Гуманитарных исследований им. Т. Керашева отдел славяно-адыгских культурных связей национальная библиотека республики адыгея

1. 
   Нашид (араб. نشيد‎‎) - мусульманское песнопение, традиционно исполняемое мужским вокалом соло или в хоре без сопровождения музыкальных инструментов. Использование музыкальных инструментов согласно мнению многих богословов, в том числе основателей четырех из основных мазхабов ислама, не разрешено. В то же время, в исполнении нашидов существует множество новых направлений, в большей или меньшей степени обращающихся к их использованию. Об этом подробнее см.: Электронный ресурс. – Режим доступа: http://ru.wikipedia.org/wiki/Категория: Исламская музыка.
   
2. 
   Сами Юсуф родился в 1980 г. в Тегеране, в семье иранцев азербайджанского происхождения. В возрасте 3 лет он приехал с родителями в Великобританию, где проживает по сей день. Начав с раннего детства играть на самых разных музыкальных инструментах, он посещал занятия в одной из самых престижных музыкальных школ мира – Королевской академии музыки. Изучение как западной музыки, так и мелодий Ближнего Востока (макам) позволило Юсуфу развить уникальный голос, сделавший его всемирно знаменитым. Известен благодаря альбомам Al-Mu’allim (2003), My Ummah (2005). Его хит «Хасби Рабби» («Мне достаточно Господа») стал самым продаваемым в регионе рингтоном, который можно услышать на сотовых телефонах в кафе и автомобилях повсюду от Каира до Дамаска. Его хиты, которые он пишет самостоятельно, варьируются от ритмичных песен о любви к Пророку Мухаммеду до проникновенных баллад о страданиях палестинцев, иракцев и суданцев. И оставаясь верным тем идеям, которые близки сердцу каждого мусульманина, он уводит своих поклонников от экстремизма, неся им послание терпимости, умеренности и, более всего, надежды. Юсуф изучал ближневосточную и классическую музыку со своим отцом-композитором и инструкторами из Королевской академии в Лондоне. Он считает борьбу против угнетения обязанностью каждого мусульманина, вне зависимости от религии угнетенных. В своих песнях он осуждает преступников за убийство детей в Беслане и французское правительство за запрет ношения платков в школах. Сами Юсуф совершил множество гастролей, самый большой концерт состоялся в 2007 г. в Стамбуле (Турция), который собрал 200 000 человек. Сами Юсуф стал вторым певцом в мире по количеству просмотров клипов в YouTube. Об этом подробнее см.: http://www.peoples.ru/art/music/composer/sami_yusuf/
   
3. 
   Мартынов В.И. Культура, иконосфера и богослужебное пение Московской Руси. [Текст] / В. И. Мартынов. – М., 2000.
   
4. 
   Дабаева И.П. Рубежи веков в истории русской духовной музыки // Искусство на рубежах веков. [Текст] Ростов н/Д., 1999.
   
5. 
   Хватова С.И. Современный духовный концерт. Майкоп, 2009.
   
6. 
   Герасимова-Персидская Н. А. Партесный концерт в истории музыкальной культуры [Текст]. М., 1983.
   
7. 
   Дилецкий Н.П. Идеа грамматики мусикийской [Текст]: Публ., перевод, исслед. и коммент. Вл. Протопопова. Памятники русского музыкального искусства. Т. 7. – М., 1979.
   
8. 
   Келдыш Ю.В. Русская музыка XVIII в. [Текст] М., 1965.
   
9. 
   Протопопов В.В. Музыка русской литургии. Проблема цикличности: исследование [Текст]. М., 1990.
   
10. 
    Рыцарева М.Г. Духовный концерт в России второй половины XVIII века [Текст]. СПб., 2006.
    
11. 
    Скребков С.С. Русская хоровая музыка XVII – начала XVIII века [Текст, нот.]. М., 1969.
    
12. 
    Успенский Н.Д. Концертный стиль пения конца XVII – первой половины XVIII века. Композиционные особенности концертного стиля [Текст]. // Русский хоровой концерт конца XVII – первой половины XVIII в. : Хрестоматия. [Текст, нот., ил.]. Л., 1976.
    
13. 
    Паисов Ю.  Новый жанр в советской музыке (заметки о хоровом концерте 70–80-х годов) [Текст] // Музыкальный современник. Вып. 6. М., 1987.
    
14. 
    Дабаева И.П. Русский духовный концерт в историческом контексте [Текст] / И. П. Дабаева // Двенадцать этюдов о музыке. К 75-летию со дня рождения Евгения Владимировича Назайкинского. М., 2001.
    
15. 
    Рашид Фагитович Калимуллин в 1985 г. окончил Казанскую консерваторию, в 1987 – аспирантуру по специальности «композитор». В 1987 – 1993 гг. – преподаватель, старший преподаватель, заведующий кафедрой композиции и инструментовки Казанской консерватории. Как композитор работает в самых различных жанрах, в числе его сочинений – опера, симфонические и камерные произведения, хоровая музыка, песни. Творчеству Р. Калимуллина присуща яркая национальная самобытность, а также органичный сплав восточных и западных музыкальных традиций. В 1989 – 1995 гг. – председатель Союза композиторов Республики Татарстан. С 1995 г. – секретарь Союза композиторов России. Инициатор создания в Казани Центра современной музыки Софии Губайдуллиной, в 1995 – 2002 гг. – директор этого Центра. Директор и художественный руководитель международных фестивалей современной музыки, проводимых в России и Татарстане: «Европа-Азия» (с 1993 г.), «Muz-Transit» (с 2003 г.). Член жюри Международного конкурса имени Прокофьева и конкурса имени Юргенсона. В 2006 – 2010 гг. – член Общественной палаты Республики Татарстан. Народный артист Российской Федерации. Народный артист Республики Татарстан. Премия имени Шостаковича. Лауреат Государственной премии Республики Татарстан им. Г. Тукая. Лауреат первых премий международных конкурсов по композиции (Германия, 1987; Австрия, 1994). Об этом подробнее см.: http://info.tatcenter.ru/whoiswho/1032.htm.
    

Каждый народ, будь он малочислен или многочислен, уникален по-своему. У каждого народа кроме всеобщих традиций и норм взаимоотношения между людьми, есть еще свои вековые национальные традиции и обычаи, отличающие его от других народов и сохраняющиеся, несмотря ни на какие испытания и страдания. И задача каждого культурного и истинно интеллигентного человека – изучить историю, культуру, традиции своего народа и того народа, с которым приходится ему жить и общаться, перенять все лучшее, что есть у данного народа [1].

Замечательным плодом народного творчества, игравшим большую роль в духовной жизни народов в XVIII в. и начале XIX в., является богатый и своеобразный фольклор Северного Кавказа. Народ, создавая героический эпос, воплотил свою жизнь, свой характер и духовный склад в монументальных эпических образах и этим внес свой неповторимый вклад в сокровищницу мировой культуры. Народная педагогика адыгов располагает различными средствами эстетического воспитания подрастающего поколения. Среди них первостепенное значение имеет устное народное творчество.

Сегодня особое внимание надо обратить на адыгский фольклор, способствующий воспитанию подрастающего поколения в духе патриотизма, гуманизма, честности и мужества, трудолюбия и гуманных взаимоотношений между людьми, скромности и уважения к старшим [2].

Еще в глубокой древности у адыгов появились зачатки педагогической мысли для того, чтобы воспитывать детей благоразумными, трудолюбивыми, честными, человечными. Они нашли яркое выражение в самой практике народного воспитания, а также воплощены в народнопоэтическом творчестве – фольклоре. Будучи важным элементом национальной культуры, фольклор активно служит воспитанию и формированию человека и поэтому имеет огромное значение в жизни семьи.

Устное народное творчество как одна из форм духовной культуры имеет национальную специфику, зависит от развития того или иного народа, особенностей его менталитета. Произведения фольклора отличаются глубоким идейным содержанием, высоким мастерством, связью с жизнью, доступностью. Адыгский фольклор богат и представлен разнообразными жанрами: пословицами и поговорками, загадками и героическим эпосом (сказаниями), песнями и др.

Устное народное творчество адыгов отражает жизнь народа, его классовый состав, хозяйственный уклад, материальную культуру, домашний быт, идеологию различных социальных слоев, педагогические взгляды народа. Передаваясь устно, из поколения в поколение, в течение многих столетий, оно несет в себе следы различных исторических эпох, пережитых в своем развитии адыгейским народом. Изучение адыгского фольклора как средства воспитания представляет собой актуальную задачу для совершенствования процесса обучения и воспитания детей в школе. Образность и доходчивость делают его хорошим средством убеждения. В фольклоре адыги выразили свои убеждения в том, каков должен быть человек по их представлениям. Этот идеал соответствует характеру народа, определяется его общественной жизнью [2].

Основная цель воспитания по народным представлениям заключается в подготовке всесторонне развитых людей, способных преодолевать любые трудности в жизни. Об этом свидетельствуют произведения устного народного творчества, герои которых обладают высокими умственными, физическими, нравственными и эстетическими качествами. Адыгский эпос «Нарты» является выдающимся памятником мировой эпической культуры. Он включает в себя песни, поэмы (пщинатли) и легенды. В эпосе встречаются свыше 100 личных имен. Главные образы – Сатанай гуаще, Орземес, Саусырыко, Шебатнуко, Пэтэрэз, Ащемез, Тлепш. Главный герой адыгского эпоса «Нарты» – Сосруко, который олицетворяет собой адыгский идеал совершенной личности.

Большое воспитательное значение в процессе обучения младших школьников имеют сказания, предания, легенды, новеллы и притчи. Наряду с достоверными событиями, в сказаниях встречаются элементы фантастики и вымысла. Это сближает их со сказками. В воспитании подрастающего поколения большое значение имеют пословицы и поговорки, которые отражают психологию народа, его характер, образ мышления, обычаи и традиции, т.е. многовековой опыт целого народа. Нет такой области человеческой жизни, которая не отражалась бы в адыгских пословицах и поговорках, поэтому они обладают огромной воспитательной силой. Отшлифованные временем, умом народа, жизнью многих поколений, они сверкают как бриллианты изумительной огранки.

Для развития умственных способностей детей и подростков адыги использовали увлекательные задачи и загадки, которые заставляли мыслить образно и быстро. Например, как перенести через реку ягненка, волка и сено, чтобы ягненок не съел сено, а волк – ягненка. Сочинялись небольшие рассказы, рисующие определенную ситуацию, из которой нужно было найти выход. Например, « чей конь отстанет, тот заберет собственность».

В пословицах и поговорках содержится много мыслей о трудовом и физическом воспитании детей. В них большое место занимают также идеи формирования морального облика молодежи, особенно идея воспитания ее в духе любви к родине и своему народу. Большая любовь к Родине отражена во многих пословицах, песнях и загадках. В них народ сравнивает Родину с матерью.

Народ в своем творчестве высказал идею о том, что для сохранения Родины нужна глубокая преданность ее сыновей и дочерей. Адыгские пословицы внушают чувство любви к своей Родине и содержат прямой призыв быть верным своему дому. Все эти пословицы подчеркивают важность семейного воспитания, личную ответственность родителей за воспитание своих детей. В этих произведениях отразилась идея о том, что нравственно-эмоциональная сторона внутрисемейных отношений является уникальным воспитательным фактором, не имеющим своего равнозначного эквивалента. Многие из пословиц имеют назидательный характер и служат воспитанию в детях положительных качеств.

Средствами эмоционального воздействия на чувства и сознание детей являются народные песни. В частности, в воспитании патриотизма, любви к своей родине хорошим средством убеждения были историко-героические песни – «орэд» (песня). Они посвящены военным и политическим событиям, народным движениям, которые ослабляли основы феодализма у адыгов, деятельности выдающихся исторических личностей и воинскому мужеству и преданности родине [2].

Трудно переоценить роль и значение адыгских народных сказок в становлении и развитии адыгейской литературы. Сказка является наиболее сложным, но и самым любимым детьми жанром устного народного творчества. Герой адыгских сказок – простой народ, наделенный положительными качествами: умом и добротой, простотой и трудолюбием, силой и отвагой, и мечтающий о счастливой и свободной жизни. Например, сказка о зайчике, лисе и волке, о том, как волк съел зайчат, когда зайчиха отсутствовала, и как зайчиха с помощью лисы и совы отомстила злодею. Сказка заканчивается пословицей: «Е пшIагъэу шIум ущымыгугъ» – «Сотворив зло, не жди добра» [3].

Говоря о сказках, необходимо подчеркнуть, что сказки о животных являются более доступными для детского восприятия. Они лаконичны и просты. В них нет ничего запутанного. Образы выразительны и четки. Эти сказки содержат тонкие наблюдения над жизнью и повадками животных. В них в метафорической форме осуждаются человеческие пороки и восхваляются положительные черты характера. Животные в адыгских сказках наделены человеческими чертами и качествами, умеют разговаривать. Характеризуя адыгские сказки, А.М. Горький писал, что ценность адыгских сказок увеличивается еще и тем, что в них зло везде побеждено, это хорошее свидетельство о здоровье народа. Эта высокая оценка, данная А.М. Горьким адыгским сказкам, подчеркивает их значение как средства нравственного воспитания молодого поколения.

В адыгском фольклоре заключены большие возможности для нравственного, трудового, умственного развития подрастающего поколения. Он прекрасен воспитательной ценностью и способствует формированию у детей таких качеств, как гуманность, честность, скромность, уважение к старшим, трудолюбие, учит детей глубже и тоньше разбираться в жизненных ситуациях, в окружающих явлениях.

1. 
   Кукушин Н.А. Этнопедагогика. М., 2002.
   
2. 
   Беданокова А.М. Воспитательный потенциал адыгского фольклора. Майкоп, 2005.
   
3. 
   Непсо М. «Адыгейская художественная культура (1-3 год обучения). Майкоп, 2000.
   

При этом пропагандировать тематику жизненных ценностей (таких, как счастье и несчастье, отношение к семье, родителям и детям, своему здоровью; мировоззренческих ценностей: представления о цели и смысле жизни, вера в Бога, совесть, достоинство; общественных ценностей: патриотизм, чувство долга, национальные традиции; ценностях межличностного общения: любовь, дружба, честность, доброта, порядочность, скромность, сострадание к другим людям) должна государственная политика посредством СМИ-инструментария. Однако в современном российском социуме доверие к медиа-пространству со стороны гражданского общества находится на крайне низком уровне, а продуманная политика государства в направлении его совершенствования никоим образом не прослеживается. Конечно, имевшая место в советское время строгая морально-ценностная политика государства, злоупотреблявшего порой требовательностью и пугавшего неизменной предсказуемостью, нежелательна в настоящее время в так называемом демократическом обществе. Но все-таки, порой, это было приятно: отключиться от всего происходящего (пугающего и неожиданного) и погрузиться в любимую книжицу, где добро всегда побеждает, а зло всегда наказано. Читатель сопровождает любимых персонажей, пугается вместе с ними, ненавидит и презирает некоторых других, но он неизменно знает: этот отважный всадник обязательно победит, эта красавица обязательно выйдет замуж за любимого, а этот мудрый старец обязательно изречет истину.

К примеру, затронем на предмет морально-ценностной насыщенности творчество классика адыгской литературы соцреалистического периода Тембота Керашева. Поставленные в своих художественных романах и новеллах проблемы добра и зла автор связывает с внутренним миром героев – Суанды, Еристэма, Батыма, Таура Темгана, князя Альджеруко («Одинокий всадник»), Гучипса («Абадзехский охотник»), Лимы («Слово девушки»), Куко, Камболета, Бабуф («Куко»), каждый из которых отличается этно-особенностями характера и самосознания. Специфика национального характера в произведениях Т.М. Керашева имеет прочные корни, глубокие связи с историей адыгского народа, который превыше всего ставил мужество, долг и честь. Эти черты характера у адыгов всегда стояли на первом месте. И Т.М. Керашев уделяет мужеству, как категории нравственной и моральной, самое большое внимание. Оно, как добро, – у него высокая нравственность. У мужества, как и у добра, много граней – это и защита Отечества, слабых, беззащитных, и почтительное отношение к женщине и старикам, и спокойная выдержка, и умение сдержать слово. И, конечно, любовь к независимости, национальное достоинство.

Все перечисленное таким мощным и ослепительным потоком выливается на читателя, порой городского подростка начала 80-х гг. ХХ в., когда-то давно слышавшего из разговоров старших о своем адыгском происхождении. От воспитывающего его деда он чаще слышал интересные рассказы, но о боях Великой Отечественной войны, советской власти, Сталине и великом советском строе. Это – тоже патриотизм, тоже Родина, но где искомая «адыгскость»? И, наконец, находит: вот она, милая черкесская девушка, вот он, отважный черкесский всадник, вот их душевные порывы, вот общеадыгские этнические красоты. И восполняется почти физически ощущаемая жажда национального. С жадностью поглощая все то, что происходит с Суандой и Еристемом, подростковое подсознание впитывает их каждой клеточкой, удовлетворенной этой порцией адыгагъэ и потому счастливой, еще не однажды возвращающей его к любимому тексту. Героиня оказывается в функции такого нужного читателю в пятнадцать лет человеческого идеала, а герой – в роли образа, необходимого ему по жизни спутника.

Однако помимо перемещения на борту межвекового челна воплощается в прозе Т.М. Керашева и другая функция историзма – мощный объектив, гарантирующий достоверность, т.е. соответствие материала реальной действительности, окружавшей автора и его современников. Очерчиваемое писателем художественное полотно неизменно располагается в непосредственной зависимости от исторического периода, в границах которого реализуются события. Всякое сюжетное явление в авторских строках сопоставимо с фактами, представленными в исторической судьбе народа. За основу сюжетов первых северокавказских повестей принимались весьма злободневные и социально-значимые темы, достоверные факты. Но неумение произвести анализ этих фактов, отсутствие верности обобщения, неспособность ввести в движение события, характер, личность так, чтобы произведение художественно и правдиво изображало жизнь – все это лишало первые национальные повести реалистической полноты. Однако уже в 40–50-х гг. ХХ в. появляются историко-сказочный роман Тембота Керашева, освещающий основы национального бытия адыгов, «Одинокий всадник» и ряд его новелл («Дочь шапсугов», «Месть табунщика», «Абрек», «Послед­ний выстрел» и т.д.).

Стержневая тема этих произведений связана с формированием общенациональной адыгской идеи, которая заключалась, по призыву главных героев (Гулез, Анчока, Хатхе Мхамета и др.), в необходимости объединения двенадцати адыгских племен в единое государст­во, способное защищать свой народ. При этом в ходе развития сюжетов автор, подробно излагая судьбы и бытовые проблемы конкретных людей, проводит более глобальную и масштабную мысль – беспокойство за будущее постоянно воюющего и постепенно исчезающего адыгского народа. В течение всей своей истории как древней, так и более поздней, черкесский (адыгский) народ находился в фокусе пересечения не только крупных торговых путей, но и политических пристрастий большинства государств старины, что заставляло его вести продолжительную и непреклонную войну за собственное суверенное присутствие. В этих сложнейших условиях надо было не только выжить, но как можно быстрее и конструктивнее сформировать единую державу, имеющую возможность противостоять неприятелям. Эта тема постоянно присутствует в произведениях Т.М. Керашева в эпизодах восхищения характерным для адыгов умением вести походную жизнь, благополучно сочетающимся в описаниях автора с их трудолюбием. Данные мотивы высоко эмоционально звучат в керашевских текстах.

Одновременно в литературе того периода часто прослеживается тональность ненависти представителя низшего класса к богатому или к руководящему им представителю класса высшего – частое явление для исторической прозы как прошлого, так и нынешнего веков. Идея «классовой борьбы» не однажды разделяла общество на враждующие груп­пы, и места гуманизму, общечеловеческим принципам братства и сотруд­ничества не оставалось. История сама обращалась в бомбу, взрывающую понятие объективности и научности, и в таких обстоятельствах появлялся основанный на классовой борьбе историко-революционный сюжет как в больших, так и в северокавказских литературах. Эта тональность постоянно сопровождает прозу Т.М. Керашева. Буквально воспевая устный народный сказ адыгов, писатель не забывает упомянуть именно социальную функцию этого словесного пласта, который он обозначает как «наиболее острое средство классово-идеологического воздействия на массы» [1. С. 364-365]. Причем в выводимых автором социальных неурядицах революционной поры современный читатель с легкостью распознает проблемы собственного социума 2000-х гг. Так, в статье «О сказаниях и сказах народа адыге» (1937 г.) Т.М. Керашев вновь художественно преподносит вечную во все времена власть денег, – столь родную нашему современнику коррупцию. Повествуя о творивших в аулах тех лет сказителях, он не забывает упомянуть о том, что они часто злоупотребляли своими возможностями, включая в свои строки злато-и благорасположенных к ним дворян и, соответственно, забывая истинных героев. Однако, не давая нам, ищущим правды в своих предках читателям отчаяться, он тут же приводит глобально противоположный пример о храбром, идущем против односельчан шапсуге, вещающем: «Можно ли купить славу, если я ее не заслужил, и можно ли лишать меня ее, если я ее заслужил?» [1. С. 364-365]. Таким образом, заданная еще классиком адыгской литературы прошлого века тональность в отношении адыгского социума остается и поныне в силе и можно утверждать, что она достойно продолжается и современными славянскими авторами, разделяющими с адыгами этнопространство.

В частности, выход в свет в 2008 г. во Владикавказе книги Гария Немченко «Счастливая черкеска» можно считать вполне предсказуемым и даже исторически обоснованным явлением. Дело в том, что позиция этого творческого и общественного деятеля относительно существующего и культивируемого у нас в стране взгляда на представителя того или иного этноса всего лишь как на жалкое человекоподобное «лицо кавказской национальности», известна уже давно – ярое неприятие подобного отношения. Он высказывал ее не раз и неистово сопротивлялся наносимым малым этносам оскорблениям, мелькавшим в печати.

И потому давно стоило ожидать подобного художественно-документального и эмоционального повествования от имени Г.Л. Немченко, ставящего своей творческой целью расположение к межнациональному взаимоуважению и обязательному во все времена соседскому добросердечию. Соответственно, уже во вводном слове книги автор настраивает читателя на собственную позицию: причисляя себя, кубанского казака, к кавказцам, он провозглашает девиз дальнейшего изложения – «взаимопроникновение национальных культур». Именно в рамках этого девиза и строится последующее повествование: автор вещает не как сторонний наблюдатель, а как один из нас – тех самых «лиц кавказской национальности», что позволяет ему делать это убедительно и психологически выразительно.

Но порой в своем искреннем восхищении Г.Л. Немченко уходит прямо в противоположном направлении – от самозабвенного растворения в героях к восторженному возведению их на Олимп, т.е. к обожествлению, объясняя читателю, что горцы – это все, живущие в горах (и кавказцы, и боги). Эта художественно несколько преувеличенная, однако выразительная параллель, проводимая автором уже на первых страницах, говорит о многом. Именно в таком ракурсе взирает на своего персонажа – осетинского профессионала-наездника Ирбека Кантемирова – рассказчик, и именно так, буквально с обожествлением, он относится ко всему горскому этносу, ключевым понятием менталитета коего испокон веков является «ЧЕСТЬ».

Как уже отмечалось нами выше, многие источники сегодня наносят колоссальный ущерб нравственности народа и особенно молодежи, так как у нее еще не сформирован механизм иммунитета против потоков грязи, льющейся с экранов телевизоров и со страниц газет и журналов. К сожалению, более половины молодых россиян готовы переступить через моральные нормы ради успеха. Подрастающее поколение не видит ничего плохого в обогащении за счет других, в хамстве, пьянстве, получении взятки, в супружеской измене и в публичных проявлениях расизма. Все шире и шире распространяется варварство, пиратство, торговля людьми, терроризм, вооруженные конфликты. Это – катастрофа для всего человечества.

Пытаясь на протяжении всего повествования не уходить от острых вопросов реальности, Г.Л. Немченко именно с акцентом на ключевое понятие («честь») порой рассуждает о философии нашей сегодняшней жизни и о месте рыцарства в ней, причем делает это с ориентацией на кавказских богатырей – нартов, в чем еще раз проявляется добрая сопричастность автора к соседней культуре. В своем призвании высоко держать голову и почаще глядеть на небеса, т.е. ориентироваться на возвышенное и героическое, автор приходит к азбучной, но нуждающейся в пропаганде, истине: «Хваленое европейское рыцарство когда-то начиналось. С «лиц кавказской национальности». С гордых – теперь-то, случается и на пустом месте – сынов Кавказа». И горько заключает: «А мы нынче пугаем ими детей. Только ли они в этом виноваты?» [2. С. 8]. Кроме того, Г.Л. Немченко в другом эпизоде, доказывая горское происхождение традиций средневекового рыцарства, приводит авторитетное мнение европейского историка, утверждавшего, что «конный рыцарь в Европу прискакал из Алании» [2. С. 31]. И не однажды затем в своих эпизодах автор, буквально иллюстрируя этот исторический тезис, рассказывает о джигите, постоянно выступающем в реальной жизни в роли благородного рыцаря или доброго волшебника. И в итоге, описывая «исключительные физические возможности, внешность богатыря из нартского эпоса» одного из своих героев, автор горячо взывает: «Какой там Шварцнегер, какие западные герои, какие идолы – вот он, давно ждущий своего часа кумир наших мальчишек, пример юношеству…» [2. С. 34].

Главной чертой характера своего кумира, неизменно вызывающей восхищение и обязывающей к подражанию, автор называет цельность, не могущую быть наигранной либо наносной. Тем самым Г.Л. Немченко подсказывает вдумчивому читателю, как человек своим непродуманным, выбивающимся из мудрой гармонии мироздания действом может жестоко ранить ту, о которой он столь редко задумывается, хотя обязан это делать неизменно. И как раз из этой вселенской цельности логически вытекает лейтмотив, сопровождающий все повествование и плавно переходящий из одного эпизода в другой, являющийся некоей смысловой осью, нанизывающей на себя все происходящее: «Нет на свете ничего случайного». Это философское заключение постоянно подтверждается автором, компонующим в некоторой степени своим повествованием шкалу истинных ценностей и выводящим тем самым цельность на достойное место. И не однажды еще Г.Л. Немченко обратится в своих рассуждениях к нравственным категориям, четко расставляя приоритеты и ясно давая понять, что именно делает человека человеком на Кавказе: высокое благородство и терпеливое достоинство, честь и мужество, великодушие, которое выше храбрости, крепость слова, верность – друг другу, брат брату.

Его книга – своего рода «кредит доверия» нашей молодежи, мораль которой в последние десятилетия необходимо было формировать как раз на основе подобного художественного творчества, но, к сожалению, момент упущен и сегодняшний всадник живет не по хабзэ-принципу, а по страшнейшему принципу «оторви и выбрось», искренне считая последний первым признаком лIыгъэ (мужественности). Вот, убеждает нас мудрый автор, «договор о беспрекословном соблюдении горского, кавказского «кодекса чести» в стремительно опускающейся в омут общечеловеческих ценностей столице был и в самом деле надежным щитом от нарастающей вокруг разнузданной пошлости и густопсового хамства…» [2. С. 168]. Действительно, убедительно, тем более для того, кто стремится в столицу, вырываясь из-под надежного прикрытия родного аула и мечтая об олигархических радостях. Однако, напоминает Г.Л. Немченко, желудок полон – опустела душа, и в доказательство приводит чеченскую пословицу: «Идя на запах шашлыка, не забреди туда, где клеймят ослов!». К тому же мотив горького упрека федеральной политике на Кавказе можно считать характерным для этого произведения. Причем автор нередко винится, считая себя условно причастным к тому, что делает тот или иной федерал: «Что же ты, Москва?! По сути сама на Северном Кавказе всю эту кашу заварила, а теперь нос показать сюда боишься? И так стало горько на душе – ну так горько! И – стыдно». Видит Г.Л. Немченко и современную изношенность, обветшание кавказских ценностей, случающуюся на фоне общегосударственной политики, творимой «модно одетыми мальчиками со вставным – вместо здравого ума – интеллектом и съемной совестью» [2. С. 124] .

Подводя итоги своих размышлений, полагаем, что ценности, в отличие от норм права, могут быть предложены или навязаны обществу не в законодательных актах, а в процессе информационно-психологического воздействия на граждан со стороны власти. Поэтому выступления политических лидеров, различные доктринальные документы, возможно, могут и быть теми формами, в которых национальные ценности формулируются и затем транслируются в общественное массовое сознание. В своем программном заявлении «Россия, вперед!» глава государства подчеркнул их ценность. Поэтому высшая российская власть, с одной стороны, готова предлагать такие ценности социуму, которые бы позволили более эффективно управлять как различными общественными процессами внутри него, так и социумом в целом. С другой стороны, высшая российская власть намерена искоренять ценности, которые мешают воздействию на общество. Но слишком могуча и неизбывна вера того, кто сам является представителем горского менталитета, в силу мудрости народной, т.е. хабзэ: «Вся Россия, как от всеобщей порчи, наконец, очнется от внушенного чужими идолами дьявольского наваждения и вернется к традиционным народным идеалам, национальным святыням, древним своим покровителям и защитникам – терпеливцам, праведникам, богатырям и героям» [2. С. 188]. И, читая этот палящий призыв, не может горец, пусть и молодой, остаться равнодушным и не представить себя в роли подобного нарта, что дает нам надежду на «распространение в массах» этой действительно благой для национальных меньшинств жизненной позиции славянского автора.