Гейнц Гудериан "Воспоминания солдата"

Значительно опаснее для предлагаемого мною перемещения главных усилий на восток было сопротивление Иодля. Иодль не хотел терять на западе инициативу, якобы перехваченную у противника. Он признавал, что наступление в Арденнах застопорилось, но зато думал, что благодаря этому наступлению противник потерял инициативу в оперативном отношении. Он думал наступлением на другом, на неизвестном и неожиданном для противника месте, достичь нового частичного успеха и надеялся таким путем парализовать противника на Западном фронте. С этой целью он начал новое наступление на северной границе Эльзас-Лотарингии. Германские войска должны были продвигаться по обе стороны Битш в южном направлении на Цаберн. Это наступление, начавшееся 1 января 1945 г. , вначале тоже имело успех, однако до цели - Цаберн, затем Страсбург - было еще очень далеко. Иодль, увлеченный своим замыслом, решительно запротестовал, когда я потребовал вывода войск из Арденн и с Верхнего Рейна. Он неоднократно повторял свой аргумент: "Мы не вправе отказываться от только что перехваченной у противника инициативы". Гитлер охотно поддерживал его, так как "на востоке мы можем еще жертвовать территорией, на западе же нет". Не помогали и мои доводы, что Рурская область уже парализована налетами бомбардировочной авиации западных держав, что транспорт выведен из строя из-за превосходства противника в воздухе, что это положение будет \527\ не улучшаться, а, наоборот, все больше ухудшаться, что, напротив, промышленность Верхней Силезии может еще работать на полную мощность, что центр тяжести германской военной промышленности переместился уже на восток страны, что если мы потеряем еще и Верхнюю Силезию, то проиграем войну через несколько недель.

Я получил во всем отказ и провел этот чрезвычайно серьезный и траурный рождественский сочельник в обстановке, совершенно не соответствующей торжественному христианскому празднику. Известие об окружении Будапешта, поступившее в этот вечер, не могло способствовать улучшению настроения. Когда я уходил с этого ужина, мне сказали, что Восточный фронт должен рассчитывать только на свои собственные силы. Когда я снова потребовал эвакуации Курляндии (Прибалтика) и отправки на Восточный фронт войск, прибывших из Норвегии, ранее находившихся в Финляндии, меня снова постигло разочарование. Прибывшие из Норвегии войска предназначались для ведения боевых действий в Вогезах; это были горные части, а поэтому особенно подходили для боев в горных условиях. Впрочем, район Вогезов между Битшем и Цаберном был мне хорошо знаком. Когда-то я там служил еще в чине лейтенанта. Как раз в Битше и стоял тот первый гарнизон, в котором я служил сначала в чине фенриха, а потом молодого лейтенанта. Одна горная дивизия не могла совершить там решительного переворота.

25 декабря, в первый день рождества, я выехал на поезде в Цоссен. Я находился в пути, когда Гитлер за моей спиной распорядился о переброске корпуса СС Гилле, в который входили две дивизии СС, из района севернее Варшавы, где он был сосредоточен в тылу фронта в качестве резерва группы армий Рейнгардта, к Будапешту для прорыва кольца окружения вокруг этого города. Рейнгардт и я были в отчаянии. Этот шаг Гитлера приводил к безответственному ослаблению и без \528\ того чересчур растянутого фронта. Все протесты оставались без внимания. Освобождение от блокады Будапешта было для Гитлера важнее, чем оборона Восточной Германии. Он начал приводить внешнеполитические причины, когда я попросил его отменить это злосчастное мероприятие, и выпроводил меня. Из резервов, собранных для отражения наступления русских (четырнадцать с половиной танковых и моторизованных дивизий), две дивизии были посланы на другой фронт. Оставалось всего двенадцать с половиной дивизий на фронте протяженностью в 1200 км.

