5
В конце XIX века культурный миф балета претерпевает совершенно неожиданные превращения. На балет начинают проецироваться идеи, необычайно далекие от искусства танца, на-
54 Ibid., р. 132.
55 Р. Va1ёrу. L'ldee fixe. Paris, 1966, р. 152.
56 Ibid., p. 41.
8- 194
226
пример, квазифизические идеи, некоторые постулаты механики или теории вероятности57.
Танец, например, в этом контексте может оцениваться с точки зрения того неустойчивого равновесия, которое тесно связано с идеей случайности. При этом такое неустойчивое равновесие тела понимается совершенно в духе механики. Так, Валери пишет:
"Доктор, я поистине страдаю, когда вижу танцовщицу, балансирующую на большом пальце ноги. <...> Это должно быть великолепной анатомо-физиологической конструкцией... Леонардо, должно быть, с удовольствием изобразил бы ее без кожи, в ее тройственном неустойчивом равновесии... Доктор: Почему тройственном? Я: Еще бы... оно касается мускулов, нервов и механики"58.
Неустойчивое равновесие рассматривается как первый пример воздействия случайности у Пуанкаре:
"Первым примером, на котором мы остановимся, будет вопрос о неустойчивом равновесии. Если конус стоит на вершине, то мы знаем, что он опрокинется, но мы не знаем в какую сторону Нам представляется, что это полностью зависит от случая"59.
Но еще раньше женское тело и конус были сближены Вилье де Лиль Адамом в романе "Будущая Ева" (1886). Роман повествовал о создании искусственной женщины, механического андроида, абсолютно не отличимого от своего живого прототипа. Пятая книга романа была целиком посвящена механике новой Галатеи, и в ней имелась специальная глава "Равновесие" — понятие, которому Вилье придавал особое значение. Равновесие будущей Евы — Адали поддерживалось с помощью сложного механизма, включавшего конические сосуды, заполненные ртутью. При движении ртуть перекачивалась в направлении, противоположном наклону андроида, и заполняла соответствующий конус, фиксировавший своим острием центр тяжести в пределах опоры Адали. Таким образом, конус и равновесие тела вступали в сложный механический баланс, благодаря которому "вы можете видеть, как Адали собирает цветы, не падая"60, — заключает главу Вилье.
57 См.: М. Ямпольский. Демон и лабиринт. М., 1996, с. 277—305.
58 Р. Valery. L'ldee fixe, pp. 33-34.
59 А. Пуанкаре. Цит. соч., с. 322.
60 Villiers de l'lsle'-Adam. L'Eve future. Paris, 1914, p. 245.
227
Одна из самых удивительных хореографических метафор находится в трактате Иполита Тэна "Об уме" (1870). Здесь с танцем ассоциируются молекулярные колебания внутри нервных клеток. Эта гигантская метафора, развернутая на восьми страницах, начинается следующим образом:
"...сотрясение клетки является внутренним движением ее молекул, и это движение может быть очень точно уподоблено танцевальной фигуре, где очень различные и очень многочисленные молекулы, каждая, описав с определенной скоростью линию некоторой длины и формы, возвращается в исходное положение, за исключением тех усталых танцовщиков, которые сбились с пути.."61
И далее Тэн описывает все молекулярные микродвижения как смешение менуэта и вальса, как запутаннейшую микроскопическую хореографию. Он почему-то насчитывает 24 вида молекулярных танцев, определяющих все богатство нашего чувственного мира.
Но главным во всей этой эксцентричной хореографической метафорике является соединение произвольности и закономерности, напоминающее эссе о равновесии Адали, чьи разнонаправленные движения создают финальный неустойчивый эквилибр.
В своей метафоре танца Малларме идет гораздо дальше Тэна. Он просто заявляет, что танцовщица — это "не женщина, но метафора"62, "магический предмет, брызжущий из точки", она являет зрелище "газообразной формы вокруг остановки на одной ноге"63. В какой-то момент вся эта квазифизическая метафорика неожиданно приобретает космогонический характер в духе "Эврики". В танцовщице Малларме усматривает образное воплощение двух сил — притяжения и отталкивания, центростремительной и центробежной.
"Распространение осуществляется тем же жестом, который все стягивает к центру: центр и периферия оказываются вдруг динамически объединенными и примиренными. Здесь все происхождение. Дрожа-
_________
61 Н. Taine. De 1'intelligence, t. 1. Paris, 1911, р. 307.
62 S. Mallarme. Igitur. Divagations. Un coup de des. Paris, 1989, p. 192.
63 S. Mallarme. Oeuvres completes. Paris, 1951, p. 370. Космогонические оттенки хореографической метафоры проступают в амбивалентном использовании Малларме слов "газ" (как ткань платьев и перво-материя) и "звезда" (как прима-балерина и светило). Писатель пишет об "идеальном танце созвездий" и т. д.
8*
228
ние ткани кажется одновременно истекающим из единого источника и струящимся извне к очагу концентрации"".
Существенно, что истекание из центра и возвращение к центру в танцовщице происходят одновременно, так же как прыжок и падение. По существу, балерина есть метафорическое воплощение единства противоположностей, но единства не столько в духе логической диалектики, сколько динамического равновесия, гармонии, которую Ж.-П. Ришар справедливо называет "вероятностностью"65.
Этот противоречивый динамизм распространяется на несколько областей. Одна из них — психология. Согласно Малларме, тот же процесс иррадиации и концентрации характерен для эмоций: "...всякая эмоция выходит из нас, расширяет среду и к вам направлена, в нас же воплощается"66. Эта концепция двунаправленности эмоций и двунаправленности движений ляжет в основу теории выразительности Дельсарта, оказавшей большое влияние на театральную культуру начала XX века.
Другая область приложения идеи противонаправленного динамизма — модель всеобщего генезиса. Фраза Малларме "все здесь происхождение" не случайна, потому что танцовщица понимается как источник всех феноменов, первофеномен мира. Продолжу уже процитированный фрагмент:
"...танцовщица не женщина, но метафора, резюмирующая в себе один из элементарных аспектов нашей формы — меч, кубок, цветок и т. д., она не танцует, но выражает чудом своих ракурсов и порывов с помощью телесного письма то, на что бы понадобились целые прозаические главы, включающие диалог и описания..."67
Речь идет о сотворении феноменов и одновременном создании нового внесловесного письма, описывающего генезис мира. Меч, кубок, цветок — это первичные формы мира, возникающие из танца. В ином месте Малларме возвращается к той же теме — порождению первофеноменов из вращательного движения танцовщицы:
"В ужасающей ванне из тканей растворяется лучащаяся и холодная фигурантка — гимн некой вращательной теме, к которой тяготеет
_____________
64 Ibid., р. 305.
65 J.-P. Richard. L'Univers imaginairede Mallarme. Paris, 1961, p. 320.
66 S. Mallarme. Oeuvres completes, p. 309.
67 S. Mallarme. Igitur. Divagations. Un coup de des, p. 192—193.
229
далеко разлетающаяся ткань, гигантские лепесток и бабочка, прибой ясного и стихийного свойства"68.
Бабочка, лепесток, прибой — из той же серии, что меч, кубок, цветок.
Позже, в 1902 году, Альфред Жарри буквально повторит метафору Малларме в статье "Баллистика танца", одновременно подчеркивая и динамический элемент и банальность этого истертого сравнения:
"Когда женщина быстро вращается в вертикальном плане, ее юбка, отбрасываемая центробежной силой, заслуживает сравнения — что само по себе банально и ложно в иных обстоятельствах — с венчиком цветка, который, как известно, раскрывается навстречу солнцу, но никогда не в направлении к земле "69.
Центробежная сила танца осмысливается Жарри в жанре некой "иронической механики":
"Мужчина и женщина перемещаются по кругу вокруг воображаемой оси, но может так случиться, что женщина на мгновение совпадет с осью вращения, в то время как ее партнер будет вращаться по окружности. Представим себе, что это случится на высокой скорости и что мужчина отпустит женщину из боязни, что та устала или из французской галантности: его с силой швырнет по касательной, и страшно подумать, что может из этого получиться"70.
Далее Жарри рекомендует окружать танцующих предохранительной сеткой и даже усматривает ее рудименты в диванах и креслах, расставленных вдоль стен танцевальной залы.
Вся эта поэтическая (у Малларме) или ироническая (у Жарри) механика и баллистика с очевидным космогоническим оттенком, проецируясь на танец, превращают танцовщицу из человеческого существа в механическую ось, машину, модель приложения физических сил и т. д. При этом в центр этого вращающегося микрокосма помещается все же живой субъект (в духе объяснительной поправки Валери к "Эврике"), дышащий, безостановочно вращающийся живой гироскоп71. Хореографи-
__________
68 S. Mallarme. Oeuvres completes, p. 308.
69 A. Jarry. La chandelle verte. Paris, 1969. p. 158.
70 Ibid., p. 159,
71 R. Chambers. L'Ange et 1'Automate. Variations sur le mythe de 1'actrice de Nerval a Proust. — Archives des lettres modemes, № 128, 1971.
230
ческая метафора, распространяясь на иные объекты и теряя непосредственную связь с танцем, приобретает постепенно все более отчетливый философский характер.
Достарыңызбен бөлісу: |