Грэм Хэнкок Роберт Бьювэл Власть Талисмана
жүктеу/скачать 4.1 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Присвоенная традиция
- В отсутствие свидетелей
- Формирование тайной религии
- Христос и Антихрист
- «Большее зло, чем сарацины…»
- Армия преисподней
- Их ожидало нечто гораздо худшее.
- В поисках истины
ГЛАВА 6СОПЕРНИКИ«Это чудовищная порода… Вы должны избавиться от этой мерзости». Папа Иннокентий 111 (1198–1216) о катарах 490 В одном из текстов Наг Хаммади под названием «Второй трактат Великого Сета» повествуется о гонениях на гностиков со стороны людей, считавших себя христианами. Описываемые события могли происходить в любое время в первые четыре века нашей эры до того, как тексты были спрятаны в египетской пустыне. В трактате есть еще одно важное утверждение, повторенное катарами и богомилами более 1000 лет спустя. Его автор называет представителей официальной церкви узурпаторами и считает ее «имитацией» истинной церкви, чье место она заняла.491 Теперь мы лучше понимаем цитату из этого трактата, приведенную в предыдущей главе, где говорилось о «пустых людях», которые преследовали других от имени Христа. Автор говорит либо о самой христианской церкви, либо о воинствующей буквалистской фракции, всегда ратовавшей за гонения на своих оппонентов, которая заняла лидирующую роль при Константине и в дальнейшем стала диктовать свою волю. Противостоявшие им адепты гностицизма — «сыны Света» и основатели истинной церкви — представляли собой «невыразимый союз обладателей незамутненной истины».492 Узурпаторы создали имитацию их «совершенного собрания» и провозгласили «доктрину мертвого человека»493 (распятого Христа в понимании церкви). Новая церковь обрекла своих последователей «на страх и рабство, на повседневные заботы о хлебе насущном… Они отказались от служения Богу, ибо не имели знания Величия, которое приходит свыше из фонтана истины, а не от рабства и ревности, страха и любви бренного мира».494 Читателю должно быть ясно, что это простое определение гностического дуализма, пролежавшее в Наг Хаммади более 1600 лет после захоронения в конце IV века, с таким же успехом могло быть написано «совершенным» из числа катаров или богомилов в XII–XIII веках. В этих словах присутствует такой же ужас перед материальным миром, захватывающим и порабощающим душу. Мы видим такую же убежденность в том, что невежество продлевает заключение души, но знание может освободить ее. Идея знания тесно связана с существованием духовного царства, которое является владением Бога Добра, где находятся источник истины и давно утраченный дом человеческой души. Читатель помнит, что, согласно доктрине катаров и богомилов, Христос не имел физического воплощения, но был чрезвычайно убедительным призраком.495 Именно это имеется в виду во «Втором трактате Великого Сета», где в уста Христа после распятия вложены следующие слова: «Я не поддался им, как они замышляли… Я не пострадал от их наказания и умер не на самом деле, а лишь внешне…»496 Многие другие религиозные идеи, которые мы привычно ассоциируем с катарами и богомилами, также появились на 1000 лег раньше во «Втором трактате Великого Сета». К примеру, это мысль о том, что бог материального мира олицетворяет зло и невежество и может быть отождествлен с богом Ветхого Завета и что его прислужники, католические епископы, являются «просто ряжеными, выставляющими себя на посмешище».497 Фрагменты, которые мы приводим здесь, являются лишь короткими отрывками из трактата, который сам по себе составляет лишь небольшую часть собрания из 52 гностических текстов, сохранившихся в библиотеке Наг Хаммади. Практически любой из них без каких-либо изменений может служить манифестом убеждений катаров и богомилов, поэтому, несмотря на утверждения многих ученых, нам кажется невероятным, что между религией раннехристианских гностиков и более поздним вероучением катаров и богомилов нет никакой связи. С нашей точки зрения, это больше, чем связь. Несмотря на поверхностные различия и значительную разделенность во времени, эти две религии имеют так много общего на уровне главных концепций, космологии, доктрины и убеждений, что они почти неразличимы. С учетом того, что важнейшие элементы ритуала, символики, инициации, структуры и организации тоже были одинаковыми, причем и гностики, и средневековые дуалисты подвергались жесточайшим гонениям со стороны одного и того же противника по одним и тем же причинам, трудно не прийти к выводу, что они, по сути дела, представляют собой одно и то же. Присвоенная традицияПоскольку католическая церковь одержала верх в борьбе с гностицизмом, она могла диктовать свой взгляд на историю по праву победителя. Неудивительно, что все другие верования и доктрины рассматриваются как отступления от истинной веры, а католические доктрины и убеждения называются «подлинными» и «апостольскими» в большинстве исторических источников.498 Однако беспристрастный анализ широкого и эклектичного поля христианских верований в I–III веках н. э. не поддерживает притязания католиков на главенствующую роль их вероучения. Нет сомнения, что ядро фракции, которое стало католической церковью, образовалось вокруг воинствующих догматиков, таких, как Ириней и Тертулиан, но после находки текстов Наг Хаммади и постепенного перевода их содержания стало уже невозможным игнорировать наличие в том же историческом периоде гностических церквей, пользовавшихся не меньшим влиянием. Поскольку и католики, и гностики утверждали, что их вероучение является первым и «самым подлинным», почему католический вариант был принят как «слово Божие» в буквальном смысле и остался без изменений, а гностический вариант был запрещен и практически уничтожен? Разве не существует возможность, как указывают тексты из Наг Хаммади, что гностическая традиция с самого начала была «аутентичной»? К примеру, историкам уже много лет известно, что гностики школы Валентина во II веке н. э. принимали не только четыре Евангелия известного нам Нового Завета (от Матфея, от Марка, от Луки и от Иоанна), но и «ряд дополнительных текстов, якобы содержавших предания о тайных учениях Иисуса».499 Генри Чэдвик, известный историк христианства, в 1967 году с готовностью признал, что такие «тайные учения» действительно существовали, и предположил, что они могли иметь сходство с «Евангелием от Фомы» [один из текстов Наг Хаммади], недавно обнаруженным в песках Египта.500 Но его не интересовали вопросы, связанные с аутентичностью этих гностических преданий. Он просто принял как должное, что любые «тайные учения», которыми обладали гностики, однозначно являлись ложными. Чэдвик даже поддерживал богословские идеи Иринея, который, по его одобрительному замечанию, «оригинально подтвердил четверичную природу Евангелий на основании принципов нумерологии. Число 4, по его словам, было священным числом, соответствовавшим четырем ветрам или четырем лицам херувима в книге Иезекииля».501 Чэдвик признает, что еще в последние двадцать лет II века н. э. существовала значительная устная традиция, якобы распространявшая подлинные слова Христа. Он отмечает, что эта традиция «рассматривалась как устная проповедь Слова Божия, еще не вполне слившаяся с письменными Евангелиями».502 Иными словами, в конце II века канонический Новый Завет был еще неполным503 и христианская доктрина еще не окончательно оформилась. Чэдвик полагает, что примерно в 185–190 годах Ириней вместе с другими представителями христианской группы увидел преимущество рукописных документов перед устной традицией.504 Хотя лидер одной из гностических сект, Маркион, уже подготовил собственный канон (к большому негодованию ортодоксальных христиан), многие другие гностические секты этого периода не приняли его, а возможность достаточного согласия и взаимопонимания между ними для составления представительного гностического канона выглядела довольно туманной. Будущие католики решили действовать без промедления. Зная, что те, кто владеет рукописным документом, будут обладать «аутентичной традицией»,505 они приступили к составлению канонического Нового Завета. Поскольку в составе этой группы преобладали такие люди, как Ириней, считавшие собственные взгляды непогрешимыми и нетерпимо относившиеся к взглядам своих оппонентов, они проявляли естественную склонность считать любые тексты или устные предания, поддерживавшие их точку зрения, принадлежащими к аутентичной апостольской традиции и отвергали все, что противоречило им. Чэдвик указывает, что «проповеди епископов того времени, скажем, из Рима или Антиохии» считались католиками «во всех отношениях идентичными проповедям апостолов».506 Как выразился сам Ириней во II веке по отношению к так называемому «Символу веры» (краткое изложение основных пунктов, христианского вероучения, которых придерживался он сам и другие охотники за ересями): «То, что епископы проповедуют сейчас, исходит от апостолов».507 Таким образом, безотносительно к фактическому происхождению и аутентичности любая проповедь католических епископов автоматически считалась аутентичной и исходящей от апостолов, и наоборот, любое учение, которое они не одобряли, автоматически считалось ложным и не принадлежащим к истинной апостольской линии — иными словами, еретическим. В эпоху преобладания устной традиции наделение текстов, находившихся в руках воинствующей фракции, каноническим статусом могло иметь лишь один итог. Почти не вызывает сомнения, что христиане сознательно манипулировали постепенным формированием Нового Завета, чтобы он мог послужить им в ранних баталиях против гностиков и подтвердить их притязания на исключительное право выступать в роли проповедников и толкователей Слова Божия. В отсутствие свидетелейМожем ли мы быть уверены в чем-либо из того, что повествуется в Новом Завете? Независимо от того, насколько плотная дымовая завеса окружает сложный вопрос об аутентичности самих текстов, лишь немногие оспаривают тот факт, что за столетний период с 50 года до н. э. по 50 год н. э. в Палестине происходили таинственные и судьбоносные события, которые привели к созданию феномена христианства. Гораздо меньше ясности в том, что послужило причиной этого феномена. Был ли Христос в действительности Сыном Божьим, родившимся во плоти и распятым на кресте во искупление наших грехов? Это позиция католицизма. Был ли Он эманацией божественности, имевшей лишь «внешний облик» и не состоявшей из реальной плоти и крови? Это позиция гностиков и катаров. Или Он был просто городской легендой, выросшей до невероятных пропорций, или даже мифом, специально сочиненным для того, чтобы служить целям того или иного религиозного культа? Первые две позиции, католиков и гностиков/катаров, основаны на недоказуемых символах веры и, следовательно, в равной степени могут быть верными или ошибочными. Несмотря на все утверждения католических теологов, в их позиции нет никакой высшей логики. В конце концов, не более логично настаивать, что Христос был Сыном Божьим, родившимся во плоти от девственницы, чем утверждать, что Он был божественной эманацией, облекшейся в очень убедительную призрачную форму. Третья возможность — о том, что вся история является выдумкой, — имеет под собой ряд оснований. Главная проблема заключается в отсутствии веских и убедительных исторических доказательств, подтверждающих, что личность, известная всему миру как Иисус Христос, когда-либо существовала в действительности. Разумеется, этого нельзя исключить, но не менее вероятно, что такого существа вообще никогда не было — будь то человек или призрак. Очевидное сходство Христа с несколькими гораздо более ранними «умирающими и воскресающими богами», особенно Осирисом в Египте и Дионисием в Древней Греции, не осталось незамеченным учеными. Поскольку ни одно из канонических Евангелий не датируется ранее чем 60 годом н. э., а отдельные части могут датироваться 110 годом н. э., логично предположить, что все известные сведения о личности Христа, о его словах и деяниях были просто выдуманы в I веке н. э., а затем переданы в устной традиции как «свидетельства очевидцев» событий, предположительно происходивших два поколения назад. Неоднократное редактирование в конце II века н. э. привело к стандартизации устных преданий и формированию основы канонического Нового Завета. Разумеется, к тому времени не осталось ни одного человека, который мог бы утверждать, что он был свидетелем или хотя бы знал кого-то, кто был свидетелем событий, связанных с жизнью и смертью Иисуса Христа.
Мы видели, что на заре христианской эры наряду с множеством мелких фракций существовали две соперничающие формы христианства и что нет ясных свидетельств, какая из них появилась первой. Обе претендовали на ведущую роль и стремились укрепить свое положение с помощью собственных подборок из богатого собрания устных и письменных преданий того периода. Буквалистское течение, которому предстояло стать католицизмом, одержало верх и добилось благосклонности императора Константина. Гностицизм с его идеей индивидуального откровения и дуалистическим мировоззрением потерпел поражение и был объявлен ересью. Мы не собираемся судить о том, какая разновидность была старейшей или наиболее «аутентичной». Строго говоря, этот вопрос не относится к гипотезе, которую мы разрабатываем. Необходимо лишь указать, что до того, как католицизм приступил к последовательному искоренению гностицизма, христианство было достаточно многообразным и вмещало оба вероучения. Гонения на гностиков были столь успешными, что к концу VI века сложилось впечатление, что сохранилась лишь буквалистская разновидность христианства. Однако факт возникновения сильной гностической религии в X веке в виде богомильства не позволяет нам признать, что уничтожение христианского гностицизма в VI веке было таким полным и окончательным, как представлялось его гонителям. Каким-то образом тайная религия продолжала существовать — через манихеев, мессалиан и павликиан либо в другой менее явной форме. Поэтому загадочное упоминание об «Организации» в рукописях Наг Хаммади продолжает интересовать нас. В главе 5 мы могли убедиться, что в ссылках на эти рукописи содержатся намеки на существование тайного общества, на которое была возложена миссия по защите, восстановлению и распространению гностицизма после периода гонений. Все это могло бы выглядеть попыткой выдать желаемое за действительное, если бы не события, происходившие в конце I тысячелетия н. э. Богомильство, внезапно появившееся в Болгарии в последнее десятилетие X века, не было какой-то отдельной ересью. Оно ознаменовало первый этап возрождения и распространения полностью сложившейся христианско-гностической религии через 400 лет после ее первого ухода со сцены. Следующий этап наступил с быстрым распространением катаризма на Западе в XII веке. К началу XIII века она превратилась в настоящую общеевропейскую религию и единственного серьезного противника, с которым официальная церковь столкнулась за 1000 лет своего существования. Мы знаем, что церковь видела в этом вероучении не нового противника, а старого и опасного врага, словно воскресшего из мертвых. Возможно, страх возобновления старинного конфликта, наносившего удар в самое сердце шатких претензий официальной церкви на «легитимность» и «аутентичность», объясняет ужасные события, которые последовали за этим. Христос и АнтихристВсе войны ужасны, независимо от того, в какую эпоху и каким оружием они ведутся. Средневековые войны отличались особой жестокостью, но войны католической церкви против катарской ереси в XIII веке, или так называемые альбигойские крестовые походы, занимают одно из первых мест в списке наиболее ужасающих и безжалостных конфликтов, в которых когда-либо доводилось принимать участие людям. По любым меркам разумного правосудия, катары были невиновны в случившемся. Они всего лишь отвергли власть папы и обратились к другой религии, стремившейся исправить ложные с ее точки зрения доктрины католицизма. Рационально мыслящий современный человек не может винить их за такое проявление независимости, не говоря уже о причинах, в силу которых их вера и убеждения могли заслуживать столь ужасного наказания, как сожжение на костре. Мы знаем, что в прошлом мировоззрение людей было иным, и они поступали по-другому. Мы понимаем, что в средневековом мире, полном предрассудков и страха перед вечным проклятием (католическая церковь укрепляла этот страх и пользовалась им как орудием контроля над сознанием), действовали нравственные законы, отличающиеся от тех, по которым мы живем сегодня. Однако зверское истребление катаров, осуществленное во имя церкви, часто по прямому приказу епископов, так далеко выходило за общепринятые рамки даже для этого кровавого периода, что невольно возникают тревожные вопросы об убеждениях людей, творивших эти злодеяния. Поскольку наше внимание в этой книге сосредоточено в основном на существовании тайной религии безотносительно к ее «аутентичности», мы не будем дальше развивать эту тему и, в частности, касаться болезненной темы о том, какое вероучение — католическое или катарское — представляет «подлинное» христианство. Тем не менее представляется вполне очевидным, что дух кроткого и любящего Иисуса, пронизывающий Новый Завет, не руководил католическими рыцарями и священнослужителями, опустошившими некогда свободную землю Окситании в первой половине XIII века. Хронист того времени, один из двух авторов эпической Chanson de la croisade contre lesAlbegeois, подытожил суть проблемы в иронической неофициальной эпитафии Симона де Монфора, грозного полководца, возглавлявшего католические армии в Окситании почти десять лет и неустанно разившего еретиков до своей гибели в бою в 1218 году. Он был с большой помпой и церемониями похоронен в Каркас — соне, где, по свидетельству автора: «… те, кто умел читать, узнавали из его эпитафии, что он был святым мучеником; что он должен пребывать в состоянии несказанного блаженства, носить корону и иметь свое место в Царствии Божием. Но, судя по тому, что мне довелось слышать, дело обстоит иначе. Если человек ищет путь к Иисусу Христу в этом мире, убивая других людей и проливая кровь, если он уничтожает человеческие души, умножает убийства и преклоняет слух к дурным советам, если он предает огню целые города и опустошает земли насилием ради торжества суетной гордыни, если он лелеет зло и топчет добро, казнит женщин и перерезает горло младенцам, то почему он должен носить корону и сиять в несказанной славе на Небесах?» 508 Иными словами, если не вывернуть наизнанку уроки смирения, ненасилия, всепрощения и безусловной любви, ясно высказанные в Новом Завете, никто, ищущий Христа в этом мире, не найдет его, следуя по стопам Симона де Монфора. Но в таком случае, с точки зрения современного непредубежденного человека, не кажется ли, что вся агрессия католиков против катаров была, по существу, нехристианской? Или даже, как полагали сами катары, «антихристианской»? «Большее зло, чем сарацины…»В предыдущих главах мы уже говорили о предыстории альбигойских крестовых походов. Невероятный успех катарской ереси в Окситании и других частях Европы в XII веке в течение многих лет сопровождался завистью и растущей тревогой среди католической иерархии в Риме. По некоторым оценкам, в начале XIII века в Окситании более половины населения отказалось от католицизма и обратилось к катаризму для удовлетворения своих духовных потребностей. Хуже того, как мы могли убедиться в главе 1, местные вельможи оказывали катарам косвенную, а иногда даже открытую поддержку, часто имели родственников среди них, объединялись с ними в диспутах с католическими епископами и имели тесные связи с некоторыми из лидеров perfecti Когда стало ясно, что религия катаров не является мимолетной ересью, но, вполне возможно, образует часть большого, хорошо скоординированного заговора против церкви, никто не сомневался, что рано или поздно папе придется что-то предпринять в связи с этим. Оставался лишь один вопрос: что и когда? Орудие террора, крестовый поход, вероятно, было выбрано папой Иннокентием III еще за несколько лет до того, как появился благоприятный предлог для его использования.509 Но когда это произошло, он стал действовать без промедления. Инцидентом, подтолкнувшим развитие событий, было убийство некоего Петра де Кастельно, папского легата в Окситании в январе 1208 года. Бывший монах цистерианского аббатства Фонфруа, де Кастельно находился в Окситании по распоряжению Иннокентия III в сопровождении другого видного цистерианца по имени Арнольд-Амальрик, аббата монастыря Сито.510 В 1207 году они вызвали глубокое возмущение, когда попытались образовать союз южных баронов для искоренения катарской ереси. Раймунд IV, могущественный граф Тулузский, отказался присоединиться к ним, и де Кастельно отлучил его от церкви. Отлучение было снято в январе 1208 года после того, как Раймунд был вынужден принести личные извинения папскому легату — постыдная уступка для столь высокопоставленного вельможи. На следующее утро один из рыцарей Раймунда, возможно стремившийся отомстить за унижение своего господина, подъехал к де Кастельно, когда тот готовился к переправе через реку Рону, и пронзил его копьем. Папский легат умер на месте.511 Два месяца спустя, 10 марта 1208 года, Иннокентий III объявил о начале крестового похода; впервые этот термин использовался для обозначения войны против собратьев-христиан. Подобно христианским императорам Рима задолго до него, он отдавал высший приоритет искоренению ереси, что было для него даже важнее, чем завоевание Святой Земли. Он писал:
Тем временем Арнольд-Амальрик, аббат Сито, был отправлен в Северную Францию, чтобы заручиться поддержкой местных дворян. «Пусть тот, кто воздержится от этого крестового похода, никогда больше не пьет вина, — говорил он, — пусть он никогда не ест утром или вечером; пусть не носит доброй одежды до конца своих дней, а после смерти пусть его закопают, как собаку».513 Но в подобных угрозах не было необходимости, для того чтобы мобилизовать целую армию добровольцев при дворе короля Франции. Они и так рвались в бой. Им представилась возможность разбогатеть и снискать королевские милости в военной кампании сравнительно недалеко от дома, а также заслужить папское прощение за грехи, для чего обычно требовалась гораздо более тяжелая работа в Святой Земле. Вместе с десятками второсортных аристократов вроде Симона де Монфора, стремившихся к быстрому обогащению, в армию устремились добровольцы из всех слоев общества вплоть до простых крестьян. Даже обычный пехотинец получал немалую выгоду, поскольку участие в крестовом походе подразумевало автоматическую отсрочку всех долгов и освобождение любой собственности от притязаний кредиторов на весь срок службы.514 Тем не менее подготовительные мероприятия заняли больше года. В феврале 1209 года полки крестоносцев, по сообщению королевских хронистов, формировались по всей Северной Франции,515 но лишь в день святого Иоанна Крестителя, 24 июня 1209 года, вся армия, насчитывавшая до 200 000 человек, собралась во французском городе Лионе, готовая выступить на юг. Симон де Монфор был вместе с войсками, но еще не в роли полководца. В этой первой кампании грозной христианской ордой командовал сам Арнольд-Амальрик.516 Сан аббата цистерианского ордена, предполагавший жизнь, исполненную христианского смирения и милосердия, никоим образом не помешал ему на поле боя. В Безье, первом городе катаров, подвергшемся нападению, по приказу Арнольда-Амальрика была устроена чудовищная резня. Армия преисподнейИз-за привычки к телевизионным образам современной войны с «умными бомбами» и другим высокотехнологичным оружием нам трудно представить атмосферу кровожадной угрозы, волнами исходившей от большой средневековой армии, выступившей из Лиона 24 июня 1209 года. Ее железным кулаком, бронированным с головы до ног и тяжеловооруженным, было элитное подразделение хорошо обученных убийц. Это были рыцари — класс самураев средневековой Европы. Они принадлежали к классу аристократии и с раннего детства воспитывались для войны. Их общая численность, вероятно, составляла не более 1000 человек, но каждый из них в зависимости от своего положения и состояния распоряжался в бою собственным отрядом от четырех до тридцати человек всадников и пехотинцев, сражавшихся на его стороне как дисциплинированная боевая единица.517 На более низкой ступени социальной лестницы дисциплина в армии крестоносцев существовала в подразделениях профессиональных солдат, специализировавшихся в разных областях военного искусства. К ним относились канониры, обслуживавшие огромные военные катапульты и камнеметные орудия — требукеты и мантелеты, которые имели дальнобойность до 500 м и могли посылать снаряды весом 40 кг. Были отряды специалистов таранного дела, которые проламывали городские ворота, в то время как другие отряды собирали и приводили в движение огромные осадные башни, из которых лучники могли стрелять по защитникам городских стен. Саперы и инженеры засыпали рвы и устраивали подкопы.518 Менее дисциплинированными, но не менее смертоносными и в некоторых отношениях более пугающими были наемники, известные как routiers (рейтары), которым платили за смелость и жестокость в бою. То были времена повсеместной нищеты и частых голодных бедствий во всей Европе; толпы обездоленных и не имеющих работы людей блуждали в глуши от одного селения к другому. Наиболее безжалостные и умелые сбивались в банды разбойников, которые грабили и убивали друг друга и мирных граждан. Наемники в массовом порядке рекрутировались в христианскую армию, обрушившуюся на Окситанию.519 По замечанию Зоэ Ольденбург,
Еще ниже по войсковому ранжиру, чем рейтары, находились рибо (iribaulds) — солдаты, не получавшие жалования и неофициально примкнувшие к крестовому походу, чье количество достигало нескольких тысяч. Они тоже были отчаянными людьми — разношерстной толпой голозадых грабителей, насильников и обирателей трупов. Любопытно, что на время военной кампании они избирали своего «короля», который разделял обязанности и военные трофеи между всеми остальными.521 И наконец, но не в последнюю очередь, шло «священное воинство» — бродячие полубезумные христианские проповедники и группы их фанатичных последователей, вооруженные грубыми орудиями вроде серпов и дубин, которые надеялись получить особое блаженство на небесах, убивая любых катаров, случайно пропущенных главной армией.522 Весьма знаменательно, что самопровозглашенная католическая церковь, выступавшая от лица такой мирной и любящей фигуры, как Иисус Христос, не только подготовила армию для истребления несогласных с ее доктринами, но и укомплектовала ее ряды самыми гнусными злодеями и убийцами того времени. Но если посмотреть на происходящее с точки зрения катаров, в этом не было ничего удивительного. В противоположность утверждениям позднейших апологетов католицизма церковь доброго и любящего Бога вовсе не была — пусть даже временно и ошибочно — спровоцирована на крайнее насилие в чрезвычайных обстоятельствах. По убеждению катаров, католическая церковь служила Богу Зла и действовала соответствующим образом, когда собрала под свои знамена армию демонов. Теперь эта демоническая сила, сформированная в огромную колонну из людей и провизии более четырех миль длиной, — или же армия доблестных крестоносцев, в зависимости от точки зрения, — ощетинилась пиками и секирами и бурлила в предвкушении расправы. «Убивайте всех»: праздник святой Марии Магдалины и акт божественного возмездия. Немного попетляв по Окситании и останавливаясь лишь для того, чтобы принять капитуляцию поселений, неспособных защитить себя, или сжечь мелкие группы катаров, попадавшиеся по пути, Арнольд-Амальрик со своим двадцатитысячным воинством подступил к процветающему городу Безье 21 июля 1209 года. Стены города были очень мощными, высокими и хорошо защищенными; все полагали, что предстоит долгая осада. Теперь сделаем небольшое отступление и расскажем об одном странном обстоятельстве. Согласно нашей гипотезе, катары были духовными наследниками христианских гностиков первых веков нашей эры через тайное религиозное учение, передаваемое от одного поколения к другому. Ученые сходятся в том, что гностики того периода с особым почтением относились к Марии Магдалине, которая играет хотя и эпизодическую, но очень важную роль в Новом Завете. Ее статус в текстах из Наг Хаммади повышен до первого апостола Христа и его ближайшего доверенного лица.523 Тем более интересно узнать, что еще за сотни лет до крестового похода окрестности Безье славились особым культом Марии Магдалины, доходившим до ревностного преклонения.524 Местное предание гласило, что она бежала сюда морским путем из Палестины в середине I века, высадилась в Марселе и стала первой евангелической проповедницей в тогдашней римской провинции Нарбоненсис.525 Еще более странно, что 21 июля, когда папская армия разбила лагерь у стен Безье, наступил канун ежегодного праздника в честь Марии Магдалины, отмечавшегося 22 июля.526 Однако самые странные события произошли в день праздника. Безье вовсе не был исключительно катарским городом. Там проживало до нескольких тысяч «верующих», но католики, по всей видимости, составляли большинство. Мы знаем, что в день осады в городе находилось 222 perfecti, так как сохранился их список, подготовленный Рено де Монпейруа, католическим епископом Безье.527 Епископ (чей предшественник был убит в 1205 году) вышел из городских ворот со своим списком вскоре после прибытия крестоносцев и несколько часов спустя вернулся из их лагеря с предложением. Если горожане выдадут 222 поименованных катарских «совершенных» для немедленного сожжения на костре, то сам город и все его жители получат пощаду.528 В сущности, это было великодушное предложение, но, к их чести, католические бюргеры из Безье отвергли его, утверждая, что они скорее «утонут в пучине морской, чем предадут своих сограждан».529
Все началось ранним утром 22 июля с незначительной стычки, в которой, по сути дела, не было никакой необходимости. Толпа рибо, расположившаяся на некотором расстоянии от главных сил армии крестоносцев, собралась на берегу реки Орб, протекавшей к югу от городских стен. В этом месте находился мост, ведущий к одним из городских ворот, и теперь один из рибо выбежал на него, выкрикивая угрозы и оскорбления в адрес защитников. Возмущенные его наглостью, некоторые из горожан открыли ворота и устремились к мосту, где схватили обидчика, убили его и бросили его тело в воду. Вероятно, они надеялись сразу же отступить под защиту городских стен, но, прежде чем они успели это сделать, большая группа обозников высыпала на мост и вступила в схватку с ними. В то же мгновение избранный «король» разбойников, очевидно решивший воспользоваться благоприятной возможностью, кинул клич к атаке.530 Через несколько минут ревущая толпа, распаленная алчностью и жаждой крови, обрушилась на мост. Согласно автору Chanson de la Croisade, «их было более пятнадцати тысяч, все босиком, одетые лишь в штаны и рубахи и безоружные, если не считать всевозможных самодельных приспособлений».531 Топоры? Мясницкие ножи? Дубины? Голова идет кругом при мысли о примитивных и ржавых орудиях убийства, с которыми эти отбросы крестового похода бросились в атаку и оттеснили безрассудных горожан по склону к воротам. Никто точно не знает, что произошло потом, но теперь поднялся уже весь лагерь крестоносцев, и отряды наемников и регулярных войск вмешались в схватку. Скорее всего, рибо смогли захватить ворота, когда участники неудачной вылазки пытались проникнуть в город, и удержали их до тех пор, пока не прибыли подкрепления из главного лагеря крестоносцев. Как бы то ни было, результат был предрешен. Проделав брешь в собственной обороне, гордые защитники Безье обрекли себя на неминуемую гибель: «Ни крест, ни алтарь, ни распятие не могли спасти их. Беснующаяся толпа оборванцев убивала священников, женщин и детей. Сомневаюсь, что хотя бы одному человеку удалось выжить».532 Предводители крестового похода не попытались остановить резню или хотя бы положить ей какой-то предел. Напротив, перед тем как рыцари поскакали в город, не желая пропустить самое интересное, некоторые из них задали вопрос Арнольду — Амальрику о том, как они смогут отличить многочисленных городских католиков от еретиков, которых они пришли убивать. Аббат ответил знаменитым изречением на латыни: «Caedite eos. Novit enim Dominus qui sunt eius». Что означает: «Убивайте всех, Бог узнает своих».533 Хотя большую часть убийств совершали простые солдаты и наемники, сами рыцари устроили особенно жуткую кровавую баню в церкви Марии Магдалины. Здесь собралось множество испуганных катаров и католиков — старых и молодых, женщин и детей. Хронисты того времени оценивали их количество от одной тысячи до семи тысяч человек. Подобно беженцам из числа гностиков и язычников, пытавшимся найти убежище в александрийском Серапеуме 900 лет назад, они, возможно, надеялись, что Святая Земля спасет их. Как и в Александрии, этого не произошло. Рыцари ворвались внутрь и убили всех.534 К полудню, лишь через несколько часов после начала стычки на мосту, все городское население было истреблено. По оценкам литературных источников того времени, иногда допускавших преувеличение, современные ученые в целом сходятся на цифре от 15 до 20 тысяч человек, убитых в Безье.535 Жиро (Гираут) Рикьер из Нарбонна, один из последних трубадуров Окситании, отразил масштаб трагедии в песне: Безье пал. Все мертвы. Священники, женщины, дети. Никому не было пощады. Они убивали и христиан. Я выехал из города, не увидев и не услышав ни одного живого существа. Они убили семь тысяч людей, Семь тысяч душ, искавших убежища у Св. Магдалины. Ступени алтаря были мокры от крови, Эхо криков звучало в церкви. Потом они казнили монахов, Звонивших в колокола. Они рубили им головы на серебряном кресте. 536 Очевидно, симпатии Рикьера находились не на стороне крестоносцев, и он не был заинтересован в том, чтобы выставить их в благоприятном свете. Мы могли бы подумать, что эта сцена является выдумкой и антикатолической пропагандой, если бы не другие свидетельства о разграблении города, подкрепленные археологическими находками, которые также говорят об ужасной резне, устроенной в церкви Марии Магдалины.537 Сами католики считали, что в убийстве множества еретиков в священном месте нет ничего постыдного. Цистерианский хронист Пьер из Во-де-Сернея провозгласил: «Справедливо и правильно, что эти бесстыдные псы были захвачены и истреблены в день праздника женщины [т. е. Марии Магдалины], которую они оскорбили и чью церковь они осквернили…»538 Аббат Сито и предводитель крестового похода, Арнольд — Амальрик, тоже был восхищен не только резней в церкви, но и общим итогом дня. В своем письме папе Иннокентию III виновник кровавого погрома с гордостью писал: «Почти 20 000 горожан были преданы мечу независимо от возраста или пола. Акт божественного возмездия был подобен чуду».539 В поисках истиныДо сих пор наша цель заключалась в исследовании тайной традиции, стоявшей за катаризмом. Эта сложная система гностической духовности пережила тысячу лет гонений на Западе, но теперь альбигойские крестовые походы были призваны навеки сокрушить ее. Мы не предлагаем подробного исторического анализа самих крестовых походов, поскольку существует несколько превосходных книг с описанием сражений и осады главных городов. Тем не менее лучшая возможность для изучения человеческого поведения всегда предоставляется в самых крайних, чрезвычайных и опасных ситуациях. Именно поэтому, как мы убедимся в следующей главе, крестовые походы дают уникальную возможность приблизиться к истине о сторонах конфликта. Истина заключается в том, что жители Безье, которые никому не угрожали, ни на кого не нападали и просто следовали своим безобидным религиозным убеждениям, подверглись нападению адского воинства, отличавшегося редкой жестокостью и творившего чудовищные зверства. Зоэ Ольденбург предлагает нам поразмыслить об этом:
жүктеу/скачать 4.1 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|