Вернувшись в штаб, я еще раз вместе с Геленом проверил сведения о противнике и обсудил с ним и с Венком выход из положения, который еще казался возможным. Мы пришли к выводу, что только прекращение всех наступательных действий на западе и незамедлительное перенесение центра тяжести войны на восток могут создать небольшие перспективы приостановления наступления русских. Поэтому я решил еще раз накануне Нового года попросить Гитлера о принятии этого единственно возможного решения. Вторично мне пришлось ехать в Цигенберг. Я намеревался действовать, подготовившись еще тщательнее, чем в первый раз. Поэтому по прибытии в Цигенберг я разыскал прежде всего фельдмаршала фон Рундштедта и его начальника штаба генерала Вестфаля, рассказал им обоим об обстановке на Восточном фронте, о своих планах и попросил оказать мне помощь. Как фельдмаршал фон Рундштедт, так и его начальник штаба проявили, как и прежде, полное понимание всей важности "другого" фронта. Они дали мне номера трех дивизий Западного фронта и одной дивизии, находившейся в Италии, которые можно было бы быстро перебросить на восток, так как они стояли недалеко от железной дороги. Для этого требовалось только согласие фюрера. Со всей осторожностью об этом было сообщено дивизиям. Я уведомил об этом начальника отдела военных перевозок, приказав подготовить эшелоны. Затем я \529\ отправился с этими скромными данными на доклад к Гитлеру. У него произошла та же история, что и в памятный рождественский вечер. Иодль заявил, что он не имеет свободных сил, а теми силами, которыми располагает запад, ему нужно удерживать инициативу в своих руках. Но на этот раз я мог опровергнуть его данными командующего войсками на западе. Это произвело на него, видимо, неприятное впечатление. Когда я назвал Гитлеру номера свободных дивизий, он с явным раздражением спросил, от кого я узнал об этом, и замолчал, нахмурившись, когда я назвал ему командующего войсками его собственного фронта. На этот аргумент вот уже действительно нечего было возразить. Я получил четыре дивизии и ни одной больше. Эти четыре были, конечно, только началом, но пока они оставались единственными, которые верховное командование вооруженных сил и штаб оперативного руководства вооруженными силами вынуждены были отдать Восточному фронту. Но и эту жалкую помощь Гитлер направил в Венгрию!

Утром 1 января я снова отправился к Гитлеру, чтобы доложить ему, что корпус СС Гилле в составе 6-й армии Балка начнет в этот день вечером наступление на Будапешт. Гитлер возлагал на это наступление большие надежды. Я был скептически настроен, так как для подготовки наступления было очень мало времени, командование и войска не обладали тем порывом, какой у них был раньше. Несмотря на первоначальный успех, наступление провалилось.

Результаты поездки, в главную ставку фюрера были весьма и весьма незначительными. Начались новые размышления, новые сопоставления и проверка данных о противнике. Я решил поехать в Венгрию и лично переговорить с командующими, убедиться в наших перспективах и найти выход из создавшегося положения. В течение нескольких дней, с 5 по 8 января 1945 г. , я посетил генерала Велера, преемника Фриснера на должности командующего группой армий "Юг", \530\ генерала Балка и генерала СС Гилле и обсудил с ними вопросы продолжения операций в Венгрии. Я получил информацию о причинах неудачи наступления на Будапешт. По всей вероятности, это произошло потому, что первоначальный успех вечернего сражения 1 января не был использован ночью для совершения решительного прорыва. У нас не было больше офицеров и солдат 1940 г. , иначе мы, возможно, достигли бы успеха, позволяющего сохранить силы и приостановить на некоторое время наступление противника на дунайском фронте.

Из Венгрии я направился к Гарпе в Краков. Он и его способный начальник штаба генерал фон Ксиландер ясно и последовательно изложили свои мысли относительно обороны против русских. Гарпе предложил отдать противнику находившийся в наших руках берег Вислы непосредственно перед началом наступления русских, которое ожидалось 12 января, чтобы отступить примерно на 20 км и занять менее растянутые тыловые позиции. Это давало возможность снять с фронта несколько дивизий и создать таким образом резерв. Его взгляд был правилен и хорошо обоснован, но он имел мало перспектив на благосклонность со стороны Гитлера. Об этом я сказал Гарпе. Он же со своим прямым характером изъявил желание, чтобы его предложения. несмотря ни на что, были доложены фюреру, даже если это будет иметь для него неприятные последствия. Мероприятия группы армий по организации обороны были целесообразными и охватывали все, что позволяли наши средства.

Наконец, я связался по телефону с Рейнгардтом. Он, как и Гарпе, сделал аналогичное предложение и хотел отказаться от оборонительных, позиций на р. Нарев, чтобы отойти на не столь растянутые позиции вдоль восточнопрусской границы и создать тем самым возможность для сохранения нескольких дивизий в качестве резерва. И ему, к сожалению, я не мог обещать, что добьюсь согласия Гитлера на его предложение. \531\

И вот теперь, зная все нужды и запросы групп армий, я решил еще раз в это тяжелое время съездить к Гитлеру и попытаться сделать Восточный фронт главным фронтом, высвободить силы на Западном фронте и сообщить фюреру желание групп армий перенести фронты на тыловые рубежи, ибо нет вообще никакого другого выхода для своевременного создания резервов.

9 января 1945 г. я снова был в Цигенберге. Твердо решив не идти на уступки, я намеревался показать Гитлеру, какую он берет на себя в противном случае ответственность. Мой доклад состоялся при обычной аудитории. На этот раз присутствовал также мой бывший начальник штаба инспекции бронетанковых войск генерал Томале.

Гелен весьма тщательно подготовил данные о противнике, составил для наглядности несколько карт и схем, отображающих соотношение сил. Когда я показал Гитлеру эти разработки, он разразился гневом, назвал их "совершенно идиотскими" и потребовал, чтобы я немедленно отправил составителя этих схем в сумасшедший дом. Я закипел от ярости и заявил Гитлеру: "Разработки сделаны генералом Геленом, одним из способнейших офицеров генерального штаба. Я бы не показал их вам, если бы не считал их своими собственными разработками. Если вы требуете запереть генерала Гелена в сумасшедший дом, то отправьте и меня вместе с ним! " Требование Гитлера сменить генерала Гелена я решительно отклонил. И вот разразился ураган. Доклад не имел успеха. Предложения Гарпе и Рейнгардта были отклонены. Последовали ожидаемые ядовитые замечания в адрес генералов, которые де под термином "оперировать" всегда понимают только отход на следующие запасные позиции. Все это было в высшей степени нерадостно.

Все усилия создать крупные оперативные резервы на угрожаемых участках сильно растянутого Восточного фронта разбились о бестолковую позицию Гитлера и Иодля. В настроении верховного командования \532\ вооруженных сил господствовало необоснованное мнение о том, что наши точные данные о предстоящем крупном наступлении русских могут быть всего лишь крупным блефом. Там вообще охотно верили только в то, чего желали, и закрывали глаза на суровую действительность. Страусова политика и стратегия самоуспокоения и самообмана! Для утешения Гитлер сказал в заключение доклада: "Восточный фронт никогда не имел столь много резервов, как сегодня. Это ваша Заслуга. Я благодарю вас за это". Я возразил: "Восточный фронт - как карточный домик. Стоит прорвать фронт в одном единственном месте, рухнет весь фронт, ибо резерв в двенадцать с половиной дивизий для фронта такой громадной протяженности очень и очень мал! "

Резервы располагались: 17-я танковая дивизия у Пинчова (Пиньчув), 16-я танковая дивизия южнее Кельце, 20-я мотодивизия под Вирцоником и Островцом, 10-я мотодивизия (только боевые части) под Каменной, 19-я танковая дивизия у Радома, 25-я танковая дивизия у Могельница, 7-я танковая дивизия у Цихенау (Цеханув), мотодивизия "Великая Германия" у Хорцеле (Хожеле), 18-я мотодивизия восточное Иоганнесбурга (Пиш), 23-я пехотная дивизия (не в полной боевой готовности) у Николайкена (Миколайки), 10-я самокатно-егерская бригада у Зенсбурга (Зендзборк), части мотодивизии "Бранденбург" (вновь сформированной) южнее Дренгфурта; танковый корпус "Герман Геринг": 1-я танковая дивизия "Герман Геринг" западнее Гумбиннена (Гусев), 2-я мотодивизия "Герман Геринг" на фронте в Восточной Пруссии юго-восточнее Гумбиннена (Гусев), 5-я танковая дивизия под Бартенштейном (Бартошице), 24-я танковая дивизия в пути из Венгрии в Растенбург (Растемборк).

Сильно расстроенный оскорбительным указанием Гитлера, что "восток должен рассчитывать только на свои собственные силы и обходиться тем, что он имеет", я вернулся в свой штаб в Цоссен. Гитлер и Иодль \533\ знали совершенно точно, что Восточный фронт, если ожидаемое наступление станет фактом, не сможет обойтись тем, чем он располагает, и тогда даже немедленное решение о переброске резервов на восток в условиях превосходства противника в воздухе, а стало быть, медленного продвижения транспортов будет слишком запоздалым. В какой степени их происхождение (родом они были из провинций, далеко расположенных от Пруссии) способствовало тому, что они занимали такую бестолковую позицию, остается неясным, но что это оказывало какое-то влияние на их рассуждения, в этом я убедился во время своих последних докладов. Для нас, жителей Пруссии, речь шла о близкой родине, с таким напряжением созданной в боях и сражениях, о стране с вековой христианской, западной культурой, о земле с могилами наших предков, о Пруссии, которую мы любили. Мы знали, что при удачном наступлении с востока мы должны ее потерять. Больше всего мы боялись за ее жителей, боялись того, что произошло с населением Голдапа и Неммерсдорфа. Но и этих наших опасений не понимали, не прислушивались к предложениям фронта об эвакуации из угрожаемых областей гражданского населения, так как Гитлер видел в этом лишь выражение пораженчества, которое якобы одолевало генералов. Он боялся, что эти пораженческие настроения распространятся на общественность. В этом его поддерживали гаулейтеры, особенно гаулейтер Восточной Пруссии Кох. Этот последний питал какое-то подозрение к генералам. Районом боевых действий групп армий считалась узкая полоса шириной в 10 км, проходившая за линией фронта. Батареи тяжелых орудий находились уже на огневых позициях, расположенных на территории так называемых отечественных областей, подведомственных гаулейтерам, на территории, где не оборудуешь ни одной огневой позиции, не срубишь дерева без того, чтобы не вступить в конфликт с гражданскими властями (т. е. с партийными властями). \534\

 

Удар русских войск

12 января 1945 г. ударная группа войск русских начала хорошо подготовленное наступление с предмостного укрепления у Баранува. Уже 11 января были симптомы того, что скоро должно начаться наступление. Пленные дали показания, что в ночь на 11 января было приказано освободить помещения для прибывающих танкистов. В радиограмме сообщалось: "Все в порядке! Подкрепления прибыли!" С 17 декабря 1944 г. количество орудийных стволов на предмостном укреплении у Баранува увеличилось на 719, минометных стволов - на 268. В показаниях пленных о предмостном укреплении под Пулавами говорилось: "Предстоит наступление. В первом эшелоне - штрафные подразделения. Наступление поддерживают 40 танков. От 30 до 40 танков - в лесу в 2-3 км за передним краем. В ночь на 8 января произведено разминирование". Воздушная разведка донесла о подходе подкреплений на предмостные укрепления на Висле. Другие пленные сообщали, что на каждый километр фронта наступления предусмотрено 300 стволов, включая минометы, противотанковые орудия и многоствольные установки. С предмостного укрепления у Магнушева доложили, что противник ведет пристрелку с 60 новых огневых позиций.

Только в Венгрии, благодаря нашему новогоднему наступлению, и в Прибалтике можно было не ожидать в ближайшие дни крупного наступления противника. Но это была лишь небольшая передышка.

Итак, 12 января был нанесен нам первый удар под Баранувом. В бой были введены четырнадцать стрелковых дивизий, два отдельных танковых корпуса и другие \535\ части. Главные силы сосредоточенных в этом районе танков в первый день, видимо, не вводились в бой: их предполагалось использовать только тогда, когда после первоначального успеха наметятся выгодные направления для удара. Русские, хорошо оснащенные материальной частью, могли позволить себе такую тактику.

Прорыв удался, и противник глубоко вклинился в систему нашей обороны.

В этот день соединения русских, предназначенные для наступления, заполняли предмостные укрепления, расположенные далее на север по Висле у Пулавы и Магнушева.

Наблюдатели могли насчитать тысячи машин. И здесь противник уже непосредственно готовился к наступлению. Аналогичные приготовления были замечены в районе севернее Варшавы и в Восточной Пруссии. Там были уже проделаны минные проходы, к линии фронта подтянуты танки.

Группа армий "А" ввела в бой резервы для нанесения контрудара. Они были подтянуты ближе к линии фронта по личному приказу Гитлера, ближе, чем это было предусмотрено приказом генерал-полковника Гарпе. Последствием такого вмешательства явилось то, что резервы еще до начала контрнаступления были накрыты огнем во время артиллерийской подготовки русских и очень сильно потрепаны. Противнику удалось даже частично окружить эти танковые части. Теперь они отходили на запад, находясь в "блуждающем котле", точнее выражаясь, пробивались с боями назад, проявляя исключительную стойкость при выполнении этой тяжелой задачи, поддерживая тем самым немеркнущую славу германского солдата. Некоторым пехотным соединениям удалось примкнуть к этому движущемуся котлу, что, однако, не привело к уменьшению темпов продвижения. Но, несмотря на все трудности, эта задача была выполнена благодаря товарищеской взаимопомощи всех попавших в этот котел.

13 января противник успешно расширял участок \536\ прорыва западнее Баранува в направлении Кольце и далее на север. В бой вступили 3-я и 4-я гвардейские танковые армии русских. На этом участке фронта противник сосредоточил тридцать две стрелковые дивизии и восемь танковых корпусов. Это была самая сильная группировка сил и средств за время всей войны на минимально узком участке фронта.

Южнее Вислы, под Ясло, все данные также говорили о том, что и здесь противник скоро перейдет в наступление. У Пулавы и Магнушева русские закончили все приготовления и уже расчистили минные поля.

В Восточной Пруссии началось ожидаемое крупное наступление на участке Эбенроде, Лазденен. В бой были введены двенадцать-пятнадцать стрелковых дивизий и соответствующее количество бронетанковых соединений. И здесь противнику удалось вклиниться в нашу оборону.

В этот же день окончательно провалилось наступление Гитлера в Эльзасе.

14 января план русских стал ясен - пробиться в Верхнесилезский промышленный район. Этот план не был для нас неожиданным. Крупные силы противника продвигались из района Баранува в северо-западном и северном направлениях с целью поддержать соединения, находящиеся на предмостных укреплениях у Пулавы и Магнушева. Правда, германским частям удалось отразить первые удары русских с упомянутых предмостных укреплений, но общая обстановка не позволяла надеяться на возможность удержания этого участка фронта.

Русские готовились к наступлению в районах Роминтеновской пустоши и Голдапа, что говорило о расширении наступления в Восточной Пруссии.

15 января подтвердилось предположение, что противник намеревается нанести главный удар из района Кракова в направлении Ченстохов, Катовице. Крупные силы двигались также на Кельце. Можно было предполагать, что они оттуда будут наступать на Петроков, \537 - Схема 33\ \538\ Томащув, чтобы установить связь с войсками, наступавшими через Пулавы. Последние состояли, по всей вероятности, из двух общевойсковых и одной танковой армий. Удар с предмостного укрепления у Магнушева был, очевидно, направлен на Варшаву.

Южнее Кракова русские начали наступление у Ясло.

На фронте группы армий "Центр" противнику удалось осуществить глубокий прорыв в треугольнике, образованном реками Вислой и Зап. Бугом, а также по обе стороны Остенбурга (Пултуск). Это наступление шло в направлении на Насельск и в западном направлении на Цихенау (Цеханув), Пражниц. Обострялось положение и на предмостных укреплениях русских на Нареве и в Восточной Пруссии. ,

На фронте группы армий "Юго-восток" была замечена замена 37-й армии русских, стоявшей южнее Дуная, болгарскими войсками. Нужно было считаться с возможностью переброски этих русских сил перед фронтом группы армий и введения их в наступление на другом участке.

Само собой разумеется, Что с началом крупного наступления русских я доложил Гитлеру совершенно ясно по телефону и о серьезном положении на Восточном фронте. Я убедительно просил его прибыть в Берлин и этим хотя бы только внешне перенести центр тяжести наших боевых действий снова на восток. В первые дни он повторял одно и то же указание, которое дал еще 9 января: "Восток должен обходиться теми силами, которыми он располагает. Впрочем, теперь вы сами должны признать, что эшелоны с запада так или иначе опоздали бы".

Медленное прохождение донесений и приказов из Цоссена через Цигенберг мешало принятию быстрых, своевременных мер в то время, когда требовалась срочность. 15 января произошло первое вмешательство Гитлера в ход оборонительных боев на востоке; невзирая на мои возражения, он отдал приказ немедленно перебросить корпус "Великая Германия" из Восточной \539\ Пруссии в район Кельце, чтобы предотвратить прорыв в направлении на Познань. Необходимо упомянуть, что эшелоны с боевыми частями этого корпуса уже все равно не успели бы прибыть вовремя, чтобы остановить наступление русских, но были бы сняты с оборонительных рубежей в Восточной Пруссии в такое время, когда там назревал кризис русского наступления. Их вывод оттуда в настоящее время означал бы, что в Восточной Пруссии начнется такая же катастрофа, какая произошла на Висле. Эти боеспособные дивизии (речь идет о мотодивизии "Великая Германия" и о танковой дивизии "Герман Геринг" военно-воздушных сил, находившейся в подчинении танкового корпуса "Великая Германия", которым командовал опытный генерал фон Заукен) находились на железнодорожных станциях, в то время как шли бои, решающие исход войны. Когда я отказался выполнить этот приказ, Гитлер пришел в ярость. Он не согласился со мной, однако решил, наконец, переехать из гессенского лесного лагеря, - бросив свои баталии в Вогезах, поближе к решающему фронту, в Берлин. И вот теперь я мог говорить с ним с глазу на глаз о том, о чем давно следовало бы сказать, но невозможно было, ведя переговоры по телефону. Конечно, наша беседа отнюдь не была приятной. Это чувствовал и Гитлер, поэтому он как можно дольше стремился ее избежать.

Корпус Заукена должен был выгружаться в районе, находящемся под обстрелом артиллерии русских. После ожесточенных боев ему удалось соединиться с 24-м танковым корпусом генерала Неринга.

16 января Гитлер появился в Берлине, и в имперской канцелярии, уже частично разрушенной авиацией противника, он разместил свою главную ставку; в этот же день я делал доклад об обстановке.

Наконец, Гитлер принял решение перейти на Западном фронте к обороне и высвободившиеся силы перебросить на восток. Мне сообщили это, казалось, самое радостное, хотя и запоздалое решение, когда я \540\ вошел в приемную. Я составил план использования резервов, намереваясь перебросить их немедленно к Одеру, а если позволит время, то и через Одер, чтобы ослабить силу наступления противника, вклинившегося в нашу оборону, ударив по его флангам. Но когда я спросил Иодля, какой приказ отдал Гитлер, он ответил мне, что основные силы снятых с Западного фронта войск (6-я танковая армия) отправлены в Венгрию. Я вышел из себя и недвусмысленно выразил Иодлю свое возмущение. Последний только пожал плечами. Я так и не узнал, было ли это решение результатом его влияния на Гитлера. Во время последовавшего затем доклада Гитлеру я выдвинул свои контрпредложения. Гитлер отклонил их, заявив, что решение наступать в Венгрии объясняется стремлением отбросить русских снова за Дунай и снять блокаду с Будапешта. С этого дня ежедневно стало обсуждаться это злосчастное решение. Когда я опроверг выдвинутые Гитлером в обоснование своего решения причины военного характера, он ухватился за мысль, что венгерские нефтяные запасы и нефтеперегонные заводы имеют для нашей промышленности решающее значение, так как противник своими воздушными налетами уничтожил наши химические заводы: "Если у вас не будет горючего, ваши танки не будут двигаться, самолеты не будут летать. С этим-то вы должны согласиться. Но мои генералы ничего не понимают в военной экономике".