Гунтхард Вебер кризисы любви

} у нас же совсем нет места!» И отец понял: сын повесился, чтобы снять

с родителей эту заботу, он освободил место для другого.

Как только мы завоевываем в группе власть или становимся не­зависимыми, связь ослабевает, а вместе с этим слабеет и голос совес­ти. Но люди слабые добросовестны, они остаются верными. Они де­монстрируют самую самоотверженную отдачу, поскольку они привя­заны. На предприятии это работники нижнего звена, в армии — обыч­ные солдаты, а в церкви — верующий народ. На благо сильных членов группы они добросовестно рискуют здоровьем, невиновностью, сча­стьем и жизнью, даже тогда, когда сильные, прикрываясь высокими целями, ими, возможно, бессовестно злоупотребляют. Так как они ос-ь. таются привязанными к собственной системе, их могут бесцеремон-

[ но отдавать на заклание системам внешним. И тогда эти маленькие

» люди подставляют свою голову за людей больших, выполняют всю

I грязную работу, это герои на затерянном посту, это овцы, идущие за

пастухом на бойню, это жертвы, платящие по чужим счетам.

б) Совесть и баланс

Как совесть следит за привязанностью к родителям и к своему роду и управляет ею с помощью своего чувства вины и невиновнос­ти, так она следит и за обменом и регулирует его с помощью другого чувства вины и невиновности.

Если иметь в виду позитивный обмен между «давать» и «брать», то чувство вины мы воспринимаем как обязательство, а невиновность — как свободу от обязательств. Понятия «брать» не существует в отрыве от цены. Но если я возвратил другому ровно столько, сколько полу­чил, тогда я свободен от обязательств. Тот, кто свободен от обяза­тельств, чувствует себя легко, но у него нет больше и этой связи. Кро­ме того, эту свободу от обязательств можно увеличить, давая больше, чем обязан. Тогда мы познаем невиновность как право на притяза­ние. Итак, совесть способствует не только нашей связи друг с дру­гом, но и в качестве потребности в компенсации управляет обменом внутри отношений и внутри семьи. Роль этой динамики в семье ни­как не удается оценить в полной мере.

34

в) Совесть и порядок

Чувство вины в отношении порядка не затрагивает центра нашей личности. Мы част9 можем позволить себе этот тип вины, не испыты­вая проблем с чувством собственной ценности, даже когда знаем, что у нас есть некое обязательство или что мы должны заплатить какой-то штраф. И, напротив, если мы совершаем проступок в отношении при­вязанности или баланса, наша самооценка понижается. Так что чув­ство вины переживается по-разному. Возможно, это связано с тем, что хотя мы и испытываем потребность в порядке, но что касается подроб­ностей, здесь мы в значительной степени вольны решать сами.

Совесть определяет также, что человек имеет право воспринимать, а что — нет.

Пример:

В этой системе было запрещено воспринимать беременность, и даже высшее медицинское образование не помогло обоим преодолеть эту блокировку восприятия.

Белый медведь

Жил-был белый медведь, и привезли его в цирк. Но его не занимали в представлениях, а только выставляли напоказ. Поэтому обычно он сидел в фургоне. Но фургон был настолько тесен, что пройти

з*

35

г

^ белого медведя, и его продали в зоопарк. Теперь у него был про-

сторный вольер. Но и там он ходил только два шага вперед и два 1 назад. Другой белый медведь спросил его; «Почему ты так дела-

ешь?» И он ответил: «Потому, что я долго жил в фургоне».

: 2. Согласованность потребностей

, в привязанности, сбалансированности

■ и порядке

\ Совесть по-разному служит удовлетворению потребностей в при-

| вязанности, сбалансированности и порядке. Так, на службе у привя-

\ занйости она, возможно, требует того, что запрещает на службе у сба-

\ лансированности и порядка, а в том, что она позволяет ради поряд-

I ка, нам вполне может быть отказано в интересах привязанности. Если

| одна потребность берет верх, то другие оказываются в убытке. Если

' человек все же хочет одновременно подчиняться всем трем услови-

ям, то каждому он останется что-то должен. Как бы мы ни старались следовать указаниям совести, она будет нас, с одной стороны, обви­нять, а с другой — оправдывать. Поэтому наша совесть никогда не бывает абсолютно спокойна.

Итак, вина и невиновность идут по большей части рука об руку. [ Хватаясь за невиновность, мы касаемся и вины. А снимая дом у вины,

мы обнаруживаем там жильца по имени невиновность. К тому же вина ' и невиновность часто меняются одеждой: вина приходит одетая не-

| виновностью, а невиновность является нам в платье вины. Так что

| внешность обманчива, и только результат показывает, что же это было

на самом деле. Добиться можно лишь того, чтобы вины во всех отно­шениях было как можно меньше.

Пример:

Когда мать говорит ребенку, который что-то натворил: «А теперь ты целый час будешь играть один в своей комнате», она наказывает его за несоблюдения порядка. Но если она добивается порядка пол­ностью, то это значит, что она на целый час оставляет ребенка в его комнате одного и ребенок после этого злится на мать, и причем по праву. Потому что ради справедливости она забыла о привязанности и любви. Поэтому родители нередко отменяют часть наказания. Тог­да они нарушают порядок, так как привязанность для них тоже важ­на. Если же родители не наказывают вообще, то на переднем плане стоит привязанность, но происходит это в ущерб порядку. В этом слу-

чае ребенок тоже будет злиться на родителей, потому что не будет знать, где границы дозволенного.

3. У каждой системы своя совесть

Мы установили, что мерилом для совести является то, что ценит­ся в той группе, к которой мы принадлежим. Но каждый человек уча­ствует во множестве разных отношений, интересы которых противо­речат друг другу, и принадлежит ко многим системам. Так что если вместе соберутся люди, принадлежащие к разным группам, то совесть у каждого будет своя, а у человека, принадлежащего сразу к несколь­ким группам, для каждой из них совесть тоже своя, так же и законы привязанности, сбалансированности и порядка в каждой системе свои.

Среди воров, чтобы иметь возможность оставаться в группе, че­ловек должен воровать, а в какой-нибудь другой группе именно этого делать нельзя. Но представители этих групп подчиняются их прави­лам с одинаковой совестью и одинаковым рвением. Таким образом, содержание совести никак не связано с понятиями добра или зла, оно связано с тем, что считается ценностью в данной группе.

Человек, появившийся на свет в еврейской семье, чувствует себя хорошо и уверенно, принимая ее веру, если же он от этой веры отре­кается, то чувствует себя скверно и ощущает над собой угрозу. То же самое чувство вины и невиновности в аналогичных обстоятельствах испытывают и христиане, и мусульмане.

Совесть удерживает нас в группе, как пастушья собака удержива­ет овец в отаре. Но если обстановка меняется, она, как хамелеон, за­щищая нас, меняет свою окраску. Поэтому рядом с матерью у нас одна совесть, рядом с отцом — другая, в семье — третья, на работе — чет­вертая, в церкви — пятая и за столиком в баре — шестая. То, что на пользу одной системе, может повредить другой, и что приносит нам невиновность в одной, сталкивает нас в виновность в другой. Похо­же, что за один и тот же поступок мы оказываемся перед многими судьями, и пока один зачитывает нам приговор, другой нас оправды­вает.

Итак, рассчитывать на невиновность — дело безнадежное. Если знать, что чувства вины и невиновности — это средства, помогаю­щие нам ориентироваться, чтобы мы могли нормально существовать в определенных отношениях, тогда дело не в том, виновны мы или невиновны, а в том, чтобы мы могли вести себя сообразно обстанов­ке. Эту дилемму я обобщил в одной маленькой истории. Когда я рас-

37

сказываю эту историю, многие слушатели воспринимают только то, что находится на переднем плане. Но у этой истории есть еще и сред­ний, и задний планы.

Один противником представился другому.

Они садятся с двух сторон стола

И на одной доске,

Где множество фигур,

По сложным правилам,

За ходом ход

Ведут они одну

И ту же царскую игру.

И оба жертвуют игре своей Они различные фигуры. И в напряженье, Покуда есть ходы, друг друга держат. Когда же дальше им Движенья нет, Игра закончена.

Тогда они меняют стороны И цвет,

И вот все той же непростой игры Другая партия настала.

Но кто играет долго, /

И выиграл, и проиграл не раз, По обе стороны тот Стал мастером.

4. Совесть как обосабливающий фактор. Преодоление обособления

Наряду со связующей ролью совесть выступает и как обосабли­вающий, устанавливающий границы фактор. Поэтому, если мы хо­тим остаться в группе, нам часто приходится отказывать или лишать права на принадлежность, которым мы пользуемся сами, другого, не такого, как мы. Тогда наша совесть делает нас ужасными для другого, потому что во имя ее мы должны желать или совершать с другим, кто от нее отходит, то, чего сами боимся как наихудшего следствия вины или как самой страшной угрозы — исключения из группы.

38

В то время как мы совершаем плохие поступки по отношению к другим, по отношению к собственной группе наша совесть чиста. Заставляя нас быть начеку в интересах своей группы, той, к которой мы принадлежим, совесть делает нас слепыми в отношении других групп. Чем больше она привязывает нас к одной группе, тем больше отделяет нас от других. Чем более дружелюбно она кастраивает нас по отношению к своей группе, тем враждебнее делает нас в отноше­нии групп внешних.

То хорошее, что примиряет и умиротворяет, должно преодолевать границы, которые устанавливает для нас совесть, тем что привязыва­ет нас к отдельным группам. Оно следует другому, скрытому закону, который действует в разных вещах только потому, что они есть. В про­тивоположность тому, как это делает совесть, оно действует тихо и незаметно, как вода, текущая не на виду. Его присутствие мы замеча­ем только по его воздействию.

Познание

Некто хочет наконец «это» узнать. Он вскакивает на свой велоси­пед, выезжает на простор и в стороне от привычной тропы нахо­дит другую. Здесь нет никаких указателей, так что полагаться ему приходится на то, что он видит перед глазами и что может измерить шагами. Им движет что-то похожее на радость перво­открывателя и то, что раньше было для него скорее предположе­нием, теперь становится фактом.

Но вот на берегу широкого потока тропа заканчивается, и он слезает с велосипеда. Он знает, что если он хочет проникнуть еще дальше, то тогда ему придется оставить на берегу все, что у него есть при себе. Тогда он потеряет твердую почву под ногами, его понесет и погонит сила, которая может больше, чем

39

он, так что ему придется ей довериться. И потому он медлит и отходит назад.

«Что-то пошло здесь не так», — думает он. Затем нажимает на тормоз и разворачивается.

Несколько позже он спрашивает одного старого учителя: «Как же ты это делаешь, когда помогаешь другим? К тебе часто приходят люди и просят у тебя совета в таких вещах, в которых ты не очень-то разбираешься. И тем не менее потом им становится лучше». Учитель говорит ему: «Не в знании дело, когда кто-то останавли­вается на пути и больше не хочет двигаться дальше. Ибо он ищет безопасности там, где требуется мужество, и свободы там, где правильное не оставляет ему выбора. Так он и ходит по кругу. Но учитель не поддается отговоркам и иллюзиям. Он ищет середину и там сосредоточенно ждет — как тот, кто подставил паруса вет­ру, — не придет ли ему слово, которое подействует. И когда к нему приходит другой, он находит его там, куда ему самому нужно, и это ответ для обоих. Они оба слушатели». И добавил: «Середина легка на ощупь».

5. Границы свободы

Чувство вины указывает нам границы того, как далеко мы можем зайти и где нам следует остановиться, чтобы по-прежнему иметь право на принадлежность. Свободное Пространство внутри этих границ, где я могу передвигаться, не испытывая чувства вины и не опасаясь по­терять принадлежность к группе, это и есть подлинная свобода. Од­нако границы эти подвижны и неодинаковы. И в каждых отношени­ях свободное пространство выглядит по-своему. Поэтому самое пер­вое, что происходит в любой группе, — это обнаружение границ. Пу­тем эксперимента выясняется, где начинается вина и где она заканчивается. Учитель это, конечно, прекрасно понимает, и воспи­тание строится так, что границы для ребенка становятся все шире и шире.

В партнерских отношениях бывает, что границы устанавливают­ся очень тесно, и тогда один из партнеров заводит любовника или любовницу, благодаря чему границы расширяются, и у них пвявля-

40

ется новое свободное пространство. Если границы в этом случае стали слишком широкими, значит, они стали и менее надежными и должны быть снова сужены. Следовательно, свобода здесь — это характер свя­зи, и это другая свобода по сравнению со свободой принимать реше­ния. И хоть мы и можем, если хотим, перешагивать установленные гра­ницы, но только заплатив за это чувством вины и не без последствий для нашего и чужого счастья.

Мы знаем совесть как конь знает всадников, скачущих на нем, как штурман звезды, по которым он определяет местоположение и выбирает направление. Но ах! Многие всадники скачут, к сожале­нию, на лошади, и многие штурманы на корабле следуют многим звездам. Вопрос в том, кому же тогда подчиняются всадники и ка­кое направление указывает кораблю капитан.

Ответ

Один ученик обратился к учителю: «Скажи мне, что такое сво­бода?».

Ученик спросил: «И это все?».

На что учитель сказал: «Некоторые полагают, что сами ищут ис­тину своей души. Но это через них думает и ищет великая душа. Как природа, она может позволить себе очень много ошибаться, ибо непрерывно и без устали заменяет плохих игроков новыми. Но тому, кто предоставляет думать ей, она дает иногда немного про­странства и, как река пловца, который отдает себя на волю волн, несет его объединенными усилиями к берегу».

Различные порядки любви

Те порядки любви, по которым складываются наши отношения, в основном являются для нас заданными. Отношения одного рода, если они ладятся, следуют одному и тому же порядку и одному и тому же образцу. Но те противоречия в совести, которые делают для нас невоз-

41

можным понять разные чувства вины и невиновности, мы познаём не только как столкновение потребностей в привязанности, сбалансиро­ванности и порядке, но гораздо интенсивнее мы познаём их в тех тре­бованиях, которые предъявляют нам разные отношения и группы.

То, что в предыдущих отношениях было невиновностью, в после­дующих часто становится виной, а то, что в прежних делало нас ви­новными, в последующих считается невиновностью (например, сек­суальность). В каждые следующие отношения вливаются порядки из прежних и прежние заменяются новыми. Поэтому нам всегда прихо­дится заново решать, что из прежнего порядка и прежних отношений мы возьмем в следующие, а что нам, возможно, придется оставить.

Итак, вина и невиновность здесь тоже появляются вместе, пото­му что то, что служит одной группе и одним отношениям, может по­вредить другим. То, что приносит нам невиновность в одной группе, становится нашей виной в другой. Совесть следит и за порядком от­ношений, но в разной степени. Отчетливее и сильнее всего мы по­знаём совесть в отношениях с-родителями, а слабее всего — в свобод­но выбранных союзах.

Как другая совесть действует на уровне рода, будет описано ниже. Сначала мы обратимся к отношениям между родителями и детьми, потом к партнерским отношениям и, наконец, к отношениям в роду. И совсем в конце мы коснемся и наших попыток отношения к миру как целому.

III. ОТНОШЕНИЯ МЕЖДУ РОДИТЕЛЯМИ

И ДЕТЬМИ

Первое, что относится к порядкам любви между родителями и детьми, — это то, что родители дают, а дети берут. Но речь здесь не просто о «давать» и «брать», а о «давать жизнь» и «принимать жизнь». Давая детям жизнь, родители дают им не что-то такое, что им при­надлежит. Они дают то, чем являются сами, и к этому они не могут ничего прибавить и ничего выпустить или оставить для себя. Вмес­те с жизнью они дают детям себя — такими, какие они есть, ничего не прибавляя и ничего не убавляя. Соответственно дети, получая от родителей жизнь, могут принять родителей только такими, какие они есть, и не могут к этому ничего прибавить, ничего выпустить или от чего-то из этого отказаться. Таким образом, это обладает со­всем иным качеством, чем если я кому-то что-то дарю, потому что дети не просто имеют родителей — это их родители. Родители дают детям то, что в свое время сами взяли от своих родителей, а также часть того, что раньше, еще будучи парой, они приняли один от дру­гого. Кроме того, что родители дают детям жизнь, они еще заботят­ся о детях. В силу этого у родителей и детей возникает огромный разрыв между «давать» и «брать», ликвидировать который дети не могут, даже если бы и хотели.

Маленький пример на эту тему:

Среди участников курса был один предприниматель, которого мать в свое время отдала, так как вела легкомысленный образ жиз­ни. Он вырос в приемной семье и познакомился с матерью, только когда ему было уже двадцать лет. Сейчас это был мужчина около сорока лет, и свою мать он видел всего три или четыре раза в жизни. И вот он вспомнил, что она жила неподалеку. Вечером он поехал к ней и на следующее утро вернулся и рассказал, что просто вошел и сказал своей маме: «Я рад, что ты меня родила». И старая женщина была счастлива.

43

2. Чтить дары и дающих

3. Иерархический порядок в семье

В-третьих, к порядкам любви в семье относится ранговый по­рядок, который так же, как и «давать» и «брать», идет сверху вниз, от более ранних к более поздним. Поэтому родители обладают при­оритетом перед детьми, а первый ребенок — перед вторым.

Этот порядок относится и к «давать» и «брать» между братьями и сестрами. Появившийся раньше должен давать появившемуся позже, а более поздний должен принимать у более раннего. Тот, кто сейчас дает, раньше брал, а тот, кто принимает, тоже должен будет потом давать. Поэтому первый ребенок дает второму и тре­тьему, второй берет у первого и дает третьему, а третий берет у пер­вого и у второго. Старший ребенок больше дает, а младший боль­ше берет. За это самый младший часто ухаживает за родителями в старости.

Поток «давать» и «брать», текущий сверху вниз, и течение вре­мени от более раннего к более позднему нельзя ни остановить, ни повернуть вспять, ни изменить его направление, ни направить его снизу вверх или от более позднего к более раннему. Поэтому дети всегда стоят ниже родителей.и поэтому более поздний всегда идет после более раннего. Поток «давать» и «брать», как и время, течет все дальше и дальше, но никогда — назад.

Между родителями существует еще и собственная иерархия, ко­торая не зависит от принадлежности. Так как отношения между родителями начинаются одновременно, то в смысле изначального порядка они всегда равны. Их ранговый порядок вытекает из их функции, например, он зависит от того, кто отвечает за безопас­ность.

44

4. Нарушения порядка между родителями и детьми

Порядок процесса «давать» и «брать» в семье переворачивается с ног на голову, когда более поздний, вместо того чтобы принимать у более раннего и его за это уважать, стремится ему давать, как будто он ему равен или даже его превосходит. Когда родители, к примеру, хотят брать у своих детей, а дети хотят давать родителям то, что те не приняли от своих родителей или от своего партнера, тогда родители хотят брать как дети, а дети хотят давать как партнеры и родители. В этом случае поток «давать» и «брать» вместо того, чтобы течь сверху вниз, вопреки силе тяжести должен потечь снизу вверх. Но, как ру­чей, который хочет течь не вниз, а вверх, он не доберется ни туда, куда хочет, ни туда, куда должен.

Как только возникает такое отклонение, как только родители за­хотят брать, а дети захотят или должны будут давать, — налицо фаль­сификация порядка.