Канон герменевтического смыслового соответствия (смысловой адекватности понимания)
Итак, если верно, что только дух может заговорить с духом, то верно и то, что обрести доступ к говорящему духу и адекватно понять его способен только дух равного уровня и конгениальной предрасположенности. Актуальной заинтересованности в понимании, при всей возможной ее жизненности, недостаточно для достижения требуемой коммуникации: для этого необходима еще и та открытость духа, что позволяет интерпретатору занять благоприятную для восприятия (Entdeckung) и понимания позицию119. Здесь речь идет об осознанной как в этическом, так и в теоретическом аспекте позиции, которую негативно можно обозначить как бескорыстие и смиренное самоотстранение, — например, это честное и решительное преодоление собственных предрассудков и воззрений, могущих повредить непредвзятому пониманию120; позитивно же ее можно охарактеризовать как широту взгляда и полноту кругозора — способность, благодаря которой в отношении к интерпретируемому предмету вырабатывается конгениальная установка, предполагающая чувство тесного родства с ним121.
Выдвинутое здесь требование фиксируется в четвертом герменевтическом каноне, который связан с приведенным выше третьим и, как и третий, относится к субъекту истолкования. Я предлагаю назвать его каноном смысловой адекватности понимания, или каноном герменевтического смыслового соответствия (или согласования). Согласно этому канону, интерпретатор должен стремиться привести собственную жизненную актуальность к глубочайшему внутреннему согласованию с побуждением, исходящим от объекта, так чтобы они, будучи настроены друг на друга (будучи, стало быть, в согласии), зазвучали в унисон.
Эта установка на смысловое соответствие особенно отчетливо проявляется в области исторического истолкования, где она прежде всего побуждает исследователя к осмыслению его позиции122. Ведь здесь индивидуальность, фактически выраженная в исторической личности, должна отозваться в личности исследователя, коль скоро тот призван к ее повторному познанию123. Если личность заявляет о себе в некоем единстве, а именно в том, каким образом и в какой степени данные представления объединены в одном сознании124, то именно конгениальное сродство с синтезом такого типа и такой степени является одним из условий, дающих историку возможность внутреннего воспроизведения этой личности.
Сам по себе канон согласованного понимания, о котором мы говорим, является универсальным, он значим для истолкования любого типа125. Но если мы обратим взгляд прежде всего на историческое истолкование, то обнаружим два его возможных направления: во-первых, это истолкование источников исторической традиции или остатков прошлого; затем истолкование деяний, которые историк опрашивает, в зависимости от стоящей перед ним проблемы126, на предмет индивидуальной или социальной жизни. Но здесь, по нашему мнению, следует различать, предпринимается ли исследование исторического материала и оценка исследуемой исторически данной жизни исключительно только на пути психологических и практических, этических или политических категорий — как это имеет место в случае биографии, политической истории и истории нравов и нравственности (этоса), — или же данные жизненные формы имеют характер произведения, (Werkcharakter) в силу чего историческое исследование и оценка требуют рассмотрения проблематики более высокого уровня.
Характер произведения, присущий жизненным формам, вводит проблематику более высокого уровня
Это обстоятельство становится зримым, когда исторический структурный анализ затрагивает такие предметы, как произведения искусства в их различных формах, произведения изящной словесности разных жанров и видов, различные отрасли науки, правовые установления, системы хозяйства, формы социальной и религиозной организации общества и общины. Так вот, всякий раз, как эти культурные ценности, создаваемые людьми в их общественной жизни, становятся предметом исторического структурного анализа, процесс истолкования того или иного фрагмента исторической жизни, т.е., собственно, жизни культуры, обусловливает более высокую и ограниченную проблематику; эта проблематика по-разному оформляется в истории искусства, языка, литературы, науки, права, социальных, экономических и религиозных структур, но благодаря ей истолкование, поскольку оно обращено к характеру произведения, во всех этих областях приобретает специфическую общую черту, строго отличающую его от общего исторического истолкования.
Истолкование этого типа имеет предметом смыслосодержащие формы, которые, как было сказано, несут выраженный характер произведения и которые следует рассматривать в их принадлежности к истории культуры и духа в ее многообразных формах. И если нам удастся определить этот общий тип истолкования, то мы вернемся, я думаю, к различению, которое впервые в герменевтической теории наметил и детально исследовал великий Шлейермахер127, но которое затем, насколько я знаю, оказалось в забвении. В области психологического истолкования в широком смысле Шлейермахер проводит различие между психологической задачей в узком смысле и задачей технической. Правда, применительно к герменевтическому рассмотрению он использовал слово “технический” в узком значении: в смысле техники выражения, присущей произведению изящной словесности, — техники, которая направляет размышление (медитацию) [автора] и строение (композицию) литературного произведения, — стало быть, не в широком смысле семантической или изобразительной техники, как она присуща всякому смыслосодержащему образованию, даже если оно не является писанным словом. Между тем ясно, что в области истолкования технический, т.е. морфологический момент играет более важную роль, нежели техника в этой узкой трактовке, и требует гораздо более широкого применения. Действительно, уяснив, что всякий акт понимания проходит путь обращения (инверсии) акта речи и мысли, коль скоро задача состоит в том, чтобы ретроспективно (rückschauend) воспроизвести и осознать лежащий в основе речи ход мысли, мы убедимся в том, что такого рода инверсия позволяет зафиксировать общий принцип смыслового соответствия между процессом творения того или иного произведения духа и процессом его истолкования. И здесь становится ясно, сколь глубокая истина заключена в словах Дж. Б. Вико128, сказавшего, “что весь этот мир культуры, конечно, создан руками и духом человека, поэтому его принципы и закономерности можно вновь отыскать в способах существования духа этого самого человека, да именно там их и должно искать129”. В самом деле, сложные типические формообразования, которые изобретает и формирует человеческая культура в ходе ее исторического развития в различных культурных системах и сферах жизни — в искусстве, языке, литературе, науке, праве, в хозяйственных и социальных системах, — все они имеют свой собственных логос, свой собственный закон формирования и развития, который в то же время есть и закон структурного и смыслового контекста. Но в свете этой закономерности становится возможным и истолкование, нацеленное на то, чтобы понять смысл этих формообразований культуры в аспекте связанных с ними композиционных проблем (Aufbauprobleme), опираясь как на типические, так и на индивидуальные, но в обоих случаях исторически обусловленные факторы130.
Достарыңызбен бөлісу: |