Идрис Шах Суфии Канон 0
Наш мастер Джалалуддин Руми
жүктеу/скачать 5.56 Mb.
|
Наш мастер Джалалуддин РумиОзаренным можно назвать того, чьи слова соответствуют его делам, Того, кто отрекается от обычных связей с этим миром. Дхун‑Нуя, Египтянин Вся жизнь Мевляны (буквально: нашего мастера) Джалалуддина Руми, основателя Ордена Крутящихся дервишей, может служить подтверждением восточной поговорки: «Гиганты приходят из Афганистана и распространяют свое влияние на весь мир». Джалалуддин Руми – выходец из знатной семьи – родился в Бак‑трии в начале XIII в. Он жил и учил в Икониуме (Руме), что на территории Малой Азии, еще до возникновения Оттоманской Империи, от трона которой он, как говорят, отказался. Его произведения, написанные на персидском языке, столь почитаются в Иране за поэтические и литературные достоинства, так же как за мистическое содержание, что их называют «Кораном на языке пехлеви». При этом их можно считать оппозиционными по отношению к шиизму, национальному культу Ирана, так как в них подвергается критике обособленность этого религиозного направления. Среди арабов, а также мусульман Индии и Пакистана Руми почитается мистическим мастером высочайшего ранга, невзирая на то, что, по его утверждениям, учения Корана следует понимать в аллегорическом смысле, тогда как Коран в целом имеет семь различных смыслов. Влияние Руми едва ли можно измерить, но следы его воздействия можно обнаружить в литературных и философских произведениях различных школ. Даже доктор Джонсон, хорошо известный своими неблагосклонными высказываниями, сказал о Руми: «Он раскрывает перед странником секреты Пути Единения и снимает покровы с тайн Пути к Вечной Истине». Менее чем через сто лет после смерти Руми в 1273 году, его произведения приобрели такую известность, что Чосер в некоторых своих работах ссылался на них, так же как и на учения духовного предшественника Руми – Аттара Химика (1150–1229/30). Даже при поверхностном обзоре многочисленных ссылок на арабские материалы в работах Чосера можно обнаружить суфийские влияния литературной школы Руми. Фраза из Чосера: «Когда бьют щенков, львы извлекают уроки», по сути, является почти дословным переводом арабской поговорки: Удхриб эль‑калба ва йята аддаба эль‑фахду («Побей собаку – научится вести себя лев»). Эта поговорка используется как тайный пароль Крутящихся дервишей. Чтобы ее правильно понять, надо знать игру слов, которая лежит в основе ее хождения среди дервишей. При написании этой фразы используют именно эти слова (собака и лев), но в устной речи применяются сходные по звучанию слова. Вместо того чтобы сказать «собака» (калб [k]), суфии говорят «сердце» (калб [q]), а вместо «льва» (фахд) – произносят «невнимательный» (фаХыз). Теперь смысл фразы изменяется: «Ударь сердце (суфийские упражнения), и невнимательный (ментальные способности) будет вести себя правильно». С этого призыва начинаются «бьющие по сердцу» телодвижения, в которых дервиши ордена Мевлеви (Крутящиеся) используют физические стимулы и концентрацию. Связь между «Кентерберийскими рассказами» как аллегорией внутреннего развития и «Парламентом птиц» Аттара заслуживает внимания. Профессор Скит напоминает нам, что у Чосера, как и у Аттара, в паломничестве принимает участие тридцать персонажей. Симург, по‑персидски означает «тридцать птиц», поэтому метафора о тридцати паломниках, ищущих мистическую птицу Симург, в персидском произведении имеет смысл.30 Однако в английском языке невозможно так же обыграть это число. Количество паломников, фигурирующих у Аттара, из‑за требований рифмы сохраняет и Чосер, но в «Кентерберийских рассказах» оно уже лишено двойного значения. «Рассказ торговца индульгенциями» также можно найти у Аттара, а историю о грушевом дереве – в IV книге суфийского произведения Руми «Маснави». Руми оказал значительное идейное и литературное влияние на Запад. Благодаря тому, что в наше время большинство его трудов было переведено на западные языки, это влияние еще более усилилось. Но если он «поистине является величайшим мистическим поэтом в истории человечества», как называет его профессор Арберри, то сами стихи Руми, в которые он вложил так много своих идей, можно по‑настоящему оценить, только если читать их в оригинале. Однако идеи и методы, используемые Крутящимися дервишами и другими школами, испытавшими влияние Руми, не являются столь уж недоступными при условии, что человеку ясен способ изложения эзотерических истин. Существуют три документа, по которым внешний мир может изучать деятельность Руми. Важнейшим произведением Руми является «Маснави‑и‑Манави» (Духовные двустишия»). Оно состоит из шести книг и отличается такой поэтичностью и силой воображения, что чтение его в оригинале вызывает странное и сложное чувство восторга в сознании слушателя. Руми писал эту книгу сорок три года. Особое сплетение идей, формы и манеры изложения не позволяет рассматривать ее как чисто поэтическое произведение. Как отмечает профессор Николсон, любители традиционной поэзии не найдут здесь поэзию в привычном смысле. Мимо них пройдет воздействие особой формы искусства, созданной Руми с целью передачи понятий, не имеющих, как считает автор, аналогий в обычном человеческом опыте. Не обращать внимания на это замечательное достижение – все равно что пытаться ощутить вкус варенья заочно. Уделяя чрезмерное внимание тонкой поэтичности в океане «Маснави», Николсон подчас отдает предпочтение формальным достоинствам стихов. Вот что он пишет в своем введении к поэтическому сборнику («Избранное из Дивана Шамса Табризи», стр. XXXIX): «Поэтические достоинства «Маснави» необычайны, но читателям придется пробираться через нравоучительные басни, диалоги, толкования Корана, метафизические тонкости и моралистические увещевания прежде, чем случай выведет их на безупречную и изысканную песнь». Для суфия, а может быть и для любого другого человека, эта книга звучит как голос из другого измерения, который в определенном смысле исходит из глубочайших тайников его я. Воздействие на читателя «Маснави», как и любого другого суфийского произведения, будет зависеть от условий, в которых человек изучает эту книгу. Она содержит в себе шутки, притчи, диалоги, ссылки на более ранних учителей и упоминания об экстатогенных методах, представляя собой поразительный пример применения метода рассеивания, когда с помощью многопланового воздействия постепенно создается общая картина, с тем чтобы суфийское послание проникло в ум человека. Как и все суфийские учителя, Руми частично приспосабливает это послание к тому окружению, в котором он работает. Сообщается, что он ввел танцы и круговые движения в качестве упражнений для своих учеников, которые, как большинство местных жителей в окружении Руми, отличались флегматичным темпераментом. Так называемая разнородность доктрин или деятельности, которая предписывается различными суфийскими учителями, в действительности является не более чем применением этого правила. В своей обучающей системе Руми использовал объяснения и интеллектуальные упражнения, размышление и медитацию, действие и бездействие. Ментально‑физическая активность Крутящихся дервишей, осуществляемая под аккомпанемент свирели, представляет собой особый метод, разработанный для того, чтобы помочь Искателю достичь гармонии с мистическим потоком, и с его помощью трансформировать себя. Все, что укладывается в рамки понимания духовно непреображенного человека, имеет свое значение и применение в рамках особого контекста суфизма, который, не будучи прожитым, остается невидимым. Руми пишет: «Молитва обладает формой, звуковым выражением и физической реальностью. Все, что может быть названо словом, имеет свой физический эквивалент, а каждой мысли соответствует определенное действие». Несмотря на то, что Руми порой совершенно бескомпромиссен в некоторых вопросах, когда, например, заявляет, что независимо от своих внешних достижений обычный человек является незрелым в области мистицизма, одна из его подлинно суфийских характеристик выражается в том, что он почти за любым человеком оставляет возможность добиться определенных успехов в деле осуществления его предназначения. Подобно многим другим суфиям, работающим в теологической атмосфере, Руми прежде всего начинает говорить со своими слушателями о религии. Он подчеркивает, что обычная эмоциональная религия в том виде, в каком ее понимают организованные институты, далека от истины. Завеса Света, порожденная самодовольным благочестием, более опасна, чем Завеса Тьмы, которую создает в уме человека порок. Понимание приходит только через любовь, его нельзя насаждать различными организационными методами. С его точки зрения, ранние религиозные учителя знали истину. Но их последователи, за малым исключением, организовывали ее поиск таким образом, что практически исключали возможность достижения озарения. Эта задача требует нового подхода к вопросам религии, и Руми целиком выносит этот вопрос за рамки привычных способов решения. Он далек от того, чтобы подвергать догму изучению или аргументации. Он говорит, что истинная религия не имеет ничего общего с человеческими представлениями о ней. Отсюда следует, что исследование догм совершенно бесполезно. «В этом мире, – говорит он, – не существует подобий тому, что называют Престолом (Бога), Книгой, ангелами или Днем воскресения». Используемые по необходимости сравнения дают только грубое представление о вещах совершенно иного характера. В сборнике своих высказываний и мыслей под названием «В нем то, что в нем» («Фихи ма фихи»), который является своеобразным суфийским учебником, Руми идет еще дальше Он говорит, что человечество проходит через три стадии. На первой стадии люди поклоняются чему угодно – мужчине, женщине, деньгам, детям, земле или камням. Добившись некоторого прогресса, они начинают поклоняться Богу. В конце концов человек уже не говорит: «Я поклоняюсь Богу» или «Я не поклоняюсь Богу». Он достиг последней стадии. Для того чтобы приблизиться к суфийскому пути, искателю необходимо понять, что в основном он представляет собой, как сказали бы сегодня, замес из обусловленности: фиксированные идеи и предубеждения, а также в немалой степени автоматические реакции, сформировавшиеся в результате чужих влияний. Человек лишен той свободы, которой, как ему кажется, он обладает. Прежде всего, ему нужно отказаться от убеждения, что он уже понимает что‑либо, он должен попытаться приблизиться к реальному пониманию. Но человека научили, что он все может понять с помощью одного и того же способа – процесса логического мышления, и это обучение чрезвычайно мешает ему. «Если вы пользуетесь в своей жизни методами, с помощью которых воспитывали вас самих, и придерживаетесь этих методов только потому, что они достались вам по наследству, вы ведете себя нелогично». Понимание религии и того, чему учили великие религиозные учителя, – только часть суфизма. Суфизм использует терминологию обычной религии, но весьма особым образом, что всегда приводило в ярость святош. Если обобщить, суфии считают, что вера любого религиозного учителя, в особенности сама его жизнь, символизирует собой один из аспектов того Пути, единым выражением которого является суфизм. Иисус внутри вас, пишет Руми, ищите его поддержки. Но не пытайтесь с помощью своего внутреннего Моисея, лелеять нужду Фараона. Когда Руми говорит, что путь Иисуса состоял в том, чтобы выносить уединение и преодолевать вожделения, он тем самым описывает метод, в котором суфии видят символическое выражение различных религиозных путей. Путь Мухаммеда был другим, он выражался в том, чтобы жить в обществе среди обычных людей. Руми пишет: «Иди путем Мухаммеда, а если не можешь – стань на путь христианства». Это отнюдь не означает, что Руми приглашает избрать одну из этих религий. Он указывает на методы, с помощью которых Искатель может достичь завершенности, той завершенности, которая приходит через понимание сущности путей Иисуса и Мухаммеда. Точно так же, когда суфий говорит о Боге, он не имеет в виду то божество, которое соответствует представлениям человека, воспитанного в рамках теологической концепции. Подобное божество принимают набожные и отвергают атеисты. Фактически все это является отказом или принятием того, что предлагают людям схоластицизм и духовенство. Бог суфиев не имеет никакого отношения к этой полемике, т. к. они считают, что божественное познается только в результате индивидуального опыта. Это не означает, что суфии предлагают отказаться от развития способности к логическому мышлению. Руми поясняет, что интеллект весьма важен, но он должен знать свое место. Если вам нужна одежда, вы отправляетесь к портному. Интеллект подсказывает вам, какого именно портного следует выбрать, однако после этого интеллект отстраняется. Вам придется полностью положиться на вашего портного, то есть поверить в то, что он закончит работу должным образом. «Логика, – говорит мастер, – приводит больного к