Гуманитарных исследований им. Т. Керашева отдел славяно-адыгских культурных связей национальная библиотека республики адыгея

1. 
   История народов Северного Кавказа с древнейших времён до конца XVIII в. М., 1988.
   
2. 
   Черкесия в XIX веке // Материалы первого Кошехабльского форума «История – достояние народа». Майкоп, 1991.
   
3. 
   Денисова Н.Н. Проблемы демократизации общеобразовательной школы Адыгеи (исторический опыт и современные тенденции). Майкоп, 1999.
   

Россия как полиэтничное государство всегда имела потенциальную напряженность в межэтнических отношениях внутри страны – народы не интегрировались до такой степени, чтобы расстаться со своей идентичностью, языком и традициями, а в переходные периоды истории эта напряженность приобретала особую остроту.

Известно, что Северный Кавказ традиционно является одним из самых сложных во всех отношениях регионов России. В первую очередь, это связано с особенностями его многовековой истории, географическим положением, частыми и радикальными изменениями социально-экономической и политической ситуации, разнообразием этнокультурных общностей, их взаимовлиянием и взаимопроникновением.

В настоящее время, в условиях трансформационных процессов, начатых в 90-е гг. ХХ в. возникла необходимость концептуального переосмысления сложившихся представлений о социальном развитии этносов и динамике межэтнических взаимодействий, которые должны обеспечить безопасность и цивилизованное сосуществование многонационального гражданского общества, как региона, так и государства в целом.

Межэтнические отношения в широком смысле слова понимаются как взаимодействия народов в разных сферах – политике, культуре и т.д., в узком смысле – как межличностные отношения людей разных национальностей, которые тоже происходят в разных сферах общения – трудового, семейно-бытового, а также соседского, дружеского и др. [1. С. 190-231]. Долгое время проблемами межкультурного взаимодействия занимались только этнологи, сегодня исследования приобрели междисциплинарный характер, и изучением указанных проблем занимаются культурантропологи, политологи, социологи, историки и психологи.

Этнокультурное взаимодействие, являясь частью социального взаимодействия, имеет объективный и субъективный аспекты. Объективный аспект этнокультурного взаимодействия – это связи, не зависящие от отдельных личностей, но опосредствующие и контролирующие содержание и характер их взаимодействия. К ним относятся: общая социально-экономическая и политическая ситуация в стране и регионе, степень напряженности межнациональных отношений, исторически сложившиеся социальные взаимодействия между этносами, государственная политика и нормативно-правовое регулирование этнокультурных взаимодействий, степень полиэтничности региона, миграционная нагрузка на регион.

К субъективным факторам, влияющим на содержание и направленность этнокультурного взаимодействия, относятся: ценностные ориентации носителей этнической культуры, проявление культурной толерантности, наличие знаний о культуре местного сообщества [2].

Межэтнические отношения – это не только отно­шения между группами (соперничество либо сотрудниче­ство). В эту область представляется необходимым включить и отношения к группам, которые проявляются в представлениях о них – от позитивных образов до предрассудков. В наши дни значительный вклад в понимаемые таким образом межгрупповые отношения вно­сит информация, распространяемая СМИ и создающая своего рода «вторую реальность» в субъективном мире человека. Так, среди негативных этнических стереотипов 90-х гг. ХХ в. для россиян оказались «лица кавказской национальности», хотя многие респонденты в глаза не видели и не общались ни с одним из них.

Рассматривая межличностные отношения в формате этнокультурного взаимодействия, необходимо отметить, что «чистые» меж­личностные отношения, на которые не влияет принадлеж­ность общающихся к каким-либо группам, трудно выделить. В подавляющем большин­стве случаев, в большей или меньшей степени, они подвергаются вли­янию межгрупповых отношений.

Н.М. Лебедева считает, что уровень межличностных отношений, в частности их близость, способны «снять» межгрупповые и межэтнические перегородки, тогда групповая принадлежность и связанные с ней этнические и культурные стереотипы перестают оказывать влияние на поведение людей в процессе общения [3. С. 169-190].

Рассматривая межличностные отношения в русско-адыгских этнокультурных взаимодействиях, необходимо обратиться к важнейшим институтам поддержания этого взаимодействия, выработанным в традиционной культуре адыгов – гостеприимство и куначество. Именно принципы функционирования этих институтов создавали основу для проникновения через межгрупповые и межэтнические перегородки и установления межличностных отношений. Традиции гостеприимства – это коридор, соединяющий межгрупповые отношения с межличностными, пройдя по которому вы, как представитель одной этногруппы к представителю другой этногруппы приобретаете «личностную» окраску, в зависимости от которой строятся ваши последующие отношения. Необходимо также отметить, что соблюдение традиций гостеприимства позволяло раскрыть позитивные стороны личности и формировать симпатии. С. Броневский отмечал: «Нередко знакомство, начавшееся гостеприимством, превращается в дружбу: гость и хозяин остаются кунаками» [4. С. 189].

«В настоящее время, уступив свои функции другим социальным институтам и учреждениям, гостеприимство утратило свое былое общественное значение. Одновременно с этим оно стало менее изысканным и пышным, более гибким и обобщенным. И все же, несмотря на это, основные пункты адыгского гостеприимства прочно удерживают свои позиции в системе элементов традиционно-бытовой культуры этноса». «Будучи своего рода эпицентром национальных и межнациональных контактов, гостеприимство играло громадную роль в интенсификации, оптимизации общения внутри этноса и за его пределами. Оно стимулировало и облегчало передачу культуры от одного поколения к другому, выполняя тем самым функцию интеграции и социального контроля. Наконец, гостеприимство способствовало трансляции и освоению культурных ценностей других, прежде всего, соседних, народов» [5. С. 50].

Как отмечает К.Х. Унежев, «уникальность и неповторимость горского гостеприимства вообще, адыгского (черкесского) в частности, заключается в том, что важнейшие его принципы прямо, один к одному, совпадают с требованиями дипломатии всех времен и народов». Формирование института гостеприимства у синдо-меотских племен он связывает с образованием городов-государств или «полисов» на восточном побережье Черного и Азовского морей в VIII – IV вв. до н. э., благодаря которому появилась возможность мирного сосуществования, взаимовлияния и поступательного развития народов на прибрежной территории [6. С. 96-100]. О гостеприимстве как главной добродетели адыгов писали многие европейские и российские авторы, к данной теме обращаются и современные исследователи, что говорит о значимости данного института в формировании межэтнических и межличностных отношений.

Русско-адыгские отношения прошли сложные этапы исторического развития. На каждом из них возникали объективные факторы, негативно влияющие на этнокультуное взаимодействие и формирование межличностных отношений. Наиболее благоприятным периодом формирования русско-адыгских связей был советский, который характеризовался достаточно стабильным социально-экономическим положением, отсутствием межконфессиональной напряженности и благоприятной этнополитической ситуацией.

В настоящее время этнокультурное взаимодействие осложнено памятью о трагических событиях Кавказской войны, социально-экономическим кризисом, сопровождающимся переделом собственности, социальным расслоением общества, миграционными процессами. Тем не менее, на каждом этапе развития были факты не только негативных, но и позитивных примеров межличностных отношений.

Обратимся к эмпирическим материалам. В качестве примера куначества, а их в исторической литературе много, можно привести воспоминания историка М.Г. Аутлева. Он пишет, что еще до революции в станице Темиргоевской у его отца был кунак Лукьян Осипович Ларионов. Характеризуя эти отношения, Малич Гайсович отмечал: «…установились тесные связи, напоминавшие во многом кровнородственные отношения. Эти отношения были настолько многогранными, что охватывали все стороны человеческой жизни. Часто объединялись для проведения таких работ как пахота, уборка урожая, обмолот зерновых и т.д. Между нами не было никаких взаимных расчетов, все основывалось на братстве и бескорыстной дружбе» [7. С. 67]. Сам он жил и рос в семье Ларионовых, учился в станичной школе, овладел русской культурой. Это и повлияло на то, что в дальнейшем М. Аутлев пропагандировал и был сторонником добрососедских отношений с русскими. Перед нами яркий пример высокой культуры межличностных отношений с позитивным влиянием на межэтнические взаимодействия.

Межэтнические браки явление сложное. Но, тем не менее, они являются одной из форм этнокультурного взаимодействия. Очевидно, что крепость уз брака в такого рода отношениях зависит от восприятия партнерских этнических стереотипов. В ауле Хакуринохабль в семье Гумовых сын привел в дом русскую невестку Надю. Сама она родом из Читы, приехала в Армавир на учебу и попала в абсолютно незнакомую этническую среду. Но она смогла гармонично вписаться, понять и принять ее. Она свободно говорит на адыгейском языке, знает и соблюдает адыгейские обычаи, вырастила трех дочерей. В семье и в ауле ее любят и уважают. В разговоре о русских она говорит как о другой этнической группе, что свидетельствует о смене этнической идентичности [8]. Принятие этнической идентичности партнера не только укрепляет такой брак, но и оказывает положительное влияние на восприятие этнической группы.

Важными факторами, способными преодолеть межэтнические перегородки и установить межличностные отношения, являются трудные жизненные ситуации и экстремальные условия, связанные с угрозой для жизни. 10 мая 2012 г. в ауле Хакуринохабль состоялось открытие мемориальной доски учительнице мамхегской средней школы Александре Иосифовне Самойленко, которая проработала здесь с 1944 по 1957 гг. В годы Великой Отечественной войны много беженцев устремилось на Северный Кавказ и, в частности, в Адыгею, среди них была и Александра Иосифовна с двумя детьми. Аульчане приняли ее, дали кров, работу. Ее сын Валерий вспоминает: «Как-то пожаловался матери, что не понимаю, о чем говорят дети на улице». На это она ответила: «Надо знать язык народа, с которым ты живешь». «И уже через три месяца мы с сестрой выучили язык и могли общаться с детьми на их языке» [9]. В ауле все относились к молодой учительнице с глубоким уважением и почтением. Ее бывшие ученики до сих пор вспоминают о ней с теплотой и любовью.

Интересна судьба ещё одной женщины. Аминет Шишховой. В тридцатые (1930 – 1934) голодные годы из Поволжья в аул Егерухай прибыли беженцы. Среди них была группа детей, родители которых умерли в дороге. Шишхов Бэрэкъэт взял двух сестричек – одна лет 5-6, другая – чуть постарше. Старшая девочка умерла от истощения, младшей Бэрэкъэт дал имя Аминет, а также свою фамилию и отчество. Так она выросла в адыгейской семье – в любви, заботе и прожила до глубокой старости. Она идентифицировала себя с адыгским этносом, хорошо знала адыгейский язык и культуру [10].

Несмотря на социально-психологические сложности межличностных отношений в приведенных примерах, представляется возможным утверждать, что именно такие отношения способствуют этнокультурному развитию и формированию позитивных межэтнических отношений.

Современное человечество развивается по пути расширения взаимосвязи и взаимозависимости различных стран, народов и их культур. Этот процесс охватил различные сферы общественной жизни всех стран мира. Уже невозможно найти этнические общности, которые не испытали бы на себе воздействие со стороны культур других народов. Такие активные контакты требуют поиска путей межэтнического согласия.

В сборнике аналитических материалов «Северный Кавказ. Путь к согласию», изданном при поддержке фонда «Новая Евразия», В.А. Тишков отмечает: «Этнонационализм из сферы государственного устройства и организации власти и одержимость этничностью в массовом сознании должны быть демонтированы или хотя бы поставлены на должное место после личных достоинств и гражданского равноправия. Заблуждение думать, что нынешняя ситуация была всегда там, на Северном Кавказе. Пожилые люди помнят, что среди дагестанцев 30–40 лет тому назад совсем не было этой обязательности знать или узнавать, а кто тот или иной человек по национальности. Молодые люди оканчивали местный университет и могли не знать, какой национальности были их друзья сокурсники. Кажется невероятно, но это так было» [11].

Действительно невероятно – учиться, общаться пять лет и не знать о друзьях-сокурсниках: откуда родом, родной язык, какие танцы танцует, какие песни поет. В Адыгее меньше этнических групп. Может поэтому, не только 30-40 лет, но и 50-70 лет назад люди знали, кто какой национальности. Это не было «обязательностью узнавать», это выяснялось просто в процессе коммуникации, не являясь, однако, угрозой конфликтности.

В 50-е гг. ХХ в. в Адыгее, в ауле Адамий, была организована МТС (машинно-тракторная станция). Для ее обслуживания прибыли русские рабочие с семьями. На территории МТС, которая состояла из двух зон – жилой и рабочей, закипела работа. Население аула потянулось в мастерские. Молодежь училась работать на станках, люди старшего возраста обращались за помощью в ремонте инвентаря. Знакомства, общение способствовали возникновению межличностных отношений, перераставших в дружбу, куначество. Никаких конфликтных ситуаций здесь в то время не отмечалось. Каждая этническая группа жила своей жизнью (обряды, праздники). Дети бегали от одних мероприятий к другим [12]. Но было общее поле деятельности у этногрупп – хозяйственная жизнь, где личности находили общий язык и взаимопонимание. Совместная жизнедеятельность в этноконтактной среде осуществлялась через межличностные взаимодействия и поиск реализации общих интересов.

Сегодня этничность стала заложником передела собственности и власти в стране. Попытки ее «демонтировать» или отменить обостряют ситуацию (срабатывает инстинкт самосохранения). Ученые политологи, социологи, этнографы находятся в поисках превентивных мер конфликтности.

По-видимому, риски конфликтности в межэтнических отношениях можно уменьшить пропагандой позитивных межличностных отношений. Очень важны примеры таких отношений в элитной, творческой и научной среде. Необходима также работа с молодежью, учащейся и студенческой, которую надо учить межкультурному общению и толерантности.

1. 
   Арутюнян Ю.В., Дробижева Л.М., Сусоколов А.А. Этносоциология:Учебное пособие для вузов. М., 1998.
   
2. 
   Бобрышова Л.Ф. Этнокультурное взаимодействие как фактор социального развития региона : на примере Ставропольского края. – Режим доступа: http://www.dslib.net/sociologia-kultury/bobryschova.html
   
3. 
   Лебедева Н.М. Введение в этническую и кросс-культурную психологию. М., 1999. 4. Броневский С. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. Нальчик, 1999.
   
4. 
   Бгажноков Б.Х. Адыгский этикет. Нальчик, 1978.
   
5. 
   Унежев К.Х. Феномен адыгской (черкесской) культуры. Нальчик, 1997.
   
6. 
   Аутлев М.Г. Адыги и русские: (дорогами второго тысячелетия). Краснодар, 2000.
   
7. 
   Полевой материал. Сообщила Гумова М. , г. Майкоп. (Зап. Г.Г. Тхагапсова 7. 04. 2012).
   
8. 
   Адыгъэ макъ (Голос адыга). 2012.16 мая.
   
9. 
   Полевой материал. Сообщил Шишхов Д., г. Майкоп. (Зап. Г.Г. Тхагапсова 10.03.2012.)
   
10. 
    Тишков В.А. Гражданское общество и власть. Сотрудничество ради перемен… // Северный Кавказ. Путь к согласию. Сборник аналитических материалов. М., 2009. – Режим доступа: http://www.conflictu.net/upload/iblock/ ffd/mltrzemwspscrhwi%20byvysqqcbsmf.pdf
    
11. 
    Полевой материал. Сообщила Азаматова К., г. Майкоп. (Зап Г. Г. Тхагапсова 20. 04. 2012).
    

В рамках преподавания дисциплины «Религия и искусство» нами предпринимается попытка ознакомления студентов с основными видами искусств, задействованных в богослужениях и сопутствующих ему действиях (домашних молитвах, создании произведений на религиозную тему).

При прослушивании отдельных песнопений обращает на себя внимание типическое сходство средств музыкальной выразительности, которые свойственны молитвенным песнопениям различных религий. Так, например, очевидны ладовые, фактурные и ритмические параллели хорового запева нашида [1] Сами Юсуфа [2] (пример 1) и песнопений византийского распева (примеры 2 и 3):
Пример 1

Пример 2

«Отца и сына» византийского распева

в изложении Игоря Сахно

Агни Парфене Нектария Аэгинского

Примеры можно множить. Объяснить это явление пытался В. И. Мартынов, выделяя четыре этапа в развитии богослужебных песнопений: магический, мистический, этический и эстетический. По мнению автора, каждый из этапов определяется спецификой воздействия звука на сознание человека, упрощенную схему которых он представил в монографии «КИМР…» [3].

Первый – магический, характеризуется использованием экстатической природы музыкального звука, способной приводить сознание человека в особые состояния транса или экстаза. Этот наиболее древний музыкальный пласт дожил до наших дней и существует сейчас в практике современного шаманизма.

Второй этап – мистический, характеризуется тем, что различные компоненты музыкальной ткани: соотношение тонов, пропорции интервалов и т.д. – рассматривались как мистическое орудие или средство постижения глубинных тайн вселенной. Именно с таким пониманием музыки мы встречаемся у жрецов вавилонских и древнеегипетских святилищ.

Третий этап – этический, рассматривающий музыку как некую гимнастику души, развивающую в человеке этическое, нравственное начало и воспитывающую в нем истинного гражданина, нашел наиболее яркое выражение в деятельности древнегреческих философов.

Наконец, четвертый – эстетический этап развития музыки, характерен для заката различных культур, когда забывается великое религиозное и мистическое предназначение музыки и музыка воспринимается всего лишь как искусство, предназначенное доставлять эстетическое наслаждение.

Приводимые нами песнопения соответствуют третьему – этическому – этапу, для которого свойственна опора на средневековые модусы, причем их тональная основа также подчеркнута наличием исона (органного пункта), который длится на протяжении всего песнопения. Связано это с необходимостью создания ощущения акустического устоя, незыблемости, а в сочетании с постоянно вращающейся и возвращающейся к тоническому звуку мелодической фигурой теряется ощущение времени.

Каким же образом соотносятся средства музыкальной выразительности на четвертом – эстетическом этапе развития музыки?

В православии он характеризуется распространением принципа концерта, начиная с середины XVII столетия, пришедшим на смену эволюционным изменениям, и богослужебная музыка, по мнению И.П. Дабаевой, «постепенно отходила от своего главного предназначения – быть формой самого богослужения» [4. С. 214]. В связи с этим возникла и негативная оценка рассматриваемого жанра, в абсолютной и категоричной форме выраженной в трудах В. И. Мартынова [5. С. 97-102].

Распространение концертирования рассматривается им гораздо шире и видится в том, что с середины XVII в. «принцип распева» уступил место «принципу концерта», собственно богослужебные функции музыки отодвигаются на второй план, а на первый выступают артистизм исполнителей и музыкальные красоты произведения. В результате богослужение превращается в подобие светского концерта, в котором роль отдельных «пьес» или «вещей» выполняет произвольно выбранный набор мелодий, эмоционально интерпретирующих богослужебные тексты: «Именно богослужение, превратившееся в последовательность концертных номеров, и является реальным воплощением профанно-натуралистического типа пространственно-временных представлений» [3. С. 204]. Негативно оценивая «концертность» современной Литургии, автор считает, что она отвлекает прихожанина от главного – молитвы.

Концертному стилю пения посвящено множество работ, созданных в период XVII–XX вв., и исчерпывающе его характеризующих [7; 8; 9; 10; 11. С. 50-56; 12. С. 8-42]. В данной статье воспользуемся характеристиками, предложенными Ю.И. Паисовым, согласно которым концертность и концертирование это:

– особый вид изложения, основанный на драматургии тембро-акустических, высотных, фактурных контрастов, на диалогически противоборствующем развитии – становлении идеи, на противостоянии, борении исполнительских групп (итальянский, польский, немецкий концерт эпохи барокко, русско-украинский партесный концерт);

– способ последовательного, широко развернутого выражения в хоровой музыке комплекса контрастных эмоций и состояний;

– предельное (по своей направленности, а не по реальному воплощению) использование виртуозных возможностей исполнителя [13. С. 202].

Согласившись с Ю.И. Паисовым в том, что ведущим формообразующим признаком классического типа концерта является контраст, проявляющийся на всех уровнях – интонационном, гармоническом, ритмическом, тембровом, фактурном, динамическом, И.П. Дабаева конкретизирует те композиционные приемы, которые являются определяющими при анализе музыки в данной работе:

– переменность склада (аккордового и полифонического);

– разнообразные находки в области тембрового решения (калейдоскопичность смены голосов, свободное включение и выключение партий, их различное объединение, противопоставление, красочная трактовка хора, выделение солистов и солирующих групп, применение принципа «соревнования» между солирующими голосами);

– тщательная нюансировка (широкое применение крайних динамических возможностей, динамических сопоставлений);

– интенсивное гармоническое развитие (выразительное применение разнообразных типов модуляционного движения, усиление фонической трактовки гармонии);

– свободная смена темпа и метра;

– интонационная выразительность (обращение к декламационно-риторической экспрессии, оперной ариозности;

– свобода художественной фантазии [14. С 9].

Именно свобода авторского самовыражения, допустимость самых смелых звукосочетаний на всех уровнях, по-видимому, и привлекают авторов духовных сочинений в жанре концерта сегодня.

Концертные принципы пронизали все литургические жанры, включая даже самые «прикладные», изменяемые (тропарь и кондак дня), обеспечить которые нотным материалом на все случаи трудно, если вообще возможно. В «Годичном круге православных церковных песнопений» [Годичный круг, 1994], например, почти все праздничные тропари и кондаки предлагаются регенту в двух-трех вариантах: один – по гласу, один-два – авторских, концертных. Так, например, тропарь Рождеству изложен четвертым гласом, здесь же предлагается блестящий концертный вариант А. Дегтярева в классическом стиле и М. Ерхана, более сдержанный в эмоциональном отношении. Кондак распет третьим гласом, и в авторских версиях – Д. Бортнянского, наиболее часто исполняемый, и более скромный, но, также, с признаками концертности А. Туренкова (№ 6).

Мы сегодня наблюдаем событие исторического масштаба для исламской культуры: создание хорового концерта (пример 4), которое можно также трактовать как заимствование принципов хорового концертирования их русской хоровой богослужебной музыки. Автор концерта – Рашид Калимуллин [15].
Пример 4




Известно, что в мечети хоровое пение не принято, другое интонирование, кроме чтения нараспев священных текстов и возгласов с минарета не используется. Появление подобного сочинения связано с желанием автора выразить свое отношение к исполняемому тексту вне канонического общения в лоне ислама. Однако, он стремился, чтобы пение было узнаваемо как мусульманами, так и «опознавалось» татарами как свое, почвенное. Поэтому автор прибегает к соединению ангемитонной пентатоники – пятиступенному ладу, свойственному некоторым жанрам татарского фольклора и дважды гармоническим ладам, характерным для арабского Востока. Помимо этого в концерте «Элвидаг» соединяются две манеры пения: народная – у солистки в запеве и академическая – у женского хора. Интересно, что, заимствовав принцип концертирования, Рашид Калимуллин выстраивает драматургию сочинения, следуя принципу функционального подобия аналогичным православным жанрам. Концерт распространен в светской исполнительской практике, первые исполнители – капелла «Cantabile» под руководством А. Соколовой, в репертуаре которой множество богослужебных сочинений композиторов-католиков, протестантов, православных, а также татарские народные песни, они же озвучили первую партитуру исламского хорового концерта.

Упомянутые выше сочинения относятся к разным жанрам, тексты исполняются на разных языках, но роднит их общее доксологическое содержание и музыкальная поэтика. Нашей целью было лишь обратить внимание на данные факты, но, возможно, это станет поводом для дальнейших исследований.