И. К. Федорова долгий путь к ронгоронго

жүктеу/скачать 0.71 Mb.

бет	2/5
Дата	16.07.2016
өлшемі	0.71 Mb.
	#203317

1 2 3 4 5

1. В первой группе упоминается тангата ману («человек-птица», символ ежегодно избираемого военного правителя острова), имя которого вероятно передано двумя последующими знаками.
2. Во второй группе назван вождь (арики), имя которого передано знаками «поющего петуха» и «акулы», по мнению авторов, он сын вождя, указанного в третьей группе.
3. Вождь (имя его передано знаками «акулы» и «спрута», теми же самыми, что и в группе генеалогического ряда); его авторы статьи истолковали как отца вождя, указанного под № 2.
Помимо этого «открытия», авторам удалось, по их мнению, обнаружить поссессивные (указывающие на принадлежность) частицы (между именами предка и потомка), передаваемые значками «копья» и «камня».
С этих первых публикаций и начался, благодаря Ю.В.Кнорозову, мой путь к дешифровке кохау ронгоронго, познанию других, не менее интересных загадок полинезийской культуры.
Юрий Валентинович при своем несколько замкнутом характере, любил детей и кошек, несмотря на постоянную нехватку времени, сам возился с подаренной ему нами сиамской кошечкой Миссис и ее потомством.
У Юрия Валентиновича был очень неровный характер, но он мог быть хорошим другом и друзьям не изменял, но если уже рвал с ними отношения, то окончательно и бесповоротно.
045 — 004 — 045 — 004 - 052 — 045 - 004 (Pv 7); 046 — 004 — 046 — 004 - 052 — 046 - 004 (Hv 5); 045 — 004 — 045 — 004 - 052 — 045 - 004 (Qv 8).

На Малой Чилийской дощечке Кнорозов и Бутинов выделили ряд из трех групп знаков, начинающихся знаком «рыба» (ika), которую они стали трактовать как «жертва» или «убитый» (ср. рап. ika – «рыба; жертва»). Иероглифы, следующие за этим знаком должны передавать, по их мнению [Бутинов, Кнорозов, 1956, 90, табл. VIII, 1-3], имена или титулы жертв (ika):

1. В первой группе упоминается тангата ману («человек-птица», символ ежегодно избираемого военного правителя острова), имя которого вероятно передано двумя последующими знаками.

2. Во второй группе назван вождь (арики), имя которого передано знаками «поющего петуха» и «акулы», по мнению авторов, он сын вождя, указанного в третьей группе.

3. Вождь (имя его передано знаками «акулы» и «спрута», теми же самыми, что и в группе генеалогического ряда); его авторы статьи истолковали как отца вождя, указанного под № 2.

Помимо этого «открытия», авторам удалось, по их мнению, обнаружить поссессивные (указывающие на принадлежность) частицы (между именами предка и потомка), передаваемые значками «копья» и «камня».

Сплошная дешифровка, выполненная мною, показала, однако, что такие малообоснованные и преждевременные выводы можно было рассматривать лишь как рабочие гипотезы, тем более, что предложенные толкования знаков не удалось достаточно аргументировать.

Эта небольшая статья была не только своеобразным отчетом о том, что удалось сделать за короткий срок Кнорозову, Бутинову и их помощникам, но и программой на ближайшие годы, связанной с подготовкой «Корпуса иероглифических текстов острова Пасхи» «Corpus Inscriptionum Rapanuicarum» результата напряженного совместного труда сотрудников Ленгруппы сектора Австралии Океании и Америки ИЭ АН СССР. Все иероглифические материалы в нем необходимо было дать в привычном для читателя виде (слева направо и сверху вниз), с указанием на параллельные отрывки, блоки и их ряды. Помимо этого, будущая публикация должна была включать авторские главы (или разделы), посвященные истории открытия письма о. Пасхи, изучению кохау ронгоронго и т.д. «Корпус» был сдан в издательство АН СССР (Ленинградское отделение) в самом конце лета или в начале сентября 1958 г. К сожалению, эта работа, представлявшая большой шаг вперед в изучении ронгоронго (в ней были собраны все необходимые для этого материалы), и которая должна была выйти под редакцией профессора Д.А. Ольдерогге, так и осталась ненапечатанной. Может быть, это произошло потому, что ее все-таки опередила опубликованная в том же году в Гамбурге Т. Бартелем «Основа дешифровки письма острова Пасхи» [Barthel, 1958], на которую Н.А. Бутинов поспешил написать положительную рецензию. Или же издательство сочло за расточительство публиковать работу наших авторов, которые, как и Бартель, все же не смогли разгадать тайну дощечек. Рукопись затерялась в архиве издательства, а группа по изучению ронгоронго прекратила свою работу.

Еще в 1956-1958 гг. известный норвежский исследователь Т.Хейердал и Т.Бартель обнаружили и купили у рапануйцев рукописные тетради (манускрипты), содержащие фольклорные тексты, записанные латинскими буквами. Хейердал собирался публиковать эти манускрипты во 2-м томе трудов своей экспедиции, но никто из зарубежных ученых не мог перевести эти тексты, написанные на рапануйском языке, частично с неправильной разбивкой на слова. Тогда Хейердал в 1962 г., зная, что в Ленинграде сильная школа дешифровки, обратился за помощью в СССР, но не к нам непосредственно, а в ЦК КПСС, чтобы мы не увильнули. В Институт пришла бумага, в которой было предписано обязать Кнорозова и Федорову выполнить требование Хейердала перевести (в кратчайший срок) рапануйские тексты, от которых отказались ученые за рубежом. Мне удалось сравнительно легко разобраться в текстах, содержащих интересные материалы по фольклору, языку и этнографии Рапа-Нуи, и я все их перевела, написав об этом статью. Ю.В.Кнорозов и А.М.Кондратов также написали по статье о письменности острова Пасхи. Все они были опубликованы Хейердалом, включившим нас в число «почетных» участников экспедиции [Heyerdahl, 1965. P. 389-411].

Позднее, переведенные мной тексты манускриптов вошли в мою работу «Мифы, предания и легенды острова Пасхи» [Федорова, 1978]. В 1988 г. я перевела с рапануи и опубликовала манускрипт «Е», привезенный Т.Бартелем и опубликованный им без перевода в 1974 г., т.к. он не смог сделать его перевод [Федорова, 1988. C. 15-82].

Н.А. Бутинов, вскоре после сдачи рукописи «Корпуса» в печать, отошел от совместной работы и от общего с Ю.В. Кнорозовым взгляда на ронгоронго как на письмо звуковое, передающее речь, хотя на это указывали неоспоримые факты, опирающиеся на формальный анализ текстов (небольшое количество знаков, их сильная стандартизация, большое количество удвоенных знаков). Более того, Н.А. Бутинов пошел путем толкования отдельных знаков и их сочетаний (блоков) и целых пассажей, сопоставляя их с эпизодами мифов, легенд, а также генеалогическими списками. В этом ключе им написано очень много статей, не продвинувших, к сожалению, дешифровку вперед, но показавших, что намеченные им пути изучения уводят его (и его читателей) от решения проблемы раскрытия смысла знаков на дощечках с о.Пасхи.

Позднее Н.А.Бутинов сообщил о том, что он выявил еще один генеалогический ряд [Бутинов, 1959, 76], который можно трактовать как имена «длинноухих» – врагов «короткоухих» и их вождя легендарного Хоту Мотуа. В одной из своих более поздних статей [Бутинов, 1982, 66], Николай Александрович подчеркнул, что он не только установил число племен на о.Пасхи, но и, более того, «дешифровал» их названия – т.е. бездоказательно приписал ряду иероглифов тот или иной термин, известный по фольклорным памятникам. По его априорному мнению, они представляли собой подразделения внутри одного народа. Знаки читались им как всегда произвольно, исходя из ответа, который подсказывали ему фольклорные тексты, что не сдвинуло изучение ронгоронго ни на йоту.

В этой же статье Н.А.Бутинов высказал также мысль о том, что для ронгоронго характерен идеографический элемент (что изображено, то и называется, т.е. читается). Это означало отход его от прежней, общей с Ю.В.Кнорозовым позиции. Вместе с тем, подчеркивал Н.А.Бутинов, слишком увлекаться идеографией нельзя: если бы все знаки были идеограммами, то тексты, по его мнению, уже давно были бы прочитаны с помощью каталога Меторо-Жоссана [Бутинов, 1982, 66].

В статье 1984 г. Николай Александрович сделал совершенно неожиданный вывод относительно характера дощечек ронгоронго, уподобив их маорийским палкам, имевшим зарубки, каждая из которых символизировала какого-либо предка: зарубка – предок, еще одна зарубка – еще один предок и т.д., имена которых исполнитель обряда должен был хорошо помнить наизусть. А на о.Пасхи, согласно выводу Н.А.Бутинова, в роли такой палки выступают дощечки, с вырезанными на них знаками: их хорошо знает только тангата ронгоронго, т.е. человек – знаток песнопений (или сказитель).

Но память его не может долгое время хранить все мифы и предания в полном объеме (правда, непонятно, почему? Чем рапануйцы хуже греков, помнивших наизусть Гомера, индийцев, помнящих десятки тысяч стихов Махабхараты и Рамаяны, певцов-бардов, сказителей былин у славян). «Давний спор о том, чем является ронгоронго письменностью или мнемоническим средством – писал Н.А.Бутинов, решается просто: это письменность, помогающая хранить информацию в памяти, т.е. выполняющая функцию мнемонического средства» [Бутинов, 1984, 103]. Поэтому тангата ронгоронго должен прибегать к помощи знаков, играющих роль подсобного мнемонического средства, которое Н.А.Бутинов назвал «бирочным письмом».

Развивая далее эту мысль, Н.А.Бутинов писал, что помимо бирочных знаков в ронгоронго есть и такие, которые передают, хотя и не всегда и лишь частично (не в полном объеме) звуковой состав слова. Заметим, что подобные системы письма науке пока неизвестны. Более того, анализ знаков и их сочетаний привел Николая Александровича и к выводу о том, что ронгоронго можно назвать «бирочно-иероглифическим» письмом: часть текста пишется на дощечках, часть воспроизводится по памяти. Поэтому по мнению Н.А.Бутинова и нужно найти на дощечке группу знаков, передающих тот или иной известный по записям текст. В том случае, если последовательность знаков, рисуночное значение которых можно определить по «чтениям» Меторо, в какой-то мере соответствует числу действующих в мифе персонажей и их статусу, писал Н.А.Бутинов, а также последовательности излагаемых в мифе событий, мы можем предположить, что данная группа знаков передает именно этот миф.

Более того, можно попытаться использовать указанный миф в качестве билингвы и выяснить смысловое значение идеограмм. Но при этом рисуночное и смысловое значение их, как писал Н.А.Бутинов, не должны вступать в противоречие друг с другом – отмечал позднее автор [Бутинов, 1997, 51-52].

Следуя своему кредо Н.А.Бутинов сопоставлял группы знаков, их чтения (по Меторо, который просто называл то, что изображает знак – где более «адекватно», где совсем невпопад), с найденными им цитатами или фрагментами из поздних легендарных версий.

Здесь же он отметил еще одну специфику ронгоронго – запись на дощечке, по его мнению, передает не все детали, а лишь «узловые». Главный же вывод, следующий: дешифровка ронгоронго крайне сложная проблема – поэтому при решении ее возможны разные пути поисков и разные методики дешифровки. Николай Александрович допустил большую неточность: при изучении неизвестной письменности, особенно вначале, могут быть предприняты разные шаги, подходы к изучению письма, но способ дешифровки только один – такой, который соответствует характеру записи неизвестного текста. Замечу, однако, что каждый вид неизвестной письменности требует особой методики, конкретно подходящей для данного письма.

Исторические предания рапануйцев позволяют, писал Н.А.Бутинов, выяснить многие моменты прошлого, хотя иногда они фрагментарны и даже противоречивы. А проверить приводимые в них сведения можно, по мнению Н.А.Бутинова, лишь изучая ронгоронго. Вот поэтому-то в дополнение к фольклорным версиям (в поздней интерпретации!) он привлекает в качестве билингвы такой необычный источник, как иероглифические тексты, записанные на пяти дощечках – двух из Кунсткамеры, Большой чилийской, Тахуа и Аруку Куренга. То, что удалось установить Н.А.Бутинову, исходя из знаков и чтений Меторо, позволило ему (так считал он сам) более точно проследить последовательность эпизодов в мифологическом повествовании, посвященном происхождению рапануйцев и заселению о.Пасхи [Бутинов, 1984, 112].

В своих статьях, посвященных дешифровке ронгоронго, Н.А.Бутинов приводит, как он сам везде подчеркивал, новые, обнаруженные им на дощечках, подробные сведения об истории заселения о.Пасхи, о борьбе длинноухих и короткоухих, о генеалогиях вождей, о легендарном Хоту Матуа, и т.д. и т.п. Все это, конечно, очень интересно для читателя, который впервые знакомится с о.Пасхи. Но, к сожалению, в его статьях нет ответа на один простой вопрос: зачем же рапануйцы столько сил и времени тратили на то, чтобы запомнить огромное число значков, а затем подолгу и с большим трудом (в молодые годы и в старости) упорно вырезали акульим зубом или острым обсидианом генеалогии, легенды, предания, те самые, которые они и без того хорошо знали наизусть (более того, обязаны были знать!), и которыми они делились не только с молодежью, но и с белыми людьми.

Я, в 1958 г. молодой научно-технический сотрудник (была такая должность!) с университетским филологическим образованием, едва успев приобщиться к серьезной совместной деятельности (всего лишь в качестве ответственного за издательскую работу) заинтересовалась, а вскоре и увлеклась не только загадочными значками ронгоронго, но и языком, фольклором и этнографией острова Пасхи.

А год спустя Ю.В.Кнорозов со своим мрачным, как всегда, видом, предложил мне написать рецензию на новую книгу зарубежного исследователя (Фуэнтеса) по языку острова Пасхи, и вскоре после этого, как ни удивительно, статью, посвященную особенностям рапануйского письма. Она была опубликована сначала на русском языке, почти сразу же переведена на английский язык и вышла за рубежом.

С этих первых публикаций и начался, благодаря Ю.В.Кнорозову, мой путь к дешифровке кохау ронгоронго, познанию других, не менее интересных загадок полинезийской культуры.

Юрий Валентинович при своем несколько замкнутом характере, любил детей и кошек, несмотря на постоянную нехватку времени, сам возился с подаренной ему нами сиамской кошечкой Миссис и ее потомством.

Друзей у него было мало, а вот кошек он любил, и разве это удивительно? Ведь кошки какие-то особенные существа, все эти кошки, с горящими зеленоватыми глазами, все понимающие, и завораживающие особым взглядом своим хозяев. Они околдовывают нас и поселяются в нашей душе – не только в квартире. У него была еще и черепаха, которую он брал с собой в Институт, где она сидела в ящике из-под библиографических карточек. А после работы на стрелке Васильевского острова, он прогуливал черепаху на вечернем солнышке и кормил ее одуванчиками. В этой прогулке нередко принимала участие и я. Большой знаток поэзии, в том числе древних поэтических памятников разных народов, он иногда с воодушевлением читал особенно полюбившиеся ему стихи.

У Юрия Валентиновича был очень неровный характер, но он мог быть хорошим другом и друзьям не изменял, но если уже рвал с ними отношения, то окончательно и бесповоротно.

Ю.В. Кнорозов как-то совершенно случайно получил меня в качество помощницы как единственного нового сотрудника появившегося в ЛЧ ИЭ (при «замороженных» в те годы кадрах), и вновь началась работа по исследованию текстов ронгоронго – в рамках изучения всех аспектов этнографии о.Пасхи.

Прежде всего, в соответствии с указаниями Ю.В. Кнорозова, нужно было еще раз подтвердить, что рапануйские дощечки является иероглифическим (т.е. морфемно-силлабическим) письмом. Ронгоронго вовсе не примитивная системой записи, вроде «эмбрио-письма» (согласно Т. Бартелю), где один знак может соответствовать нескольким «морфемам»), или «бирочно-иероглифического» письма, сходного с маорийскими палками с зарубками [Бутинов, 1984].

Первые результаты моей работы над ронгоронго, подтвердившие иероглифический характер текстов и их специфическую особенность, были обобщены в статье [Федорова, 1963], которая в том же году появилась в английском переводе. Палеографические изыскания, проведенные вручную показали, что тексты о.Пасхи написаны на языке, сильно отличающемся от современного рапануйского – в них прежде всего отсутствовали переменные знаки (передающие служебные слова – артикли, предлоги, глагольные частицы).

Выяснилось, что и знаки, передающие аффиксы (приставки, суффиксы) тоже довольно редки, и поэтому при дешифровке опираться на них (как полагал Ю.В. Кнорозов) было нецелесообразно. Одновременно, возникла мысль, что последовательность «блоков» (устойчивых сочетаний) в ронгоронго соответствует, вероятно, порядку слов в рапануйских фольклорных текстах. А это, по мнению Кнорозова, открывало новые пути для дальнейшего изучения текстов и, к тому же, с привлечением вычислительной техники.

В конце 1959 – начале 1960 гг., Ю.В. Кнорозовым велась (при моем участии) подготовка необходимых лексико-синтаксических материалов с целью создания программы для обработки текстов ронгоронго на ЭВМ. Как известно, возможности существовавшей в то время громоздкой вычислительной техники (в частности в области чтения и перевода неизвестного письма) сильно преувеличивались в прессе. Ни в то время, ни позднее не было создано программ, на основе которых вычислительная машина могла бы установить чтение знаков, а тем более дать их перевод, как отмечал еще М.А. Пробст (1982, 12). Ю.В. Кнорозов рассчитывал, видимо, только на частотный анализ, который мог бы выделить несколько самых частных иероглифов; их можно было бы сопоставить с самыми частыми лексическими единицами языка. Но уже обработка текстов на ЭВМ подтвердила отсутствие в них артикля te и глагольной частицы he столь частых в фольклорных записях [Федорова, 1966, 66-67], о чем и было доложено на научной конференции, посвященной машинной обработке неизвестных текстов.

К сожалению, материалы обработки текстов, полученные в ВИНИТИ, остались у нас невостребованными и необработанными – нужных специалистов (по чтению машинных таблиц в двоичной системе) у нас не оказалось. Тем не менее, в 1960 начале 1970-х гг. вокруг Ю.В. Кнорозова группировались разного рода специалисты – волонтеры, энтузиасты, увлеченные ронгоронго. Среди них был известный впоследствии журналист и писатель А.М. Кондратов, автор многих книг, популяризатор геологических, географических и этнографических знаний. Заинтересовавшись ронгоронго, он взялся за трудную задачу – подготовить систематико-моделирующий каталог знаков (как и у Т. Бартеля наподобие периодической системы элементов Менделеева), позволяющий реконструировать весь теоретически возможный репертуар графем (только непонятно для чего!). Значительная часть каталога была сделана Кондратовым в карандашной прорисовке, а затем выполнена в туши на больших листах бумаги. Но эта работа не была завершена и долго хранилась в архиве Кнорозова.

Ю.В. Кнорозов, прекрасный знаток культуры и письма древних майя, их рукописей, тайну которых он разгадал, стал стратегом и руководителем дешифровки других забытых систем письма: постоянно искал новые пути исследования, новые подходы к решению загадок, отступал и снова, по его словам, «переходил в наступление». Ведь работа дешифровщика напоминает проход через трясину сомнений, неудач, ошибок, которые ежеминутно могут сбить его с толку, лишить веры в успех, уверенности в своих силах или направить его по ложному пути надуманных выводов, толкований, сопоставлений с петроглифами, фольклорными памятниками. А в силу ограниченного количества сохранившихся текстов, нерегулярности записи, недостаточной изученности особенностей ронгоронго, рапануйские дощечки в то же время представляли собой наибольшее препятствие к решению и других проблем рапануистики. К сожалению, намеченные Кнорозовым «стратегические удары на рапануйском фронте», как он любил выражаться, оказались ошибочными, но, в конце концов, поучительными для меня.

Уже в конце 1959 – начале 1960 гг. я приняла участие в работе, непосредственно связанной со знаками ронгоронго. По настоянию Ю.В. Кнорозова мне пришлось составлять словари рядов знаков (с учетом повторяющихся начальных или финальных групп знаков): прямой – по 1-му, 2-му, 3-му, 4-му инициальным знакам ряда и обратный по 4-му, 3-му, 2-му, 1-му финальным знакам (от конца ряда). Считая ронгоронго иероглифическим письмом, Кнорозов надеялся, что подобная работа позволит выявить порядок слов и глагольные частицы (если таковые отражены на дощечках) и другие закономерности. Он упорно настаивал на формальном анализе текстов несмотря на имевшиеся контраргументы. Реальных плодов для продвижения дешифровки вперед, подобные словари не дали, однако впоследствии сопоставление блоков помогло выявить возможное тождество каких-то знаков, например, 045 и 046, которые можно считать аллографами:

045 — 004 — 045 — 004 - 052 — 045 - 004 (Pv 7);

046 — 004 — 046 — 004 - 052 — 046 - 004 (Hv 5);

045 — 004 — 045 — 004 - 052 — 045 - 004 (Qv 8).

Анализируя тексты ронгоронго, чтобы понять сюжет текстов на дощечке или хотя бы отдельных их «пассажей», Ю.В. Кнорозов обратил внимание на то, что помимо генеалогий, списков растений, на дощечках даны ряды знаков с повторяющимися инициальными или финальными знаками (с такими как 063, 065, 081, 380, 700 и др.) Предполагаемые Кнорозовым чтения этих знаков привели его к твердому убеждению, что на дощечках приводятся списки месяцев (или сельскохозяйственных сезонов), начинающиеся знаком «топора» (рап. toki – 064), звезд (с начальным знаком 008 hetuu), списки жертв (с начальным знаком 700, 701 – ika), данников кио с инициальным знаком 380 изображающим крысу (рап. kio

Невозможность зафиксировать в ронгоронго переменные знаки (передающие служебные слова) заставила вести поиски по линии выделения знаменательных слов и синтаксических переменных (т.е. определений, дополнений, обстоятельств). Это привело Кнорозова к мысли о выборочном (на первых порах) словаре устойчивых блоков и их рядов.

Мне же пришлось, следуя выделенным Ю.В. Кнорозовым рядам знаков и блоков, любыми «средствами» обосновывать чтения знаков и их сочетаний. Нередко при «чтении», а точнее толковании знаков приходилось (от полного бессилия) ссылаться (и часто!) на известные нам реалии жизни рапануйцев или их фольклорные памятники. Но если отдельные устойчивые сочетания знаков (блоки) еще как-то удавалось «понять» и «истолковать», то предполагаемые генеалогические списки ни толкованию, ни тем более чтению, не поддавались. Предварительные материалы были опубликованы [Федорова, 1982], но и они не дали ожидаемых результатов: не под все блоки удалось «подкопаться», как любил говорить Юрий Валентинович. Лишь небольшое количество блоков и рядов было как-то использовано, еще меньшее число их сопровождалось «переводом» – это вызывало недовольство, а часто и гнев руководителя работы на «рапануйском направлении». По моему же мнению в то время «прицел» на блоки был преждевременным и потому не дал должного результата.

К сожалению, Ю.В.Кнорозов настойчиво потребовал составления «словарей блоков» (устойчивых сочетаний знаков ронгоронго по первому, второму, третьему, последнему знакам) для сопоставления с ними тематических списков (звезд, рыб, растений и прочих групп слов рапануйского языка), а затем, в довершение ко всему, и создания словаря синонимов по всей семье полинезийских языков.

С дальним прицелом (для работы по установлению чтений знаков в уже выделенных рядах блоков) по указанию Ю.В.Кнорозова были составлены тематические словари рапануйской лексики, а точнее списки растений, животных, рыб, птиц, звезд, ветров, гор и холмов, орудий труда, утвари, социальных терминов и пр. и пр., которые оказались совершенно бесполезными – для дешифровки, но не для расширения общего «рапануйского» кругозора.

Работа эта была очень непростой, принимая во внимание недостаточное количество у нас, да и за рубежом, словарей и литературы по другим регионам Полинезии и ограниченность словарного материала по самому о.Пасхи. Отнимала она много времени и, как ни странно, раздражала. Чутье исследователя подсказывало, что ключ к разгадке ронгоронго не там, где его пытается найти Кнорозов – не в синонимах и не в тематических списках, составленных по ранним словарикам рапануйского языка, а тем более не в современных записях легенд и мифов жителей о.Пасхи. Так где же ключ к чтению ронгоронго?

Сопоставления знаков (блоков) проводились со списками генеалогий, племен, групп населения, данников кио, календарными названиями рапануйцев и других полинезийцев, записанными в середине XIX первой половине ХХ вв. Как ни странно, при таком сопоставлении не принималось в расчет то, что тексты и материалы, выводимые в параллель к ним, представляют собой разные по характеру и по времени создания виды информации, передаваемой от предка в потомку. В результате такого подхода к изучению письма, «чтения» ронгоронго, оказались неверными и неоправданными, как с точки зрения теории дешифровки, так и количества затраченного времени и человеческих сил. Они привели к ошибкам и неправильным выводам, на которых базировались дальнейшие исследования, увы, в том числе и мои.

Зато за статью «Тексты острова Пасхи», опубликованную в «Советской этнографии» в 1983 г. я была вознаграждена ударом кулака по спине – то было знаком высшей похвалы шефа ведь в статье была сделана попытка установить не только семантику, но и чтение отдельных блоков, якобы передающих некоторые рапануйские термины. Не скоро, к сожалению, а лишь через 12 лет, мне стало ясно, что такой «похвалы» я не была достойна: «ставка» Кнорозова на блоки и их ряды вообще не могла привести к успеху дешифровки. Иногда что-то вроде бы получалось, и это вселяло надежду на скорую удачу, но чаще интерпретация, а точнее толкование знаков на той стадии наших знаний о ронгоронго приводили к полному абсурду, хотя они, как казалось, подкреплялись рапануйской лексикой или сведениями из мифов и легенд. Но несмотря на явную бесперспективность, Ю.В. Кнорозов настаивал на продолжении исследований в том же направлении, в соответствии с разработанными им принципами изучения иероглифического письма.

жүктеу/скачать 0.71 Mb.

Достарыңызбен бөлісу:

1 2 3 4 5