врачу, после чего пациент должен довериться доктору». Но хорошо натасканный материалист, хотя и заявляет, будто открыт для того, что может сообщить ему мистик, будет все же не в состоянии вместить всю истину. Он никогда не поверит ей. Истина не имеет основания, как в материализме, так и в логике. Из этого следует, что мистик работает на нескольких различных уровнях, а материалист – только на одном. Их контакт приведет к тому, что суфий даже покажется материалисту непоследовательным. Если сегодня он скажет нечто иное, чем то, что заявлял вчера, он предстанет лжецом. Ситуация, в которой они преследуют разные цели, по меньшей мере, лишит их всякой возможности взаимопонимания. Руми замечает: «Те, кто не понимают той или иной вещи, заявляют, что данная вещь для них бесполезна. Рука и инструмент подобны кремню и стали. Попробуйте ударить кремнем о землю, разве от этого появится искра?» Одна из причин того, что суфии не проповедуют свое учение публично, имеет очень простое объяснение: обусловленные религиозные люди или материалисты не поймут их: Королевский сокол сел на развалины дома, где обитали совы. Они решили, что сокол прилетел для того, чтобы изгнать их из жилища и самому захватить его. Сокол сказал: «Эти развалины могут казаться прекрасным местом для вас, я же предпочитаю сидеть на руке Короля». Тут некоторые из сов закричали: «Не верьте ему, он хитростью хочет завладеть нашим домом». Притчи и иллюстрации, подобные этой, очень широко используются суфиями, и Руми был поистине мастером иносказаний. Чтобы донести до ума одну и ту же мысль, мастеру приходится облекать ее в разные формы. Будучи выраженной особым образом, идея, как считают суфии, преодолевает завесу обусловленности и проникает в человеческий ум. Поскольку несуфии имеют так мало общего с суфиями, последним необходимо использовать основные элементы, присущие каждому человеку, которые еще не совсем уничтожены различными проявлениями все той же обусловленности. Именно эти элементы лежат в основе суфийского развития. Из них важнейшим и самым постоянным является любовь. Только любви под силу поднять человека и все человечество на уровень завершенности. «Человечество чувствует свою незавершенность, томится желанием и страждет удовлетворить свое желание через различные виды деятельности и амбиции. Но только в любви оно сможет обрести завершенность». Однако любовь – дело серьезное, она находится в тесной взаимосвязи с озарением. Эти факторы усиливают друг друга. Сила огня просветления слишком велика, чтобы выдержать его во всей полноте. «Огонь печи может оказаться слишком сильным, чтобы воспользоваться его теплом, а более слабое пламя лампы может дать именно столько тепла, сколько вам необходимо». Каждый, кто достиг определенной степени искушенности в каком‑то аспекте своей персональной жизни, думает, что сможет найти путь к озарению самостоятельно. Суфии отрицают это и спрашивают, каким образом человек может найти что‑либо, если он не знает, что это такое. Руми пишет: «Все стали золотоискателями, но, даже наткнувшись на золото, не узнают его. Если не знаешь, как распознавать золото – присоединись к мудрецу». Зачастую обычный человек, думая, что уже приближается к просветлению, видит только его отражение. Свет может упасть на стену. Стена, в этом случае, будучи радушной хозяйкой, принимает его у себя, как гостя. «Не привязывайся к кирпичам стены, ищи вечный первозданный свет». «Для того чтобы нагреть воду, между ней и огнем должен находиться посредник – сосуд». Как может Искатель осуществить свою задачу и стать на верный путь? Прежде всего, он не должен отказываться от жизни и работы в миру. Руми учит, что не надо оставлять работу, так как «сокровище, которое вы ищете, может дать вам только она». Этим отчасти объясняется то, что все суфии должны иметь какую‑то конструктивную профессию. Работа, однако, означает не только простой труд или даже социально приемлемое творчество. Она включает в себя и работу над собой, алхимию, с помощью которой человек достигает совершенства: «Благодаря присутствию знающего человека шерсть превращается в ковер, а земля становится дворцом. Присутствие духовного человека приводит к подобным же превращениям». Поначалу мудрый человек ставит искателя в позицию ведомого. Но как только это становится возможным, учитель отпускает ученика, который отныне обретает мудрого человека внутри себя и продолжает работу над собой. В суфизме, как и везде, можно встретить немало ложных учителей. Вследствие этого суфии сталкиваются с довольно странным положением, когда ложный учитель может показаться настоящим (т. к. он делает все, чтобы соответствовать представлениям ученика об учителе), а настоящий суфий часто кажется неподготовленному и неспособному к различению искателю вовсе не таким, какими должны быть суфии. Руми предостерегает: «Не суди о суфиях по тем признакам, которые для тебя очевидны, друг мой. До коих пор ты будешь, подобно ребенку, тянуться за орехами и изюмом?» Фальшивый учитель будет уделять большое внимание внешним вещам, он знает, как убедить искателя в том, что он великий человек, что он понимает его и может открыть ему большие тайны. У суфия есть свои тайны, но он должен сделать так, чтобы тайны эти развивались в самом ученике. Суфизм – это то, что случается с человеком, а не то, что ему дают. Ложный учитель будет все время пытаться удерживать около себя своих последователей, он никогда не скажет им, что они проходят подготовку, которая должна закончиться как можно быстрее, чтобы они сами смогли испытать свое развитие и продолжать свой путь как завершенные люди. Обращаясь к схоласту, теологу и последователю ложного учителя, Руми говорит: «Когда вы перестанете поклоняться кувшину и любить его? Когда вы начнете искать воду?» Люди судят о вещах по их внешнему виду. «Никогда не забывай о разнице между цветом самого вина и цветом содержащего его сосуда». Идя по пути саморазвития, Суфий должен выполнять все его рутинные требования, не упуская ни одной детали, иначе простое сосредоточение на чем‑либо одном приведет к нарушению равновесия, а следовательно – к потере. Разные люди могут развиваться с разной скоростью. Руми говорит, что одни понимают все, прочитав только строчку. Другие все поймут, если окажутся участниками события. Способность к пониманию развивается параллельно духовному прогрессу человека. Размышления Руми включают в себя некоторые поразительные идеи, призванные помочь Искателю в понимании того, что он временно отдален от истинной реальности, хотя ему самому может казаться, что обычная жизнь целиком выражает всю реальность. Суфии считают, что все, что мы видим, чувствуем и переживаем в обычной жизни, является всего лишь частью великого Целого. Некоторых измерений мы можем достичь только в результате усилий. Они реальны, как реальна подводная часть айсберга, но в обычных условиях воспринять их невозможно. Опять‑таки, подобно невидимой части айсберга, скрытая реальность значительно превосходит все самые смелые о ней предположения поверхностного исследователя. Для того чтобы объяснить это, Руми использует несколько аналогий. Одной из наиболее замечательных является его теория действия. Он говорит, что существуют всесторонняя и индивидуальная деятельность. В обычном мире чувств мы привыкли замечать только индивидуальную деятельность. Предположим, что несколько человек делают палатку. Одни шьют, другие готовят веревки, третьи сплетают их. Все вместе они занимаются всесторонней деятельностью, хотя каждый из них занят своим индивидуальным делом. Если иметь в виду изготовление палатки, то важной следует считать всестороннюю деятельность целой группы. В определенных случаях, продолжает Руми, жизнь следует рассматривать одновременно как целое и как некую отдельную часть. Достижение гармонии с целым, то есть со всесторонней деятельностью жизни, является чрезвычайно важным на пути к озарению. Постепенно, по мере того как суфий накапливает все больше опыта, он начинает приводить свое мышление в соответствие с этими направлениями. Прежде, до своего мистического опыта, он либо насмехался над религией, либо имел совершенно неверные представления о природе этого опыта, особенно об учителе и Пути. Руми предлагает ему размышления, предназначенные для преодоления слишком сильного влияния некоторых идей, распространенных среди несведущих. Человек ждет, что ему преподнесут золотой ключик. Однако некоторые люди развиваются быстрее других. Путешествующий во тьме все же путешествует. Ученик может обучаться, даже не подозревая об этом, и тогда отсутствие видимого прогресса будет его угнетать. Руми напоминает ему, что зимой дерево накапливает питательные вещества. Люди могут считать, что оно бездействует, так как они не видят никаких событий, но весной они вдруг замечают появление почек. Вот сейчас оно работает, думают они. Есть время собирать и время расходовать. Это возвращает нас к учению о том, что «озарение должно приходить постепенно, иначе оно сокрушит нас». Суфии используют схоластические приемы очень дозировано и постепенно заменяют их эзотерической подготовкой. Это необходимо делать, учитывая способности ученика. Наш учитель напоминает, что инструменты ювелира в руках сапожника подобны семенам, брошенным в песок, и что дать инструменты сапожника крестьянину – все равно, что предложить собаке ягоды, а ослу – кость. Отношение к обычным условностям жизни подвергается пересмотру. Внутренняя жажда человека рассматривается не как фрейдистская потребность, а как естественный инструмент, присущий уму и предназначенный для того, чтобы помочь ему обрести истину. Руми учит, что в действительности люди сами не знают, чего они хотят. Их внутренняя жажда проявляется в сотнях желаний, которые они считают своими потребностями. Как показывает опыт, эти желания не отражают того, что им на самом деле хочется, потому что после их осуществления жажда все же остается. Руми отнесся бы к Фрейду как к человеку, одержимому одним из вторичных проявлений этой великой жажды, а не как к исследователю, установившему ее истинные причины. Опять‑таки один и тот же человек может казаться кому‑то злым, а кому‑то – добрым. Это объясняется тем, что в умах одних людей прочно засела идея неприятия, а в умах других обосновалась концепция доброты. «Крючок и рыба неразлучны». Суфий сначала развивает в себе способность отрешаться, затем способность переживать рассматриваемый предмет, а не только смотреть на него со стороны. Чтобы сделать это, учитель советует ему размышлять над словами Руми: «Когда голодный и сытый смотрят на кусок хлеба, они видят разные вещи». Если человек столь не подготовлен, что на него воздействуют его собственные предубеждения, он не может надеяться на большие успехи. Руми концентрирует внимание на необходимости развития должного контроля, то есть такого контроля, который достигается через опыт, а не через обычные теории добра и зла, правильного и неправильного. Последнее относится к сфере слов: «Сами по себе слова не имеют никакого значения. К вам приходит гость, вы оказываете ему радушный прием и говорите несколько добрых слов. Он счастлив. Другому же человеку вы отпускаете грубое словечко, и он тут же обижается. Могут ли несколько слов действительно означать счастье и печаль? Все это факторы второстепенного значения, не имеющие отношения к реальности. Они воздействуют только на слабых людей». С помощью упражнений ученик развивает в себе способность по‑новому видеть вещи. В любой ситуации он начинает вести себя и реагировать по‑другому, не так, как ему было свойственно прежде. Теперь он постигает более глубокий смысл таких, например, советов: «Бери жемчуг, а не раковину. Не в каждой раковине можно найти жемчужину. Гора во много раз больше рубина». То, что кажется обычному человеку почти банальным, пусть даже это прозвучит как прописная истина, вдруг становится полным смысла для суфия, обнаруживающего в скрытых глубинах этой вещи связь с тем, что он называет «иным» – с определяющим фактором, который является истинным предметом его поисков. То, что может показаться обычному человеку камнем, говорит Руми, развивая эту тему, для познавшего – жемчужина. Теперь Искатель получает проблеск ускользающего духовного опыта. Если он подходит к работе творчески, он достигает стадии, на которой его иногда будет посещать вдохновение, но отнюдь не в любое время. Если он подвержен экстатическим переживаниям, он обнаружит, что радостное, полное смысла ощущение совершенства приходит ненадолго и не подвластно его контролю. Тайна защищает себя: «Концентрируйся на духовности сколько хочешь – она обойдет тебя, если ты ее недостоин. Пиши о ней, гордись ею, толкуй ее – она не принесет тебе никакой пользы и «улетит» от тебя. Но если духовность увидит твою сосредоточенность, то, подобно прирученной птице, сядет на твою раскрытую ладонь. Разве станет павлин сидеть в неподходящем месте?» Только оказавшись за пределами этой стадии развития, суфий сможет передать другим кое‑что из тайн пути. Если он попытается сделать это раньше, «птица улетит». В этом вопросе также необходимо поддерживать хрупкое равновесие между диаметрально противоположными вещами, иначе все усилия могут оказаться напрасными. Руми отмечает, что сеть, которой является ваш ум, не очень прочна. Ее необходимо приспособить так, чтобы она могла удержать добычу. Если сеть порвется, от нее не будет пользы. Сеть может разорваться и от слишком большой любви, и от слишком большого противодействия, «не практикуй ни того, ни другого». С пробуждением в человеке внутренней жизни начинают работать пять внутренних чувств. Неосязаемая пища, о которой говорит Руми, начинает проявлять свои питательные свойства. Внутренние чувства в некотором смысле напоминают физические, но не больше, «чем медь напоминает золото». Так как разные люди обладают разными способностями, суфии на этой стадии в некоторых отношениях являются уже развитыми, а в некоторых – нет. Для определенных внутренних способностей и особых качеств характерно гармоничное и параллельное развитие. При этом человек может быть подвержен перемене настроений, но это не такие изменчивые эмоциональные состояния, которые испытывают неразвитые люди. Настроение в данном случае становится частью реальной личности, а на смену грубым обычным эмоциям приходит чередование и взаимодействие эмоций высшего порядка, причем низшие эмоции считаются всего лишь их отражением. Суфийская концепция мудрости и невежества теперь изменяется. Руми формулирует ее таким образом: «Если бы человек стал мудрецом и полностью избавился от невежества, эта мудрость разрушила бы его. Следовательно, невежество похвально, ибо оно обеспечивает непрерывное существование. Чередуясь с мудростью, невежество с ней сотрудничает, подобно тому, как день и ночь дополняют друг друга». Совместная работа противоположностей – еще одна важная тема в суфизме. Когда внешне противоположные вещи примиряются, личность становится не только совершенной, но и выходит за рамки знакомых нам человеческих возможностей. Приблизительно это состояние можно описать, сказав, что человек становится безмерно могущественным. Что именно это означает и как это происходит, можно узнать только из личного опыта – обычные слова здесь бессильны. Говоря в другом месте о книгах, Руми напоминает нам: «Книга суфиев – это не чернота букв, а белизна чистого сердца». Теперь суфий приобретает особую проницательность, которая отождествляется с развитием безошибочной интуиции. Он начинает настолько чувствовать знание, что способен, например, при чтении книги отличать истину от вымысла, реальный замысел автора от других элементов. Подобная способность представляет угрозу прежде всего для имитаторов, называющих себя суфиями, так как настоящий суфий видит их насквозь. Чувство равновесия суфия подсказывает ему, в какой степени подражатель может быть полезен для суфизма. Руми затрагивает функцию имитаторов в «Маснави», и это учение неуклонно передается суфийскими учителями, когда они обнаруживают, что ученик достиг соответствующей стадии: «Подражатель подобен каналу. Сам он не пьет, но может напоить жаждущего». По мере продвижения суфия, он все более отчетливо понимает всю огромную сложность и даже опасность этого пути, которая возникает, если идущий по нему забудет о методах, которые вырабатывались веками. «Маснави», используя басню, так описывает эту стадию опыта: «Лев проник в хлев, съел быка, которого он там нашел, и остался сидеть на его месте. В хлеву было темно, и когда хозяин туда вошел, чтобы проверить, все ли в порядке, он начал ощупью искать своего быка. Его руки коснулись тела льва. Лев подумал: «Если бы здесь было светло, он умер бы от страха. Он гладит меня только потому, что принимает за своего быка». Если относиться к этому яркому отрывку как к обычному рассказу, можно подумать, что он описывает глупцов, сующихся туда, где опасаются ходить даже ангелы. Понимание истинного смысла необъяснимых событий в мире является еще одним результатом суфийского развития. Почему, например, определенные фазы мистической подготовки отнимают у одних людей больше времени, чем у других, хотя они примерно с одинаковым старанием исполняют одни и те же предписания. Руми иллюстрирует постижение одного из аспектов жизни, который затуманивает всю полноту проявлений действительности и рисует перед нами неверную картину целого. «Двое нищих подошли к дверям дома. Одному сразу же дали кусок хлеба, и он ушел. Другого заставили ждать. Почему? Первый нищий не очень понравился хозяевам и получил кусок черствого хлеба. Второй должен был подождать, пока для него испекут свежий хлеб». Этот рассказ иллюстрирует мысль, которая часто всплывает в суфийском учении: в любом событии присутствует хотя бы один незнакомый нам момент. Тем не менее мы все же формируем свои суждения на основе неполных данных. Неудивительно поэтому, что среди непосвященных развивается и распространяется подобно сорняку «зашоренное» видение. В одном из стихов Руми говорит: «Вы принадлежите миру измерений, но пришли вы оттуда, где нет никаких измерений. Закройте первую лавку, откройте ту, вторую». Вся жизнь и творение начинают восприниматься неофитом в каком‑то новом свете – всесторонне. В «Маснави» говорится, что «мастер скрыт в своей мастерской», скрыт своей работой, которая соткала завесу вокруг него. Мастерская – это место видения; все, что вне ее – место тьмы. Позиция суфия как человека, обладающего большей проницательностью в делах этого мира и более ясно видящего целое (которое может противоречить частностям), открывает перед ним огромные возможности потенциального могущества. Но воспользоваться этим могуществом он сможет, только если будет находиться в тесной связи с остальным творением: в первую очередь – с другими суфиями, затем – с человечеством и, наконец, со всем сотворенным. Его способности и само его бытие связаны с новым видом отношений. К нему приходят люди и он понимает, что даже те, кто пришел поглумиться, вполне возможно пришли чему‑нибудь научиться, а не просто доказать свое превосходство. Очень многие события он воспринимает как некое взаимодействие вопросов и ответов. Посещение мудреца он рассматривает как вопрос – «научишь меня?» Голод может, по сути, быть вопросом или просьбой – «дайте мне еды». Воздержание от еды может быть ответом, причем отрицательным. Руми заканчивает этот отрывок словами о том, что ответ глупцу – молчание. Он может передать часть своего мистического опыта определенным людям – отдельным ученикам, прошлый опыт которых подготовил их к такому развитию. Иногда это делается с помощью совместных упражнений по сосредоточению (таджалли), выполнение которых может развиться в настоящий мистический опыт. Руми говорил своим ученикам: «Сначала озарение приходит к вам от адептов. Это имитация. Но когда оно начинает приходить часто, это уже постижение истины». На многих стадиях суфийского развития часто кажется, что суфий не замечает переживаний других или в каком‑либо ином отношении находится в отрыве от общества. Связано это с тем, что он заглянул в истинный смысл ситуации, частично скрытый от остальных внешними ее проявлениями. Он действует самым наилучшим образом, хотя и не всегда может объяснить, почему он сказал или поступил именно так. В «Фихи ма фихи» Джалалуддин иллюстрирует именно такую ситуацию. Пьяный человек увидел короля, проезжавшего мимо на очень дорогой лошади, и не очень благоприятно отозвался о ней. Король был рассержен и велел привести его к себе. Человек дал такое объяснение: «Там на крыше в это время стоял пьяный. Я – это не он, так как пьяного здесь больше нет». Король был доволен ответом и наградил его». И пьяница, и трезвый человек – это один и тот же суфий. Находясь в контакте с истинной реальностью, он поступил определенным образом, в результате чего получил награду. Он также выполнил определенную задачу, объяснив королю, что люди не всегда могут отвечать за свои поступки. И еще, он дал королю возможность совершить доброе дело. Спелый виноград уже не станет неспелым, и человеческую эволюцию невозможно повернуть вспять. Но этот процесс можно направлять, или ему могут создавать препятствия люди, не знающие, что такое подлинная интуиция. Так суфийское учение может подвергнуться искажениям, а адептам могут помешать, если они позволят себе стать слишком доступными для профанов. Что же касается проповедования суфийского учения тем, кто лишен его, Руми, как и другие суфийские учителя, готов сделать им общее приглашение: жүктеу/скачать 5.56 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|