И. К. Федорова долгий путь к ронгоронго

жүктеу/скачать 0.71 Mb. бет 1/5 Дата 16.07.2016 өлшемі 0.71 Mb. #203317

Бұл бет үшін навигация:

• В этом отношении показательна небольшая заметка М.Расколова на сайте Statya.ru (28.09.2002), посвященная дешифровке ронгоронго, «сделанной» Стивеном Фишером (Новая Зеландия).
• Поэтому здесь я хочу подвести итог исследованиям ронгоронго – своим и моих коллег из Института Этнографии (ныне МАЭ РАН) и зарубежных ученых.
• По фотографиям ряды блоков были выделены не только в текстах на наших дощечках, но и на дощечках, хранящихся в зарубежных музеях.
• Вскоре их совместный доклад был опубликован в виде статьи под названием «Предварительное сообщение об изучении письменности о. Пасхи» [Бутинов, Кнорозов, 1956].
• Вскоре, уже на основе предварительного изучения текстов была высказана мысль, что для ронгоронго характерны следующие типы сочетаний
• 4. В ронгоронго может иногда встречаться, полагали Кнорозов и Бутинов, и чисто фонетическое написание, например, сочетание знаков солнца (raa) и дождя (ua) они прочли ra-ua – местоим. «они».
• Впоследствии, правда, сплошная дешифровка, сделанная мною, этих выводов не подтвердила.

И.К.ФЕДОРОВА ДОЛГИЙ ПУТЬ К РОНГОРОНГО (записки дешифровщика) Дешифровка рапануйской письменности, которой я занималась более 40 лет, наконец, мною завершена, даже опубликована, но науке никак не удается поставить точку в этом вопросе рапануистики и преградить мутный и бурный поток публикаций многочисленных «дешифраторов», профессионалов и любителей разных стран. Явно не сведущие авторы, часто не имеющие специального гуманитарного образования, берутся за обсуждение одной из самых трудных научных этнолингвистических проблем   сущности и дешифровки иероглифического письма ронгоронго с острова Пасхи. В этом отношении показательна небольшая заметка М.Расколова на сайте Statya.ru (28.09.2002), посвященная дешифровке ронгоронго, «сделанной» Стивеном Фишером (Новая Зеландия). Прочтя ее, я поняла, что нужно все-таки показать исследователям и любознательным читателям разницу между несерьезным подходом к научным проблемам (в данном случае к поиску и раскрытию секрета ронгоронго) и кропотливыми научными исследованиями – не ради своего тщеславия, а во славу человеческого разума и научного познания. Расколов пишет: «Некоторое время назад доктор исторических наук из Санкт-Петербурга Ирина Константиновна Федорова после многих лет титанического труда сумела прочесть кохау ронгоронго. Но прочесть тексты – еще не значит понять, что скрыто за ними. И снова рождаются гипотезы…» Видимо, М.Расколов думает, что я прочла тексты, не переведя их, и не понимая их смысла. Далее он толкует, в меру своего понимания, «фаллическую гипотезу», порожденную Стивеном Фишером, полная несостоятельность которой мною была доказана несколько лет назад в подробной рецензии, опубликованной вскоре после выхода из печати этого удивительно объемного труда новозеландского ученого. Однако научные рецензии почти никто не читает, а Интернет заполнен «дешифровками» ронгоронго и не одного только Фишера, а, например, и еще более оригинального С.В.Рябчикова, публикующего «том» за «томом» свои эпохальные открытия. Поэтому здесь я хочу подвести итог исследованиям ронгоронго – своим и моих коллег из Института Этнографии (ныне МАЭ РАН) и зарубежных ученых. Если можно говорить о научном наследии и школе в таком специфическом деле как дешифровка иероглифических надписей, то в российско-советско-российской этнографической науке прослеживаются несколько разных тенденций. Здесь я хочу подвести итоги сплошной дешифровки всех текстов кохау ронгоронго, сделанной мною в результате серьезного самостоятельного изучения кохау ронгоронго и переосмысления выводов своих предшественников. В течение долгого времени после открытия рапануйских дощечек с вырезанными на них значками (изображающими растения, рыб, птиц, разного вида человечков и т.п.) и начала их изучения в последней трети XIX – первой половине ХХ в. – единого мнения о типе письма ронгоронго, о содержании текстов на деревянных дощечках у ученых не было; мало кто из них вообще признавал, что коренные жители острова Пасхи создали именно уникальное, сложное и непонятное письмо, а не просто рисовали рыбок, птичек и человечков. Ученый и путешественник, антрополог и этнограф Н.Н. Миклухо-Маклай не только привез из своего плавания по Тихому океану две дощечки ронгоронго с о.Пасхи, но и высказался в пользу идеографического характера этого письма: «Рассматривая ряды этих знаков, приходишь к заключению, что здесь имеешь дело с самой низкой ступенью развития письма, которую называют идейным шрифтом» («или рисуночным идеографическим письмом», согласно термину, предложенному Б.Н. Путиловым) [Миклухо-Маклай, 1990, 67, 403]. В 1925 г. двумя дощечками, хранящимися в МАЭ, заинтересовался хранитель музея А.Б. Пиотровский, который подверг формальному анализу тексты, нанесенные на хранящихся у нас дощечках. Он же составил небольшой каталог графем, вырезанных на них – всего 227 знаков [Piotrowski, 1925]. Третьим нашим исследователем, внимание которого привлекли дощечки ронгоронго был совсем юный Б.Г. Кудрявцев. В 1939 г., еще школьником и членом кружка в МАЭ, одновременно с французским ученым А. Метро [Metraux, 1940, 402], он установил факт параллельности текстов, нанесенных на двух наших дощечках и Большой Чилийской (из Сантьяго-де-Чили). Материалы молодого талантливого исследователя (он умер во время войны в 1943 г.) позднее были опубликованы сотрудником МАЭ, профессором нашего университета Д.А. Ольдерогге [1947, 1949], хорошо знавшим Б.Г. Кудрявцева. В своей публикации он высказался за иероглифический характер ронгоронго. Вторая половина ушедшего столетия ознаменовалась в МАЭ значительными успехами в изучении ряда неизвестных, а потому и загадочных письменностей – индейцев майя, киданьских текстов, протоиндийского письма, а также и весьма своеобразной рапануйской иероглифики (письма ронгоронго). В середине 1950-х гг. Ленинградская часть Института этнографии АН СССР (ныне МАЭ РАН), куда пришел работать Ю.В.Кнорозов – молодой доктор исторических наук, на долгие годы стала «дешифровальным» центром изучения древних письменностей. Генератором идей, инициатором, вдохновителем этого был Ю.В.Кнорозов, удостоенный за дешифровку письма индейцев майя звания лауреата Государственной премии. В марте 1955 г. в Москве состоялась блестящая защита Ю.В. Кнорозовым кандидатской диссертации, посвященной письму древних майя. Заседание Ученого совета закончилось настоящим триумфом, – 33-летнему ученому была присуждена степень сразу доктора исторических наук. Кнорозов не остановился на достигнутых им результатах и в течение всех последующих лет жизни продолжал работать над рукописями майя. Он не только проверял и корректировал сделанные им ранее выводы, но и включал в сферу изучения и другие памятники письма, не ограничивая свои научные интересы рамками только одного региона, одной культуры. Став организатором и руководителем Группы этнической семиотики Ленинградской части ИЭ АН СССР   настоящей школы и центра дешифровки, Кнорозов уделял также много времени и сил изучению памятников других систем древнего письма – фестского диска, киданьских надписей древней Монголии X-XII вв., протоиндийских текстов, древнего андского письма, пиктографии айнов, а также рапануйскому письму на деревянных дощечках, два образца которых хранятся в Музее Антропологии и Этнографии РАН (СПб.). В середине 1950-х гг. Ю.В. Кнорозов, окрыленный успехами своей дешифровки древней письменности майя, занялся одновременно и изучением письма ронгоронго – скорее всего, пожалуй, с целью проверки правильности и универсальности своей теории и методологии изучения и дешифровки неизвестных систем письма. Работа над рапануйскими текстами началась вскоре после возвращения Юрия Валентиновича из Копенгагена с XXXII Конгресса Американистов (Дания, 1953). Там, на одном из заседаний выступил немецкий ученый Т.С.Бартель, который рассказал о достигнутых им результатах изучения загадочного письма ронгоронго и сообщил, что готовит к публикации большую серьезную монографию, посвященную дешифровке таинственных знаков. Это сообщение Бартеля заинтересовало, а одновременно и уязвило самолюбие Юрия Валентиновича и Николая Александровича Бутинова (заведующего Ленчасти сектора Австралии, Океании и Америки), ведь не только Н.Н.Миклухо-Маклай, но и другие русские ученые (Б.Г.Кудрявцев, Б.А.Пиотровский, Д.А.Ольдерогге) много сделали для изучения загадочных дощечек с о.Пасхи. Здесь уместно будет отметить, что известный немецкий ученый-этнолог профессор Томас Бартель (1923-1997) из Тюбингена (Германия), посвятил всю свою жизнь исследованию культуры, мифологии, фольклора народов Океании, Южной и Центральной Америки, Древней Индии, а главное, — изучению трех ранних, неизвестных систем письма — индейцев майя, островитян Рапа-Нуи и протоиндийской письменности. Окончив колледж им. Лессинга, он с 1946 г. серьезно заинтересовался проблемами географии и этнологии. Поиски призвания вскоре привели его в Гамбург. Там в 1952 г. в Гамбургском университете Т.Бартель за свою работу «Studien zur Entzifferung…», посвященную письму индейцев майя, был удостоен научного звания доктора филологии. Позднее, в 1957 г., на конкурс на замещение должности преподавателя Университета им была представлена фундаментальная работа по письму рапануйцев под названием «Основы для дешифровки письма острова Пасхи» («Grundlagen zur Entzifferung der Osterinselschrift»), изданная в Гамбурге в 1958 г. В 1959 г. Т.Бартель получил приглашение в Тюбинген, где вел работу в качестве экстраординарного, а с 1964 г. и ординарного профессора этнологии Института этнологии Университета, а затем стал и директором этого института. В 1988 г. он вышел в отставку, но до последних дней много и плодотворно трудился. Научное наследие Т. Бартеля огромно — только в области рапануистики им написано свыше 30 научных книг, монографических исследований и статей. Т.Бартель, начиная с 1951 г. создал немало научных работ, посвященных иероглифике майя, эпиграфике, палеографии древних надписей, иконографическим изображениям в кодексах и рукописях майя, ацтеков, а также статей по мифологии народов Южной Америки. Т.Бартель не был только университетским профессором и кабинетным ученым. В 1957—1958 гг. он вел, и очень успешно, полевые исследования на о. Пасхи, а также в Южной Америке (в Чили), где общался со многими местными информаторами. Его полевые материалы, прежде всею рапануйские, легли в основу многих его статей, а также хорошо известной всем океанистам и переведенной, в частности, на английский язык книги «Восьмая страна» («Das achte Land», 1974), посвященной этноисторическому изучению о. Пасхи. В 1966 г Т.Бартель осуществил экспедицию в Мексику и Гватемалу, а в 1970 г.   в Перу. Там, вместе с перуанской исследовательницей Викторией де ла Хара, он изучал памятники письма древних инков. По возвращении из Дании, Ю.В. Кнорозов вместе с Н.А. Бутиновым (с одобрения дирекции ИЭ АН СССР) принимаются за изучение ронгоронго – с учетом того, что было сделано учеными предшественниками – как отечественными, так и зарубежными. Николай Александрович Бутинов (1914-2000), крупный ученый-океанист, хорошо известный в нашей стране и за рубежом, доктор исторических наук, лауреат премии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Президиума АН СССР за 1987 г., в теоретическом плане занимался изучением многих этнографических тем, прежде всего связанных с проблемами первобытного общества, постоянно внося в их разработку свое новое и оригинальное видение. Для работы над письмом ронгоронго у нас в Кунсткамере были все необходимые условия – хранящиеся в Музее две дощечки (Большая и Малая), научные кадры высокой квалификации, готовые взяться за решение столь сложной задачи, а главное – согласие и поддержка дирекции Ленчасти, приказом которой была создана рабочая группа, куда вошли сотрудники сектора Австралии, Океании и Америки (Э.В.Зиберт, Р.Г.Ляпунова, Д.Д.Тумаркин, Д.А.Сергеев). Руководителями всей работы были Н.А.Бутинов, возглавлявший Ленчасть сектора и Ю.В.Кнорозов. И работа буквально закипела. Перед коллективом стояла весьма серьезная задача   до выхода заявленной Т. Бартелем книги, подготовить и сдать в печать (а лучше бы и опубликовать) коллективный труд, содержащий все необходимые материалы по загадочному письму о.Пасхи. Работа предстояла долгая и кропотливая, причем как научная, так (прежде всего) и техническая. Нужно было собрать фотографии всех дощечек (часто с помощью зарубежных корреспондентов и коллег), дать научное описание их (и самого текста, его особенностей), с указанием их сохранности, времени обнаружения, места хранения и т.