Хрестоматия по вниманию под редакцией А. Н. Леонтьева, А. А. Пузырея и В. Я. Романова
жүктеу/скачать 1.52 Mb.
|
| {нет 80 страницы.}
от предметов, наиболее ему близких, к предметам, наименее его касающимся. Остановка взгляда, переходящая впоследствии в интенсивное внимание, проявляется во внешности более резко выраженным сокращением некоторых мускулов. Внимание сопровождается "известным аффектом, который Прейер называет <эмоцией удивления>. На высшей своей ступени это состояние производит временную "неподвижность мускулов. По мнению доктора Сикор-ского, <удивление или скорее эмоция, сопровождающая психический процесс внимания, наиболее характеризуется временной задержкой дыхания; явление это бросается в глаза человеку, при-указать момент первого появления воли. Прейер думает, что он совпадает с пятым месяцем, являясь в форме импульса; как задерживающая способность воля проявляется значительно позже. Пока психическая жизнь остается еще в периоде попыток (peri-ode d"essai), внимание, т. е. переход мысли от одного предмета дение произвольного внимания, состоящего в способности удержи-лишь насильственно, под влиянием воспитания-все равно, исходит ли оно от людей или от вещей. Воспитание, привитое людьми, более заметно, но существует не одно оно. Ребенок отказывается учиться читать; он не в состоянии сосредоточить свой ум па буквах, для него непривлекательных, но он жадно всматривается в картинки, которые находит в книге. <Что изображают эти картинки?> На это отец отвечает: <Когда ты научишься читать, книга тебе об этом скажет>. После нескольких подобных разговоров ребенок покоряется; сначала он вяло берется за дело, потом привыкает и, наконец, проявляет усердие, которое приходится уже умерять. Это пример генезиса произвольного внимания. К желанию естественному, прямому пришлось привить желание искусственное и косвенное. Чтение есть процесс, не имеющий непосредственного интереса; но оно имеет интерес посредствующий; этого достаточно-ребенок втянулся в работу, пер"вый шаг сделан. Другой пример я заимствую у Переца. <Однажды шестилетний ребенок, обыкновенно крайне рассеянный, уселся по собственному побуждению за рояль, чтобы проиграть мотив, нравящийся его матери; упражнение его продолжалось более часа. Тот же ребенок, когда ему было семь лет, видя, что брат его занят исполнением каникулярных работ, сел в кабинете отца. <Что вы делаете здесь?>-спросила няня, удивленная, что застала его в этой ком-нате.-<Я пишу страницу по-немецки,-отвечал ребенок,-правда, это не особенно весело, но мне хочется сделать приятный сюрприз маме>. Еще пример генезиса произвольного внимания, привитого на этот раз к чувству симпатии, а не эгоизма, как в первом примере. Ни рояль, ни урок немецкого языка не возбуждают внимания непроизвольного, они вызывают внимание и приковывают его к себе с помощью заимствованной силы. 81 Везде при возникновении произвольного внимания замечается с бесчисленными вариациями все тот же механизм, приводящий к полному успеху, к успеху половинному или же к неудаче: берутся естественные двигатели, отклоняются от прямой их цели и употребляются (если возможно) для достижения другой цели. Искусство пользуется природными силами для осуществления своих задач, и в этом-то смысле я называю такую форму внимания искусственной. Не задаваясь перечислением различных двигателей, которыми пользуются искусственно, чтобы вызвать и упрочить произвольное внимание, т. е. как уже сказано) придать намеченной цели деятельную силу, не присущую ей самой, я должен отметить в образовании произвольного внимания три последовательных периода. В первом периоде влияние воспитателя простирается только на простейшие чувства: он действует на чувство страха во всех его формах, на эгоистические стремления, пользуется привлекательностью наград и влияет на нежные и симпатичные эмоции, на врожденную любознательность, составляющую как бы умственный аппетит, встречающийся у всех в известной, хотя бы и слабой степени. Во втором периоде искусственное внимание вызывается и поддерживается чувствами вторичного образования: самолюбием, соревнованием, честолюбием, интересом в практическом смысле, чувством долга и т. д. Третий период-период организованного внимания: внимание вызывается и поддерживается привычкой. Так, ученик, сидящий в классной комнате, работник, трудящийся в мастерской, чиновник, занимающийся в канцелярии, купец, сидящий за прилавком, по большей части охотно выбрали бы для себя иные местопребывания, но под влиянием самолюбия, честолюбия, интереса у них создалось прочное влечение к указанным занятиям. Выработавшееся внимание стало второй натурой, задача искусства выполнена. Достаточно очутиться в известных условиях) известной среде, чтобы все остальное последовало само собой: внимание "вызывается не столько причинами, принадлежащими настоящей минуте, сколько накоплением причин предшествовавших. Двигателям первичным сообщилась сила двигателей естественных. Субъекты, не поддающиеся воспитанию и дрессировке, никогда не достигают этого третьего периода; у них произвольное внимание является редко, урывками и не может войти в привычку. Нет надобности подробно доказывать, что у животных переход от внимания непроизвольного к произвольному происходит точно так же под влиянием воспитания, дрессировки; но здесь воспитатель располагает для воздействия только ограниченным числом простых средств. Он действует с помощью устрашения) лишения пищи, насилия, кротости, ласки и, таким образом, достигает того, что у животного являются привычки, и оно с помощью искусственных средств становится внимательным. Между животными точно 82 так же, как и между людьми, есть способные к воспитанию и строптивые. <Воспитатель обезьян,-говорит Дарвин,-покупавший их в зоологическом обществе по пятидесяти рублей за экземпляр, предлагал двойную плату за право удерживать обезьян в течение нескольких дней у себя, чтобы сделать из них выбор. Когда его спросили, каким образом он узнает в такой короткий срок) будет ли данная обезьяна хорошим актером, он отвечал, что все зависит от способности их ко вниманию. Если в то время, когда говорят с обезьяной или объясняют ей что-либо, внимание ее легко развлекается мухой, сидящей на стене, или каким-нибудь другим пустяком, то такие животное вполне безнадежно в смысле дрессировки.> Когда пытались с помощью наказания заставить невнимательную обезьяну повиноваться, она становилась норовистой, между тем как, напротив, внимательная обезьяна всегда оказывается способной к дрессировке>. Резюмируя сказанное, мы видим, что нашли в корне внимания лишь аффективные состояния, притягательные или отталкиватель-ные стремления. Для непроизвольной формы не существует других причин. Для формы произвольной причины те же, но чувства более сложны, более позднего образования, опытные производные от первоначальных стремлений. Попробуйте в то время, когда произвольное внимание находится еще в периоде генезиса, пока оно еще не организовалось, не утвердилось под влиянием привычки, отнять у ученика самолюбие, соревнование, страх наказания; попробуйте обогатить коммерсанта и рабочего, дайте чиновнику пенсию с первых дней его карьеры, и все внимание их к непривлекательной работе исчезнет, потому что нет более того, что вызывало и поддерживало его. Я согласен) что этот генезис очень сложен, но он соответствует действительности. Если верить большинству психологов, можно подумать, что произвольное внимание, единственно для них существующее) хотя и представляющее форму производную и приобретенную,-устанавливается сразу. Оно подчиняется мною высшему авторитету. Я даю его или отнимаю по желанию, я направляю его поочередно на различные точки, я сосредоточиваю его на одном пункте так долго, как только может продолжаться усилие моей воли. Если это описание не условно и не фантастично, если автор вывел его из собственного опыта, я могу только восхищаться им. Но, по правде говоря, надобно быть лишенным всякой наблюдательности .или же ослепленным предрассудками, чтобы не видеть, что произвольное внимание в своей устойчивой форме есть состояние) трудно сохраняемое, и что многим не удается достигнуть его. Тем не менее если, как мы старались это доказать, высшая форма внимания есть дело воспитания, полученного нами от наших родителей, учителей, от окружающей нас среды, дело того воспитания, которое мы впоследствии даем себе сами, подражая полученному нами от других, то\ объяснение это только отодвигает 83 дальше затруднение; ведь наши воспитатели ограничивались тем\ что действовали на нас, как раньше действовали на них другие, и т.д. из поколения в поколение; следовательно, это нисколько не объясняет нам первоначального генезиса произвольного внимания. Каким образом возникло оно? Оно возникло в силу необходимости, под давлением потребности и рядом с успехами умственного развития. Это усовершенствованный аппарат, продукт цивилизации. Тот же прогресс, который заставил человека в нравственном строе своем заменить господство инстинктов господством интереса или долга, в строе социальном перейти от первобытной дикости в состояние организованного общества, в строе политическом-от почти абсолютного индивидуализма к образованию государства, тот же прогресс в области умственного развития заставил человека перейти от господства непроизвольного внимания к господству внимания произвольного. Последнее служит одновременно следствием и причиной цивилизации. В предыдущей главе мы заметили, что в естественном состоянии как для животного, так и для человека возможность непроизвольного внимания служит фактором первой важности в борьбе за жизнь. Как только под влиянием тех или других причин, выступивших вперед, человек вышел из дикого состояния (недостаток дичи, скученность населения, бесплодность почвы, соседство лучше вооруженных племен) и явилась необходимость погибнуть или приспособиться к более ".сложным условиям жизни, т. е. работать, внимание произвольное стало, в свою очередь, фактором первой важности в этой повой форме борьбы за жизнь. Как только у человека явилась способность отдаться труду, по существу своему непривлекательному, но необходимому, как средство к жизни явилось на свет и внимание произвольное. Следовательно, оно возникло под давлением необходимости и воспитания, даваемого внешними предметами. Легко доказать, что до возникновения цивилизации произвольное внимание не существовало или появлялось на мгновение, как мимолетное сверкание молнии. Леность дикарей известна; это подтверждают все путешественники и этнологи; примеры так многочисленны, что приводить их нет надобности. Дикарь со страстью предается охоте, войне, игре, он страстный любитель всего непредвиденного, неизвестного, случайного во всех возможных формах; но постоянного труда он не знает или презирает его. Любовь к труду есть чувство вторичного образования, развивающееся параллельно с цивилизацией. Заметим, что труд составляет наиболее резкую конкретную форму внимания. Даже полуцивилизованные племена чувствуют отвращение к последовательному труду. Дарвин спросил у гаучей, преданных пьянству, игре и воровству, почему они не работают. Один из них ответил: <Дни слишком длинны>. <Жизнь первобытного человека,-говорит Герберт Спенсер,-поч-ти вся проходит в преследовании зверей, птиц и рыб, которое доставляет ему приятное возбуждение; для человека цивилизованно-84 го охота хотя и служит удовольствием, но далеко не таким постоянным и распространенным... Наоборот, очень слабо развитая у первобытного человека способность к продолжительному, непрерывному вниманию сделалась у нас очень значительной. Правда,. большинство людей трудится по необходимости) но среди общества существуют и такие люди, для которых активное занятие составляет потребность настолько сильную, что они беспокоятся, когда им нечего делать, и чувствуют себя несчастными, если случайно принуждены отказаться от труда; встречаются люди, для которых предмет их исследования настолько привлекателен, что они предаются ему в течение целых годов, почти не давая себе необходимого для их здоровья отдыха...>. Произвольное внимание-явление социологическое. Рассматривая его как таковое, мы лучше поймем его генезис и непрочность. Нам удалось, думаем мы, доказать, что произвольное внимание есть приспособление к условиям высшей социальной жизни, что это дисциплина, привычка, подражание естественному вниманию,. служащему ему одновременно точкой опоры и точкой отправления.
85 недоразумения, я повторяю: вся задача заключается в этой возможности задержки. Каким образом можем мы произвести задержку? Здесь мы приступаем к вопросу, весьма мало обработанному в физиологии и почти не исследованному в психологии. Опыт па каждом шагу показывает нам, что во многих случаях в нашей власти остановить движение различных частей нашего тела. Но как происходит соответствующий процесс этой приостановки в области духовной? Если бы механизм задержки был лучше изучен в физиологии, мы, вероятно, могли бы дать менее туманный ответ. Итак, просим читателя, смотреть на последующие рассуждения, как на опыт, исполненный пробелов. Основное свойство нервной системы состоит в переходе первичного возбуждения в движение. Это акт рефлективный, типичная форма нервной деятельности. Но известно также, что некоторые возбуждения могут помешать движению, замедлить или уничтожить его... Хотя теория, утверждающая, что для задерживательных явлений существуют отдельные аппараты, сделалась почти классической, но в последнее время несколько авторов, опираясь на свои опыты, утверждали, что <как двигательные, так и задержива-тельные явления происходят в одних п тех же элементах>. <Всякий раз, когда раздражают какой-нибудь нерв,-говорит Бонн,- в этом нерве происходят двоякого рода изменения в противоположных направлениях. Возьмем двигательный нерв: деятельность его выразится сотрясением мускула, но кроме этого явления, наиболее очевидного и лучше всего исследованного, возникает также противоположное состояние, стремящееся затормозить движение или не дать ему осуществиться. В этом нерве произойдут одновременно: акт двигательный и акт задерживательный>. Двигательный процесс наступает быстрее задерживательного и длится не столь долго. Первое возбуждение производит максимальное сотрясение, но при вторичном возбуждении наступает задержка, уменьшающая силу движения. В одном из опытов Вундта при раздражении данного нерва с помощью непрерывного тока является на аноде задерживательная волна, которая распознается по уменьшению раздражаемости нерва, и медленно распространяется по обе стороны анода; в то же время на катоде образуется волна возбуждения, распространяющаяся по обе стороны катода с большой быстротой и интенсивностью. Таким образом, при возбуждении по нерву в одно и то же время проходят задер-живательная волна и волна возбуждения, и возбуждаемость его есть не что иное, как равнодействующая этих двух противоположных сил. На основании этой гипотезы всякое возбуждение вызывает, следовательно, и нервном веществе два изменения: одно положительное, другое отрицательное: с одной стороны, стремление к деятельности, с другой - стремление задержать эту деятельность; 86 окончательный результат есть только итог этих действий. Таким образом, преобладание является то на стороне импульса, то на стороне задержки. Мы привели вкратце почти все, чему учит нас физиология в отношении к механизму задержек; этим нам придется воспользоваться впоследствии. Теперь возвратимся к изучению психологическому. Произвольная задерживающая способность, каков бы ни был ее способ действия, есть образование вторичное; она появляется относительно поздно, как и все проявления высшего порядка. Хотение в своей положительной, импульсивной форме, хотение, что-либо производящее, является первым в хронологическом порядке. Хотение в отрицательной форме, препятствующее чему-либо, является позже, по Нрейеру, на десятом месяце, под очень скромной формой задержки естественных испражнений. Но каким образом нами производится задержка? На этот вопрос мы не в состоянии ответить удовлетворительно. Тем не менее надобно заметить, что в этом отношении мы находимся в точно таком же положении и касательно противоположного вопроса: каким образом производим мы движение? В хотении положительном вслед за <я хочу> является обыкновенно движение; это значит, что сначала возникает в мозгу деятельность двигательных образов или приспособленных двигательных следов, передача нервного возбуждения через лучистый венец полосатым телам, нижнему слою ножки большого мозга, продолговатому мозгу, затем после перекрещивания спинному мозгу, нервам и, наконец, мускулам. В хотении отрицательном за <я хочу> следует обыкновенно задержка: здесь анатомические и физиологические условия передачи не так хорошо известны; по гипотезе, изложенной выше, они нисколько не должны отличаться от предыдущего случая. Но как в том, так и в другом случае сознанию непосредственно доступны только два момента: отправной и конечный, т. е. <кя хочу> и акт совершенный или задержанный. Все промежуточные состояния ускользают от него; оно усваивает их только путем изучения и косвенно. Итак, при настоящем состоянии наших знаний мы должны ограничиться установлением факта) что точно так же, как в нашей власти начать, продолжать и усилить движение, в пашей же власти сократить, прекратить или ослабить его. Эти общие замечания приводят к одному по крайней мере положительному результату, а именно, что всякое хотение, будь это импульс или задержка, действует только па мускулы и через мускулы, что всякое другое толкование неопределенно, неуловимо, химерично; что. следовательно, если механизм внимания двигательный, как мы утверждает, то необходимо, чтобы во всех случаях внимания участвовали мускульные элементы, действительные движения или же движения и зародышном состоянии, на которые действует задерживающая сила. Мы имеем власть (им-87 пульсивную или останавливающую) только над мускулами произвольными; это единственное понятие наше о воле. Таким образом, из двух вещей нужно выбрать одну: или найти мускульные элементы во всех проявлениях произвольного внимания, или же отказаться от всякого объяснения его механизма и ограничиться только признанием его существования. Внимание останавливается произвольно на восприятиях, образах и идеях; или, выражаясь более точно и избегая всяких метафор, состояние моноидеизма может быть произвольно удержано на группе представлений, образов или идей, приспособленных к заранее намеченной цели. Нам необходимо определить те двигательные элементы, которые встречаются в этих трех случаях. 1. В отношении восприятий затруднений не представляется. Все наши воспринимающие органы в одно и то же время чувствительные и двигательные. Для того чтобы мы могли воспринимать нашими глазами, ушами, руками, ногами, языком, ноздрями, необходимы движения. Чем более подвижны части нашего тела, тем более совершенна их чувствительность. Чем беднее подвижность их, тем тупее чувствительность. Но это не все; без двигательных элементов восприятие невозможно. Припомним сказанное раньше, что если мы установим наш взгляд неподвижно на одном каком-нибудь предмете, то в скором времени восприятие становится туманным и затем исчезает. Приложите, не надавливая, нижнюю поверхность пальца к столу, и через несколько минут вы не будете чувствовать прикосновения. Движение глаза или пальца воскрешает восприятие. Сознание возможно только через изменение, изменение возможно только через движение. Можно бы многое сказать по этому поводу, потому что хотя факты вполне очевидны и подтверждаются повседневным опытом, но психология до такой степени пренебрегала ролью движений) что в конце концов забываешь, что они составляют коренное условие сознания, ибо служат орудием основного его закона - относительности и изменяемости. Сказанного нами в оправдание формулы: <Нет движений, нет и восприятий>-совершенно достаточно. Роль движений в чувствительном внимании не подлежит ни малейшему сомнению. Часовщик, тщательно изучающий механизм часов, приспособляет свои глаза, руки, тело; все остальные движения задержаны. В лабораторных опытах, устроенных для изучения произвольного внимания, это сосредоточение с помощью задержки движений достигает часто необыкновенной степени: дальше мы поговорим об этом. Припомним приведенные нами раньше наблюдения Гальтона над движениями в утомленной аудитории. Внимание означает, следоьательно, сосредоточение и задержку движений, рассеянность - развитие движений, Произвольное внимание может также действовать на проявление эмоций (если у нас есть серьезные причины не выражать 88 наружно своего чувства и достаточная задерживающая способность, .чтобы не дать ему проявиться), но действует оно только на мускулы и ни на что более; все остальное ускользает от него. До сих пор мы касались только самой легкой стороны вопроса. Мы подошли теперь к той чисто внутренней форме, которая называется размышлением. Содержание его составляют образы и идеи. Итак, нам предстоит отыскать двигательные элементы в этих двух группах психических состояний. 2. <С первого взгляда не представляется очевидным, - писал Бэн уже в 1855 г.,-что запечатление идеи (образа) в уме есть дело мускулов, подчиненных воле. Какие движения происходят, когда я представляю себе окружность или думаю о церкви святого Павла? Ответить на этот вопрос возможно, только предполагая, что мысленный образ занимает в мозгу и других частях нервной системы то же место, что и первоначальное ощущение. Так как в наших ощущениях, особенно же в ощущениях высшего порядка - осязании, зрении, слухе, существует известный мускульный элемент, то этот элемент должен так или иначе найти свое место в ощущении идеальном - в воспоминании>. С этого времени вопрос о природе образов тщательно и успешно изучался и был решен в том же смысле. Между тем как для большинства прежних психологов образ был каким-то призраком без определенной локализации, существующим <в душе>, отличающимся от представления не по степени, но по природе, похожим на последнее <не более, как портрет сходен с оригиналом>, для психологии физиологической между представлением и образом существует тождество природы, тождество локализации и только разница в степени. Образ-это не фотография, но оживление чувствительных и двигательных элементов) составивших представление. По мере того как возрастает его интенсивность, он приближается к своей отправной точке и стремится перейти в галлюцинацию. Чтобы не удаляться от двигательных элементов образа, исключительно нас интересующих, заметим следующее: так как нет восприятии без движений, то, очевидно, эти последние, однажды возникнув, оставляют в мозгу двигательные следы (двигательные образы, двигательные интуиции) точно так же) как впечатления ретины или впечатления кожи оставляют чувствительные следы. Если бы двигательный аппарат не имел своей памяти, своих образов или следов, ни одно движение не могло бы быть заучено, сделаться привычным; все пришлось бы начинать сызнова. Нет надобности, впрочем, прибегать к рассуждениям. Тысячи опытов подтверждают, что движение присуще образу, содержится в нем. Знаменитый опыт с маятником Шевреля может считаться типичным. Нужно ли приводить другие? Возьмем для примера людей, бросающихся в пропасть из страха упасть в нее, ранящих себя бритвой [13 опасения пораниться; возьмем <чтение мыслей>, которое сеть 11й что иное. как <чтение> мускульных состояний, и массу других фактов, прослывших необычайными только потому, что 89 публике неизвестен элементарный факт, что всякий образ содержит стремление к движению. Конечно, двигательный элемент не всегда принимает такие громадные размеры, но он по крайней мере существует в зародышном состоянии точно так же, как н чувствительный образ по живости не всегда подходит к галлюцинации, но просто начертан в сознании. 3. Если легко установить существование двигательных элементов в образах, то вопрос об общих идеях или понятиях много труднее. Необходимо признаться, что физиологическая психология слишком пренебрегала идеологией, которой ей следовало бы заняться, пользуясь современными опытными данными: изучение восприятий и образов приготовило к этому путь. Я не намерен вводить сюда энизодически разбор этого крупного вопроса и предлагаю только распределить общие идеи на три большие категории, чтобы удобнее было ориентироваться. Идеи, происходящие от слияния сходных образов без помощи слова. Идеи, происходящие от слияния несходных образов с помощью слова. Идеи, сводящиеся к слову, сопровождаемому туманной схемой, или даже лишенные соприсутствующего впечатления. Я оставляю в стороне регулирующие понятия (время, пространство, причина), изучение которых завело бы нас слишком далеко. Посмотрим, заключает ли в себе каждая из этих категорий двигательные элементы, на которые может действовать внимание? а) Первая категория заключает в себе общие идеи самого грубого свойства, те, которые встречаются у высших животных, у детей и у глухонемых до употребления членораздельной речи. Операция ума ограничивается схватыванием весьма выдающихся сходных признаков и составлением таким путем родовых образов-термин более точный, нежели выражение <общие идеи>. Эта операция, по-видимому, очень аналогична известному приему, с помощью которого Гальтон, налагая одну на другую несколько -фотографий, получает сложный портрет данного семейства. Другими словами, она состоит в накоплении сходных признаков и удалении незначительных отличий. Но говорить, что этот прием объясняет образование общих идей,-значит защищать ничем не оправдываемый тезис; он служит лишь для объяснения низшей ступени этого образования и имеет значение только для грубых форм сходства. Заключает ли в себе эти родовые образы двигательный элемент? Высказываться категорически по этому поводу трудно и во всяком случае бесполезно, так как не на этой стадии умственной жизни имеет место произвольное размышление. б) Вторая категория заключает в себе большую часть общих идей, служащих для постоянного обихода мысли. При всестороннем изучении предмета следовало бы установить восходящую иерархию групп, идя от менее общего к более общему, т. е. отме-90 чая способность схватывать все более и более слабые сходства, менее и менее многочисленные аналогии. Все ступени этого нос-ходящего движения встречаются в истории человечества. Обитатели Огненной Земли не имеют вовсе абстрактных терминов. У индейцев Америки есть различные термины для дуба белого и черного, но нет никакого для дуба вообще. У жителей Тасмании существуют отдельные термины для каждого вида деревьев, по нет термина вообще для дерева, тем более для растения, животного, цвета и т. д. Не останавливаясь на этих различных фазисах, ответим на вопрос, что имеется в нашем уме, когда мы думаем этими общими идеями? Во-первых, слово, составляющее постоянный элемент; вместе с ним образ менее и менее сложный, менее и менее ясный по мере восхождения в область обобщений. Этот образ есть отвлечение. Он составляется тем же приемом, которым пользуется ум для того даже, чтобы представить себе индивидуальный образ. Мое представление о Петре, о Павле, о моей собаке, о всяком конкретном предмете, в совершенстве мне известном, может быть только отвлечением из многочисленных восприятий, полученных мною от него и представивших мне его в различных видах. В представлении индивидуального образа между предшествовавшими образами данного предмета происходит борьба за господство в сознании. В зарождении общей идеиборь-ба за господство в сознании происходит между различными родовыми образами. Это отвлечение второго и третьего порядка. Таким образом, возникает ядро, вокруг которого колеблются неопределенные и туманные элементы. Мое общее представление о человеке или собаке, пребывая более или менее долго в сознании, стремится облечься в конкретную форму; оно принимает образ европейца или негра, болонки или бульдога. Двигательный элемент заключается главным образом в слове (мы еще вернемся к этому впоследствии). Что же касается образа или отвлечений из образов, присоединенных к слову, то очень трудно сказать, что остается в них из движений, заключающихся в первоначальных восприятиях. в) В предыдущей категории, по мере того как идеи становятся более общими, роль образов постепенно стушевывается, слово мало-помалу берет перевес до тех пор, пока одно только оно и остается. Таким образом, получается следующий прогрессивный ряд: родовые образы без слова, родовые образы со словом, слово без образов. На этой последней ступени мы встречаемся с чисто научными понятиями. Существует ли исключительно только слово в этом высшем периоде абстракции? Я утверждаю это без всяких колебаний. Мне неудобно вдаваться в подробности, которые отвлекли бы меня от моей темы; я ограничусь замечанием, что если в настоящее время в слове не заключается ничего, то в нем есть, в нем должно быть потенциально знание, возможность познания. <В современном мышлении,-говорит Лейбниц, - мы имеем обыкновение опускать объяснение значения употребляемых 91 нами знаков, зная или предполагая, что объяснение это в кашей власти, не считая в настоящее время такое применение или объяснение слов необходимым... Этот способ рассуждения я называю слепым, или символическим. Мы употребляем, его в алгебре, в арифметике и, говоря по правде, везде вообще>. При обучении детей, и еще лучше дикарей, счислению хорошо видно, каким образом слово, вначале нераздельное с предметами, затем с образами, прогрессивно отделяется от них для самостоятельной жизни. В конце концов оно становится похоже на условную монету (таковы банковые билеты, чеки и т.д.), представляя ту же полезность и ту же опасность. Здесь двигательный элемент может заключаться только в слове. Новейшие исследования, о которых упоминалось выше, доказали, что слово существует не в одинаковой форме у всех людей. Для одних оно состоит главным образом из моментов выговаривания. Штрикер в своей книге о речи и музыке, основываясь на личном опыте, описал законченный тип подобных субъектов, это тип двигательный по преимуществу. Для других слово состоит главным образом из слуховых образов; это внутренняя речь, очень хорошо описанная В. Эггером. Третьи, гораздо реже встречающиеся, думают словами читаемыми или написанными. Это зрительный тип, У большинства людей все эти элементы действуют в неодинаковых дозах. Но всегда и везде как слово, произнесенное вслух, так и знак чисто внутренний опираются на какую-либо форму первоначаль--ного восприятия, а следовательно, заключают в себе двигательные элементы. Нет сомнения, что двигательные элементы, заключенные в общих идеях любой категории, часто бывают очень слабы. Это согласуется и с выяснившимся на опыте фактом, что абстрактное мышление невозможно для многих и затруднительно и утомительно почти для всех. Мы останавливались так долго на этой части нашей темы, потому что она наименее исследована, наиболее трудна и более всего подвержена критике. Но многие читатели скажут нам: мы допускаем, что существуют двигательные элементы в восприятиях, в образах и в меньшей степени в понятиях; но это еще не доказывает, что внимание действует на них и через них, что оно представляет двигательный механизм. Без сомнения, относительно этого пункта нет ни одного решающего наблюдения или опыта. Убедительный опыт состоял бы в попытке увериться, будет ли еще способен ко вниманию человек, лишенный двигательной способности, как внешней, так и внутренней, и только этой способности. Этот опыт неосуществим. В болезненных случаях, которые мы будем изучать позже, нет ничего подходящего. Заметим, однако, мимоходом, что невозможно размышлять, когда бежишь со всех ног, даже и тогда, когда это делается без всякого другого мотива, как только из желания бежать; при крутом подъеме, даже в тех случаях, когда иет никакой опасности, не любуются видом. Масса опытов дока-92 зывает существование антагонизма между большой тратой движений н вниманием. Правда, некоторые размышляют, ходя большими шагами и жестикулируя, но в этих случаях происходит скорее процесс изобретений, нежели сосредоточение, и избыток нервной силы разряжается различными путями. В конце концов очевидно, что внимание есть задержка, причем эта задержка может производиться только с помощью физиологического механизма, препятствующего расходу реальных движений в чувствительном внимании,-движений, потенциальных (a Vetat naissant) в размышлении, ибо произведенное движение - это восстановление вовне, это уничтожение состояния сознания, так как производящая его нервная сила преобразуется в двигательный элемент. <Мысль,-говорит Сеченов,-есть рефлекс, сокращенный до двух первых своих третей>. Бэн, выражаясь с большим изяществом, замечает: <Думать-значит воздерживаться от слова или действия>. В заключение рассмотрим, что нужно понимать под ходячим выражением <произвольно направить свое внимание> и что происходит в таком случае. <То, что происходит в этом случае, - говорит Маудсли, - есть не что иное, как возбуждение известных нервных токов, служащих для составления идей, и сохранение их деятельности до тех пор, пока они, лучеиспуская свою энергию, не доведут до сознания все идеи, связанные ассоциацией, или по крайней мере возможно большее число идей, способных к деятельности при данном состоянии мозга. Итак, по-видимому, сила, называемая нами вниманием, есть скорее винт a fronte, притягивающий сознание, нежели винт tegro, толкающий его. Сознание есть следствие, а не причина возбуждения. Модный психологический язык переворачивает это положение и, говоря вульгарно, ставит плуг впереди волов, потому что при размышлении требуется не направить сознание или внимание на данную идею, как обыкновенно полагают, но, наоборот, сообщить идее интенсивность, достаточную для того, чтобы она могла подчинить себе сознание>. Остается, однако, еще неясный пункт. Если мы допустим, что механизм внимания двигательный и что для произвольного внимания он состоит главным образом в задерживающем акте, то следует задаться вопросом, каким образом происходит эта задержка и на что она действует. Это такой темный вопрос, что приходится довольствоваться почти одной его постановкой; но лучше попытаться найти ответ, хотя бы и гадательный, чем отступать перед трудностью. Быть может, не бесполезно будет поискать разъяснений среди явлений аналогичных, но более простых. Рефлективные движения - будь это рефлексы в тесном смысле, естественные, врожденные или же рефлексы приобретенные, вторичные, упроченные повторением и привычкой - производятся \без выбора, без колебания, без усилия и могут длиться, не вызы-93 вая усталости. Они приспособлены настолько хорошо, что приводят в движение в организме только элементы, необходимые для их осуществления. В порядке строго двигательном они соответствуют непроизвольному вниманию, которое, будучи также умственным рефлексом, не предполагает ни выбора, ни колебаний, ни усилия и может долго поддерживаться, не вызывая утомления. Существуют, однако, еще и другие категории движений, более сложных, искусственных, примером которых могут служить: письмо, танцы, фехтование, все упражнения тела, механические занятия. Здесь приспособление уже не природное;чтобы приобрести его, надобно трудиться. Оно требует выбора, попыток, усилия и вначале сопровождается усталостью. Ежедневное наблюдение доказывает, что и самом начале производится большое число бесполезных движений: ребенок, который учится писать, двигает всей рукой, глазами, головой и иногда частью туловища. Цель, к которой должно стремиться в данном случае, состоит в том, чтобы противодействовать рассеянию труда и с помощью ассоциаций и диссоциаций осуществить максимальное количество работы с минимальным усилием. Причина этого факта заключается в следующем: не существует изолированных движений; сокращающийся мускул действует на соседние и часто на многие другие. Это достигается путем часто повторяемых попыток, благодаря счастливой случайности: ловкие люди успевают быстро, неловкие - медленно или даже никогда. Но механизм остается все тот же: он состоит в усилении известных движений, координировании их в одновременно действующие группы или же в последовательные ряды и в исключении всех остальных, т. е. в их задержке. Точно так же действует и внимание произвольное или искусственное. Приготовляясь к этому тяжелому состоянию, мы видим, как возникают группами или рядами различные состояния сознания; это зависит от того, что нет изолированных состояний сознания, точно так же как нет изолированных движений. Между ними многие не служат главной цели и отвлекают от нее. Здесь также существуют состояния сознания бесполезные или вредные, которые по возможности следует устранять. Добрая часть нашей задачи состоит в этой отрицательной работе, которая удаляет из сознания посторонние элементы или приводит их к наименьшей интенсивности. Каким образом достигается это, когда удается? Приходится или отказаться от всякого объяснения, или же допустить, что двигательные элементы этих состояний сознания подвергаются задержке. В таких случаях мы очень ясно ощущаем непрерывное усилие. Может ли оно возникнуть иначе, как вследствие энергии, потраченной на задержку? Ведь обыкновенное течение мысли, предоставленной себе самой, свободно от усилия. Если нам возразят, что, судя по этому, о сновной механизм произвольного внимания останется скрытым, мы ответим, что скрытым остается механизм всякого хотения. В сознание проникают лишь два крайних момента: отправной и конечный; все остальное про-94 исходит в области физиологической, причем безразлично, нужно ли действовать или препятствовать, произвести движение или задержку. Внимание есть состояние ума минутное, преходящее: это не постоянная сила, как чувствительность или память. Это форма (стремление к моноидеизму), которой подчиняется материя (обыкновенное течение состояний сознания); его исходной точкой служит случайное стечение обстоятельств (внимание непроизвольное) или установление заранее определенной цели (внимание произвольное). В обоих случаях необходимо участие аффективных состояний или стремлений. Они направляют все. Если их нет, ничто не удается; если они подвергаются колебаниям. - внимание неустойчиво; когда они прекращаются, внимание исчезает. Когда, таким образом, является преобладание одного какого-либо состояния сознания, механизм ассоциации приходит в движение сообразно своей многосложной форме. Направляющая работа состоит в том, чтобы выбрать и удержать в сознании (посредством задержки других) приспособленные состояния, но таким образом, чтобы они могли развиваться, в свою очередь, благодаря ряду подборов, задержек и усилений. Больше внимание не может дать ничего; оно ничего не создает, и если мозг бесплоден, ассоциации бедны, оно функционирует напрасно. Направить по произволу свое внимание составляет труд, невозможный для многих и подверженный случайностям для всех. III Всякому по опыту известно, что произвольное внимание всегда сопровождается чувством усилия, прямо пропорциональным его продолжительности и трудности поддержать его. Откуда берется это ощущение усилия и что оно означает? Усилие при внимании есть частный случай усилия вообще, которого наиболее обыкновенным и наиболее известным проявлением служит усилие, сопровождающее мускульную работу. Относительно происхождения этого чувства было высказано три мнения: 1) Оно происхождения центрального и, предшествуя движению или по крайней мере одновременно с ним, направляется изнутри наружу; это чувство центробежное, исходящее, чувство затрачиваемой энергии; оно не происходит, как ощущение в тесном смысле, от внешнего влияния, переданного центростремительными нервами (Бэн). 2) Оно происхождения периферического и, являясь вслед за произведенными движениями, направляется снаружи внутрь; это чувство входящее, чувство энергии, которая была уже потрачена; оно. как всякое другое ощущение, передается от периферии тела к мозгу с помощью центростремительных нервов (Бастиан, Фер-рье, Джемс и т. д.). 95 3) Оно есть одновременно явление центральное и периферическое: существует совместно и чувство затрачиваемой силы или чувство иннервации, и чувство произведенного движения; оно сначала центробежно, затем центростремительно (Вундт). Эта смешанная теория, по-видимому, разделяется и И.Мюллером, одним из первых физиологов, изучавших этот вопрос. Второй тезис, наиболее новый, кажется и наиболее солидным. Джемс очень тщательно изложил его в своей монографии ( 96 ответ на этот вопрос. Я очень ясно ощущаю напряжение не внутри черепа, но как бы в костях головы и давление снаружи вовнутрь на весь череп, что, очевидно, происходит вследствие сокращения мускулов кожи головы и вполне согласуется с выражениями: <ломать себе голову> (sich den Kopt gebrochen), <собираться с мыслями>. Во время одной болезни, которой я страдал когда-то и в продолжение которой не выносил ни малейшего усилия связной мысли (замечу, что в это время я еще не составил себе никакой теории), мускулы затылка обнаруживали у меня значительную степень болезненной чувствительности всякий раз, когда я старался размышлять>. В следующем отрывке Фехнер описывает ощущение усилия сначала в чувствительном внимании, а затем в размышлении. <Если мы переносим наше внимание из области одного чувства к другому, то испытываем тотчас же определенное чувство, трудно поддающееся описанию, но которое каждый легко может воспроизвести на опыте. Это изменение мы определяем как различным образом локализированное напряжение. <Мы ощущаем напряжение, направленное вперед, в глазах, в сторону-в ушах и изменяющееся сообразно степени внимания, смотря по тому, присматриваемся ли мы или прислушиваемся к чему-нибудь со вниманием: вот почему говорится об усилии при внимании. Мы очень ясно ощущаем разницу, когда быстро меняем направление внимания от глаза к уху. Точно так же различно локализируется чувство усилия, глядя по тому, хотим ли мы обнюхать, испробовать на вкус или старательно ощупать что-нибудь>. <Когда я собираюсь как можно яснее представить себе данное воспоминание или образ, я испытываю напряжение, совершенно аналогичное с тем, которое сопровождает внимательное всматривание или вслушивание. Это вполне аналогичное чувство локали-зируется совершенно различным образом. Между тем, как при внимательном всматривании в реальные предметы или в последовательные образы, напряжение чувствуется впереди, при приложении же внимания к другим областям чувств изменяется только направление этого напряжения к внешним органам - причем остальная часть головы не дает никакого чувства напряжения, в тех случаях, где возникают воспоминания и образы, у меня является сознание, что напряжение совершенно покидает наружные органы чувств и, по-видимому, скорее занимает ту часть головы, которую наполняет мозг. Например, если мне хочется живо представить себе данный предмет или данное лицо, то, как мне кажется, они воспроизводятся для меня тем живее, чем более я напрягаю свое внимание не спереди, а, так сказать, сзади>. С того времени, как появилась работа Фехнер\, упомянутые нами изыскания Дюшена, Дарвина и всех биологов, изучавших выразительные движения, внесли в эту область гораздо более ясности и определенности. Напомним еще о роли дыхательных 97 движений, которых не касается Фехнер. Их значение так велико, что в известных случаях только они одни вызывают чувство усилия. Это доказал Фурье с помощью весьма простого опыта. Вытянув руку и держа указательный палец в положении, необходимом для выстрела, можно испытать чувство затраченной энергии, не двигая на самом деле пальцем. Вот, по-видимому, ясный случай чувства затраченной энергии без действительного сокращения мускулов руки и без заметного физического усилия (что составляет тезис Бэна). <Но если читатель возобновит опыт и отнесется со вниманием к состоянию своего дыхания, то заметит, что сознание усилия совпадает у него с неподвижностью грудных мускулов и что оно пропорционально сумме энергии, которую он чувствует затраченной; он держит гортань закрытой и активно сокращает дыхательные мускулы. Если же он по-прежнему установит свой палец, но при этом все время будет продолжать дышать, то заметит, что каково бы ни было внимание, направленное им на палец, он не ощутит ни малейшего следа усилия до тех пор, пока палец в действительности не придет в движение, причем локализация чувства усилия отнесется к действующим мускулам. Только в том случае, когда оставляется без внимания этот необходимый дыхательный фактор, всегда присутствующий, сознание усилия может с некоторой степенью вероятности быть приписано центробежному току>. В итоге везде и всегда мускульные сокращения. Даже в случаях совершенной неподвижности мы находим при тщательном самонаблюдении, что интенсивное размышление сопровождается зачатками речи, движениями горла, языка, губ. У тех, которые принадлежат к двигательному типу, следовательно, у наименее благоприятных для нашего тезиса, существуют состояния мысленного всматривания или вслушивания: глаз, хотя он и закрыт, приковывается к воображаемым предметам. Чермак, а за ним Штрикер обратили наше внимание на тот факт, что если от внутреннего созерцания образа предмета, который предполагается в очень близком расстоянии, сразу перейти к мысленному всматри-ваиню в предмет очень отдаленный, то чувствуется чувственное изменение в иннервации глаз. В зрении действительном приходится в таких случаях переходить от состояния схождения зрительных осей к состоянию их параллелизма, т. е. различным образом иннервировать двигательные мускулы глаз. Та же операция, только в более слабой степени, в зачаточном состоянии, происходит во внутреннем зрении, сопровождающем размышление. Наконец, у всех и во всех случаях существует изменение дыхательного ритма. Теперь мы в состоянии ответить на поставленный выше вопрос о происхождении чувства усилия и о значении его. Происхождение его кроется в тех физических состояниях, которые мы уже столько раз перечисляли и которые составляют необходимые условия внимания. Внимание не что иное, как их 98 отражение в сознании. Оно зависит от количества и от качества мускульных сокращений, органических изменений и т. д. Точка отправления внимания имеет характер периферический, как и всякого другого ощущения.
IV Опытные изыскания по вопросу о произвольном внимании подтвердили некоторые выводы, которые, впрочем, естественно вытекали из точного понимания предмета и придали им большую определенность. Изыскания эти могут быть прямыми или косвенными, смотря по тому, изучается ли внимание само по себе во всех его индивидуальных изменениях, в состоянии нормальном или болезненном, или же как средство, как орудие других изысканий, касающихся продолжительности восприятий, ассоциаций, суждения, выбора. Внимание служит, действительно, основным психическим условием всех психометрических изысканий. Оберштейнер, рассматривающий внимание главным образом как акт задержки, нашел, что оно вообще требует больше времени у невежд, нежели у людей образованных; у женщин, нежели у мужчин, образ жизни которых способствует развитию задерживающей способности; у старцев, нежели у взрослых и молодых людей; последнее, конечно, зависит от менее быстрой функциональной деятельности. Ряд опытов, произведенных над одним и тем же лицом, дал при нормальном состоянии среднюю, равную 133 а, при головной 99 боли-171 б, в состоянии усталости и дремоты-183 б. У одного больного при начале общего паралича среднее время равнялось 166 б, во втором периоде болезни, когда состояние субъекта вполне совпадало с опытным исследованием, было получено 281 б и до 755 б. С другой стороны, Стэнли Халл, которому удалось встретить субъекта, могущего правильно реагировать в состоянии гипноза, констатировал очень заметное сокращение времени, потребного Для реакции, которое от средней 328 б (состояние нормальное) уменьшалось до 193 б (состояние гипноза),-результат, который можно было предвидеть на основании присущего гипнозу моноидеизма. Вундт и Экснер производили другие опыты над нормальным человеком. Иногда субъект застигается в состоянии рассеянности, причем впечатление, на которое он должен реагировать, является врасплох и не определено заранее. Иногда впечатление определяется своим характером и энергией, но не моментом, когда оно должно наступить. Иногда же впечатление определяется вполне (в отношении характера и времени наступления), причем условный знак предупреждает субъекта о наступлении впечатления. В этом восходящем движении от неопределенности к полной определенности время реакции постепенно уменьшается, чего и можно было ожидать. Таким образом, между тем как в случае рассеянности это время может достигнуть громадной цифры - 500 б, во втором случае оно сокращается до 253 б, а при условном знаке-до 76 б. Эти опыты представляют нам в простейшей форме состояние, называемое вниманием выжидательным. Они требуют некоторых замечаний, могущих подтвердить сказанное выше. Если рассматривать духовную сторону выжидательного внимания, то оказывается, что это-приготовительная стадия, в течение которой вызывается образ события предвиденного или предполагаемого, Состояние моноидеизма уже образовалось, так что действительное явление есть только усиление прежде существовавшего представления. В некоторых опытах дается почти одновременно два впечатления и требуется определить, которое из них предшествует во времени. Если они различного характера-одно слуховое (удар колокола), другое зрительное (электрическая ис-кра),-то мы склонны считать предшествующим или впечатление наиболее сильное, или же то, на которое было направлено внимание. Делая подобного рода изыскания, Вундт мог по желанию получать первым то одно, то другое впечатление, смотря по тому, куда направлял свое внимание. Когда оба возбуждения однородны, то хорошо воспринимается только первое, второе же проходит совершенно незамеченным. Рассматривая выжидательное внимание со стороны двигательных явлений, мы замечаем, что оно вызывает подготовительную иннервацию нервных центров и мускулов, которая при первом толчке может перейти в действительный импульс. Итак, представ-100 ление само по себе помимо внешней причины может вызвать реакцию. Это возбужденное состояние является главным образом в тех случаях, когда ожидаемое впечатление не определено заранее, с случаях, которые можно назвать случаями выжидательного внимания вообще. Двигательная иннервация распределяется между всеми областями чувствования; тогда является чувство беспокойства и неловкости, чувство такого напряжения, что падающее тело или какая-нибудь случайность в лаборатории вызывает автоматическую реакцию. Когда ожидаемое впечатление в точности определено, тогда путь двигательной иннервации наперед начертан; вместо того чтобы рассеиваться, внимание локализируется. Время реакции может сделаться нулевым или даже отрицательным. Когда реакция должна произойти с помощью разнородных приемов или для разнородных возбуждений, то необходимо должно наступить в центрах изменение, которое могло бы, в свою очередь, произвести изменение в направлении нервных путей; такое состояние крайне утомительно. Если, несмотря на утомление, реакции продолжаются, то время возрастает несоразмерно, до одной секунды, по Экснеру. Мы должны упомянуть также об опытных изысканиях Н.Ланге над колебаниями чувствительного внимания. В ночной тишине тиканье часов, находящихся па известном расстоянии, то вовсе не слышно, то, напротив, усиливается; то же самое замечается относительно шума водопада; аналогичные колебания были наблюдаемы также в ощущениях зрительных и осязательных. Эти изменения не объективны, они могут быть только субъективны. Можно ли, как это делается обыкновенно, приписать их утомлению органа чувства? Автор не согласен с этим; по его мнению, они происхождения центрального и зависят от колебаний внимания. Если бы колебания были происхождения периферического, то они не зависели бы друг от друга в тех случаях, когда внимание направлено на два одновременных возбуждения-одно зрительное, другое слуховое. Этого, однако, не бывает; оба вида колебаний никогда не совпадают; они всегда разделяются вполне определенным промежутком. Где причина такой периодичности колебаний? По мнению автора, она лежит в колебании образов, сопровождающих чувственное восприятие. Усилие, связанное со вниманием, происходит от того, что к действительному впечатлению присоединяется образ предшествовавшего впечатления. <Чувствительное внимание,-говорит он,-есть ассимиляция действительного впечатления, остающегося неподвижным, с предшествовавшим образом, который подвергается колебаниям>. В итоге мы видим, что внимание ни в чем не похоже на чисто духовную деятельность, что оно связано с вполне определенными физическими условиями и, действуя только через них, от них же и зависит. 101 Ланге Николай Николаевич (12(24) марта 1858 - 15 февраля 1921) - русский психолог, один из создателей и крупнейший представитель экспериментальной психологии в России. После окончания Петербургского университета работал у Вундта в Лейпциге (1883-1888). В 1888 г. - приват-доцент Петербургского, с 1888 по 1921 г. - профессор Одесского университета. Основал одну из первых в России лабораторий экспериментальной психологии в Одессе (1890). Свой подход к пониманию психики Ланге называл "реалистическим", или "общебиологическим", противопоставляя его концепции эпифеномнализма "Психические акты получают свое реальное определение лишь тогда, когда мы рассматриваем их с общей биологической точки зрения, т. е. как своеобразные приспособления организма" ("Психологические исследования". Одесса, 1893). Выделив две основные приспособительные функции психики: оценку результата действия ("круговые реакции") и предвосхищение событий в среде на основании связей, сложившихся в опыте, - Ланге поставил в центр своей психологии проблему движения и действий, считая их прообразом и исходной формой всякого психического процесса. В истории экспериментальной психологии Ланге известен прежде всего своими исследованиями восприятия (так называемые "аконы перцепции Ланге") и внимания ("моторная теория волевого внимания"}, представленными в его докторской диссертации "<Психологические исследования". Одесса, 1893 (первоначально в "Philos. Stu-dien". 4, 1888).
102
Н. Н. ЛАНГЕ ВНИМАНИЕ Особое свойство психических явлений, поскольку они принадлежат сознанию одного индивидуума, состоит в том, что эти явления мешают друг другу. Мы не в состоянии одновременно думать о разных вещах, не можем одновременно исполнять разные работы и т. п. Это свойство сознания называется обыкновенно узостью сознания. С психическими явлениями дело обстоит так, точно они взаимно вытесняют друг друга или угнетают, ведут между собой борьбу за сознание, которого не хватает одновременно для всех. Впрочем, эта взаимная борьба или угнетение имеет место лишь в том случае, если психические явления нс связаны для нас в одно целое, а, напротив, представляют независимые друг от друга мысли, чувствования и желания. Совершать одновременно различные движения двумя руками, например одной ударять по столу, а другой двигать по нему, трудно, но ударять обеими руками так, чтобы их движения составляли определенный общий ритм, легко. Одновременно рассматривать какую-нибудь вещь ив то же время слушать не связанные для нас с нею звуки трудно: одно мешает другому, но слушать речь оратора и внимательно следить за выражением его лица почти не мешает друг другу. Одновременно слышать целый аккорд возможно, по прислушиваться сразу к разным, несвязным для нас в одно целое звукам мешает одно другому. То же надо сказать о желаниях, чувство-ваниях, мыслях, фантазиях и т. п. О том психическом явлении, которое господствует и данный момент, говорят фигурально, что оно находится в центральном поле сознания, в его фиксационном пункте, прочие же, оттисненные явления занимают периферию сознания и притом тем дальше, чем менее они нами осознаются. В нашем сознании есть как бы одно ярко освещенное место, удаляясь от которого психические явления темнеют или бледнеют, вообще все менее сознаются. Внимание, рассматриваемое объективно, есть именно не что иное, как относительное господство данного представления в данный момент времени: субъективно же, т. е. для самого сознающего субъекта, это значит быть внимательным, быть сосредоточенным на этом впечатлении. Виды внимания. Смотря по тому, какой характер имеет господствующее впечатление, можно различать чувственное и интеллектуальное внимание, далее непосредственное и посредственное. При чувственном внимании в центре сознания находится какое-нибудь чувственное впечатление, например цвет, запах, звук и т. п., в интеллектуальном - какое-нибудь отвлеченное представление или мысль. При непосредственном внимании роль впечатления в сознании определяется его собственными особенностями, например силой "впечатления (громкий звук, яркий блеск); посредст-103 венным же вниманием называют те случаи, когда господствующая роль впечатления зависит не от того, что в нем содержится, но от того смысла или значения, которое оно для нас имеет: тихо, шепотом произнесенное слово может по своему смыслу поразить нас, сделать совсем нечувствительными к посторонним, хотя и громким звукам. Это внимание тесно связано с так называемой апперцепцией. Первоначальными формами внимания надо считать внимание чувственное и непосредственное, интеллектуальное же и посредственное развиваются позднее, то же, конечно, было и в общей теории эволюции человечества. Умственное развитие в значительной степени состоит именно во все большем развитии этих последних форм внимания. Активное и пассивное внимание. Активным вниманием называются иногда случаи внимания посредственного, т.е. апперцептивного, в котором значение и роль впечатления зависят от того смысла, который мы сами в него влагаем. Но лучше называть активным вниманием лишь те случаи, в которых внимание обусловлено особым чувством нашего усилия, пассивным же-когда это усилие не наблюдается. Активное внимание всегда действует непродолжительно, усилие производит моментальное усиление для нас данного впечатления, но этот результат очень быстро исчезает, и требуется затем новый акт усилия. О том, в чем состоит, в сущности, это усилие и почему и как оно может изменять значение или силу для нас впечатления, разные психологические теории судят разно. Так называемая двигательная теория активного внимания (Рибо, Ланге) находит здесь особые движения организма, которыми мы (и животные) целесообразно приспособляемся для наилучшего восприятия, например движения направления глаз (<смотреть>), движения поворота головы для наилучшего слушания, особые неподвижные позы всего тела и задержания дыхания, позволяющие лучше уловить слабое впечатление или искомую мысль, и т. д. Эти выразительные <жесты внимания>, представляющие инстинктивные движения, целесообразно приспособлены для улучшения условий восприятия, чувствуются же эти движения нами в совокупности как ощущения мускульного усилия. Факторы, обусловливающие внимание. От каких свойств психических явлений зависит то или другое из них, оказывается центральным в нашем сознании и может вытеснить прочие? Такими обстоятельствами являются главным образом следующие: 1) сила или резкость впечатления; сильный звук, яркий свет захватывают сильнее сознание, чем слабые; 2) эмоциональный тон впечатления или мысли; впечатления, вызывающие в нас страх\ радость, гнев и т. п., действуют несравненно сильнее па распределение сознания, чем впечатления безразличные: 3) существование заранее в сознании представления, сходного с воспринимаемым впечатлением: если нам заранее известно, что мы увидим или услышим, мы легче замечаем самые тонкие оттенки формы, зву-104 ки; например специалист-гистолог или врач видит сразу больше в микроскопическом препарате или в физиономии и в движениях больного, чем тот, кто не имеет таких знаний; 4) легче замечаются впечатления, привычные, многократно уже повторявшиеся: мы, например, сразу замечаем в многолюдной толпе знакомые лица. Эффекты внимания. Как уже сказано, внимание состоит в том, что известное представление или ощущение занимает господствующее место в сознании, оттесняя другие. Эта большая степень сознаваемости данного впечатления есть основной факт или эффект внимания. Но, как следствие, отсюда происходят п некоторые второстепенные эффекты, а именно: 1) это представление благодаря его большой сознаваемости становится для нас раз-дельнее, в нем мы замечаем больше подробностей (аналитический эффект внимания); 2) оно делается устойчивее в сознании, не так легко исчезает (фиксирующий эффект); 3) в некоторых по крайней мере случаях впечатление делается для нас сильнее: слабый звук, выслушиваемый с вниманием, кажется благодаря тому несколько громче (усиливающий эффект). Биологическое значение внимания. То обстоятельство, что впечатления располагаются в нашем сознании не только соответственно их объективной силе, а и перспективе, обусловленной еще а субъективно, т. е. в соответствии с важностью, которую они имеют для нас, причем важные впечатления оттесняют неважные, придает содержанию нашего сознания совсем особый характер, который делает его вовсе не простой копией действительности, а своеобразной ее переработкой. Эта переработка--выделение на первый план некоторых впечатлений и оттеснение других-обусловлена главным образом биологической важностью одних преимущественно перед другими: под влиянием голода, жажды, половых потребностей, усталости и т. п. совершается особый подбор впечатлений и именно важных (т. е. интересных) для этих потребностей. Такое распределение фактов в сознании имеет, конечно, огромное биологическое значение для животных и человека. Теория внимания. Оставляя в стороне особенности активного внимания, о котором уже сказано выше, как мы можем объяснить весь процесс внимания вообще? На это разные теории дают весьма различные ответы. Некоторые из этих теорий дают лишь кажущееся объяснение. Таковы все те, которые сводят внимание к особой душевной силе, подбирающей представления и придающей им тем самым особое значение в сознании. Такая ссылка на особую душевную силу есть лишь в иных словах описание факта внимания, ибо сама по себе такая сила нам вовсе неизвестна. Притом и при допущении такой силы придется сказать, почему именно известные представления ее привлекают, а другие-нет, т. е. прежний вопрос возвратится в новом лишь виде. Некоторые теории приписывают самим представлениям особую силу оттеснять другие представления из поля сознания и, таким обра-105 зом , строят своеобразную психическую механику представлений-(Гербарт). Наиболее убедительны, однако, физиологические тео рии внимания. Мюллер, например, видит во внимании временное повышение чувствительности тех частей головного мозга, с которыми связано данное впечатление; психологически это зависит от ожидания этого впечатления, т. е. от предварительного нахождения в сознании соответственного представления, физиологически же здесь происходит слияние двух нервных токов (впечатления и предварительного представления), причем второй усиливает действие первого. Другая, более разработанная физиологическая теория внимания дана Эббингаузом. Она сводит дело к образованию в мозгу под влиянием упражнения более точно определенных путей проведения нервных токов, вследствие чего последние не рассеиваются, но действуют, так сказать, сосредоточеннее и, таким образом, вызывают .более определенные и ясные психические возбуждения. 106 Н. Н. Ланге
жүктеу/скачать 1.52 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|