ЗАДАНИЕ. Ответьте на вопросы:  1

 
240 
 
Вместе  с  поваром  жила  его  дочь  Мария,  девушки  лет  восемнадцати.  Все 
убранство их дома составляли  кровать, хромые стулья, грубый стол, фаянсовая 
посуда и, наконец, клавесин – единственное богатство Марии. 
 
Клавесин был такой старый, что струны его пели долго и тихо в ответ на 
все  возникавшие  вокруг  звуки.  Повар,  смеясь,  называл  клавесин  «сторожем 
своего дома». Никто не мог войти в дом без того, чтобы клавесин не встретил 
его дрожащим, старческим гулом. 
 
Когда  Мария  умыла  умирающего  и  надела  на  него  холодную  чистую 
рубашку, старик сказал: 
 
– Я всегда не любил священников. Я не могу позвать исповедника, между  
тем мне нужно перед смертью очистить свою совесть. 
 
– Что же делать? – испуганно спросила Мария. 
 
– Выйди на улицу, – сказал старик, – и попроси первого встречного зайти в 
наш дом, чтобы исповедать умирающего. Тебе никто не откажет. 
 
– Наша улица такая пустынная… – прошептала Мария, накинула платок и 
вышла. 
 
Она  пробежала  через  сад,  вышла  на  улицу  и  остановилась.  Улица  была 
пуста. Ветер нес по ней листья, а с темного неба падали холодные капли дождя. 
 
Мария  долго  ждала  и  прислушивалась.  Наконец,  ей  показалось,  что  по 
улице  идет  и  напевает  человек.  Она  сделала  несколько  шагов  ему  навстречу, 
столкнулась с ним и вскрикнула. Человек остановился и спросил: 
 
– Кто здесь? 
 
Мария схватила его за руку и дрожащим голосом передала просьбу отца. 
 
– Хорошо, – сказал человек спокойно. – Хотя я не священник, но это все 
равно. Пойдемте. 
Они вошли в дом. При свече Мария увидела худого, маленького человека. 
Он  был  еще  молод,  этот  незнакомец.  Совсем  по-мальчишески  он  тряхнул 
головой, быстро придвинул к кровати стул, сел и, наклонившись, посмотрел в 
лицо умирающему.  

 
241 
–  Говорите!  –  сказал  он.  –  Может,  властью,  данной  мне  не  от  бога,  а  от 
искусства,  которому  я  служу,  я  облегчу  ваши  последние  минуты  и  сниму 
тяжесть с вашей души. 
–  Я  работал  всю  жизнь,  пока  не  ослеп,  –  прошептал  старик  и  притянул 
незнакомца  за  руку  поближе  к  себе.  –  А  кто  работает,  у  того  нет  времени 
грешить. Когда заболела моя жена  – ее звали Мартой – и доктор прописал ей 
разные    дорогие  лекарства  и  приказал  кормить  ее  сливками  и  поить  горячим 
красным  вином,  я  украл  из  сервиза  графини  Тун  маленькое  золотое  блюдо, 
разбил  его  на  куски  и  продал.  И  мне  тяжело  теперь  вспоминать  об  этом  и 
скрывать от дочери: я ее научил не трогать ни пылинки с чужого стола. 
– А кто-нибудь из слуг графини пострадал за это? – спросил незнакомец. 
– Клянусь, сударь, никто, – ответил старик и заплакал. 
–  Если  бы  я  знал,  что  золото  не  поможет  моей  Марте,  разве  я  мог  бы 
украсть! 
– Как вас зовут? – спросил незнакомец. 
– Иоганн Мейер, сударь. 
– Так вот, Иоганн Мейер, – сказал незнакомец и положил ладонь на слепые 
глаза старика, – вы невинны перед людьми. То, что вы совершили, не есть грех 
и не является кражей, а, наоборот, может быть зачтено вам как подвиг любви. 
– Аминь! – прошептал старик. 
– Аминь! – повторил незнакомец. – А теперь скажите мне вашу последнюю 
волю. 
– Я хочу, чтобы кто-нибудь позаботился о Марии. 
– Я сделаю это. А еще чего вы хотите? 
Тогда умирающий неожиданно улыбнулся и громко сказал: 
–  Я  хотел  бы  еще  раз  увидеть  Марту  такой,  какой  я  встретил  ее  в 
молодости. Увидеть солнце и этот старый сад, когда он зацветет весной. Но это 
невозможно,  сударь.  Не  сердитесь  на  меня  за  глупые  слова.  Болезнь,  должно 
быть, совсем сбила меня с толку. 

 
242 
– Хорошо, – сказал незнакомец и встал. – Хорошо, – повторил он, подошел 
к клавесину и сел перед ним на стул. 
–  Хорошо!  –  громко  сказал  он  в  третий  раз,  и  внезапно  быстрый  звон 
рассыпался  по  сторожке,  как  будто  на  пол  бросили  сотни  хрустальных 
шариков. 
– Слушайте, – сказал незнакомец. Слушайте и смотрите. 
Он  заиграл.  Мария  вспоминала  потом  лицо  незнакомца,  когда  первый 
клавиш прозвучал под его рукой. Необыкновенная бледность покрыла его лоб, 
а в потемневших глазах качался язычок свечи. 
Клавесин  пел  полным  голосом  впервые  за  многие  годы.  Он  наполнял 
своими звуками не только дом, но и весь сад. 
–  Я  вижу,  сударь!  –  сказал  старик  и  приподнялся  на  кровати.  –  Я  вижу 
день,  когда  я  встретился  с  Мартой,  и  она  от  смущения  разбила  кувшин  с 
молоком. Это было зимой, в горах. Небо стояло прозрачное, как синее стекло, и 
Марта смеялась. Смеялась, – повторил он, прислушиваясь к журчанию струн. 
Незнакомец играл, глядя в черное окно. 
– А теперь, – спросил он, – вы видите что-нибудь? 
Старик молчал, прислушиваясь. 
–  Неужели  вы  не  видите,  –  быстро  сказал  незнакомец,  не  переставая 
играть, – что ночь из черной сделалась синей, а потом голубой, и теплый свет 
уже падает откуда-то  сверху, и на старых ветках ваших деревьев, распускаются 
белые  цветы.  А  небо  делается  все  выше,  все  синей,  все  великолепнее,  и  стаи 
птиц уже летят на север над нашей старой Веной. 
– Я вижу все это! –  крикнул старик. 
– Открой окно, Мария, – затем попросил он. 
Мария  открыла  окно.  Холодный  воздух  ворвался  в  комнату.  Незнакомец 
перестал играть. Он сидел у клавесина, не двигаясь. 
Мария вскрикнула. Незнакомец встал и подошел к кровати. Старик сказал 
задыхаясь: 

 
243 
– Я видел все так ясно, как много лет назад. Но я не хотел бы умереть и не 
узнать… имя. Имя! 
 
 

жүктеу/скачать 1.3 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: