Глоссарий Анракайское сражение- декабрь 1729- январь 1730гг сражение в серии казахско- джунгарских войн Аульная община



бет16/19
Дата15.06.2016
өлшемі1.76 Mb.
#137237
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   19

Казахский язык

Современный казахский язык, являющийся государственным языком Республики Казахстан, сложился на рубеже ХVVI вв. в процессе кон­солидации ряда близкородственных родоплеменных объединений и обра­зования на их основе в ХIVV вв. казахского народа и его государствен­ности.

По существующей классификации современный казахский язык, образуя вместе с ногайским одну подгруппу, относится к кыпчакской группе тюр­кских языков западной ее ветви и находится в самых близких родственных отношениях с каракалпакским, киргизским, татарским, крымскотатарским, башкирским, карачаево-балкарским и др. языками этой группы.

История формирования казахского языка своими корнями уходит в да­лекое прошлое. Если проследить непрерывно развивающийся процесс ста­новления казахского этноса в преемственной связи с историей составляю­щих его основу этнических компонентов древних усуней, канглы, адаев, дулатов, найманов, кыпчаков и др. родоплеменных объединений, то он об­разует три периода - древний, средневековый и новый, которые в силу раз­личных исторических обстоятельств и др. факторов в свою очередь распада­ются на этапы, характеризующие различное состояние языка казахского эт­носа. С этой точки зрения древний период истории языка казахского этноса охватывает время с II в. до н. э. по V в. н. э. Родоплеменные объединения усуней, канглы явились преемниками сакского этнокультурного наследия, имели свою государственность и находились в тесных политических контак­тах и этнических связях с хуннами (гуннами), юечжами, аланами, древними китайцами и с другими сопредельными и отдаленными этносами. Состояние праказахского языка на этом этапе истории почти не изучено вследствие край­ней ограниченности фактологического материала, равно как и недостаточ­ного совершенства методики исследования.

Второй этап истории становления языка казахского этноса падает на раннесредневековый период (с VI по IX вв.) и связан с эпохой образования и расцвета Тюркских каганатов и создания орхонских, енисейских и таласских рунических памятников. Если о первом этапе истории, из-за отсут­ствия засвидетельствованных письменных источников, можно было гово­рить априори, то о втором этапе этого периода истории изучаемого языка можно говорить уже более конкретно, сопоставляя его данные с фактами дошедших до нас и хорошо изученных, опубликованных памятников древнетюркской письменности. В составе общего для всех тюркских племен древнетюркского языка VI- IХ вв. не только рунических памятников, но и других исторически засвидетельственных источников на территории За­падно-Тюркского каганата отмечается также «джекание», как важный эле­мент кыпчакской группы тюркских языков.

В истории казахского языка, как и многих других тюркских языков, ис­ключительно важное значение имел период развитого и позднего средне­вековья (Х-ХУН вв.). Этот этап характеризуется сложностью и многообра­зием исторических событий, наложивших отпечаток на этнолингвистичес­кую ситуацию на всем евразиатском пространстве, в котором компактно и вразброс (дисперсно) проживало множество тюркских племен, племенных союзов, народов и народностей, ведущих кочевой, полукочевой или осед­лый образ жизни и имевших подчас неодинаковый уровень социально-поли­тического развития.

С точки зрения истории казахского языка и его носителей вышеуказанный период сложился из двух довольно своеобразных этапов развития: с X по первую половину XV вв. и со второй половины XV и до начала XVIII вв. Если рассматривать первый этап средневекового периода истории казахского язы­ка с точки зрения его состояния и развития, то он прежде всего характеризу­ется процессом интеграции разрозненных этнических групп в сфере общекыпчакской языковой общности с последующим образованием на искон­но географическом пространстве их обитания самостоятельного общена­родного казахского языка. Второй же этап средневековья завершается сло­жением единого и монолитного казахского языка в его устной и письмен­ной разновидностях. Такое состояние языка достигается не только кон­солидацией прежде разбросанных, дисперсных родоплеменных групп, но и внутренней интеграцией и сближением, стиранием межплеменных диа­лектных различий уже в рамках кыпчакской языковой общности, сложив­шейся на огромной территории Средней Азии и Казахстана.

Весьма значима особенность каждого из этих периодов и их роль в истори­ческом и геополитическом процессах формирования и развития казахского языка.

Говоря о раннесредневековом периоде истории казахского языка, следу­ет отметить, что языки известных нам племен и племенных объединений, во­шедших затем в этническую структуру казахского народа, имели немало схо­жих черт с общетюркским литературным языком как в устной, так и в пись­менной формах функционирования в УНХ вв. Древнетюркское койне пред­ставляло собой синтез живых языков и диалектов множества тюркских пле­мен, живших в тот период на огромных просторах Центральной Азии, в том числе и Казахстана. Это был живой и богатый язык, в котором изоби­ловали народные эпитеты, образные формулы и модели художественных средств, содержащих в себе народные назидания, восхищения, олицетво­рения, прощания, оплакивания, живые диалоги и монологические пове­ствования о жизни и героических подвигах таких выдающихся государ­ственных деятелей и военачальников, как Тоньюкук (716 г.), Культегин (732 г.), Бильге-каган (735 г.) и многих др. Так что многие образцы казахс­ких эпических произведений и устно-поэтического творчества по образ­ности языка и моделей художественного повествования являются преем­ственно связанными с традициями древнетюркского языка.

С падением Тюркского каганата и расширением сферы политического и культурного влияния мусульманского мира в Средней Азии и Казахстане происходят значительные перемены, которые оказали заметное влияние на языковую ситуацию в этих регионах. Образование новых культурных центров и государственных структур, а также распространение ислама и связанное с ним широкое распространение арабской письменности состав­ляют важнейшие атрибуты той эпохи.

К наиболее значимым историческим событиям, имевшим прямое отно­шение к народам Средней Азии и Казахстана, можно отнести завоевание и правление Караханидов тюрками-мусульманами государства Саманидов, распространивших в IX в. свое политическое влияние на ряд городов в Юж­ном Казахстане. Проникновение и распространение мусульманской ре­лигии в среде кочевой аристократии внесли определенные изменения преж­де всего в ее духовную жизнь, в вековые обычаи и традиции. С переходом на арабскую письменность, начиная с VIII в., постепенно отходят на зад­ний план устные и письменные традиции древнетюркского литературного языка.

В рамках созданного в X в. могучего государства Караханидов, делопроиз­водство велось на общетюркском языке, но на основе арабской письменнос­ти. Функционировавший в государственном масштабе тюркский язык пред­ставлял собой синтез всех живых языков и диалектов родоплеменных объе­динений, вошедших во владения этой державы. Этот язык стал постепенно отходить от традиции и канонов не только навязанного Саманидами арабско­го языка, но и древнетюркского литературного языка, хотя в отдельных ре­гионах и культурных центрах тюркского мира (например, в канцеляриях Золотой Орды и т. д.) продолжали функционировать древнетюркские пись­менные традиции.

Говоря о средневековом периоде истории тюркских языков, следует ска­зать и о других крупных исторических событиях, явившихся причиной серь­езных сдвигов, как в государственной и этнической структуре, так и в языке и общественно-культурном укладе жизни многих кочевых народов. К таким событиям, например, относится и завоевание Чингиз-ханом и его потомками (с начала XIII в.) Средней Азии и Казахстана. Это событие, помимо прочего, сыграло определенную роль в обшей консолидации прежде разрозненных этнических групп и локальных объединений тюркских родов и племен в рам­ках кыпчакской языковой общности, в которой они подвергались диффе­ренциации и интеграции по общим признакам. И это совпало с периодом рас­пада Золотой Орды, Джучиева и Чагатайского улусов, что привело к образо­ванию ряда самостоятельных языков, в том числе и казахского. Поэтому следует особо остановиться на характеристике кыпчакской языковой об­щности (или союза), как факторе, сыгравшем на протяжении всего ранне­го и позднего средневековья (Х-ХVII вв.) исключительно важную роль в выработке общих типологических черт десятка близкородственных тюрк­ских языков и наречий, образовавшем в конечном счете «кыпчакскую груп­пу», которая в силу своей структурной компактности большого количе­ства носителей и широкого распространения на всей территории Евразии, заняла доминирующее положение среди других языковых групп.

Действительно, судьба распорядилась так, что среди множества родоп­леменных языков и наречий, генетически восходящих к общему истоку, но приобретших уже немало собственных структурных черт, кыпчакский компонент к ХIV-ХV вв. стал подавляющим, и кыпчакская группа языков в средние века широко функционировала как в Средней Азии и Казахста­не, так и в Поволжье и Закавказье, как в Венгрии, так и Мамлюкском Египте и Сирии. Все это в дальнейшем привело к дифференциальной интеграции и формированию региональных и локальных языков. И это обычно происхо­дило вокруг крупных культурно-административных центров. Уже тогда мож­но было говорить не только о языке тюрков Дешт-и Кыпчака вообще но и о языке кыпчаков Мамлюков, о языке кыпчаков Поволжья, Средней Азии и Казахстана, в частности. Именно эта тенденция в историческом процессе раз­вития языков и привела к образованию ряда самостоятельных языков кып­чакской группы: казахского, ногайского, татарского и др.

Таким образом, кыпчакская языковая общность (Х-ХV вв.) как бы иг­рая роль аккумулирующей и интегрирующей среды, смогла объединить вок­руг себя множество близкородственных языков и наречий и выйти при этом из сложившейся тогда языковой ситуации, сформировав типологически компактную, структурно цельную, лексически богатую по своей природе самобытную группу тюркских языков.

Именно в этом историческом контексте и следует рассматривать этногенетический и этнолингвистический процессы сложения казахского на­рода и его языка. С этим процессом связано этническое самосознание: цельность этнического понятия «казах» (казак), общность его психологии, материальной и духовной ценностей, территории и т. д. Эти процессы по времени совпали с образованием государственности на казахской земле.

Средневековый период истории казахского народа, как и других наро­дов Средней Азии и Казахстана, примечателен еще и тем, что в этот период общественная жизнь этих народов была насыщена культурными события­ми, являющимися как бы самовыражением их духовных, материальных ценностей, что, естественно, имело огромное влияние на языковую ситуа­цию, на судьбу конкретного языка.

В этой связи нельзя не отметить создание целого ряда художественных, эпистолярных, филологических, исторических, религиозных, географичес­ких, агиографических и др. произведений на разных (общих, региональных, конкретных) кыпчакских и смешанных кыпчакско-огузских языках. Анализ языка этих письменных памятников дает возможность ученым определить между ними вертикально-горизонтальные связи, типологические сходства и расхождения и другие особенности, что весьма важно для определения как общих (для своей кыпчакской группы), так и частных (для конкретных язы­ков) признаков.



Известно, что в обширном владении Золотой Орды, простиравшемся от Дешт-и Кыпчака до пределов Мамлюкского Египта и Сирии в ХIII-XIV вв , функционировал общий кыпчакский язык, имевший в раз­ных регионах свои локальные разновидности, отличавшийся диалектной пес­тротой. Это объясняется, во-первых, местной тенденцией разных культур­но-административных центров, обособленных естественно-географически­ми условиями, во-вторых, тенденцией образования собственно кыпчакского литературного языка, с одной стороны, и сохранения в этом процессе мест­ных особенностей каждого из кыпчакских языков, составивших в совокуп­ности основу этого литературного языка, с друг ой. Как бы то ни было, ос­новным ядром формирования этого средневекового обшекыпчакского лите­ратурного языка в географическом представлении был Дешт-и Кыпчак, а в языковом отношении собственно кыпчакско-куманский диалект, который выступал в тот период как бы доминирующим компонентом всей кыпчакской группы тюркских языков65. Что же касается казахского языка, то он с этим компонентом имел прямую этногенетическую и этноязыковую связь че­рез посредство кыпчакского родоплеменного объединения, вошедшего в состав казахского народа, хотя геополитическая среда, в которой оконча­тельно сформировался казахский язык (в XV в.), оказалась фактором ре­шающим.

Учеными выявлен и изучен круг письменных памятников средневековья, имеющих прямое или косвенное отношение к истории казахского языка. Среди этих трудов наибольший интерес представляют' следующие филологические сочинения:

  1. Это старокыпчакский письменный памятник XIII в. (1245 г.) «Тюркско-арабский словарь» (Китаб маджму тарджуман турки ва аджами ва ма- гули ва фарси). По мнению ученых, это сочинение «по своим языковым показателям является значительным памятником для исследования исто­рии казахского языка в эпоху средневековья».

  2. Известный всему миру памятник кыпчакского языка (конец XIII— начало XIV вв.) — «Кодекс куманикус». Язык этого сочинения представ­ляет собой собственно кыпчакско-куманский диалект, претендовавший в свое время на базисную основу сложившегося кыпчакского литературно­го языка в период Золотой Орды.

  3. Дошедший до нас пока еще в списках словарь языка канглы «Таби аль-лугат ат-туркия ала-лисан аль-кангли» (начало XIV в.). Как сообщает известный турецкий ученый-языковед проф. М. Ф. Копрюлю, автором этого лексикографического сочинения в списке числится ученый-филолог Му­хаммед ибн Кайс (полное имя Шамс-аддин Мухаммед ибн Кайс ар-Рази) из огузов, живший при господстве Хорезмшаха. Он же является автором грамматического сочинения какого-то тюркского языка под названием «Большая книга». Надо сказать, что язык племени канглы, как и языки других казахских племен кыпчак, кимак, керей, найман и др., как уже от­мечалось выше, до образования общенародного казахского языка сохра­няли свою автономность, одновременно приобретая общие с кыпчакским литературным языком признаки.

  4. Определенный интерес представляет арабо-кыпчакский словарь Джа- мал ад-дина ат-Турки «Булгат аль-муштак фи лугат ат-турк ва аль-кыпчак» (первая половина XV в.). В массе тюркоязычных сочинений данный сло­варь представляет непосредственно кыпчакскую лексику.

Имеющиеся в научном обиходе старокыпчакские письменные памятники средневековых (разных но национальности: турков, арабов, иранцев и др. и выходцев из разных регионов: Дешт-и Кыпчака. Египта, Средней Азии, Ка­захстана. Ирака, Малой Азии и т. д.) авторов в одном случае посвящались изучению лексико-грамматического строя или обучению этому языку, а в другом — созданию художественных произведений разных жанров и описа­нию морально-этических норм, эстетических представлений, а также толко­ванию канонов шариата и т. д. К примеру, сочинение Абу Хайяна «Китаб аль-идрак ли-лисан аль-атрак», написанное в 1313 г., является практическим подобием по изучению кыпчакских языков средневековья. Из сочинений араб­ских филологов в Египте (XV в.), посвященных изучению кыпчакских, огузс- кпх и др. языков, можно назвать грамматический трактат «Аль-Каванин аль- куллия ли дабт аль-лугат ат-туркия», а также филологический труд «Китаб ат- тухфат аз- закия фи-ль-лугат ат-туркия» и др.

Обращают на себе внимание не только географическая локализация этих сочинений и указание на язык изучаемого произведения, но и наличие све­дений об авторах, составителях и переводчику и также о городах и местах их проживания. Среди них немало авторов из Средней Азии и Казахстана, из городов - Фараб, Сыгнак, Сауран, Ясы, Барчинкент и др. Так, извест­ный для своего времени ученый (XIII в.) Хамиди аль-Асими Барчинлигбыл выходцем из гор. Барчинкент, что находится на нижней Сырдарье. Другой ученый, его современник. Хусам-ад-дин из этих же краев, свои произведе­ния писал на трех языках — на красноречивом арабским (фасих), на остро­умном персидском (малих) и на правдивом тюркском (т. е. кыпчакском — А. К.) (сахих). Целая плеяда ученых из Фараба (Отрара) творили свои про­изведения в самых различных направлениях науки.

Имеется целая серия литературных произведений авторов из Дешт-и Кыпчака и после золотордынского периода, а также таких культурных цен­тров, как Поволжье, Хорезм, Крым и т. д. Например: «Гулистан би-т-тур- ки» Сейфа Сараи (XV в.),поэтическое сочинение Кутба «Хусрау и Ширин». Стихотворное сочинение «Мухаббат-наме» Хорезми, выходца из Восточной части улуса Джучй". Как считают ученые, язык «Мухаббат-наме» и «Гулистан» является смешанным огузо-кыпчакским. Сюда же относятся из памятников на мамлюкско-кыпчакском языке - «Китаб Мукаддима» Абиль-Лайт ас-Самарканди, который ныне хранится в Стамбуле (Рук. № 1451 Айя София) и в свое время имел широкое распростронение не только в госу­дарстве Мамлюк, но и за его пределами. Одно из самых древних поэтических произведений — поэма «Кисса-и Юсуф» Кул Галия (1183-1236) - рассказ из Корана о делах пророка Я куба и его сына — праведного Юсуфа, ставшего жертвой своих братьев-завистников. Это была самая популярная поэма ре­лигиозного содержания на кыпчакском языке, переиздававшаяся более 70 раз только после 1839 г.

Перечень письменных памятников позволяет в достаточной степени со­ставить представление о том, в каких сложных ситуациях и условиях склады­вался казахский язык, сохранив при этом только присущий ему собственный облик.

В этой связи, в каких бы сложных исторических условиях и этнолингвис­тических ситуациях ни сложился казахский язык, особо важное значение в этом акте имеют три фактора, на которых базируется весь процесс его становления и развития. Это:

а)собственная природа родоплеменных языков, составивших его ос­нову;

б) признание фактора преемственности его с древнетюркскими языками;

в) факторы влияния окружающей его языковой и этнокультурной среды.

Остановимся на характеристике каждого из этих факторов.



  1. Родоплеменные языки, на базе которых сложился казахский язык в силу известных исторических условий, являются основой основ, и она не конгломератна и не гомогенна. Иначе говоря, казахский язык, в отличие от некоторых тюркских языков и диалектов (напр., узбекского, туркменс­кого и др.), опирается на близкие между собой, тюркские по происхожде­нию, родоплеменные языки и этим, пожалуй, объясняется одна из причин относительно быстрого его сложения и структурной монолитности. Этногенетическая гомогенность структуры этого языки объясняется также тем, что родоплеменная основа этноса, во всяком случае, на обозреваемом истори­ческом пространстве между X и XV веками на территории Средней Азии и Казахстана не подвергалась смешению и ассимиляции и не включала в свой состав иноэтнических (нетюркских) компонентов. Оставаясь относительно «чистыми», родоплеменные языки в рамках кыпчакской языковой общности продолжали развивать общие для нее «кыпчакские черты». Именно этими обстоятельствами следует объяснить значительное сходство казахского язы­ка со многими кыпчакскими языками и диалектами, наличием немало общих и идентичных структурных (фонетических, лексических и грамматических) черт.

  2. Структурная преемственность казахского языка с древними языками до IX—X вв. объясняется рядом факторов: во-первых, мобильностью обра­за жизни кочевых племен древности, обуславливающей интенсивностью их общений и тесных контактов, во-вторых, языковой, духовной, религи­озной, этнокультурной их близостью; в-третьих, общностью устно-поэтических традиций и художественно-изобразительных средств языка, что пе­редавались из поколения в поколение народными сказателями — жырау (в др. тюрк. — «жырагу»).Мотивы художественных повествований, приемы словесной характеристики образов и деяний их персонажей в самых кра­сочных выражениях, которыми изобилуют казахские эпические, народно­поэтические произведения, — все это перёкликается с языковыми приемами дошедших до нас древних памятников, в том числе и орхонских, енисейских и таласских надписей на каменных стеллах. Надо оговориться, что речь идет здесь в основном о языковой, художественно-литературной традиции, а не о конкретных словах и выражениях, которые за этот исторический период, естественно, подвергались серьезным структурным изменениям. Тем не ме­нее, и в этой области можно обнаружить немало корневых лексических еди­ниц и славообразовательных моделей, схожих и идентичных с таковыми в казахском языке.

  3. Исторические события, этнокультурная среда и языковое окружение — все это, взятое в целом, было одним из главных факторов в становлении кон­кретного языка, в его функционировании и поступательном развитии на всем протяжении его истории. Но в структуре его формирования наиболее важ­ную роль имеют все же языковое окружение и контакты с другими языками. В этом отношении казахский язык — не исключение, ибо в мире нет ни одного «чистого» языка (без примеси иноязыковых элементов).

Этноязыковое окружение, в котором пребывал казахский язык в самые различные исторические периоды — в древности, средневековье и на совре­менном этапе, - оказывало на его структуру (особенно на лексический со­став, фонетическую систему и морфологический строй) определенное влия­ние. Причем, результаты этого влияния зависят от степени влияющих (или взаимовлияющих) факторов, к которым относятся: типологическая разно­видность контактирующих языков, длительность и интенсивность процесса контактирования, количественное соотношение и социально - политичес­кое положение их носителей, наличие или отсутствие их государственнос­ти и др. Исходя из этих объективных факторов и условий языковых кон­тактов, можно определить и состояние казахского языка в разные периоды его истории.

Во-первых, современный казахский язык, если считать его как конечный результат длительного исторического процесса сложения различных родоплеменных языков в одно целое, то на этом пути он постоянно — и в древний, и в средневековый, и в современный периоды своей истории контактиро­вал с другими языками или находился в их окружении, что. естественно, не прошло бесследно.

Во-вторых, круг контактировавших с казахским языком можно разбить на две группы: родственные, т. е. языки тюркского происхождения, и нерод­ственные, т. е. языки нетюркского происхождения, куда можно отнести, например, китайский, иранские, арабский, монгольские, тунгусо-маньчжурские, славянские и другие языки.

При этом следует отметить, что характер и результаты контактирования казахского языка с родственными (тюркскими) и неродственными (разно- структурными) языками далеко неодинаковы. Контакты с близкородствен­ными языками в рамках кыпчакской языковой общности обычно приводили к взаимопроникновению их структурных элементов и выработке общих ти­пологических черт. Контакты же родственных, но не кыпчакских языков, как правило, приводят также к их взаимодействию и взаимовлиянию, но с последующим внесением собственного элемента. На этом основании прихо­дится говорить о влиянии и привнесенных в казахский язык элементах карлукских, огузских, сельджукских и других языков.

Говоря о возможных влияниях на казахский язык в далеком историчес­ком прошлом через посредство исконных казахских племен канглы, уйсун и др., мы часто ссылаемся на их реальные контакты с древними хуннами (гуннами), саками. Однако, наука пока еще не располагает данными об их языковой принадлежности, и усматривать в этих контактах преемствен­ность развития казахского языка пока преждевременно.

Контакты казахского языка с нетюркскими языками, происходившие в разные эпохи, оставили заметный след в структуре казахского языка. Здесь можно априори говорить и о контактах с китайским языком в древний и сред­невековый периоды истории казахского языка, о чем свидетельствуют не толь­ко китайские летописи и ханские хроники, но и элементы китайского языка, бытующие в казахском и других тюркских языках.



Приходится особо отметить и о значительном влиянии на лексическую структуру казахского языка иранских (персидского, частично таджикского) и арабского языков. Это в основном произошло в период правления Саманидов в Казахстане (VIII—IX вв.), что, кстати, сыграло исключительно важную роль в дальнейших судьбах многих тюркских народов, занимавших ог­ромную территорию от Каин арии до Сырдарьи"'. В связи с арабским завоеванием (УШ-Х вв.) в регионах между Сырдарьей и Или получило широкое распространение исламская религия. В этот период арабский язык, а в ряде культурных центрах — и персидский, стал языком не только религии, но и государственного делопроизводства, вытеснив исконный древнетюркский ли­тературный язык и принизив роль языка устнопоэтического творчества на­рода.

Влияние арабского и персидского языков было настолько, что оно вне­сло (в разной степени) серьезные изменения в лексическую структуру тюр­кских языков, и это ощущается по сей день. Так, из общего числа актив­ной лексики современного казахского языка арабско-персидские заимство­вания составляют примерно 15 процентов.

В лексической структуре казахского языка, как и др. кыпчакских язы­ков, заметное место занимает т. н. «монгольский компонент», природу ко­торого ученые объясняют двумя факторами, в одним случае — генитической общностью тюрко монгольских языков (это - идея сторонников ал­тайской гипотезы), а в другом - результатом их продолжительных исто­рических контактов. В первом случае речь может идти об общности лек- сико-грамматического строя этих языков, а во втором - лишь о лексичес­ком заимствовании.

Применительно к истории кыпчакских, в том числе и казахского языков в период нашествия и завоевания Чингиз-ханом Средней Азии, Казахста­на и др. регионов, приходится говорить о результатах заимствований, т. е. о тюрко-монгольских языковых контактах. Надо сказать, что несмотря на продолжительность этих контактов как в военное, так и мирное времена, при массовом двуязычии и живом общении контактирующих сторон, до­минирующее положение все же занимали местные тюркские языки. Ма­лочисленность остававшейся части монгольских племен и их дисперсное (разбросанное) расселение среди массы тюркских народов, принятие ими ислама и давление на них обычаев и традиций - все это сделало «монголь­ское влияние» неглубоким, хотя в словарном составе казахского и др. языков появилось большое количество монгольско-тюркских лексичес­ких направлений или общей лексики, истоки которых надо искать, пожа­луй, не только в этих контактах, но и в генетическом их родстве76. Имен­но этими факторами следует объяснить наличие в казахском и монгольс­ком языках многих общих исконных корневых лексем и лексико-грамма­тических моделей и заимствований в сфере бытовой, административной и военной лексики; особую группу составляют наименования топонимов и географических объектов на территории Казахстана. Все это в целом со­ставляет монгольский субстрат казахского языка (XIII-XIV вв.).

В историческом процессе формирования лексической структуры казахс­кого языка и кыпчакской группы тюркских языков определенную роль сыг­рали славянские языки, как и тюркские - в славянских языках. Дело в том, что тюркско-славянские языковые, этнокультурные и др. контакты, уходя­щие своими корнями в глубь истории, были самыми продолжительными и, пожалуй, глубокими.

Известно, что Русь с древних времен жила в тесном соседстве с «языч­никами» из Дешт-и Кыпчака, и эта связь с тех пор не прерывалась и в пос­ледующие периоды истории: и с Золотой Ордой, и со всеми вновь образован ними ханствами: Казанским, Астраханским, Крымским, Сибирским, Ногай­ским и Казахским, которое выделилось, из состава Белой Орды при Жаныбеке как самостоятельное государство (1466 г.). Казахско-русские языко­вые контакты после присоединения Казахстана в состав России (с 1731 г.) носили несколько иной характер, чем прежде, т. к. колониальная полити­ка царизма преследовала цель ассимиляции казахского языка. Такая же политика, но несколько в иной форме, продолжалась и в условиях СССР (с 1917 г.).

Таким образом, тюркско-славянские (в широком плане) и казахско- рус­ские (в конкретном плане) языковые контакты, занимавшие целую исто­рическую полосу в судьбе казахского и др. тюркских народов, оставили значительный след в лексике контактировавшихся.

По данным исследований, словарный состав современного русского языка содержит более 12 тыс. тюркизмов (вместе с восточными наплас­тованиями), а число лексических заимствований (включая и элементы европейских языков), вошедших в казахский и др. тюркские языки, ока­залось значительно больше. Что же касается терминологической лек­сики, то она в советский период пополнилась настолько, что объем рус­ско-интернациональных терминов в различных отраслях науки и тех­ники значительно превышает объем собственно казахских терминов и номенклатур.

В истории становления современного казахского языка прослеживаются три стадии его поступательного развития, соответствующие трем уровням структурно-функционального состояния, что в вертикальном срезе выгля­дит так: первый уровень или состояние родоплеменных языков и диалектов до периода сложения общенародного языка; второй уровень или состояние общенародного языка до периода сложения литературного языка; третий уровень или состояние казахского литературного языка в двух его (устной и письменной) разновидностях.

Надо сказать, что казахский язык соответственно этим трем уровням и состоянием выработал множество присущих только ему структурных черт и особенностей.

Состояние родоплеменных языков и диалектов характеризуется прежде всего самостоятельным их функционированием в течение многих столе­тий. В силу природно-географических условий, геополитических факто­ров в дальнейшем происходит постепенное их сближение (а не расхожде­ние) в рамках кыпчакской языковой общности. Этот процесс продолжает­ся до тех пор, пока на рубеже ХУ-ХУ1 вв. окончательно не сложился ка­захский общенародный язык во всех своих структурных звеньях. И это произошло не сразу, как результат разового исторического акта образова­ния государственности, а постепенно путем консолидации вокруг себя всех родоплеменных языков и диалектов и в результате нивелировки их разли­чий и выработки общих лексико-грамматических, произносительных, лек­сических и др. норм. И в этом историческом процессе внутреннего само­развития казахский язык уже в первой половине XIX в. достигает относи­тельно идеального состояния - своего единства и общности в функциони­ровании, структурной целостности и монолитности, национальной самобыт­ности77.

Следовательно, есть полное основание считать, что литературный язык казахов, официальное функционирование которого относится ко II поло­вине XIX в., по существу созревал в недрах общенародного языка. Уст­ная форма казахского литературного языка благодаря творческой деятельности выдающихся казахских певцов-жырау, акынов-импровизаторов зна­чительно опережала его письменные формы. Например, поэтические тво­рения жырау Шалгез, Казтуган и др. еще в XV-XVI вв. имели широкое распространение в народе под названием «Шалгез сөзі» («Слово Шалгеза»). «Казтуган сөзі» («Слово Казтугана»).Именно этот язык звучал в средневековье (XIV—XVI вв.) в ханских дворцах и на народных сборищах. В XVI—XVII вв. и в последующие эпохи начинают появляться отдельные пись­менные образцы этого литературного языка, самым лучшим из которых является творение Кадыргали Жалаири - «Жами-ат-тауарих», язык кото­рого, наряду с устной традицией, продолжает сохранять и книжные тради­ции обгцекыпчакского литературного языка предшествующих эпох.

В последующие эпохи (начиная с ХVII в.) казахские акыны и жырау, Жиенбет, Маргаска, Бухар жырау, Татикара, Умбетай, Дулат. Шортанбай и др., обращаясь к гражданской тематике, в своих произведениях воспева­ли все важнейшие события в истории казахского народа, выступали про­тив феодальной раздробленности, призывая народ против колониального гнета царизма, к сплочению и совместной борьбе против внешних врагов.

Народные обычаи, обряды и традиции.

Духовную жизнь казахов в XV—XVII вв. отражают древние народные обы­чаи, обряды (әдет-ғұрып, жора-жосын) и традиции (салт-сана), дошедшие до наших дней. Они всецело были основаны на патриархально-феодальных от­ношениях, господствовавшие тогда у казахов. Многие обычаи были связаны с древними нормами обычного права казахов, основы которых были заложены в правовых установках знаменитых казахских ханов — Касыма (Касым хан- ның каска жолы) и Есима (Есім ханның ескі жолы), а в конце XVII в., во время правления хана Тауке, при участии многих казахских биев из трех ка­захских жузов, в числе которых были и знаменитые в памяти народной Толе-би, Каздауысты Казыбек-би и Айтеке-би, были кодифицированы и составле­ны так называемые законы хана Тауке под названием «Жеты-Жаргы» (семь установлений).

Казахские народные обычаи и обряды часто проявлялись в различных ритуалах, соблюдаемых в повседневной хозяйственной деятельности кочев­ий ков-скотоводов. Так, весной, выезжая из зимовки, и осенью, возвращаясь обратно, в обязательном порядке соблюдались обряд очищения зимовки и скота огнем. Для этого возле зимовки разводили два костра и между ними прогоняли все поголовье скота, что было связано с домусульманским веро­ванием в силу огня. Во время летних перекочевок каждый аул особое внима­ние уделял торжественности оформления кочевого каравана. Для этого к головному верблюду устанавливали четырехглавую каркару из длинных пе­рьев фазана. Подобный караван в народе назывался «каркаралы көш» (коче­вой караван с каркарой). Верблюда с каркарой вела за повод самая почет­ная женщина аула или самая молодая невестка. По представлению народа, красивые перья фазана, обращая на себя внимание наблюдающих, предотвращали кочевой караваи от сглаза и различных неприятных случайностей в пути.

Между летними пастбищами (жайлау) имелись кочевые пути с водопоями, и эти места обычно считались ничейными, т. с. общими для всех кочующих, поэтому ими пользовались с правом первого захвата. Для этого было достаточно оставить возле водопоя заметный след, что пастбище уже занято.

Весной, пока не загремит гром, разрешалось питаться плодами растений после же грома можно было собирать горный лук и другие съедобные плоды. По представлениям народа, гром являлся предвестником спелости всей флоры, способствующей увеличению молока у маточного погологвья. Поэтому во время грома деревянным черпаком (ожау) для разливания кумыса осторожно били снаружи по решетке юрты, что называлось в народе «ожау кагу». При этом непременно произносили «Сут коп болсын, көмір аз болсын» (пусть молока будет много, а угля мало). По космогоническим представлениям народа, это способствовало обилию молочных продуктов.

В самом начале лета, достигнув летних пастбищ (жайлау), казахи осуществляли привязь жеребят, чтобы организовать доение кобыл дня кумыса. П этому поводу в рамках аула проводили небольшое пиршество, так называемый «казык майлау» или «бие мурындык». Смысл этого обряда заключался в том, чтобы жеребята и их матки были благополучны и кумыса был много. Угощая собравшихся одноаульцев кумысом и мясом, обряд завершали смазыванием кольев для привязи жеребят (желі) жиром. При этом белобородые старцы не скупились на добрые пожелания организаторам обряда.

Согласно домусульманским поверьям, некоторые орудия труда и предметы кочевого быта считались священными. Такими являлись, например шест с петлей для ловли лошадей — «курык», привязь для жеребят - «желі» привязь для ягнят - «көген», узда — «жуген», недоуздок — «нокта», шест для поднятия купольного круга юрты — «бакан» и т. д., через которые нельзя перешагивать или наступать на них, особенно женщинам.

Народные обычаи наиболее полно раскрывались в различных ритуалах соблюдаемых в семейно-брачных отношениях, которые хорошо сохрани ли пережиточные черты многих древних институтов — группового брак; (левират и сорорат), родовой экзогамии, полигамии, большой патриархаль­ной семьи, калыма и приданого и т. д.

Казахи знали различные формы брака, но самой распространенной г основной формой брака являлась женитьба путем сватовства и выкупа не­весты за калым. Сватовство осуществлялось родителями или старшими род­ственниками молодых. До начала переговоров о сватовстве родители же­ниха узнавали все обстоятельства, свидетельствующие «за» или «против» предполагаемого сватовства. Лишь после подобной негласной «разведки» отец жениха посылал свое доверенное лицо «жаушы» к отцу девушки, что­бы официально сделать предложение. Если родители девушки принимали предложение, они назначали срок приезда сватов со стороны жениха и пре­подносили в подарок жаушы халат - так называемый «шеге шапан». Затем отец жениха в назначенный срок направлял сватов, которые вели официаль­ные переговоры о размерах калыма и сроках его выплаты, о расходах на свадь­бу, о приданом и времени самой свадьбы.

Обоюдное согласие о сватовстве закреплялось клятвой, для чего напол­няли деревянную чашу (аяк) кровью жертвенного барана и преподносили главным сватам обеих сторон, которые макали в нее пальцы правой руки, а в более отдаленные времена опускали в нее наконечники пик или стрел, произнося при этом клятвенные слова о ненарушении договора сватовства. После совершения церемониала клятвы старейшины благословляли сговор чтением молитвы над чашей с кровью, что называлось у казахов «батаяк». В честь этого обряда главный сват со стороны жениха объявлял о по­дарке, преподносимом отцу невесты, под названием «батаяк» и о подарке невесте — «каргыбау» или «ую татар» (мечение), означавшие, что девушка отныне засватана. После этого договаривающиеся стороны считались за­конными сватами и им преподносили специальное блюдо «куйрык-бауыр» из свежего сваренного курдючного сала и печени. Взаимное угощение сватов символизировало установление родственных отношений сторон на долгие годы. При отъезде сватов им преподносили подарки «киіт».

После внесения о том жениха основной доли обусловленного калыма жених наносил свой первый официальный визит невесте - «урын бару». Во время этого визита будущие супруги, как правило, встречались впервые, поэтому посещение имело большое значение в их дальнейшей судьбе, они могли узнать и полюбить друг друга. Иногда встреча предотвращала и не­равный брак. Следовательно, казахский термин «урын» происходит, возмож­но, от древнетюркского слова «urun» (приникать, прижиматься). Существу­ющее древнетюркское выражение — «bagirsaqni bulsa bagirqa urun» (Если найдешь милосердного, прижми к груди) явно свидетельствует в пользу тако­го предположения.

Родители жениха и невесты тщательно готовились к проведению пер­вой встречи. Свиту жениха из 5—6 человек отправляли во главе опытного дружка (куйеу жолдас) со множеством различных подарков для родственни­ков невесты. Для свиты жениха в ауле невесты ставили особую юрту, устра­ивали так называемый «урын той». У близкого родственника невесты на сле­дующий день устраивали традиционный вечер «кыз кашар». К концу вечера замужние женщины, несмотря на сопротивление сверстниц невесты, уводи­ли ее в юрту отца невесты, где заранее была приготовлена постель для моло­дых. Молодые женщины сюда же приглашали жениха, а другие женщины бро­сали под ноги жениха «бакан» (шест для поднятия купольного круга юрты), натягивали перед ним «желі» (веревку для привязи жеребят). По народному поверию эти предметы были священными, через них нельзя было перешаги­вать, а в данном случае и обходить. Поэтому жених давал женщинам выкуп (кәде) и они убирали препятствия с его пути.

Пожилая женщина, открывавшая дверь юрты отца невесты, получала за услугу особый подарок (есік ашар). В самой юрте жениха встречала мать невесты. Она помогала ему подлить немного жира в очаг (отка май кую), а затем подавала в чашке какой-либо молочный напиток под собирательным названием «ак» (белый).

Затем молодые женщины, сопровождавшие невесту, получив от жени­ха подарки за то, что приоткрывали занавеску (шымылдык ашар), готови­ли постель (төсек салар), позволяли жениху пожать руку невесте (кол устатар) или погладить ее волосы (шаш сипатар), оставляли молодых наедине. В эту ночь жених и невеста могли до утра сидеть, разговаривать шепотом, даже спать рядом, но не имели права на интимную близость. Рано утром, еще до пробуждения тестя и тещи, жених должен был уйти в свою юрту. После этой традиционной имитации первой брачной ночи в юрте отца невесты жених мог тайно встречаться с невестой (калындык ойнау) вплоть до са­мой свадьбы.

По завершении официального визита жениха «урын бару» отец невесты дарил жениху хорошего верхового коня с верховой сбруей (ер токым) и но­вую верхнюю нарядную одежду. Согласно обычаю на этом подаренном коне, в седле и в одежде жених должен приехать т свадебное пиршество в аул тестя за невестой. После урынтоя обе стороны начинали деятельную подготовку к свадебному тою. Отец жениха полностью вносил калым, готовил скот для свадебного тоя (той малы) различные подарки и т. д. Отец невесты готовил приданое, свадебную юрту (отау) и свадебный головной убор (саукеле) для дочери.

Свиту жениха на свадьбу в аул невесты зачастую возглавляла его мать. Они везли с собой много подарков родственникам невесты. Среди них наибо­лее значительными были подарки, предназначенные в честь очага-отца (отка салар), за молоко матери (сут акы) и подарки родным братьям невесты. В качестве подарков могли дать верблюда, хорошего коня, ловчую птицу, сед­ло, ковры и т. д.

По прибытии свиты жениха в ауле невесты сразу же ставилась свадебная юрта (отау), и в ней готовилось брачное ложе для новобрачных. Через день поздно вечером устраивали свидание молодых в свадебной юрте. По сути дела, это свидание являлось началом их супружеской жизни, т. е. первой брачной ночью. Если невеста окажется нецеломудренной, жених мог отказаться от нее. В XV—XVII вв. в таких случаях дружки жениха распарывали живот коню, разрубали седло, рвали одежду жениха, подаренные тестем еще при первом визите жениха к невесте, что означало решительный отказ от свадьбы. Ос­корбленный бесчестием отец невесты мог приговорить и дочь, и человека, лишившего ее девственности, к смерти.

Если невеста окажется девушкой, обе стороны, искренне радуясь, при­ступали к организации свадебного пиршества. На свадебном пиршестве уст­раивались различные игры: байге (скачки), курес (борьба), сайыс (едино­борство всадников), кокпар (козлодрание), айтыс (состязание акынов) и т. д. Сразу же после скачек, которые обычно завершали свадебные пирше­ства, исполнялась обрядовая хоровая песня «жар-жар». Джигит- импровиза­тор со своими друзьями поздравляли и утешали невесту, призывая к смире­нию с судьбой, а невеста, в свою очередь, при поддержке подруг выражала сожаление, что оставляет родной очаг, родные места и родственников.



Накануне отъезда невеста с подругами, сестрами и снохами обходила всех своих родственников (кыз танысу), прощаясь с их очагом и получая от них памятные подарки. Нередко в таких случаях ее носили из юрты в юрту на ковре. В день отъезда невесты сватам показывали приданое, раз­бирали свадебную юрту, готовили к отправке свадебный караван и пре­подносили подарки сватам, жениху и невесте. Затем в отдельной юрте пе­реодевали невесту в костюм молодухи (келіншек), надевали свадебный го­ловной убор (сәукеле) с особым покрывалом (желек), в котором она дол­жна приехать в аул жениха. Свадебный караван сопровождала небольшая группа родственников невесты во главе с ее матерью. Навстречу свадебному каравану выходили молодые женщины, девушки и вели невестку в аул жениха пешком, прикрывая лицо занавеской (шымылдык) чтобы ее не увидели старшие родственники жениха.

До начала свадебного пиршества в ауле жениха проходило торжествен нос знакомство невестки с родственниками жениха — «беташар». Для этого в юрту отца жениха, где собирались наиболее уважаемые люди аула, приводи­ли невестку в полном свадебном наряде, и свекровь помогала ей подливать немного жира в очагтка май кую). После этой церемонии джигит-импровизатор начинал традиционную бытовую песню — «беташар» (открывание лица невестки). В начале песни представляется невестка, затем ей даются настав­ления и завершается она представлением сидящих в юрте родственников же­ниха.

Согласно обыску молодая женщина до рождения первого ребенка не имела права посещать своих родителей. После же рождения ребенка она обязана была поехать со своим первенцем к родителям (төркіндеу) и полу­чить особый налет (енші). Этим визитом завершались все обычаи и обря­ды, связанные с бракосочетанием.

Как пережиток группового брака у казахов существовало право леви­рата (эменгерлік) и сорората (балдыз алу). Институт группового брака со времени первобытнообщинного строя до нового времени в силу глубоких перемен в общественных отношениях подвергся изменениям, сохранив лишь оболочку древнего права. Так, если групповое брачное право на девушек- сестер из другого рода было одной из основ ортодоксального брака в док­лассовом обществе, го позднее левират и сорорат были тесно связаны с покупкой невесты за калым и с наследованием имущества, т. е. эти традиции тесно переплетались с существовавшим экономичес­ким укладом.

Так, по левиратному праву у казахов вдова после годичной поминки должна была выйти замуж за брата или другого близкого родственника покойного мужа. Вместе с ней ее дети и имущество переходили по наслед­ству новому мужу. Если вдова не соглашалась на это, то могли прибегнуть и к насилию, в лучшем случае оставив детей и имущество, она уезжала к своим родственникам. Левиратное право у казахов распространялось не только на вдов, но и на засватанных невест в случае смерти жениха.

В случае смерти жены или невесты, овдовевший муж или жених по обы­чаю сорората имел право жениться на родных младших сестрах покойной, но соблюдение сороратного права (балдыз алу), по сравнению с левиратным, не являлось во всех случаях обязательным.

Хотя генезис сорората и левирата уходит в далекую древность, видимо, сорорат дошел до наших дней в более длабом, изживающем себя виде. Так, при смерти жены муж мог изъявить желание жениться только на родной незасватанной младшей сестре покойной жены (балдыз), а тесть, не рис­куя ничем, мог отказать просьбе зятя. Если левиратное право распростра­нялось на вдов старших и на вдов младших братьев, то сороратное право, исключая старших, распространялось только на младших сестер покой­ной жены. Поэтому сорорату казахов и называется «балдыз алу» (женить­ба на младшей сестре жены). Сороратное право считалось обязательным в том случае, если невеста, за которую полностью уплачен калым, умрет в отцовском доме.

У казахов издревле существовали пережитки древнего института родовой экзогамии. Экзогамный запрет строго соблюдался в пределах седьмого коле­на от общего предка по мужской линии. Это значит, что кровнородственные связи у казахов прослеживались до седьмого колена, а с восьмого колена начинаются свойственные (кудандалык) связи. Для того, чтобы начиная с восьмого и последующего поколения от общего предка регулярно вступали в брак, старейшины собирались на сход, принося в жертву белую кобылицу, читали молитву и благословляли на брак одну пару молодых людей на 8- 9 колене от общего предка.

Отец выделял наделы (енші) женившимся сыновьям, поселял их в от­дельной юрте (отау). Все хозяйство, дом после смерти отца доставались по традиции минората невыделенному младшему сыну. Его очаг почитался как «улкен уй» или «кара шаңырак» и пользовался уважением всех родичей. Владельцу отцовского очага регулярно преподносились традиционные дары (сыбага). Этим, во-первых, отдавалась дань уважения памяти предков, во- вторых, в этом просматривается желание в какой-то мере сохранить отми­рающие патриархальные отношения.

Среди казахов бытовало почитание старших, его нарушителей наказы­вали штрафом. Казахская женщина почитала старших родичей мужа, строго соблюдала обряд избегания отца и старших братьев супруга, не называла их собственными именами. Уважение и почтительное отношение со стороны невестки к родственникам мужа доходило до того, что она не имела права по обычаю «ат тергеу» всех родственников мужа называть собственными имена­ми и должна была находить им какие-то новые, оригинально-остроумные имена и прозвища, что вполне отвечало морально-этическим требованиям обще­ства.

Традиционным в степи было гостеприимство. Путник мог заночевать в юрте любого человека, даже ему не знакомого. Угощение и различные услу­ги оказывали гостю совершенно бескорыстно. Гость имел даже право потре­бовать лучшего обхождения с ним. Если хозяин плохо принимал гостя, то последний имел право обратиться в суд биев. По адату гость пользовался полной защитой хозяина юрты до своего отъезда. Это право распространя­лось на гостя даже в том случае, если он являлся врагом хозяина очага. Последний не мог мстить гостю до тех пор, пока тот находился под его крышей. Наоборот, хозяин был обязан защищать своего гостя от других его врагов.

Среди казахов издревле была широко распространена традиция дружбы- побратимства (тамыр болу). Такая крепкая дружба между различными ли­цами, независимо от их возраста, складывалась в различных обстоятель­ствах. Одних сводили их родители, других — общность их интересов в борьбе с общим врагом, а третьи сходились просто в результате различных житей­ских забот — облюбовав, скажем, друг у друга (калау) хорошего коня, лов­чую птицу, охотничью собаку и т. д. Побратимство закреплялось торже­ственно, при свидетелях, целуя саблю или кинжал давали клятву в вечной верности. Клятвоотступничество в казахской действительности было до­вольно редким явлением, нарушение же клятвы строго каралось нормами обычного права.

Широко распространена взаимопомощь между родственниками, которая в зависимости от ее размеров, называлась «жылу», «немереуін» и «уме». Наиболее древней формой взаимопомощи являлся «жылу». Обычай взаимопо­мощи родственников уходит своими корнями в далекую древность, в пе­риод родового строя, когда общественное положение людей было равным. Со временем, в связи с появлением частной собственности и классов, род­ственные отношения и взаимопомощь приобрели классовый характер

Многочисленными у казахов были и погребально-поминальные обря­ды. По возможности в обязательном порядке соблюдалась традиция про­щальной встречи (арыздасу) близких родственников с покойником перед самой смертью. Главный смысл этих встреч заключался в том, что сторо­ны обычно просят друг у друга прощения за те или иные обиды, а умираю­щий человек устно делает завещание, которое безусловно выполняется всеми наследниками, как последняя воля покойника. Народ придавал боль­шое значение традиции извещения близких родственников о кончине че­ловека — «естірту». Бытовали многочисленные образцы «есірту», сложенные на основе ораторского искусства. Большое значение придавалось и искусству утешения близких родственников в связи кончиной близкою им человека - «коніл айту», в котором содержались утешения и призыв к стойкости, пожелания им здоровья и счастья.

По обычаю, связанному с древними религиозными верованиями, жен­щины долго оплакивали покойника, в знак выражения скорби вдова цара­пала себе лицо (бет жырту), мужчины при приближении к юрте, где лежал покойник, пускали коней вскачь, раскачивались в седле из стороны в сторону, громко выкрикивая «ой бауырым» (о, брат мой), выражая глубокую скорбь. Поминки по умершему проводили на седьмой день (жетісі), соро­ковой день (кыркы) и годовщину (жылы или асы) после смерти. Вдова со­блюдала траур по умершему мужу в течение года.

Казахи издревле веселыми празднествами ежегодно отмечали наступ­ление Нового года «Наурыз», приходившееся на весеннее равноденствие 22 марта. К этому моменту обычно кончается тяжелая зима, начинается пробуждение природы, наступает весна, кончается окот домашних живот­ных, начинается подготовка к севу у земледельцев. В этот день мужчины посещали соседей с поздравлениями, а женщины готовили традиционное ритуальное блюдо так называемый «наурыз коже» и угощали им всех посе­тителей. «Наурыз коже» обязательно состоял из 7 компонентов (вода, соль, мясо, молоко, лук, пшеница и пшено). Варили голову барана или четверть головы крупного скота (шеке) и кое-что из остатков зимнего согума. День празднования Наурыза в народе назывался «улыстын улы куні» (великий день улыса). В этот день независимо от возраста, пола и социального поло­жения соблюдалось равенство людей, участвующих в гулянии. Все участ­ники Наурыза празднично наряжались, по возможности одевали новые ко­стюмы, особенно женщины и молодежь не ограничивали себя ничем. В связи с наступлением «Наурыза» старшее поколение, от души радуясь, не скупилось на добрые пожелания всему ликующему люду. В этот день на­ступало всеобщее согласие народа, даже между враждующими сторо­нами на время Наурыза устанавливался мир. В честь великого праздни­ка люди прощали друг другу самые тяжкие обиды. Об этом свидетель­ствует народная поговорка «улыстын улы куш алдына келсе атаңнын кунын кеш» (если в день великого улыса придут с повинной, прощай кров­ную месть за отца).

Среди казахов широко практиковался древний обычаи жертвоприношения религиозного свойства «курбандык, шалу». Подобного рода жерт­воприношения осуществлялись в различных обстоятельствах: по случаю окончания войны, благополучного возвращения сына с поля битвы, рож­дения долгожданного сына, выздоровления от тяжелой болезни, по слу­чаю засухи, с отменой экзогамного запрета на 8 колене от общего предка по мужской линии и т. д. В жертву приносили домашних животных - бара­нов, быков, жеребцов, кобыл и верблюдов. При любых жертвоприношени­ях приглашали много людей, даже из соседних аулов. Руководили жерт­воприношением старейшины аула и представители мусульманского духо­венства.

Таким образом, многочисленные обычаи, обряды, традиции отража­ли различные стороны материальной и духовной жизни казахского на­рода.

Религиозные верования. Распространение ислама

В ХVI-XYII вв. развитие экономических и культурных связей казахов со среднеазиатскими народами способствовали интенсивному распространению и усилению влияния ислама в Казахстане. Проводниками ислама в рассмат­риваемый период прежде всего выступали среднеазиатские миссионеры из Туркестана и Мавераннахра, Хаджи-Тархана и Дербента, Хорезма, Джурд- жании и Хивы, Астрабада, Хорасана и Ирана. В свою очередь казахские куп­цы посещали мусульманские страны, приобщаясь к исламскому вероучению. Многочисленные примеры из письменных источников свидетельствуют о массовом приобщении казахов к исламу. Казахи в этот период читали Коран, совершали молитвы, соблюдали ноет, совершали мусульманский обряд бра­косочетания, обучали своих детей в мусульманских школах. Ислам в Казах­стане, особенно в его южных районах, постепенно становится господствую­щей религией в казахском обществе. Кочевой образ жизни затруднял пост­ройку специальных зданий для богослужения, организацию постоянно фун­кционирующих религиозных учреждений и формирование постоянного ду­ховенства. Молитвы могли совершаться в любом месте, а недоступность боль­шинству населения Корана и книг на арабском языке компенсировалась тем, что казахи следовали каждому слову проповедника и под его руководством исполняли религиозные обряды, заучивали предписания исламского вероу­чения.

5.ПОЛИТИЧЕСКАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ОБЩЕСТВА

Вершину всей социальной иерархии представляло лицо, облеченное титу­лом хана. Только султана можно было провозгласить ханом. Согласно обы­чаю, преимущественное право на ханское достоинство имел старший в роде, и, например, дядя, брат хана, считался старше всех своих племянников, сы­новей хана. Но этот обычай часто нарушался. В действительности верховная власть переходила от отца к сыну. Однако и этот порядок не всегда столь уж строго соблюдался. Из-за отсутствия строго фиксированных законом пра­вил о порядке престолонаследия частым явлением была борьба за верховную власть между несколькими султанами, и почти всякий раз после смерти хана в степи насту пали смутные времена. Такими смутами в истории Казахско­го ханства характеризовались периоды после смерти Касым-хана, Тахир- хана, Шигай-хана, Есим-хана. Кроме того, нередко бывали случаи, когда еще при жизни царствующего хана ханский титул принимали также могу­щественнейшие из султанов. Поэтому у авторов, хорошо знавших положе­ние в казахских улусах, можно встретить уточнение, что именно такой-то «сейчас является самым старшим из ханов и известнейшим из предводите­лей Дешта». Иногда даже верховная власть в ханстве в нарушение генеало­гической традиции и наследственного принципа переходила от старшей ветви правящей династии к представителям младшей ветви.

При возведении на престол нового государя традиционно соблюдался древний обряд вознесения на войлоке: провозглашаемого ханом султана сажали на тонкий белый войлок, который должен был олицетворять чис­тоту его намерения, происхождения и богатство его рода, и наиболее влия­тельные лица ханства из султанов и биев трижды приподнимали его за кон­цы, провозглашая: «Хан! Хан! Хан!».

Едва белый войлок с ханом касался степной травы, как он снова подхватывался подбегавшей толпой, которая вновь поднимала и опускала войлок на землю. Затем войлок, служивший как бы троном, разрывали на мелкие части, и всякий старался унести лос­куток в память о том, что он был участником торжественного провозгла­шения хана. Этот ритуал, начинавшийся торжественно и упорядоченно, завершался шумным многодневным пиршеством.

В общих чертах характер ханской власти в обществе определялся в средневековых источниках так: хан обязан заботиться о своих подданных, «как мать» о своих детях, а подданные должны считать хана «отцом для себя» искренне ему повиноваться. Если говорить конкретно, то власть хана определялась известными правами и была связана с исполнением ряда функций. Этих прав и функций хана было по меньшей мере пять.


  1. Хан как глава царствующего рода и верховный сюзерен всех казахских племен имел верховное право распоряжаться всей территорией ханства, всеми землями, принадлежавшими улусам, право, которое было следствием его основной функции и главной обязанности - вооруженной защиты страны от внешних врагов.

  2. Хану принадлежало право объявления войны и заключения мира, быт шее следствием его функции верховного руководителя войск.

  3. Хану принадлежало верховное право ведения переговоров с иностранными государствами, что являлось следствием его функции определят внешнеполитический курс государства.

  4. Хану принадлежало право убить или оставить в живых своего подчиненного - право, бывшее следствием его функции верховного судьи. Это право функции хана четко зафиксированы в памятнике права казахов «Жеты-Жаргы»

  5. Наконец, хану принадлежало право издавать законы и обязательны для всех членов общества приказания — право, бывшее следствием его функции сохранять существующее общественное устройство и порядок.

Есть прямые свидетельства источников, где говорится о том, что степного властелина всегда окружала многочисленная группа помощников советников, военачальников, а также дружина (обеспечивавшая охран; его самого, его семьи и имущества) и челядь (прислуживавшая хану ; повседневном быту). Но в то же время в источниках ничего не говорится ни о ханских дворах, ни вообще о постоянном местопребывании казахских ханов до XVII в.

Правительственная деятельность казахских ханов, по крайней мере в XV—XVI вв., протекала в разъездах по степи среди кочевий, как это бывало и раньше. «Нужно заметить, - писал например, И. Шильтбергер о Дешт-и Кыпчаке XV в., - что в этой стране король и вельможи кочуют летом и зимой с женами, детьми и стада ми своими, возя с собою все свое прочее добро, странствуя от одного пастбища к другому в этой совершенно ровной стране». О том, что и I XVI в. казахские ханы постоянно переезжали с одного пастбища на дру­гое, буквально не слезая с седла, можно судить по следующему сообще­нию Мухаммада Хайдара: вдова Касым-хана жаловалась Тахир-хану, что состарилась и чувствует, что не в силах оставаться в степи. «Я хочу, - говорила она, — чтобы ты доставил меня к моему племяннику Султан Саид-хану, дабы остаток дней моих я могла прожить в городе и провес­ти в спокойствии и без тревог на одном месте».

Постоянный объезд ханом улусов диктовался как необходимостью ис­полнения им своих функций верховного судьи, главного охранителя и т.д. так и самим образом жизни основной массы тогдашних подданных Казах­ского ханства. Выше уже отмечалось, что характерной чертой экономики ханства являлось кочевое скотоводство; соответственно, налоговая систе­ма для кочевой части населения определялась натуральными видами по­ставок и взаимных расчетов. А поскольку ежегодный сбор в пользу хана кочевники-скотоводы выполняли в натуральной форме, то главе кочевников приходилось посещать улусы хотя бы для того, чтобы тут же, на месте умно­жить свои стада, свое «прочее добро», употребить съестные припасы, пере­возка которых в единый центр была невозможной из-за его фактического отсутствия. Описываемое здесь явление из жизни верховного главы кочевни­ков замечательно метко характеризуется словами Шайбани-хана, предводи­теля кочевых узбеков Дсшт-и Кыпчака, сказанными им в одной из бесед ав­тору «Михман-наме-йи Бухара» Ион Рузбихану: «Столица наша — наше сед­ло».

Но положение постепенно менялось. На рубеже XVI—XVII вв. в руки казахских владетелей перешли Ташкент и Туркестан с прилегающими об­ластями. Эти города по большей части оставались в их власти на протяже­нии полутора столетий и в XVII - первой половине XVIII вв. являлись местами пребывания казахских ханов и политическими центрами ханства. Там казахские ханы имели «особые дворы», а когда они отправлялись с ордой кочевать в степь, в столице оставались управлять «дядьки их».

Словом, облеченный титулом хана султан представлял собой верховного главу царствующего рода (ак-суйек) и всех подданных ханства (кара-суйек). Однако власть степного хана не соответствовала европейскому представле­нию о правителе. Эта власть лишь в редких случаях достигала той полноты, которая не допускает разделения ее с какими-либо другими политическими силами внутри государства. В истории Казахского ханства этот редкий слу­чай приходится на период правления Касым-хана (ум. в 1518 г.): по свидетель­ству Бабура, Касым-хан держал свой народ в строгом повиновении. Тауке- хан также был достаточно сильным государем и, кстати заметить, последним из казахских ханов, чья власть территориально распространялась на все три казахские жуза. Вскоре после смерти Тауке-хана (около 1718 г.) во всех трех жузах появились свои ханы.
Вопросы для самоконтроля:

1. Почему кочевое скотоводство выступает материальной основой существования большинства казахского населения.

2. Особенности социальной организации казахского общества.

3. Социально-статусные группы казахского общества.

4. Этапы в развитии языка казахского этноса.

5. Памятники письменной литературы Х1Ув

6. Функции ханской власти.
МЕТОДИЧЕСКИЕ РЕКОМЕНДАЦИИ ПО ИЗУЧЕНИЮ ДИСЦИПЛИНЫ.

Методические рекомендации к изучению дисциплины «Средневековая история Казахстана».


«История казахских ханств» является базовой дисциплиной элективного курса. Курс обеспечивает формирование теоретических и метдологических основ, повышающих образовательный уровень в области исторических наук.

Курс изучает историю образования и развития казахской государственности, освешает важные исторические события, рассматривая их в динамике основных периодов истории казахских ханств. Хронологический курс охватывает события, имевшие место на территории современного Казахстана с начала ХУ в. с образования казахского ханства до 30-х годов Х1Хв, актов ликвидации казахской государственности. Курс последовательно и многоаспектно освещает вопросы возникновения казахской государственности, его развития и ликвидации.

Курс предусматривает лекционные, практические занятия, самостоятельное выполнение студентом заданий СРСП и СРС. В силлабусе представлено краткое содержание лекционных занятий, план практических занятий, график выполнения заданий СРСП, СРС с содержанием заданий, списком рекомендуемой литературы, формой контроля, максимальным оценочным баллом, и сроком сдачи работы. Студент может ознакомиться с системой оценки знаний, политикой и процедурой курса, системой расчета рейтинга, правилами подсчета успеваемости студента в баллах при подведении рубежных контролей. Самостоятельная работа является неотъемлемой составляющей образовательного процеса. Для ее успешного выполнения составлен график - план работы студента по опредеенным темам дисциплины, и форма контроля со стороны преподавателя. Самостоятельная работа направлена на овладение теоретическими, конкретными предметныи знаниями, привитие навыков к интеллектуальному труду. Самостоятельная работа по крсу направлена и на формирование умений, навыков источниковедческого, историографичекого анализа, конспектирования, составления тезисов ответа, написания письменной тематиеской работы, реферата, составления глоссария. Данные формы работы способствуют равитию мышления и формируют соответствующие умения, повышают внимание и активность стдентов. Для повышения эффективности самостоятельной работы, для студентов разработано сответствующее учебно-методическое обеспечение. В силлабусе раздел» график выполнения и сдчи заданий СРСП, СРС» содержит рекомендации по выполнению заданий с указанием учбных и научных изданий,

Результаты самостоятельной работы студента могут быть представлены в устных ответах напрактическом занятии, реферативной работе, конспектах, выполненных по теме, изучаемой саостоятельно.

Изучение данного курса должно дать студентам определенный минимум знаний, умений, наыков. Студенты должны уметь анализировать исторический материал. Студент должен иметь наыки написания различных пиьменных работ, навыки оформления научно-справочного апарата, составления библиографического списка по темам. В ходе семинарских занятий, стдент должен приобрести навыки устного выступления, ориентироваться по исторической кате.

РАЗДЕЛ 8 . МЕТОДИЧЕСКИЕ РЕКОМЕНДАЦИИ ДЛЯ ПРОВЕДЕНИЯ ПРАКТИЧЕСКИХ ЗАНЯТИЙ.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   19




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет