Грэм Хэнкок, Роберт Бьювэл

Истоки этих дискуссий восходят к концу 1970-х го­дов, когда Джон Энтони Уэст, независимый американс­кий исследователь, занимался изучением туманных и трудных для понимания работ блестящего французского математика и символиста Р. А. Шваллераде Любича. Швал-лер наиболее известен своими работами по Луксорскому храму, но в своем более общем труде «Священная наука» (впервые опубликованном в 1961 году) он так говорит об археологических последствиях климатических условий и наводнений, которые последний раз приключились в Египте более 12 000 лет тому назад:

Этот простой факт, на который до Шваллера, по-видимому, никто не обращал внимания, явно бросал вызов общепринятой точке зрения египтологов, соглас­но которой Сфинкс изображал Хафру и относился к эпохе 2500 года до н. э. Что же касается Уэста, то, прочитав этот отрывок, он внезапно понял, что Шваллер предлагает способ, используя методы геологии, «доказать существо­вание иной и, возможно, более великой цивилизации, которая существовала до династического Египта и всех других известных цивилизаций, причем за тысячелетия до них».

Что касается последствий, Уэст вполне прав. Если можно доказать, что эрозия поверхности Сфинкса выз­вана водой (а не ветром и песком, как настаивают егип­тологи), то возникают очень серьезные проблемы с при-

нятой хронологией. Чтобы понять, почему, достаточно вспомнить, что климат Египта не всегда был сухим, как сегодня, а характер эрозии, к которому Уэст и Шваллср привлекают наше внимание, является уникальным для «архитектурного комплекса», который Лснср н Другие объявляют «контекстом» Сфинкса. Исходя из общего ха­рактера эрозии (который очень отличается от наблюдае­мого у других памятников некрополя Гнзы), следует зак­лючить, что сооружения, образующие этот комплекс, были построены в одну эпоху.

Но какую именно?

Первоначально мнение Уэста сводилось к следующему:

«В принципе нельзя возразить против возможности водной эрозии Сфинкса, поскольку все согласны, что в прошлом Египет подвергался резким извлечениям кли­мата и периодически затапливался — как морем (при­чем в не слишком далекие времена), так и сильными разливами Нила. Последние, как считают, соответ­ствовали таянию льдов последнего ледникового пери­ода. Согласно современным взглядам, оно имело мес­то около 15 000 года до н. э. Впрочем, экстремальные 'разливы Нила периодически случались и позднее, вплоть до примерно 10 000 года до н. э. Отсюда вытекает, что если великий Сфинкс подвергался водной эрозии, то он был сооружен до соответствующего наводне­ния или наводнений...»

«В принципе» эта логика разумна. На практике же, как пришлось позднее признать Уэсту, «наводнение или на­воднения» не могли вызвать тот вид эрозии, который мы наблюдаем на Сфинксе:

Следовательно, наводнение не могло вызвать эрозии Сфинкса? Но тогда что же?

В 1989 году Джон Уэст обратился к профессору Робер­ту Шоху из Бостонского университета. Этот весьма ува­жаемый геолог, стратиграф и палеонтолог специально занимался выветриванием мягких пород типа известняка плато Гизы. Этот человек, считает Уэст, «обладает имен­но такими знаниями, которые способны либо подтвер­дить данную гипотезу, либо похоронить ее раз и навсег­да».

Поначалу Шох скептически воспринял версию о том, что Сфинкс намного старше, чем думали; однако он из­менил свою точку "зрения после того, как побывал на месте в 1990 году. Хотя ему не удалось пробраться в кот­лован, окружающий Сфинкса, он смог увидеть доста­точно с туристской смотровой площадки, чтобы убе­диться, что монумент действительно выглядит так, как будто подвергался водной эрозии. Причем ему было так­же очевидно, что эта эрозия происходила под воздей­ствием не наводнений, а осадков.

«Иными словами, — объясняет Уэст, — ответствен­ность за эрозию Сфинкса несет дождевая вода, а не на­воднения... Это воздействие происходило в ходе одного цикла. Источники, которыми я пользовался, говорят об

этих наводнениях в связи с длительными периодами дож­дей, но мне, не геологу, не приходило в голову, что действующим началом, агентом, были именно дожди, а не периодические наводнения...»

Как мы отмечали, в ходе визита 1990 года Шоху не удалось пробраться к Сфинксу ближе туристской смот­ровой площадки. Поэтому на этом этапе поддержка им гипотезы Уэста могла носить лишь предварительный ха­рактер.

Почему же геолога из Бостона не пустили в котлован?

Причина в том, что после 1978 года лишь горстка егип­тологов пользовалась этой привилегией, а всякий доступ для публики был запрещен египетскими властями, и вокруг было поставлено высокое ограждение.

После этого, при поддержке декана Бостонского уни­верситета, Шох обратился с официальным заявлением к Египетской организации изучения древностей, в кото­ром просил разрешение произвести надлежащее геоло­гическое исследование эрозии Сфинкса.

Грубое вмешательство

Прошло довольно много времени, но в конце концов благодаря мощной поддержке по заявлению Шоха было принято положительное решение; тем самым создавалась прекрасная возможность раз и навсегда разобраться в дан­ном вопросе. Джон Уэст немедленно начал формировать научный коллектив широкого профиля, в состав кото­рого вошел профессиональный геофизик доктор Томас Л.Добецки из весьма уважаемой консультативной фир­мы «Макбрайд-Рэтклиф Ассошиэйтс» из Хьюстона. Ряд других примкнул «неофициально»: архитектор и фото­граф; еще два геолога; океанограф и личный друг Джона Уэста, кинопродюсер Борис Сэд. При помощи Сэда Уэс-ту удалось организовать «видеосъемку хода работ, что

представляло потенциально большой общественный ин­терес»:

«Поскольку мы не могли ожидать от академических египтологов и археологов ничего, кроме оппозиции, необходимо было найти способ донести информацию до общественности, если и когда Шох решит, что гипотеза получила полное геологическое подтвержде­ние. В противном случае ее бы просто похоронили — возможно, к лучшему...»

Трудно представить себе лучший способ донести ги­потезу о древней дождевой эрозии Сфинкса до широкой аудитории, чем фильм Уэста. Когда его первый раз пока­зывали в США в телевизионной программе Эн-Би-Си осенью 1993 года, его смотрели 33 миллиона человек.

Но это уже другая история. Вернемся в котлован. Пер­вый интересный результат был получен Добецки, кото­рый провел вокруг Сфинкса свои сейсмографические исследования. Сложное оборудование, которое он при­вез с собой, зафиксировало многочисленные «аномалии и полости в скале между лап и по бокам Сфинкса». Одну из этих полостей он описывает следующим образом:

«...Она довольно'велика, имеет размеры примерно 9 метров на 12 и находится на глубине менее 5 метров. Ее правильная форма — прямоугольная — маловеро­ятна для полостей естественного происхождения... Поэтому есть основания предполагать, что она — дело рук человеческих».

Как вспоминает Уэст, получив официальный допуск в котлован, Шох также

И именно в этот важным момент, когда у членов эк­спедиции впервые стало формироваться независимое гео­логическое описание Сфинкса, на них внезапно обру­шился доктор Захи Гавас, генеральный директор пира­мид Гизы из Египетской организации изучения древно­стей.

Разрешение на работы экспедиция получала у докто­ра Ибрагима Бакра, который был тогда президентом этой организации. Но они нс знали, однако, что отно­шения между Бакром и Гавасом были достаточно хо­лодными. Нс было им известно и об энергии и эгоцен­тризме Гаваса. Возмутившись тем, что начальник обо­шел его, он обвинил американцев в том, что они тро­гают памятники:

«Я обнаружил, что их работа состоит в установке эндоскопов в теле Сфинкса и съемке фильмов обо всех этапах работы, причем в пропагандистском, а не на­учном духе. Поэтому я приостановил работу этой ненаучной группы и подготовил доклад, который был представлен постоянной комиссии; последняя запре­тила последующую работу группы...»

Это, пожалуй, еще мягко сказано. Фактически Гавас не «приостановил» работу группы, а просто вышвырнул американцев оттуда. Однако его вмешательство произошло

слишком поздно и не смогло уже помешать им собрать необходимые геологические данные.

Когда шли дожди?

Вернувшись в Бостон, Шох окунулся в работу в своей лаборатории. Результаты были убедительными, и через несколько месяцев он был готов «высунуться». К радости Джона Уэста, он был теперь полностью готов отстаивать гипотезу о том, что Сфинкс подвергся дождевой эро­зии — со всеми вытекающими отсюда историческими последствиями.

Говоря вкратце, позиция Шоха, которую полностью поддерживают палеоклиматологи, основана на том, что сильные дожди, которые необходимы для того, чтобы вызвать наблюдаемую эрозию Сфинкса, перестали выпа­дать в Египте за тысячи лет до 2500 года до н. э., когда, как утверждают египтологи, Сфинкс был сооружен. То есть, по самым осторожным геологическим оценкам, со­оружение Сфинкса относится «как минимум к периоду между 7000 и 5000 годами до н. э.».

В то же время, согласно египтологам, между 7000 н 5000 годами до н. э. долина Нила была заселена лишь при­митивными охотниками-собирателями неолита, чьи «ин­струменты» ограничивались заостренными кусками крем­ня н палками. Если Шох прав, то из этого следует, что Сфинкс и соседние храмы (построенные из сотен 200-тонных известняковых блоков) являются результатом работы некоей неизвестной древней, но развитой циви­лизации.

Какова была реакция египтологов?

«Смешно, — хмыкнул Питер Ленковара, заместитель начальника египетского отдела Бостонского музея изящ­ных искусств. — Тысячи ученых веками изучали эту про­блему, в результате чего сложилась система хронологии. И мы не ждем никаких больших открытий...»

Столь же отрицательно были настроены и другие «эк­сперты». Вот, например, точка зрения Кэрол Рэдмонт, археолога из Калифорнийского университета в Беркли:

«Это просто не может быть правдой. У обитателей это­го региона не было необходимой техники, администра­тивных структур, да и вообще желания построить подоб­ную систему за тысячи лет до правления Хафры».

Что же касается доблестного Захи Гаваса, который пы­тался в первую очередь пресечь в зародыше геологичес­кий подход к проблеме, то он следующим образом выс­казался об экспедиции Шоха—Уэста и их неортодоксаль­ных выводах относительно возраста Сфинкса:

Вся эта риторика нисколько не удивила Джона Уэста. За то долгое время, пока он в одиночку пытался серьезно изучать возраст анонимного Сфинкса, в него не раз лете­ли подобные камни. Однако теперь, когда на его стороне была надежная поддержка Шоха и проблема широко ос­вещалась телекомпанией Эн-Би-Си, он чувствовал себя наконец защищенным. К тому же было ясно, что сооб­щество египтологов встревожено вторжением эмпири­ческой науки — геологии — на их такую уютную и обо­собленную академическую территорию.

Уэсту, однако, хотелось продвинуться намного даль­ше, чем это готов был сделать Шох; Джон чувствовал, что геолог слишком осторожен и умерен в своих «мини­мальных оценках», относя создание Сфинкса к 7000— 5000 годам до н. э.: «Здесь мы с Шохом расходимся, или,

скорее, интерпретируем одни и те же данные по-разно­му. Шох весьма произвольно придерживается наиболее консервативной оценки, вытекающей из этих данных... Я же убежден, что Сфинкс должен быть не моложе кон­ца последнего ледникового периода...»

На практике это означает — любое время до 15 000 года до н. э. По мнению Уэста, это вытекает из того, что какие-либо сведения о высокоразвитой культуре Египта в период 7000-5000 годов до н. э. полностью отсутствуют. «Если бы Сфинкс возник нс позднее 7000—5000 годов до н. э., — настаивает он, — думаю, что в нашем распоря­жении были бы хоть какие-то свидетельства египетских источников о цивилизации, которая его создала». А по­скольку такие свидетельства отсутствуют, Уэст делает вывод, что цивилизация, создавшая Сфинкса и радом расположенные храмы, исчезла задолго до 7000-5000 годов до н.э.: «Возможно, что отсутствующие свидетельства похоронены глубже, чем кто-либо искал, и (или) в ме­стах, которые никто пока не исследовал — например, на берегах древнего русла Нила, которое удалено от ны­нешнего на километры, либо вообще на дне Средизем­ного моря, где была суша во время последнего леднико­вого периода...»

Несмотря на свой «дружеский спор» по поводу того, свидетельствует ли эрозия Сфинкса о его создании в пе­риод 7000—5000 годов до н. э., или более ранний, Шох и Уэст решили представить сообщение о результатах свое­го исследования в Гизе на суд Геологического общества Америки, реакция которого их воодушевила. Несколько сот геологов согласились с логикой их рассуждений и несколько десятков из них предложили свою практичес­кую помощь и советы для продолжения исследования.

Еще более вдохновляющей была реакция средств мас­совой информации мира. После съезда ГОА статьи по­явились в десятках газет и вопрос о возрасте Сфинкса широко обсуждался на телевидении и радио. «Мы пере-

шли отметку пятьдесят ярдов и продолжали двигаться дальше по площадке», — вспоминает Уэст.

Что же касается его расхождения во мнениях с Шохом по вопросу датировки памятника, он честно признает, что «вопрос могут разрешить лишь дальнейшие исследо­вания».

Суд еще не вернулся

В 1993 году египетское правительство, следуя советам западных специалистов, нс разрешало проводить вокруг Сфинкса новых геологических или сейсмических иссле­дований. Это вызывает удивление, учитывая выводы, которые легко могут быть сделаны из данных Шоха, и вдвойне удивительно, поскольку эти данные нс оспари­вались серьезно ни на одном научном форуме. Напротив, за прошедшие годы бостонскнй геолог неоднократно противостоял нападкам академических мэтров, успешно доказывая, что отличительные особенности картины выветривания Сфинкса, где сочетаются горизонтальные канавки, есть «классический пример из учебника того, что происходит с поверхностью известняка, если дожди молотят по ней в течение тысяч лет...» Поэтому, добав­ляет он, «в контексте данных, известных нам о климате Гизы в древности, это служит серьезным свидетельством того, что Сфинкс намного старше традиционной дати­ровки в районе 2500 года до н. э. ...Я просто следую туда, куда меня ведет наука; а она ведет меня к выводу, что Сфинкс сооружен намного раньше, чем до этого счита­лось».

Разумеется, нельзя сказать, что Роберт Щох доказал, что памятник датируется периодом между 7000 и 5000 годами до н. э. Равным образом, и Джон Уэст не доказал, что его возраст еще больше. Но ведь и ортодоксальные египтологи также не доказали, что Сфинкс изображает Хафру и относится к периоду около 2500 года до н. э.

Иными словами, исходя из разумных и рациональ­ных критериев, суд сшс нс вынес своего решения по точной датировке и древности этого выдающегося па­мятника.

Загадка Сфинкса еще нс разрешена. И, как мы увидим в следующей главе, эта загадка окружает весь некрополь Гизы.

Глава 3

ТАЙНА НА ТАЙНЕ

Некрополь Гизы, месторасположение большого Сфин­кса и трех великих египетских пирамид, является, со всех точек зрения, выдающейся архитектурной и археологи­ческой загадкой. Дело нс только во многих замечательных физических и инженерных особенностях главных пира­мид и храмов, но и в том, что все эти памятники прак­тически лишены надписей н анонимны. Подобно Сфин­ксу, они весьма трудны для датировки объективными

средствами. И, подобно Сфинксу, их атрибуция конк­ретным фараонам вынуждает египтологов опираться на довольно произвольную интерпретацию контекста.

Например, три великие пирамиды обычно считают гробницами Хуфу, Хафры и Менкаура — трех фараонов IV династии. Тем не менее ни в одном из этих памятни­ков не обнаружено тел фараонов, и, хотя в полостях под потолком камеры Царя в Великой пирамиде обнаруже­ны так называемые «пометки каменотесов» — грубо вы­сеченные надписи, — они, как мы увидим в части II, не так уж свидетельствуют в пользу ортодоксальной атри­буции пирамиды Хуфу. В Великой пирамиде, а также и в тех, что приписывают Хафре и Менкауру, больше нет никаких надписей. Надписи отсутствуют также в трех маленьких пирамидах-спутниках, которые выстроились в ряд с восточной стороны от Великой пирамиды, а так­же еще в трех спутниках, расположенных вблизи юго-западного края площадки. В этих шести пирамидках най­ден ряд предметов времен IV династии, но нет гарантии, что они являются современниками самих монументов.

Та же проблема возникает в связи со статуями Хафры и Менкаура, которые были обнаружены в так называе­мых Храме мертвых (последнего) и Храме долины (пер­вого). Эти скульптуры — единственное свидетельство в пользу атрибуций двух указанных сооружений (аноним­ных и без каких-либо надписей) этим двум фараонам. По логике вещей вообще-то их наличие позволяет лишь предполагать возможность такой атрибуции, но не под­тверждает ее. Иными словами, Хафра и Менкаур могли построить эти храмы. Но в то же время возможно, что они воспользовались существовавшими ранее и унасле­дованными ими сооружениями, приспособили их, об­новили и поставили там свои статуи, преследуя свои соб­ственные цели. В конце концов, мы же не приписываем застройку Трафальгарской площади в Лондоне Нельсону только потому, что там стоит его статуя. Ровно столько

же логики в том, что египтологи приписывают строи­тельство Храма долины фараону Хафрс на том основа­нии, что там найдена его статуя.

Эти соображения верны и для некрополя Гизы в це­лом. Его связь с IV династией несомненна, однако точ­ный характер этой связи пока не установлен. Точнее го­воря, существует огромное количество могил (мастаба) с разборчивыми надписями, позволяющими безошибоч­но отнести их к эпохе IV династии; эти могилы располо­жены к востоку и западу от Великой пирамиды и к запа­ду от Сфинкса, но при этом утверждать, что сами пира­миды суть «могилы и только могилы», можно лишь пред­положительно. Вполне возможно, что здесь, так же, как и в других местах мира, священный участок земли, отве­денный в древности и застроенный с одной целью, был затем занят и использован по иному назначению. Мож­но, например, представить себе, что пирамиды и другие ключевые сооружения, окружающие их, были первона­чально предназначены для выполнения чисто ритуаль­ных, церемониальных и религиозных функций, а прак­тика захоронения там умерших — судя по тому, что под­дается идентификации в основном цариц и знати IV ди­настии, — является результатом позднейшей деятельно­сти людей, которые не имели отношения к начальному этапу освоения площадки, но хотели бы примазаться к месту, которое обладало престижем древности и святос­ти. На Западе аналогичной является практика захороне­ния останков уважаемых лиц в крыльях средневековых соборов; эта практика продолжается и по сей день, но вовсе нс дает нам основания для вывода, что соборы представляют собой могилы либо были построены в пер­вую очередь как место для захоронения.

Приближаясь к Гизе с востока и миновав современ­ную арабскую деревню Назлет-эль-Саммам, вы встреча­

етесь сначала с Великим Сфинксом, чья седая голова воз­вышается над безобразной стоянкой автобусов и скопле­нием туристских лавок и кафе. К. счастью, пространство перед монументом расчищено на расстоянии более 200 метров, позволяя без помех наблюдать огромный и нео­бычный архитектурный комплекс, находящийся здесь с незапамятных времен.

Этот комплекс состоит из так называемого храма Сфинкса и Храма долины Хафры, причем первый из храмов расположен прямо перед Сфинксом, к востоку от него, а второй чуть южнее храма Сфинкса и отделен от него лишь узким проходом; в результате они похожи на два больших, но приземистых дома, стоящих на ули­це бок о бок.

Конфигурацию этих сооружений и их расположение относительно Сфинкса можно оценить по приведенным здесь планировкам и фотографиям. Храм долины — боль­ший из них и в плане имеет форму, близкую к квадрату со стороной около 40 метров; храм Сфинкса в плане ближе к ромбу со стороной метров 30.

Первоначально оба монумента имели высоту около 12 метров; они были сложены из массивных известняко­вых блоков и облицованы изнутри и снаружи гранитом. Впоследствии с храма Сфинкса была снята облицовка, да и значительная часть несущей кладки разобрана, так что он остался в довольно плачевном состоянии. Что ка­сается Храма долины, то он поврежден намного меньше. Оба сооружения стоят без кровли, балки перекрытия утрачены. Правда, у Храма долины уцелели 16 внутрен­них колонн и архитравы Т-образного центрального зала, что создаст там изящную картину сочетания света и тени.

Что объединяет эти древние и анонимные сооруже­ния, так это предельный аскетизм стиля и использова­ние огромных мегалитов, масса многих из которых по оценке достигает 200 тонн. Здесь вообще отсутствуют мел­кие блоки, самые маленькие весят более 50 тонн, и труд-

но понять, как древние египтяне ухитрялись поднимать их и ставить на место. Даже сегодня строителям, пользу­ющимся последними техническими достижениями, при­шлось бы нелегко, если бы им поручили возвести точные копии этих храмов.

При этом возникают разнообразные затруднения, ко­торые в первую очередь вытекают из огромного размера блоков — представьте себе, например, что требуется поставить друг на друга несколько тепловозов. С такой задачей нс в силах справиться типичные башенные и гид­равлические краны, знакомые нам по городским строй­кам. Эти краны, детища современной техники, обычно нс могут поднять даже при минимальном вылете стрелы более 20 тонн; чем больше вылет, тем меньше допусти­мая нагрузка, которая при максимальном вылете не пре­восходит обычно 5 тонн.

Для грузов тяжелее 50 тонн требуются специальные краны. Сегодня в мире существует считанное количество таких кранов, которые могли бы манипулировать с 200-тонными глыбами известняка. Обычно они бывают мос­тового или портального типа и в основном применяются на заводах и в грузовых портах, где поднимают крупные машины и оборудование вроде бульдозеров, бронетан­ковой техники, стальных морских контейнеров. Их кон­структивные элементы изготовлены из стали, они осна­щены мощными электродвигателями, но большинство их имеет грузоподъемность до 100 тонн. Короче говоря, задача постройки храма из 200-тонных блоков оказалась бы весьма необычной и затруднительной даже для со­временных специалистов, вооруженных современной подъемно-транспортной техникой.

В настоящее время в США имеется всего два наземных крана, оснащенных стрелой и противовесом, которые могут работать с грузами порядка 200 тонн весом. Недав­но один из них был доставлен на стройку на Лонг-Ай-ленд, чтобы смонтировать на заводе 200-тонный котел.

Стрела этого крана имеет длину 67 метров и оснащена бетонным противовесом массой 160 тонн, который нс дает крану перевернуться. Прежде, чем поднять котел, бригаде из 20 человек пришлось готовить площадку в те­чение б недель.

И, наконец, огромный технической проблемой при возведении копии Храма долины стала бы задача поднять сотни подобных грузов, причем в конкретных условиях стройплощадки на Гпзс. Чтобы решить такую проблему, идеально, конечно, было бы иметь мостовой или пор­тальный кран, передвигающийся по стальным рельсам, смонтированным внутри или в непосредственной бли­зости от возводимого храма.

Неудивительно поэтому, что когда инженеру-кранов­щику, отвечавшему за подъем 200-тонного котла на Лонг-Айлендс, показали фотографии блоков, сообщили тех­нические подробности Храма долины и спросили, смог 'ли бы он установить подобные блоки своим краном, то он ответил: