речь шла о простоте души в противоположность составное™ (die Zusammengesetztheit) тела; скорее, напротив, дух вопреки своей простоте есть нечто саморазличенное; ибо «я» противополагается самому себе, делает себя своим собственным предметом и от этого, правда, только абстрактного, еще не конкретного различия, возвращается к единству с самим собой. Это у-себя-самого-бытие «я» в процессе его различения есть его бесконечность, или идеальность. Но эта идеальность отстаивает себя только в отношении «я» к бесконечно многообразному, противостоящему ему веществу. Поскольку «я» овладевает этим веществом, последнее одновременно и пронизывается всеобщностью «я» и проясняется ею, теряет свое отъединенное самостоятельное существование и приобретает бытие духовное. Бесконечным многообразием своих представлений дух поэтому не только не вовлекается в пространственную внеполож-ность, не только не покидает свою простоту и свое у-себя-бытие, но скорее его простая самость с ничем не омрачаемой ясностью проходит через все это многообразие, не допуская его ни до какого самостоятельного существования.
Но дух не ограничивается тем, чтобы в качестве конечного духа, посредством своей представляющей деятельности перемещать вещи в сферу своего внутреннего мира и таким образом отнимать у вещей, правда, тоже все еще внешним путем, присущую им внешность. Напротив, в качестве религиозного сознания дух проникает сквозь мнимо абсолютную самостоятельность вещей — вплоть до действующей в их внутреннем существе, все собой сдерживающей, единой, бесконечной мощи бога. Далее, в качестве философского мышления дух завершает указанную выше идеализацию вещей тем, что он познает тот определенный способ, каким образующая их общий принцип вечная идея в них раскрывается. Посредством этого познания идеальная природа духа, уже в конечном духе проявляющая свою активность, достигает своей завершенной, наиболее конкретной формы, дух возвышается до полностью постигающей себя действительной идеи и тем самым до абсолютного духа. Уже в конечном духе идеальность имеет смысл возвращающегося к
20
своему началу движения, посредством которого дух, продвигаясь вперед из своей неразличенности, как первого попадания, к некоему другому — к отрицанию этого полагания — и посредством отрицания этого отрицания возвращаясь к самому себе, обнаруживает себя как абсолютная отрицательность, как бесконечное утверждение самого себя; и соответственно этой природе конечного духа мы должны рассматривать его, во-первых, в его непосредственном единстве с природой, затем в его противоположности к ней и, наконец, в таком единстве его с природой, которое содержит в себе указанную противоположность в качестве снятой и опосредуется ею. Постигнутый таким образом конечный дух познается как тотальность, как идея, и притом как для себя сущая, из указанной противоположности сама к себе возвращающаяся действительная идея. Но в конечном духе это возвращение идеи к себе имеет лишь свой отправной пункт, и только в абсолютном духе оно получает свое завершение, ибо лишь здесь идея постигает себя не в односторонней форме понятия, или субъективности, и не в столь же односторонней форме объективности, или действительности, но в совершенном единстве этих различных ее моментов, т. е. в ее абсолютной истине.
То, что сказано нами выше о природе духа, есть нечто, подлежащее доказательству, и доказываемое только в философии, и не требующее никакого подтверждения со стороны нашего обычного сознания. Поскольку, однако, наше нефилософское мышление со своей стороны нуждается в том, чтобы составить себе представление о развитом понятии духа, здесь можно напомнить, что и христианское богословие понимает бога, т. е. истину, как дух, рассматривая последний не как нечто покоящееся, пребывающее в пустом безразличии, но как нечто такое, что с необходимостью входит в процесс саморазличения, полагания своего другого и только через это другое, через сохраняемое снятие его — не через отказ от него — приходит к самому себе. Богословие выражает этот процесс it форме представления, как известно, таким образом, что опт-отец (это просто всеобщее, в-себе-сущее),отказываясь от своего одиночества, создает природу (само для себя внешнее, вне-себя-сущее), порождает сына (свое другое «я»), но в этом другом в силу своей бесконечной любви созерцает сам себя, узнает свое подобие и возвращается В нем же к своему единству. Это единство не есть уже
21
абстрактное, непосредственное, но конкретное, различением опосредствованное единство: от отца и сына исходящий, в христианской общине достигающий своей совершенной действительности и истины святой дух., Таким необходимо признать бога, если он должен быть постигнут в своей абсолютной истине — как в себе и для себя сущая действительная идея,— в полном согласии своего понятия со своей действительностью, а не в форме голого понятия, абстрактного в-себе-бытия, или в столь же неистинной форме некоторой единичной действительности, не согласующейся со всеобщностью своего понятия.
Сказанного достаточно, чтобы выяснить, чем определены различия внешней природы и духа вообще. Раскрытым здесь различием намечено в то же время и то отношение, в котором природа и дух находятся друг к другу. Так как это отношение часто понимается неправильно, то его разъяснение является здесь уместным. Мы уже сказали, что дух отрицает внешность природы, что он ассимилирует себе природу и тем самым ее идеализирует. Эта идеализация получает в конечном духе, полагающем природу вне себя, одностороннюю форму. Здесь деятельности нашей воли, как и нашего мышления, противостоит внешний материал, который, оставаясь равнодушным к изменению, предпринимаемому нами над ним, тем самым совершенно пассивно воспринимает и ту идеализацию его, которая частично проистекает для него из этих изменений.
Но иное отношение имеет силу для духа, порождающего всемирную историю. Здесь уже не противостоят друг другу, с одной стороны, внешняя предмету деятельность, а с другой — всецело пассивный по отношению к ней предмет, но духовная деятельность направляется на в себе самом деятельный предмет — на такой предмет, который в процессе собственной деятельности сам поднялся до того, что должно быть порождено этой его деятельностью, так что и в деятельности, и в предмете налицо оказывается одно и то же содержание. Так, например, то время и тот народ, на которые как на свой предмет оказывала влияние деятельность Александра и Цезаря, сами
\ собой оказались способными подняться до того результата, который должен был быть достигнут деятельностью этих индивидуумов; время в такой же мере создало этих мужей, в какой само оно было создано ими. Они в такой
же мере были орудиями духа своего времени и своего на-
22
рода, в какой, наоборот, самый этот народ служил для этих героев орудием осуществления их деяний.
Только что изображенному отношению подобен и тот способ, каким философствующий дух устанавливает свое отношение к внешней природе. А именно, философское мышление познает, что природа не только идеализируется нами, что ее внеположность не есть нечто для нее самой, для ее понятия безусловно непреодолимое, но что ночная внутренне присущая природе идея, или, что то же самое, работающий во внутреннем существе в-себе-су-щий дух сам осуществляет эту идеализацию, снятие этой внеположности, потому что эта форма его наличного бытия находится в противоречии с внутренней природой его собственной сущности. Философия, следовательно, должна в известном смысле только следить за тем, как природа сама же и снимает свою внешность; как она принимает обратно в центр идеи то, что само по себе внешне, или дает этому центру проявиться во внешнем; и как освобождает она скрытое в природе понятие от покрова внешности и тем преодолевает внешнюю необходимость. Этот переход от необходимости к свободе не есть простой переход, но движение по ступеням, состоящее из многих моментов, изложение которых и составляет содержание философии природы. На высшей ступени этого снятия внеположности — в ощущении — сам по себе сущий, доселе бывший в плену у природы дух приходит к начальному моменту своего для-себя-бытия и тем самым к свободе. Посредством этого для-себя-бытия, все еще обремененного формой единичности и внешности, следовательно, также и несвободы, природа выводится за пределы самой себя и стремится подняться к духу как таковому, т. е. к действительно свободному, сущему для себя благодаря мышлению в форме всеобщности духу.
Но уже из развитых нами до сих пор соображений становится ясным, что происхождение духа из природы не должно быть понимаемо так, будто природа есть нечто абсолютно непосредственное, первое, изначально полагающее, тогда как дух, напротив, есть нечто ею положенное; скорее, наоборот, природа полагается духом, а дух есть абсолютно первое. В-себе-и-для-себя-сущий дух не голый результат природы, но поистине свой собственный результат; он сам порождает себя из тех предпосылок, которые он себе создает: из логической идеи и внешней природы, в одинаковой мере являясь истиной и той, и другой,
23
т. е. истинной формой только в-самом-себе и только вне-себя сущего духа. Видимость, будто бы дух опосредствован чем-то другим, снимается самим духом, ибо он проявляет, так сказать, суверенную неблагодарность, снимая то, чем он по видимости опосредствован, медиатизируя и низводя его к чему-то такому, что само существует только благодаря духу, и делая себя, таким образом, совершенно самостоятельным. В сказанном уже заключается то, что переход природы к духу не ость переход к чему-то безусловно другому, но только возвращение к самому себе того самого духа, который в природе является сущим вне себя. Однако столь же мало указанным переходом упраздняется и определенное различие между природой и духом, ибо дух не происходит из природы естественным путем. Если в § 222 было сказано, что смерть непосредственно единичного живого существа есть выхождение духа, то это выхождение следует понимать не плотски, а духовно — не как выхождение по естеству, а как развитие понятия. Понятие снимает односторонность рода, поскольку именно род этот не находит для себя адекватного осуществления, а скорее проявляется в смерти как сила отрицательная по отношению к действительности единичных существ. Равным образом это понятие снимает также и односторонность противоположного характера, именно односторонность животного наличного бытия, связанного с единичностью. Это двойное снятие происходит в некоей в-себе-и-для-себя всеобщей единичности, или, что то же самое, в некотором всеобщим образом для себя сущем всеобщем,—что и есть дух.
Природа как таковая в своем стремлении к своему внутреннему углублению не доходит до этого для-себя-бытия, до сознания самой себя; животное — совершеннейшая форма этого внутреннего углубления — представляет собою только чуждую всему духовному диалектику перехода от одного единичного, наполняющего всю его душу ощущения к другому равным образом единичному ощущению, столь же исключительно в нем господствующему. Только человек впервые поднимается от единичности ощущения к всеобщности мысли, к знанию о самом себе, к постижению своей субъективности, своего «я»,— одним словом, только человек есть мыслящий дух, и этим — и притом единственно только этим — существенно отлича-
24
ется от природы. То, что принадлежит природе как таковой, лежит позади духа; правда, дух объемлет собою всю полноту содержания природы, однако определения природы выступают в духе совершенно иначе, чем во внешней природе.
§ 382
Сущность духа есть поэтому с формальной стороны — свобода, абсолютная отрицательность понятия как тождества с собой. Соответственно этому формальному определению дух может абстрагироваться от всего внешнего, равно как и от своей собственной внешности, от своего наличного бытия; он в состоянии перенести бесконечное страдание отрицания своей индивидуальной непосредственности, т. е. в этой отрицательности он может сохранить свою утвердительность и тождественность себе. Эта возможность есть абстрактная для себя сущая в себе всеобщность.
Прибавление. Субстанция духа есть свобода, т. е. независимость от некоего другого, отношение к самому себе. Дух есть само-для-себя-сущее, имеющее себя своим предметом, осуществленное понятие. В этом имеющемся в нем налицо единстве понятия и объективности заключается одновременно и его истина, и его свобода. Истина, как сказал уже Христос, делает дух свободным; свобода делает его истинным. Свобода духа, однако, не есть только независимость от другого, приобретенная вне этого другого, но свобода, достигнутая в этом другом,— она осуществляется не в бегстве от этого другого, но посредством преодоления его. Дух может исходить из своей абстрактной для себя сущей всеобщности, из своего простого отношения к себе, он может в самом себе полагать определенное, действительное различение — нечто другое, чем то, что есть простое «я», следовательно, нечто в самом себе отрицательное. Это отношение к другому для духа не только возможно, по и необходимо, потому что через другое и через снятие этого другого он приходит к тому, чтобы оправдать себя и на деле быть том, чем он и должен быть по своему понятию, именно идеальностью внешнего — идеей, возвращающейся из своего инобытия к себе самой, или, выражаясь абстрактнее, в самом себе различающимся и в своем различии у-себя-и-для-себя-сущим всеобщим. Другое, отрицание (das Negative), противоречие, раздвоение — все это принадлежит, следова-
25
тельно, к природе духа. В этом раздвоении содержится возможность страдания. Страдание поэтому не извне пришло к духу, как это воображали, ставя вопрос о том, каким образом страдание вообще пришло в мир. И столь же мало, как и страдание, приходит извне к духу также и зло — негативное в-себе-и-для-себя-сущего бесконечного духа; зло, напротив, есть не что иное, как дух, ставящий себя на острие своей единичности. Поэтому даже в этом высшем раздвоении, в этом отрыве себя от корпя своей в себе сущей нравственной природы, в этом полнейшем противоречии с самим собой дух все же остается тождественным с собой и потому свободным. То, что принадлежит к внешней природе, гибнет в силу противоречия; так, например, если бы золоту был придан другой удельный вес, чем оно имеет, то как золото оно должно было бы перестать существовать. Но дух обладает силой сохраняться и в противоречии, а следовательно, и в страдании, возвышаясь как над злом, так и над недугом. Обыкновенная логика ошибается поэтому, думая, что дух есть нечто, всецело исключающее из себя противоречие. Всякое сознание, напротив, содержит в себе некоторое единство и некоторую разделенность и тем самым противоречие: так, например, представление дома есть нечто моему «я» вполне противоречащее и тем не менее им переносимое. Противоречие, однако, потому переносится духом, что этот последний не имеет в себе ни одного определения, про которое он не знал бы, что оно положено им самим и, следовательно, им же самим вновь может быть снято. Эта власть духа над всем имеющимся в нем содержанием составляет основу свободы духа. Однако' в своей непосредственности дух свободен только в себе, только по своему понятию, или в возможности, но еще не в действительности. Действительная свобода не есть поэтому нечто непосредственно сущее в духе, но нечто такое, что еще Только должно быть порождено ого деятельностью. Как такого породителя своей свободы нам предстоит рассмотреть дух в науке. Все развитие понятия духа представляет собой только самоосвобождение духа от всех форм наличного бытия, не соответствующих его понятию,— освобождение, осуществляемое благодаря тому, что эти формы преобразуются в некоторую действительность, полностью соответствующую понятию Духа.
26
§ 383
Эта всеобщность есть также наличное бытие духа. И качестве для-себя-сущего всеобщее оказывается обособобляющим себя и в этом смысле тождеством с собой. Определенность духа есть поэтому его манифестация. Он не какая-либо определенность или содержание, чьи обнаружение или внешность были бы только отличной от этого содержания формой; так что он не открывает нечто, но его определенность и содержание и есть само это отрицание. Его возможность есть поэтому непосредственно бесконечная, абсолютная действительность.
Прибавление. Мы положили выше различающую определенность духа в идеальности, в снятии инобытия идеи. Если в только что приведенном § 383 указывается на «манифестацию» как на определенность духа, то это не есть какое-либо новое, второе определение его, но только развитие того определения, о котором шла речь раньше. Ибо через снятие своего инобытия логическая идея, или в-себе-сущий дух, и становится как раз тем, чем дух является для себя, т. е. дух открывается самому себе. Для себя сущий дух, или дух как таковой, есть, следовательно, в отличие от самому себе неизвестного, только нам открывающегося, во внеположность природы излившегося, в себе сущего духа — не только другому, но самому себе открывающееся нечто, или, что то же самое, нечто такое, что в своей собственной стихии, а не в чуждом ему материале осуществляет свое откровение (Offen-harung). Это определение присуще духу как таковому; оно поэтому имеет для него значение, не только поскольку он просто относит себя к самому себе же, т. е. к «я», себя самого имеющему предметом, но также и поскольку он выходит за пределы своей абстрактной для себя сущей всеобщности и в самом себе полагает определенное различие, другое по отношению к тому, что он есть. Ибо дух не теряется в этом другом, но скорее сохраняется и осуществляется в нем, запечатлевает в нем свое внутреннее существо, делает это другое соответствующим себе наличным бытием и, следовательно,— посредством этого снятия другого, посредством определенного действительного различия,—приходит к конкретному для-себя-бы-тию, к определенному самооткровению. Дух открывает поэтому в другом только самого себя, свою собственную природу, но эта природа и состоит в самооткровении; самооткровение само есть поэтому содержание духа, а не
27
только внешне привходящая к содержанию духа форма; посредством своего откровения дух раскрывает, следовательно, не какое-либо отличное от его формы содержание, но свою же всю полноту содержания духа выражающую форму, а именно свое самооткровение. Форма и содержание в духе, следовательно, тождественны Друг с другом. Правда, откровение представляют себе обычно как пустую форму, к которой содержание должно еще только присоединиться извне, причем под содержанием понимают нечто в-самом-себе-сущее, нечто держащее себя в самом себе, тогда как под формой, наоборот, понимают внешний способ отношения содержания к чему-то другому. В спекулятивной логике, однако, доказывается, что поистине содержание не есть только нечто в-самом-себе-сущее, но нечто такое, что через самое себя вступает в отношение с другим, как и, наоборот, форма поистине не есть только нечто несамостоятельное, внешнее по отношению к содержанию, но должна быть понята скорее как то, что делает содержание сущим в самом себе, отличным от другого. Подлинное содержание заключает, следовательно, форму в самом себе, и подлинная форма и есть ее же собственное содержание. Но дух мы и должны понимать как такое подлинное содержание и как такую подлинную форму.
Чтобы сделать ясным для представления это наличествующее в духе единство формы и содержания — откровения и того, что в нем открывается,— для этого можно вспомнить об учении христианской религии. Христианство говорит: бог открыл себя через Христа, своего единородного сына. Это положение усваивается представлением прежде всего в том смысле, будто Христос есть только орудие откровения,— как если бы то, что таким образом раскрыто в откровении, было бы чем-то иным сравнительно с тем, что в этом откровении раскрывается. Упомянутое положение, однако, поистине имеет скорее тот смысл, что бог сам осуществил это откровение, что его природа и состоит именно в том, чтобы иметь сына, т. е. саморазличаться, делать себя конечным, но в этом своем саморазличении все-таки оставаться при себе, созерцать и открывать себя в сыне и через это единство с сыном, через это для-себя-бытие в другом, быть абсолютным духом; так что сын не есть только простое орудие откровения, но сам же есть и содержание откровения.
28
И совершенно так же, как дух представляет собой единство формы и содержания, он является единством возможности и действительности. Под возможным вообще mi.i понимаем еще нечто внутреннее, что не дошло еще до обнаружения, до откровения. Но мы только что видели, что дух как таковой и существует лишь постольку, поскольку сам открывает себя самому же себе. Его действительность, которая и состоит как раз в его откровении, принадлежит поэтому к его понятию. Правда, в конечном духе понятие духа не получило еще своего абсолютного осуществления; но абсолютный дух есть абсолютное единство действительности и понятия, или возможности духа.
§ 384
Процесс откровения (das Offenbaren), будучи в качестве откровения абстрактной идеи непосредственным переходом, становлением природы, в качестве откровения свободного духа есть полагание природы как своего мира,— это такое полагание, которое как рефлексия ость в то же время предполагание мира как самостоятельной природы. Процесс откровения в понятии есть созидание природы как бытия духа, в котором последний дает себе утверждение и истину своей свободы.
Примечание. Абсолютное есть дух; таково высшее определение абсолютного. — Найти это определение и понять его смысл и содержание — в jtom заключалась, можно сказать, абсолютная тенденция всего образования и философии — к этому пункту устремлялась вся религия и наука; только из этого устремления может быть понята всемирная история. Слово «дух» и представление о духе были найдены весьма рано, и содержание христианской религии состоит в том, чтобы дать познать бога как духа. Постигнуть в его подлинной стихии — в понятии — то, что здесь дано представлению и что в-себе есть сущность,— это и есть задача философии, которая до тех пор не получит истинного и имманентного решения, пока понятие и свобода не станут ее предметом и ее душой.
Прибавление. Самооткровение есть некоторое вообще присущее духу определение; оно имеет, однако, три различные формы. Первый способ, каким открывается в-се-бе-сущий дух, или логическая идея, состоит в превращении идеи в непосредственность внешнего и обособленного наличного бытия. Это превращение есть становление природы. И природа есть нечто положенное, но положенность
29
ее имеет форму непосредственности, бытия вне идеи. Эта форма противоречит внутреннему существу самое себя полагающей, из своих предпосылок самостоятельно себя порождающей идеи. Идея, или дремлющий в природе в-себе-сущий дух, снимает поэтому внешность, обособление и непосредственность природы, создает себе наличное бытие, соответствующее его внутреннему существу и всеобщности, и становится благодаря этому рефлектированным в себя, для-себя-сущим, самосознающим, пробужденным духом, или духом как таковым.
Тем самым дана вторая форма откровения духа. На этой ступени дух, более уже не излитый во внеположность природы, противопоставляет себя как нечто для-себя-сущее, самооткрывающееся бессознательной природе, одинаково и скрывающей его и раскрывающей. Он делает природу на этой ступени своим предметом, размышляет о ней, снова вбирает внешность природы в свое внутреннее, идеализирует природу и, таким образом, в своем предмете становится предметом для себя. Но эта первая стадия для-себя-бытия духа сама есть еще нечто непосредственное, абстрактное, не абсолютное; па этой стадии вне-себя-бытие духа еще не снято абсолютно. Просыпающийся дух еще не познает здесь своего единства со скрытым в природе в-себе-сущим духом, при этом он находится во внешнем отношении к природе, но проявляется как все во всем, но только как одна сторона отношения. Правда, в своем отношении к другому этот просыпающийся дух также рефлектирует в себя и тем самым есть самосознание, но он оставляет это единство сознания и самосознания еще настолько внешним, пустым, поверхностным, что самосознание и сознание все еще продолжают распадаться. Дух, несмотря на свое у-себя-бытие, в то же время оказывается не у-себя, а у другого, и его единство с в-себе-сущим духом, деятельным в другом, не становится еще единством для него. Дух полагает здесь природу как то, что является предметом рефлексии в нем самом, как свой мир; он отнимает у природы форму чего-то другого по отношению к себе; противостоящее ему другое он делает чем-то им положенным; но в то же время это другое остается чем-то от него независимым, непосредственно наличным, тем, что не положено духом, а только предположено им, чем-то таким, полагаемость чего предшествует рефлектирующему мышлению. Положенность природы духом с этой точки зрения еще не является абсолютной,
30
но чем-то только таким, что осуществляется в рефлектирущем
сознании; природа еще не понимается потому как то, что осуществляется лишь бесконечным духом, как его создание. Дух имеет здесь, следовательно, некоторый предел в природе и именно вследствие этого предела является конечным духом. И вот этот предел снимается абсолютным знанием, которое представляет собой третью, и высшую, форму откровения духа. На этой ступени исчезает дуализм самостоятельной природы, или, что то же, излившегося во внеположность духа, с одной стороны, и духа, только еще начинающего становиться духом для себя, но еще не постигающего своего единства с тем' первым духом, с другой стороны. Абсолютный дух постигает себя как такой, который сам же и полагает бытие, сам является своим другим, сам порождает природу и конечный дух, так что это другое теряет По сравнению с ним всякую видимость самостоятельности. Оно совершенно перестает быть для него пределом и является только средством, при помощи которого дух достигает абсолютного для-себя-бытия, абсолютного единства в-себе-бытия и своего для-себя-бытия, своего понятия я и своей действительности.
Высшее определение абсолютного состоит в том, что оно не только вообще есть дух, но что оно абсолютно себя открывающий, самосознающий, бесконечно творческий дух, который мы только что обозначили как третью форму откровения. Подобно тому как в науке мы продвигаемся от изображенных несовершенных форм откровения духа к его высшей форме, так точно и всемирная история открывает перед нами ряд концепций вечного, где только в качестве заключительного звена выступает понятие абсолютного духа. Восточные религии, не исключая иудейской, остаются еще при абстрактном понятия бога и духа; это делает даже и эпоха Просвещения, желающая признать только бога-отца; ибо бог-отец сам для себя есть нечто в себе замкнутое, абстрактное, следовательно, еще не духовное, еще не истинный бог. В греческой религии бог, во всяком случае, начал открывать себя определенным образом. Изображение греческих богов имело своим законом красоту, природу, поднятую на высоту духовного. Прекрасное не остается здесь абстрактно идеальным, но в своей идеальности оно в то же время совершенно определено, индивидуализовано. Однако греческие боги первоначально изображались только
31
при посредстве чувственного созерцания или также представления, но еще не были постигнуты мыслью. Но чувственный элемент может выражать тотальность духа только как внеположность, как круг индивидуальных духовных образов; охватывающее все эти образы единство остается поэтому совершенно неопределенной, чуждой силой, противостоящей богам. Только в христианской религии сама в себе различенная единая природа бога, тотальность божественного духа нашла свое откровение в форме единства. Это в самом способе представления данное содержание философия должна поднять до формы понятия, или абсолютного знания, что и составляет, как было сказано, высшее откровение упомянутого содержания.
Деление.
§ 385
Развитие духа состоит в том, что он существует:
I — в форме отношения к самому себе; что в его пределах идеальная тотальность идеи, т. е. то, что составляет его понятие, становится таковой для него, и его бытие состоит в том, чтобы быть у себя, т. е. быть свободным,— это субъективный дух;
II — в форме реальности, как подлежащий порождению духом и порожденный им мир, в котором свобода имеет место как наличная необходимость,— это объективный дух;
III — как в себе и для себя сущее и вечно себя порождающее единство объективности духа и его идеальности, или его понятия, дух в его абсолютной истине, — это абсолютный дух.
Прибавление. Дух есть всегда идея; но первоначально он есть только понятие идеи, или идея в ее неопределенности, в абстрактнейшей форме реальности, т. е. в форме бытия. В начале мы имеем только совершенно общее, неразвитое определение духа, а не то, что составляет его особенную природу. Это особенное мы получаем только тогда, когда мы от одного переходим к другому, ибо особенное содержит в себе одно и другое; но именно этого перехода мы вначале еще не сделали. Реальность духа сначала является, следовательно, еще совершенно всеобщей, приспособившейся: развитие этой реальности завершается поэтому лишь всей философией духа в це-
32
лом, Но еще совершенно абстрактная, непосредственная реальность есть природность, недуховность. В силу этого ребенок находится еще в плену у природы, имеет только естественные стремления, является духовным человеком еще не в действительности, а только в возможности, или только по своему понятию. Первая ступень реальности понятия духа, именно потому, что она является еще совершенно абстрактной, непосредственной, принадлежащей к природе (Naturlichkeit), должна быть обозначена как совершенно- несоответствующая духу, истинная реальность коего, напротив, должна быть определена как тотальность развитых моментов понятия, каковое и остается душой, [простым] единством этих моментов. К этому развитию своей реальности понятие духа продвигается с необходимостью; ибо форма непосредственности, неопределенности, каковую форму реальность понятия имеет первоначально, противоречит ему. То, что кажется непосредственно наличествующим в духе, не есть нечто подлинно непосредственное, но нечто в себе положенное, опосредствованное. Через это противоречие дух побуждается к тому, чтобы снять то непосредственное, то другое, каковым он сам себя предполагает. Через это снятие дух впервые приходит к самому себе, он выступает как дух. Нельзя поэтому начинать с духа, как такового, но приходится начинать только с некоторой несоответствующей ему реальности. Правда, дух уже с самого начала есть дух, но он не знает еще того, что он есть именно дух. I [е он с самого начала овладевает уже понятием о себе, по только мы, рассматривающие его, познаем его понятие. То, что дух приходит к тому, чтобы знать, что он сеть, это и составляет его реализацию. Дух существенно есть только то, что он знает о себе самом. Первоначально ни есть дух только в себе; его становление для себя составляет его осуществление. Но духом для себя он становится только через то, что он себя обособляет, определяет себя, или делает себя своим предположением, своим им, прежде всего относя себя к этому другому как к своей непосредственности, но в то же время и снимая его как другое. До тех пор, пока дух находится в отношении к самому себе как к некоему другому, он является только субъективным духом,— духом, берущим свое начало из природы, и первоначально только природным духом. Но вся деятельность субъективного духа сводится к тому, чтобы постигнуть себя в себе самом, раскрыть
33
себя как идеальность своей непосредственной реальности. Если этот субъективный дух поднял себя до для себя-бытия. тогда он уже более не субъективный, но объективный дух. В то время как субъективный дух вследствие своего отношения к некоему другому еще не свободен, или, что то же, свободен только в себе,— в духе объективном свобода, знание духа о себе самом как о свободном приобретает уже форму наличного бытия. Объективный дух есть личность (Person), и как таковая имеет в собственности реальность своей свободы. Ибо в собственности вещь становится тем, чем она есть, а именно, она полагается как что-то несамостоятельное и как то, что по существу имеет значение лишь как реальность свободной воли некоторой личности и тем самым неприкосновенна для всякой другой личности, Здесь мы видим субъективное, которое знает себя свободным, и вместе с тем видим внешнюю реальность этой свободы; дух приходит поэтому здесь к своему для-себя-бытию, объективность духа входит в свои права. Так дух выходит из формы простой субъективности. Полного осуществления этой свободы, еще несовершенной, еще только формальной в собственности, завершения реализации понятия объективного духа он достигает впервые только в государстве, в котором дух развивает свою свободу до уровня мира, положенного им самим, до нравственного мира. Однако дух должен перешагнуть и эту ступень. Недостаток этой объективности духа состоит в том, что она есть только положенная объективность. Мир должен быть снова отпущен духом па свободу; то, что положено духом, должно быть в то же время постигнуто и как непосредственно сущее. Это происходит на третьей ступени духа, на точке зрения абсолютного духа, т. е. на точке зрения искусства, религии и философии.
§ 386
Две первые части учения о духе объемлют конечный дух. Дух есть бесконечная идея; конечность же имеет здесь значение несоответствия понятия и реальности тому определению конечности, согласно которому она есть свечение видимости (Scheineri) внутри понятия о духе,— видимость, которую, взятую в себе, дух полагает себе как предел для того, чтобы через снятие его располагать для себя свободой и знать ее кок свою сущность, т. е. быть]
34
проявленным (manifestirt) безусловно. Различные ступени этой деятельности, задерживаться на которых как на видимости и пробегать которые составляет определение того духа, суть ступени его самоосвобождения: с их помощью абсолютная истина обнаруживает мир как нечто ею же предпосланное и порожденное, как положенное им духом, и находит освобождение от него, как с ним и в нем одного и того же в истине, в которой бесконечная форма очищает видимость до ее познания.
Примечание. Определение конечности фиксируется преимущественно рассудком по отношению к духу и к разуму. При этом удерживают точку зрения конечности как последнюю не только для дела рассудка, но и для целей морали и религии, и считают чрезмерным притязанием мышления и даже безумием стремление выйти за пределы указанной точки зрения. Но, конечно, самой плохой из добродетелей было бы такое смирение мышления, которое превращает конечное в безусловно прочное, абсолютное; равным образом самым неосновательным из всех познания было бы то, в котором останавливаются на чем-то таком, что не имеет в себе самом своего основания. Определение конечности давно уже нашло в надлежащем месте, в логике, свое освещение и разъяснение 10. Это определение по отношению к получившим затем дальнейшее определение, но все еще простым логическим формам конечности — как и вся остальная философия по отношению к конкретным формам конечности — указывает только на то, что конечное не есть, т. е. не есть поистине, а представляет собой только некоторый момент перехода и выхождения-за-пределы-самого-себя. Конечное предыдущих сфер есть диалектика, состоящая в том, чтобы это конечное уничтожалось посредством другого и в другом; дух же, понятие, и это в себе вечное, состоит как раз в том, Чтобы в себе самом осуществлять уничтожение ничтожного, приводить к тщете тщетное. Вышеупомянутое смирение есть удержание этого тщетного, конечного вопреки истинному, и потому само оно суетно. Эта суетность в развитии самого духа раскрывается как высшая степень его углубления в свою субъективность, как внутреннейшее противоречие и тем самым как поворотный пункт, как зло.
Прибавление. Субъективный и объективный дух еще конечны. Необходимо, однако, знать, какой смысл имеет конечность духа. Обыкновенно ее представляют как
35
абсолютный предел, как некое прочное качество, по удалении которого дух перестал бы быть духом, подобно тому, как сущность природных вещей связана с определенным качеством; например, золото не может быть отделено от своего удельного веса или то или иное животное не может быть без когтей, без резцов и т. п. Однако поистине конечность духа нельзя рассматривать как прочное определение, но ее надо познать как простой момент. Ибо дух, как уже раньше было сказано, по существу своему есть идея в форме идеальности, т. е. отрицаемости конечного. Конечное имеет, следовательно, в духе значение только снятого, а не сущего. Собственное качество духа есть поэтому скорее истинная бесконечность, т. е. та бесконечность, которая не односторонне противостоит конечному, но в себе самой содержит конечное как момент. Совершенно пустым выражением будет поэтому сказать: существуют конечные духи. Дух как дух не конечен, он содержит конечность в себе, но только как такую, которая подлежит снятию и уже снята. Подлинное определение конечности, более точное разъяснение которого не может быть здесь дано, должно иметь тот смысл, что конечное есть некоторая несоответствующая своему понятию реальность. Так, Солнце есть нечто конечное, потому что оно не может быть мыслимо без чего-то другого, так как к реальности его понятия относится не только оно само, но и вся солнечная система. Больше того, вся солнечная система есть нечто конечное, потому что каждое небесное тело в этой системе имеет в отношении к каждому другому ее телу видимость самостоятельности, и, следовательно, вся эта реальность в целом еще не соответствует своему понятию, еще не представляет собой той идеальности, которая составляет сущность понятия. Только реальность духа есть сама идеальность, только в духе, следовательно, осуществляется абсолютное единство понятия и реальности и тем самым истинная бесконечность. Уже тот факт, что мы нечто знаем о пределе, есть доказательство того, что мы находимся вне его, не ограничены им. Природные вещи именно потому и конечны, что их предел налицо не для них самих, а только для нас, сравнивающих их между собой. И самих себя мы делаем конечными именно тем, что мы нечто другое принимаем в наше сознание. Но как раз поскольку мы знаем об этом другом, мы уже выходим за этот предел. Только незнающий ограничен, ибо он не знает о своем пределе; тот же, например, кто знает о пре-
36
тот знает о нем не как о пределе своего знания, но чем-то опознанном, как о чем-то принадлежащем к манию; только неопознанное было бы пределом знаний, опознанный предел, напротив, не является пределом, поэтому иметь знание о своем пределе — значит знать неограниченность. Но если дух объявляется беспредельным, истинно бесконечным, то это еще не должно означать, что в духе совсем не может быть никакого пре-: скорее, напротив, наша задача — познать, что дух сен определить себя и, следовательно, сделать себя конечным, ограничить себя. Но рассудок не прав, когда I осматривает эту конечность духа как застывшую, а различие между пределом и бесконечностью как абсолютно прочное, и соответственно этому утверждает, будто дух является или ограниченным, или неограниченным. Конечность, правильно постигнутая, содержится, как сказано, и бесконечности, предел — в беспредельном. Дух является поэтому в такой же мере конечным, как и бесконечным, и он не есть ни только одно, ни только другое. Превращаясь в конечное, он остается бесконечным, ибо снимает конечность в себе. В нем нет ничего безусловно прочного, сущего, скорее все в нем есть нечто идеальное, нечто только являющееся. Так, бог именно потому, что он дух, должен определять себя, полагать конечность в себе (иначе он был бы только мертвой, пустой абстракцией); по так как реальность, которую он дает себе посредством своего самоопределения, есть вполне соответствующая ему реальность, то бог посредством нее не становится сам чем-то конечным. Предел, следовательно, не существует и боге и духе, но лишь полагается духом, чтобы быть снятым. Только на мгновение дух может казаться остающимся в конечности. Посредством своей идеальности он возвышается над этой конечностью, знает о пределе, что последний не есть безусловно прочный предел. Поэтому он за него выходит, от него освобождается; и это освобождение не есть — как полагает рассудок — вечно не завершенное, всегда являющееся только целью стремление и бесконечное; дух вырывается из этого прогресса в бесконечность, абсолютно освобождается от предела, от своего другого н таким образом приходит к абсолютному для-себя-бытию, делает себя подлинно бесконечным.
37
Достарыңызбен бөлісу: |