Тот, кто спит на Пути, теряет либо шапку, либо голову.
Низами. Сокровищница тайн
Перу Саади из Шираза (1184–1291) принадлежат две книги – «Гулистан» («Розовый сад») и «Бустан» («Фруктовый сад»). Эти два классических суфийских произведения служили, и по сей день служат сборниками морально‑этических наставлений для миллионов людей в Индии, Персии, Пакистане, Афганистане и Центральной Азии. Саади время от времени странствовал как дервиш, был взят в плен крестоносцами, которые заставили его копать рвы, пока за него не заплатили выкуп, посещал учебные центры Востока и создал непревзойденные прозаические и поэтические произведения. Образование он получил в прославленном колледже Багдада, который основал Низам, близкий друг Хайяма, служивший визирем при дворе иранского Шаха. Саади был членом суфийского ордена Накш‑банди, поддерживал тесную связь с шейхом Шахбудином Сухраварди, основателем школы Сухраварди, а так же со «Столпом Века» и одним из величайших суфиев всех времен Наджмуддином Куброй.
Влияние Саади на европейскую литературу признается весьма значительным, что стало уже общепризнанным фактом. Он принадлежит к группе авторов, чьи произведения заметно обогатили Gesta Котапогит, источник многих западных легенд и аллегорий. Исследователи обнаружили многочисленные следы влияния Саади на национальную литературу разных стран, в частности немецкую. Непосредственные переводы его собственных работ впервые появились в Европе в XVII веке. Но, как и в случае с большинством суфийских работ, внутренний смысл произведений Саади едва ли возможно уловить через его литературных интерпретаторов. Типичный комментарий одного из современных критиков подтверждает это со всей ясностью, хотя скорее характеризует ум самого комментатора, а не точку зрения Саади. Этот критик написал: «Судя по его темпераменту, весьма сомнительно, что он был суфием. Дидактика в его писаниях подавляет мистику».
В действительности же назидательные сказки, стихи и аналогии, приводимые Саади, многофункциональны. Конечно, их наиболее доступный, обычный смысл способствует, прежде всего, установлению определенных этических норм, но профессор Кодрингтон – пожалуй, единственный среди европейских исследователей – сумел заглянуть глубже:
«Аллегории “Гулистана” характерны для суфиев. Они не могут открывать свои секреты тем, кто не готов к их правильному восприятию или толкованию, поэтому для передачи тайн посвященным была разработана специальная терминология. Когда мысль невозможно было передать словами, применялись специальные фразы или аллегории».
Не только на Западе люди ожидают, что эзотерическое знание им преподнесут на тарелочке. Саади подчеркивает это в одном из своих рассказов.
В компании благочестивых спутников Саади ехал в Хызжаз. Возле оазиса Бени Хиляль какой‑то мальчик запел, да так проникновенно, что верблюд человека, глумившегося над мистицизмом, стал танцевать, после чего убежал в пустыню.
– Я заметил этому человеку, – сказал Шейх: – «Песня подействовала даже на животное, но вас она оставила равнодушным».28
Его учение о самоисследовании относится не только к обычной потребности практиковать то, что сам проповедуешь. На суфийском пути необходимо заниматься самоисследованием особого рода. Эта практика предшествует стадии, на которой человек начинает понимать наставления учителя. Саади говорит:
«Если вы сами не будете порицать себя, то не сможете принять порицаний от других».
Сила механистического преклонения перед уединенной жизнью столь велика, что кандидату в суфии прежде всего необходимо указать, в какой именно форме необходимо практиковать уединение. «Быть связанным по рукам и ногам друзьями лучше, чем прохлаждаться в саду с чужими», – замечает Саади. Уход от мира требуется лишь при особых обстоятельствах. Анахореты, которые были всего лишь профессиональными одержимыми, у всех создали впечатление, что мистики всю свою жизнь должны проводить в горах или в пустыне. Люди приняли одну нить за весь ковер.
Фактор времени и места в суфийских упражнениях – еще один важный пункт, который подчеркивает Саади. Обычные интеллектуалы едва ли смогут поверить, что качество и эффективность мышления меняются в зависимости от обстоятельств. Им свойственно назначать встречи в произвольно выбранное время и в любом удобном для них месте, вести ученые беседы при любых обстоятельствах, не обращая внимания на точку зрения суфиев о том, что человеческому уму только «по случаю» удается выбраться из механистической системы, которой он служит.
Этот принцип, всем известный в виде расхожего выражения: «всему свое время и место», Саади в своей типичной манере освещает в «Гулистане». Тридцать шестая история в главе об обычаях дервишей выглядит простым наставлением в области морали или этикета. Когда ее, однако, рассказывают и интерпретируют в суфийской атмосфере, раскрываются дополнительные смыслы.
Один дервиш зашел в дом щедрого человека и обнаружил там общество писателей, обменивавшихся всевозможными любезностями. Воздух буквально сгустился от интеллектуальных упражнений. Кто‑то пригласил его принять участие в беседе. «Мой слабый ум способен только на одно двустишие», – сказал дервиш. Все стали просить его высказаться. Дервиш сказал:
«Мучаясь от голода, я смотрю на стол, как холостяк смотрит на дверь женской бани».
Смысл этого двустишия не только в том, что настало время для еды, и пора заканчивать беседы, оно так же выражает идею, что интеллектуальная болтовня является только фоном для реального понимания.
Далее, как повествует история, хозяин сразу же сказал, что мясо скоро будет готово. «Для голодного человека простой хлеб и есть мясо», – ответил дервиш.
В рассказах и стихах «Гулистана» Саади часто упрекает тех, кто спешит как можно быстрее начать учиться, не понимая того, что грубое состояние человека является препятствием на пути изучения суфизма. «Как может спящий разбудить спящего?» – задает Саади известный суфийский вопрос. Если верно, что дела человека должны соответствовать его словам, то тем более верно, что наблюдатель должен уметь оценивать эти дела. Большинство людей этого не умеет. «Собрание мудрецов напоминает базар торговцев одеждой. Не заплатив денег, вы ничего не сможете унести с этого базара. А из собрания мудрецов вы сможете вынести только то, на что у вас хватит способностей».29
Эгоистичность претендентов в ученики, их озабоченность собственным развитием и интересами составляет предмет, которому суфии уделяют особое внимание. Необходимо уравновесить личные желания с потребностями всего сообщества. В той части своей книги, которая касается этой проблемы, Саади подчеркивает связь суфиев с «Братьями чистоты», которая осталась почти незамеченной сторонними наблюдателями. «Братьями чистоты» называло себя сообщество ученых, подготовивших и анонимно опубликовавших энциклопедию, содержавшую все доступные в те времена виды научного знания. Это было сделано ими для развития культуры, а не из желания увеличить свой собственный авторитет. «Братья» были тайным обществом, и поэтому о них мало что известно, но так как слово «чистота» в арабском языке ассоциируется со словом «суфий», суфийских учителей часто спрашивали о них. Вот что пишет Саади об этом таинственном братстве в сорок третьем рассказе своей книги:
«Одного мудреца спросили о “Братьях чистоты”. Он сказал: “Даже самый ничтожный из них ставит желания своих товарищей выше своих собственных”. Как сказано мудрыми: “Человек, занятый лишь собой, не может быть ни братом, ни родственником”».
Благодаря авторитету «Гулистана», считающемуся сводом моральных установлений для обязательного чтения всеми молодыми людьми, была заложена основа, способствующая развитию суфийского потенциала в умах подрастающего поколения. Молодые люди увлечено читают и наслаждаются мыслями и стихами Саади, потому что он писал в очень увлекательной манере. Позднее, когда некоторые из них приходят в суфийские школы, чтобы продолжить свое образование, им раскрывают внутренний смысл его рассказов, поскольку необходимый фундамент у них уже имеется. Подобный подготовительный материал практически отсутствует в других культурах.
Преждевременно раскрытые тайны, – а в суфизме есть некоторые тайны, которые можно узнать в отрыве от всего учения, – способны принести больше вреда, чем пользы. Неподготовленный человек может неправильно распорядиться силой, хранителями которой являются суфии. Саади говорит об этом в рассказе, который на первый взгляд кажется всего лишь расширенным вариантом избитой поговорки:
У одного человека была некрасивая дочь. Он выдал ее замуж за слепца, потому что никто другой на ней все равно не женился бы. Впоследствии один врач предложил вернуть слепому зрение, но отец жены не согласился на это, опасаясь, что прозрев, этот человек разведется с его дочерью. В заключение Саади делает вывод: «Когда ты женат на некрасивой женщине, тебе лучше всего быть слепым».
Щедрость и широта взглядов – два других важных фактора, которые, если ими энергично и правильно пользоваться, подготавливают кандидата к восприятию суфизма. Когда говорят: «Ничто не дается даром», – имеют в виду нечто большее, чем просто буквальный смысл самой этой фразы. То, как что‑то дают, что именно дают, влияние самого этого акта на человека – таковы факторы, определяющие собой прогресс суфия. Существует тесная взаимосвязь между понятиями настойчивости и мужества, с одной стороны, и великодушия, или широты взглядов – с другой. В других системах, где внутреннее понимание механизма развития оставляет желать много лучшего, ученики будут размышлять обо всем в терминах борьбы. Они думают, что ничего не смогут получить без борьбы, и их поощряют думать таким образом.
Саади заостряет внимание на этой проблеме в одном из своих небольших афоризмов: один человек, рассказывает он, пришел к мудрецу и спросил его, что лучше: доблесть или щедрость. Мудрец сказал: «Щедрому не обязательно быть доблестным». Это один из важнейших аспектов суфийской подготовки. Необходимо также отметить, что форма, в которой происходит обучение, дает Саади прекрасную возможность устами мудреца указать, что на вопросы, поставленные «или‑или», не обязательно отвечать, пользуясь этим же принципом.
В главе, посвященной преимуществам удовлетворенности, Саади прячет суфийское учение в нескольких историях, которые на первый взгляд адресованы тем, кто не соблюдает положенный в обществе этикет. Несколько дервишей, доведенных до крайней степени голода, решили принять еду от злого человека, известного своей щедростью. Саади обращается к ним в известном стихотворении:
Достарыңызбен бөлісу: |