п. Эта работа выпала на долю дотошной Э.В.Зиберт, хорошо знавшей немецкий и английский языки. На остальных членов рабочей группы была возложена серьезная техническая работа – фотографирование дощечек из МАЭ, пересъемка воспроизведений текстов, опубликованных в зарубежных изданиях, и прорисовка по ним знаков. Тексты нужно было сфотографировать и не один раз, затем прорисовать, разрезать на строки, расклеить одну под другой на листах бумаги (чтобы ликвидировать перевернутый бустрофедон), снова перефотографировать. Затем все тексты, представляющие непрерывный строй знаков делились на ряды с учетом повторяющихся знаков и их устойчивых комбинаций (блоков). Были составлены таблицы повторяющихся отрывков и блоков, а также параллельных отрывков и их рядов. Под рядами Кнорозов и Бутинов понимали последовательно идущие группы знаков, в которых постоянно повторяются первый или последующий знак (или сочетание знаков). По фотографиям ряды блоков были выделены не только в текстах на наших дощечках, но и на дощечках, хранящихся в зарубежных музеях. Ради дальнейшей работы, тексты ронгоронго были расклеены двумя столбцами (с разбивкой на блоки и параллельные ряды): слева основной ряд, справа – параллельные отрывки. Всей этой технической работой с текстами руководил неугомонный Н.А.Бутинов, легко загоравшийся интересными идеями. И сейчас перед глазами Николай Александрович, высокий, стройный, в белой рубашке, с непокорной прядью волос, спадающей на лоб. Это было летом 1958 г., а я только что оказалась в коллективе Сектора Австралии, Океании и Америки в качестве издательского работника и очень хорошо помню подготовительный период перед сдачей рукописи в печать. Мне почти 45 лет назад посчастливилось буквально с первых же дней в Институте, образно говоря, окунуться в невероятно сложную и интересную работу по изучению иероглифических дощечек острова Пасхи (Рапа-Нуи), а сначала, по ознакомлению с фольклором, историей, этнографией, языком рапануйцев, без чего невозможна была бы и сама дешифровка. Часто вспоминаю и рассказываю всем, кому это интересно, о тех последних днях лета 1958 г., когда почти весь сектор Австралии, Океании и Америки (я не ошиблась!), кроме Ю.М.Лихтенберг и В.Р.Кабо, были заняты подготовкой к сдаче в печать большого коллективного труда, посвященного текстам кохау ронгоронго. Все столы кабинета Америки были завалены книгами, фототаблицами с прорисованными белой краской знаками ронгоронго, сводными таблицами рядов знаков и их устойчивых сочетаний (блоков), а также экземплярами рукописи, обрезками фотобумаги, негативами на стекле. Над всем этим царил Ю.В.Кнорозов с напряженным выражением лица, с нахмуренными бровями, с папиросой в зубах. А высокий, худощавый Н.А.Бутинов то и дело устремлялся за чем-либо на третий этаж, в кабинет Австралии и Океании, и быстро возвращался на первый, в кабинет Америки. Э.В.Зиберт в последний раз сверяла сноски в подготовленной рукописи и просматривала свою вводную часть по историческим сведениям о дощечках. Мне, только что принятой в штат Института (ответственной за издательские дела) доверили всего лишь проставить пагинацию и подписи к многочисленным таблицам. Но все было столь необычно и увлекательно, что не принять участие в общей работе, предшествовавшей сдаче в издательство АН СССР (ЛО), а затем в серьезном изучении дощечек кохау ронгоронго и этнографии Рапа-Нуи и других островов Полинезии, было просто невозможно. Тем более, что, будучи выпускницей французского отделения филфака ЛГУ, я изучала тексты на классической и вульгарной латыни, а также ранние тексты на французском языке, под руководством доктора филологических наук Е.А.Реферовской. С первого дня своего знакомства в июле 1958 г. с Ю.В.Кнорозовым, тогда еще молодым доктором наук), я была загипнотизирована не только пронизывающим взглядом серо-голубых глаз Юрия Валентиновича, его многозначительной, слегка демонической улыбкой, но, прежде всего, свойственной ему какой-то особой, сверхъестественной, казалось, силой проникать не только в тайны древних письменностей и семиотических проблем, но и совершенно неизвестной тогда кибернетики. Его взгляд из-под густых темных бровей точно буравил собеседника, желая узнать, способен ли тот понять всю глубину мысли ученого-дешифровщика, сможет ли достичь чего-либо в этой сложнейшей области научных исследований. Вскоре трудами сектора была подготовлена рукопись, содержащая все основные материалы, необходимые для дешифровки кохау ронгоронго. Весьма обширное введение к будущей книге, а точнее вводную статью, посвященную истории открытия дощечек ронгоронго, месту их хранения, их сохранности, подготовила Э.В. Зиберт, много работавшая в библиотеках нашей страны, переписывавшаяся с зарубежными учеными и получавшая от них и из библиотек других стран разного рода публикации и сведения. И действительно, в очень короткий срок были собраны все требуемые для дешифровки исходные материалы, многие из них были получены из-за рубежа. Не ожидая окончания работы над текстами ронгоронго, Кнорозов вместе с Бутиновым обобщили первые результаты совместного огромного труда и поделились своими предварительными выводами относительно характера письма острова Пасхи с участниками совещания этнографов нашего города 19 мая 1956 г. Вскоре их совместный доклад был опубликован в виде статьи под названием «Предварительное сообщение об изучении письменности о. Пасхи» [Бутинов, Кнорозов, 1956]. Анализируя дощечки ронгоронго, авторы статьи подтвердили вывод Д.А.Ольдерогге [1947] о том, что письмо о.Пасхи основано на тех же принципах, что и другие иероглифические системы письма – египетское, шумерское, хеттское, китайское, но на ранней стадии развития. Правда, в отличие от последних, в ронгоронго не передаются (или по крайней мере не всегда передаются) служебные слова (предлоги, частицы). Объяснить это, по их мнению, можно тем, что тексты ронгоронго написаны на «архаическом» рапануйском языке, сильно отличающемся от современного рапануи [Бутинов, Кнорозов, 1956, 90]. Если зарубежные ученые (за исключением Бартеля) изучали лишь отдельные дощечки (тексты), то нашим ученым Н.А.Бутинову и Ю.В.Кнорозову удалось собрать и обработать буквально все тексты ронгоронго. Весь материал они подвергли формальному анализу и выявили не только повторяющиеся устойчивые сочетания знаков (блоки), но и их ряды, т.е. последовательно идущие группы знаков, где постоянно повторяются первый (первые) или последний (последние) знаки (или их сочетания). Благодаря этому сплошной текст удалось разбить на самостоятельные группы знаков, передающих, как они считали, сочетания слов и даже отдельные слова [Бутинов, Кнорозов, 1956, 81-82]. Эти группы знаков   блоки и их устойчивые ряды   легли в основу работы отечественных исследователей. Число повторяющихся сочетаний и групп знаков оказалось достаточно большим, что говорило, по мнению Бутинова и Кнорозова о том, что рапануйское письмо фиксирует звуковую речь [Бутинов, Кнорозов, 1956, 83]. На это указывало также ограниченное количество знаков и их сильная стандартизация, большое число удвоений, отражающие особенности рапануйского и других полинезийских языков (ср. напр. рап. rivariva   «хороший», uriuri   «черный»). По подсчетам авторов статьи, число удвоений всех знаков в текстах по отношению к общему числу знаков примерно то же, что и число слов с удвоенными морфемами по отношению к общему числу слов в рапануйском языке (15-20%). Более того, в текстах ронгоронго и фольклорных записях – примерно один и тот же процент слов с удвоенной морфемой. Помимо этого в текстах ронгоронго удалось выявить стойкие, как писали авторы, сочетания двух или нескольких знаков: сочетание идеограмм (т.е. знаков, передающих слова) например, знак «ariki» (вождь) и руки «mau» (держать) означает «ariki mau» – «верховный вождь». По их мнению, им удалось, таким образом, из сплошного текста на дощечках выделить «самостоятельные группы слов» («фразеологические сочетания и обороты») и, что еще важнее, «отдельные слова» [Бутинов, Кнорозов, 1956, 82]. Устойчивые сочетания, встречающиеся на разных дощечках и в разных «контекстах» (т.е. в окружении разных по «сюжету» групп знаков) передают, как утверждали авторы совместной статьи, самостоятельные фразеологические единицы [Бутинов, Кнорозов, 1956, 82-86]. В результате этого, сплошные тексты были разбиты на самостоятельные группы знаков, передающих, как считали Кнорозов и Бутинов, группы слов и даже отдельные слова [Кнорозов, Бутинов, 1956, 81-82], что, к сожалению, как я позднее обнаружила, не только затруднило работу, но и, в конечном счете, направило дешифровку по неверному пути. Вскоре, уже на основе предварительного изучения текстов была высказана мысль, что для ронгоронго характерны следующие типы сочетаний: 1.Сочетания идеограмм, т.е. знаков, передающих целые слова (независимо от их морфемного состава! – И.Ф.). Уже упоминавшийся знак вождя (ariki) и знак руки (mau) передает титул верховного вождя «арики мау» (ariki mau). 2. Сочетание идеограмм и ключевого знака (последний только указывает на смысл, но не читается): так, например, знак солнца (raa) в соединении со знаком неба (rangi) читается, видимо, как «солнце», а знак неба в данном случае является ключевым и не читается (он лишь показывает, к какой группе предметов или явлений можно отнести данный объект). Как подчеркнули авторы, знак неба здесь указывает именно на то, что речь идет о солнце, а не о первой половине суток (дне). Слово «raa» в рапануйском языке означает также «день». В сочетании двух знаков   дождя (ua) и неба (rangi) рапануйцы должны были читать знак как «дождь», а ключевой (немой) знак неба указывал на небесное явление. 3. Возможны в ронгоронго, по мнению Кнорозова и Бутинова, также и сочетания фонетического и ключевого знака: например, знак идущего человека и знак неба авторы статьи считали возможным читать как слово «посылать» (rangi), причем знак идущего человека рассматривали в качестве ключевого знака. 4. В ронгоронго может иногда встречаться, полагали Кнорозов и Бутинов, и чисто фонетическое написание, например, сочетание знаков солнца (raa) и дождя (ua) они прочли ra-ua – местоим. «они». Впоследствии, правда, сплошная дешифровка, сделанная мною, этих выводов не подтвердила. Вывод авторов о том, что сочетание трех знаков последовательно изображающих бухту, столб и черепаху, можно читать как Ханга-о-Хону «Бухта Черепахи» (топоним, связанный с легендарной историей заселения острова) долгие годы считался «основополагающим», даже «хрестоматийным» для всех дешифровщиков, включая и меня. Позднее, в одной из своих статей Н.А.Бутинов подчеркнул, что все сделанные им в 1956 г. совместно с Кнорозовым выводы не противоречат тому, что когда-то писал о дощечках Н.Н.Миклухо-Маклай [Бутинов, 1959, 70]. Не следует, однако, забывать о том, что в письме ронгоронго тот видел всего лишь идейное письмо («идейный шрифт», как он сам пишет), т.е. идеографию – иначе «язык понятий» [Миклухо-Маклай, I, 1990, 67]. Н.А.Бутинов особо отметил также, что знакомясь с ронгоронго, Миклухо-Маклай обратил внимание на то, что некоторые фигуры (т.е. знаки) объединены в группы – по 2-3 знака и более, сделав, таким образом, первый шаг к делению непрерывных текстов на смысловые единицы [Бутинов, 1959, 70]. Хотя Н.А.Бутинов и Ю.В.Кнорозов были лишь в самом начале дешифровки (процесса трудного и длительного), они предприняли попытку определить содержание некоторых дощечек или их отрывков, опираясь на группы знаков, на которые обратил внимание еще Миклухо-Маклай. Так на таблице из Сантьяго (под названием Кеити) авторам удалось выделить ряд из 6 имен, представляющий собой, якобы, генеалогию от потомка к первопредку, под условным именем «Осьминог» [Бутинов, Кнорозов, 1956, 89, табл. VII]. Последние две строки, выделяемые Кнорозовым и Бутиновым после знака осьминога, имеют, по их мнению, сходство с группами знаков начальных и финальных строк текста, приведенного ими на табл. VI [Бутинов, Кнорозов, 1956, 88, табл. VI]. Текст же представляет собой, согласно статье, список растений, привезенных легендарным вождем рапануйцев Хоту Матуа. Отсюда авторы делают вывод о том, что последний предок, на котором обрывается генеалогия, прибыл на о.Пасхи вместе с вождем Хоту Матуа [Бутинов, Кнорозов, 1956, 89-90]. Это всем казалось настолько очевидным, что рисунок-таблица с «именами», выгравированными на дощечке, почти 40 лет (!) украшала стенд на экспозиции Кунсткамеры, посвященной коренным жителям Австралии и Океании. Но толкование имен, также как и названий из списка растений (иначе «ряда Хоту Матуа») [Бутинов, Кнорозов, 1956, таб. VI], знаки которого были вычерчены рукой самого Ю.В. Кнорозова, сколько-нибудь обоснованы не были. жүктеу/скачать 0.71 Mb. Достарыңызбен бөлісу: