И этнонимы

Интересные обряды башкир, связанные с почитания-ми гор, отмечены в трудах С. И. Руденко. В частности, вершину горы Масимтау башкиры почитали как святое место и приносили в жертву духу горы медные монеты, женские металлические украшения и лоскутки материй.

Таким образом, башкирские святилища, в основном, находились на вершинах гор и в глухих лесах. Об одном таком святилище XVII в. вблизи Ирдяшево озера, где башкиры постоянно собирались на «мольбище», мы знаем по сообщению П. П. Пекарского (118).

Наличие пережитков языческой веры у башкир отмечал писатель Г. Белорецкий. Он писал, что башкир Хайретдин вспоминал, как в прошлые годы зимой он приходил в лес на священное место, много и много плакал от горя и усталости, долго и усердно молился, прося заступничества у бога (119).

В Гафурийском районе Башкирии имеется гора под названием Курмантау, что в переводе на русский язык означает — жертвенная гора. Рядом с местом расположения памятника находятся башкирское село Курмантаево и русское село Михайловка. Наименование башкирского села, несомненно, идет от названия горы. Около горы Курмантау на берегу р. Белой обнаружены два селища эпохи поздней бронзы, три городища с земляными валами эпохи раннего железа. Памятники были обследованы А. В. Збруевой, Г. В. Юсуповым и Т. Н. Троицкой в 1953—1954 гг.

В настоящей работе нас интересует вершина горы Курмантау, где расположены большие зольники (рис. 13). На высоком и узком гребне горы, отдаленном от источников воды, люди не смогли устроить поселение. Но все же в зольниках обнаружены обломки сосудов, кое-какие орудия труда, кости домашних и диких животных.

44

Рис. 13. Гора Курмантау (жертвенная гора) в Гафурийском районе

Среди участников экспедиции не было единого мнения о назначении этих зольников. Было предположено, что эти зольники, возможно, связаны с хозяйственной деятельностью древних обитателей, или они образовались в результате сброса сюда золы — отходов в течение продолжительного времени. Последнее предположение не выдерживает критики, т. к. древние поселенцы, живущие под горой, не могли золу переносить на вершину высокой горы, как на свалку. В этом не было необходимости. Однако Г. В. Юсупов, один из руководителей раскопок, высказал правильное предположение о значении этих зольников. Он писал: «Назначение этих зольных полос, по всей вероятности, религиозно-обрядовое. Возможно, что этот-обычай преемственно связан с традицией, характерной для поселения андроновцев, а позднее скифов и других кочевников» (109).

В самом деле, не только название горы, характер и место расположения памятника, но и легенды, бытующие у местных жителей об этой горе, не оставляют сомнения в том, что гора Курмантау является памятником религиозно-обрядового значения, связанного с культом огня и жертвоприношением.

В Приуралье известно немало жертвенных мест. Самым знаменитым из них является Гляденовское

45

костище. Но по характеру и по размерам они значительно отличаются друг от друга, что соответствовало, очевидно, своеобразным религиозно-магическим потребностям различных родо-племенных групп. Жертвенная гора Курман-тау является, как мы полагаем, одним из своеобразных памятников подобного рода.

Возможно, мы не коснулись бы здесь памятника Курмантау, если не имели бы удивительную аналогию этому памятнику из религиозно-магических обрядов башкир того же района, где находится древний памятник.

В серии рассказов «На восточной окраине» Ф. Д. Нефедов описывает праздник башкир в Арало-Табынской волости (110). Поскольку этот рассказ представляет большой интерес для понимания обрядов башкир древних времен, то его следует привести полностью.

«Когда собрались гости, князь Хасан в сопровождении своей семьи и народа направился к жертвеннику на вершину зеленого холма. На жертвеннике были приготовлены животные, поставлены серебряные и вызолоченные кувшины с медом, просом, ячменем и холодною водой, наставлены сухие ветви; тут же стоял и небольшой из красной меди сабан.

Князь Хасан приблизился к жертвеннику, стал лицом к полудню и, подняв руки кверху, громко воззвал: - Великий бог, живущий на небесах!

Мы, башкиры, пришли на это священное место, чтобы принести тебе от наших благородных чистых сердец любимые тобою жертвы. Вот непорочные бараны, янтарный мед, жемчужное просо и отборный ячмень. Прими наши жертвы и даруй своему народу благоденствие, мир и счастье. Не отнимай у народа свободу; как свободными, по твоей воле, люди родились на свет, так свободными бы они всегда и жили. Не давай над ними воли шайтану и злым людям, которые обманом и обольщением завлекают простых людей в свои сети! Улучши породу лошадей и храни скот. Даруй больше тепла, посылай земле вовремя дождик, чтобы она давала людям просо и ячмень, и скоту корм. Благослови башкир на летовку! Великий бог! Услыши молитву башкирского народа и исполни его прошения!

И вокруг за седовласым князем мужчины, женщины и дети, подняв к нёбу руки, громко повторяли:

— Великий бог! Услышь молитву башкирского народа и исполни его прошения!

46

Старый князь, вынув из-за широкого пояса, украшенного золотым набором, острый нож, заколол одного за другим трех баранов; потом высыпал просо и ячмень и облил их медом. Обмыв руки, князь снова громко воззвал:

— Богиня земли! Прими наши жертвы, пошли земле плодородие, хорошее просо и ячмень, сытную траву и всякое полезное людям и скоту произрастание. Вот сабан, который мы храним от наших предков, но мы не прикоснемся им к матери-земле, не тронем ее груди; земля для нас священна. Милосердная богиня! Услышь молитву башкирского народа и исполни его прошения!

И весь народ громко говорил последние слова князя.

Затем он обратился с прошением к богу стад, к богу лошадей, к солнцу, к богине лесов и многим другим. После каждого обращения князь закалывал по одному барану в жертву божества, осыпал просом и ячменем и обливал медом, а другие князья резали мясо на части и клали на сухие ветви. Скоро вспыхнули огни, над жертвенником поднялось облако дыма и белым столбом понеслось к самому небу. Пение и радостные крики огласили окрестность; боги приняли жертвы, и моление князя с народом было услышано.

Князь Хасан-Фаткулла с лицом радостным и светлым поздравил народ и князей с праздником, велел из жертвенных частей от трех баранов отнести мясо к своим теремам, а от всех остальных разделил народу, чтобы каждый "башкурт, приступая к своему домашнему пиршеству, вкусил жертвенного мяса...

Весело пирует у кибиток и котлов народ, пьют крепкий мед и ведут хорошие разговоры. Звуки курая и чибизги разносятся по аулу, а из поднебесья льются весенние песни жаворонков».

Здесь не может быть сомнения в том, что религиозно-магическое заклинание башкир к небесам на жертвенной горе является пережитком обрядов тех древних племен, которые оставили такие памятники, как Курмантау. Интересно, сколько было богов у башкир: богиня земли, бог лошадей, бог стад, бог солнца, богиня лесов и т. д. Как будто мы вернулись к первобытным временам. Так фольклорный материал с убедительной полнотой подтверждает «таблицу богов» башкир, перечисленных Ибн-Фадланом.

Такие религиозно-обрядовые празднества были не только у башкир Арало-Табынской волости, но и в других

местах. Нам помнится моление башкир дер. Н. Лемезы в 1922 г. с прошением дождя. Праздник происходил на берегу реки, с жертвоприношением, угощением и всеобщим купанием. Если кто не хотел добровольно купаться, то его сбрасывали в воду насильно. Среди башкир были и другие формы языческих обрядов.

В Бирском районе, около села Ново-Биктимирово имеются древние зольники, аналогичные зольникам Курмантау. Они также расположены на высоком мысе и рядом с ними древнее городище. По словам А. П. Шоку-рова, толщина зольников местами достигает 2—3 метров.

Что особенно интересно, марийцы дер. Курманаево здесь отмечали 9-дневное моление «Кюсе», что означает роща на горе. Во время праздника «Кюсе» в 1914 г. было принесено в жертву 7 лошадей, 9 коров, 7 баранов и 1 гусь.

Здесь тоже горели костры, навешивались котлы, около священного дерева, на полотенце расставлялись мед, толокно, лепешки и соль. Для закрытия головы жертвенного животного на жерди висел липовый венок. После жертвоприношения начиналась молитва за мир, спокойствие, здоровье, хлеб, семейство и скот. Варили жертвенное мясо и угощались, а кости и внутренности всех животных сжигали.

Парадоксально, языческие обряды башкир и марийцев мало отличались друг от друга.

Таковы факты из области археологии и этнографии Башкирии, связанные с жертвоприношением и с культом огня.

В свете этих фактов представляет значительный интерес серебряный кувшин, найденный в Тафурийском районе (111). Сцена, представленная на кувшине, изображает какой-то пир, сопровождаемый религиозно-культовыми обрядами, около жертвенников — алтари со священным огнем. Надо полагать, что в древности кувшин был использован местными племенами в качестве культового предмета, связанного с религиозными обрядами. Тем более это вероятно, что на жертвенном месте башкир были серебряные и вызолоченные кувшины с медом.

Однако надо отметить, что наскальные знаки башкир не всегда и не во всех случаях связаны с мифическими

Так, например, в одном документе 1694 г. сказано: «...На мерной горе Аикар там и знак, а на другой стороне той же горы поставлен знак Бурзянской волости...» Далее, там же говорится: «...Вотчинами исстари пращуры и прадеды, и деды, и отцы их владели по своим урочищам и тамгам...» (30).

Отмеченные обычаи и традиции башкир питали народное творчество, поражающее умы разнообразием по содержанию и изяществом по форме.

II. О ГЕНЕЗИСЕ БАШКИРСКИХ ТАМГ

В таблице XI показаны сравнительные и относительные к тамгам башкир примеры знаков других племен и народов минувших веков. Причем в таблицу включена лишь небольшая часть тамг восьми башкирских племен, т. к. они, на наш взгляд, являются наиболее характерными и типичными. Как видно из таблицы, в большинстве случаев между башкирскими тамгами и тамгами перечисленных племен и народов существует, за незначительным исключением, типологическое сходство. В таблицу не включены тамги татар, чувашей, мари, удмуртов, венгров и других народов, хотя такую же аналогию с башкирскими тамгами нашли бы и у них.

Как было сказано выше, символические знаки культово-магического характера появились у родовых групп еще в глубокой древности. Но после распада родового строя и с появлением частной собственности менялось не только содержание родовых знаков, но и значительным изменениям подвергались их формы. Дробление племен и родов на новые группы и смешение их не только с родственными, соседними, но и пришлыми этническими группами приводило к интеграции различных по своему происхождению родовых атрибутов, в том числе и родовых тамг. Поэтому возникает сложность в классификации собственно башкирских тамг, присущих только им, отличных от тамг других народов. Но, как отмечает В. С. Драчук, совпадение по форме тамг отдельных народов еще не означает их генетической общности. Заимствование тамги соседних народов, отмечает он, противоречит смыслу тамги, т. к. каждый род или семья форму тамги брали из окружающей среды

49

и собственного бытия (31). Чтобы избежать заблуждения в данном вопросе, необходимо учитывать не просто формальную типологию знаков, но и историю развития местных племен и народов в их взаимосвязи, начиная с глубокой древности. Только при учете этих факторов можно осветить генезис древних символов, и в том числе прототипов башкирских тамг.

Наглядным и убедительным примером в этом отношении является основная, исходная тамга башкирской родо-племенной группы Бурзян (Борьян), называемая «Сукеш» (молоток) или «Сукыш» (клюв птицы) —

Эта тамга встречалась в некоторых родовых разделах катайцев и кипчаков (Кыпсак). Очень интересна эволюция и вариация этой тамги. В некоторых бурзянских и катайских деревнях, по наблюдению Д. Н. Соколова, встречается тамга — тоже с названием «Сукыш»

(клюв). Он как скрупулезный исследователь отмечал, что слово «Сукыш» надо понимать не просто «клюв» птицы, а как загнутый крючком—«клюв» хищной птицы (2). Другое башкирское название тамги — молотка «Ягалбай» Д. Соколов не понял, хотя по смыслу оно идентично с термином клюв. Но в свое время это слово зафиксировал А. Л. Игнатович. Он писал, что.герб бурзянцев состоит из молотка и называется «ягалбай» потому, что очень походит на ястреба породы ягалбай (20). Эта мысль подтверждается еще тем, что ястребы и соколы являлись символической птицей — атрибутами многих башкирских родов. Башкиры-бурзянцы из ара Аргынбай (Старое Субхангулово) имели тамгу — , которая как бы является схематическим изображением птицы.

Примечательно то, что такие же тамги, как у бурзян-субхангуловцев, высечены на надмогильных камнях у мавзолея Хусаин-бека, которые датируются XIV— XVI вв. (13).

Отмеченные факты говорят о том, что тамга-молоток и тамга-клюв составляют неотделимое друг от друга единство и являются двумя сторонами одной и той же медали. Если так, то мы можем полагать, что основная тамга бурзянцев и отчасти катайцев связаны с тотемати-ческими представлениями древних племен Прикамья и Приуралья. Как известно, боевые чеканы и клевцы — символы власти племенного вождя и некоторые другие предметы ананьинско-пьяноборского времени сопровождались головками или когтями хищных птиц. Следова-

50

тельно, родовой знак бурзянцев является ничем иным, как пережитком родового символа-тотема, существовавшего в Прикамье и Приуралье еще в первобытное время.

Кроме того, надо иметь в виду и то, что на горшке сармат из Бишунгарского кургана, датированного А. X. Пшеничнюком III—II вв. до н. э., отмечена такая же тамга, как у башкир-бурзянцев (рис. 2).

Не менее интересны также небольшие каменные «молотки» культового назначения, которые, по мнению М. Г. Мошковой, нередко встречаются в памятниках сарматской культуры Приуралья (32).

Тамгу-молоток бурзянцев в данном случае можно толковать как схематическое изображение боевых секи-ров-чеканов или как продолжение традиции сармат-культовые «молотки». Южный Урал являлся таким регионом, где смыкались и сплетались угро-финские и сармато-аланские традиции и обряды.

Но существует и иное толкование тамги-молотка бурзянцев. Это связано с тем, что точно такая же тамга, как у бурзянцев, встречается и у казахов Малой Орды (табл. XI). Они совпадают не только по форме, но и по названиям: у башкир—«ягалбай», а у казахов тамга «балга» рода «Джагалбайлы». Но в связи с этим Д. Н. Соколов не без основания ссылается на замечания А. Н. Доб-росмыслова о том, что «казахи-джагалбайлинцы» по физическому типу удивительно похожи на башкир-бурзянцев (2). Выше было уже сказано о разбросанности башкирских селений, и в том числе в степях Оренбургского края. Такое расселение башкир происходило в основном в XVII—XVIII вв. во времена башкирских восстаний. Так что «казахи»—джагалбайлинцы — это часть башкир-бурзянцев, которые смешались с казахами и переняли их образ жизни, но сохранили кое-какие родо-племенные символы. Поэтому отождествлять тамгу башкир с казахской несостоятельно и ошибочно.

Тамга-сумес или ижау (ковш) — являлась основ-

ной тамгой племени Табын. Кроме табынцев, такие же тамги встречались в некоторых подразделах племен Бурзян, Тангаур и Сальют, а в среде самих табынцев нередко встречались чужеродные знаки. Можно было бы предположить, что тамга «сумес» заимствована от казахов, т. к. в подродах Средней и Малой Орды были знаки, аналогичные знакам башкир.

Мы не исключаем возможность взаимосвязи между тамгами казахов и башкир. Но допускаем это лишь в том

51

смысле, что казахи могли заимствовать тамгу «сумес» от башкир. Известный историк-краевед М. Ф. Чурко документально доказывал, что в прошлые века башкиры заселяли территорию бывших Кустанайского и Тургайско-го уездов (33). Кроме того, мы уже сослались на мнение В. С. Драчука о том, что тамгу народы берут из собственной окружающей среды и бытия.

Если говорить о семантике тамги «Сумес», то можно полагать, что она своим происхождением связана с культово-магическими представлениями древних обитателей нашего края. Башкирские деревянные ковши с изображением различных животных и птиц на ручках характерны как для самих башкир, так и для некоторых других народов Приуралья и Поволжья. В своей статье «Тамга-Таш в Башкирии» мы их сопоставляли с культовыми ковшами из Горбуновского и Шигирского торфяников Приуралья.

Бронзовые ложки культового назначения известны по материалам Подчеремского клада и Плесинского могильника. В одном из курганов у дер. Ст. Халилово в Дуванском районе Башкирии найдена бронзовая ложка с изображением головы медведя на ручке. Бронзовые и костяные ложки найдены в сарматских курганах и в Уфимском могильнике. Если учесть, что в большинстве случаев они обнаружены в могилах, и среди них преобладают небольшие ложечки-подвески с отверстиями для подвешивания, то едва ли можно сомневаться в культовом характере этих предметов.

Башкирский ученый просветитель М. Уметбаев в своей работе «Ядкарь» (памятники) перечислял у башкир юмран-табынцев пять родо-племенных атрибутов: тамга-ребро, дерево-лиственница, птица-ореол, Уран (пароль)—

Салават, посуда ()— Сихр (_), что в переводе

с фарси означает волшебство, чародейство (34).

Загадочной и оригинальной по исполнению посудой у башкир являлись деревянные ковши с зооморфными сюжетами на ручках. Все это подтверждает мысль о том, что башкирская тамга — «ковш» или «сумес» является отражением символики культовых «ложек», известных еще с времен древних обитателей края. Не случайно академик Б. А. Рыбаков отмечает: «Ковш — вообще один из наиболее устойчивых видов ритуальной посуды».

Среди башкирских родо-племенных групп Дуван, Тангаур, Табын и в некоторых подразделениях айлинцев, улу-катайцев, Тамьян, Юрматы бытовали тамги в виде

кими представлениями. Широкое распространение культа солнца и луны среди обитателей края не оставляет сомнения в том, что эти тамги возникали на почве трансформации первобытной религии у родо-племенных групп древности. В памятниках Башкирии часто встречаются бронзовые зеркала и большие дисковидные бляхи с орнаментом розетки и концентрических кругов и разнообразные круглые подвески с ажурным орнаментом или в виде колесика со спицами. Бляшки-лунницы найдены в Бирском, Уфимском и других могильниках. Кстати, здесь следует вспомнить записи Ибн-Фадлана о том, что в среде 13 культов башкир главную роль играл у них культ неба.

Д. Н. Соколов полагал, что в процессе длительной эволюции древняя семантика была забыта, и вместо «ай» (луна)-тамга появились новые названия: «урак» (серп)-тамга, «кармак» (крючок), «дага» (подкова)-тамга и др. Следует, однако, отметить, что, не исключая такую метаморфозу в семантике тамг, нельзя отрицать, при позднейших поколениях, возможность появления новых форм и содержания тамг, связанных с теми или иными трудовыми и бытовыми явлениями.

Как видно из таблицы XI, тамги в виде круга и полукруга бытовали у многих племен и народов. Такие знаки встречаются в памятниках Салтовской культуры (25), на гончарных изделиях ранних болгар на Волге, на древних предметах Енисейских кыргыз и др. Здесь прежде всего' нас интересуют Салтовские и болгарские . аналогии, т. к. подобные знаки встречаются на горшках кушнаренковского типа в Башкирии (табл. 1-5а). О взаимосвязи такой исторической цепочки разговор ниже.

В родовых группах усергян, туркмян-кипчаков, мин-цев, юрматинцев и в некоторых других родо-семейных коллективах башкир встречались тамги в виде крестиков, двух пересеченных наклонных линий, образующих равнобедренные угольники и ромб в различных вариантах — , а также тамги из вертикальных линий с симметричными развилинами на концах

Мы здесь не берем их с разными дополнительными черточками и вариациями, сделанными руками позднейших поколений. Если внимательно разобраться в этих изображениях, то нетрудно убедиться в том, что такие

Тамга Усергян из косых крестиков получила название ауырна (шлея), а ее вариации с ромбовидным на-вершьем — койошкан (подхвостник). Тамга второго типа называлась (вилы). Как видно, они именовались

чисто по внешним эпитетам, что связано с трудовой деятельностью. Но башкирские тамги являлись одним из атрибутов родо-племенных групп, т. е. происхождением они связаны с древностью. Поэтому указанные названия едва ли определяют их первоначальную семантику. Думается, что если исходная форма первых типов тамг связана солярной символикой, то тамги второго типа, возможно, связаны антропоморфными или растительными сюжетами. Для убедительности достаточно привести

такие же тамги в круге —, а для второго типа—тамги

сопоставить с формой бляшки из Хусаиновского кургана VIII—IX вв.—. Более древними аналогами для тамги

второго типа могли бы служить схематические человеческие фигуры Мурадымской пещеры (табл. I).

Такие знаки (тамги) имели обширный ареал распространения среди племен и народов, начиная с глубокой древности. В таблице XI показана часть таких знаков, встречаемых на археологических предметах Урала, Сибири, Средней Азии и юга нашей страны.

Основная тамга кари-кипчаков состоит из парно-вертикальных черточек — , которая в отдельных

случаях называется кабыргалар (ребра), а в других случаях — баганалар (столбики). Тамга из парных черточек .характерна не только для кари-кипчаков. Такая тамга оттиснута на каменном надгробии племени Дувани (15), а у племени минцев они отмечены в 30 рукоприклад-ных знаках документов первой половины XVIII в. (сборник, т. III).

Знаки из парных черточек встречаются на горшках сарматского кургана (7, табл. XXVII, рис. 3). Вертикальными знаками из одной и парных черточек закраше-