И.М.ДЪЯКОНОВ ШУМЕРО-ВАВИЛОНСКАЯ ШКОЛА И ПЕДАГОГИКА

И.М.ДЪЯКОНОВ

ШУМЕРО-ВАВИЛОНСКАЯ ШКОЛА И ПЕДАГОГИКА

Такой характер письменности заставил начинать обучение письму с зазубривания учеником списка знаков, главным образом путем многократного его переписывания. Зазубривались также списки различных терминов, которые могли встретиться в хозяйственных документах, в особенности термины, писавшиеся комбинацией из двух или более знаков. Затем преподаватель переходил к следующему этапу: ученикам давались для переписывания легко запоминающиеся текстики, например пословицы, а потом уже и целые литературные произведения - фольклорные или специально созданные для школы (поучения для школьников); вероятно, давали переписывать также образцы хозяйственных и деловых текстов, а также писем. Религиозные тексты стали включаться в школьный письменный канон значительно позже, так как жрецы долго грамоте не учились, а богослужебные обряды заучивались наизусть.

Несмотря на сложность клинописи, грамотность была довольно широко распространена. В старовавилонский период какой-нибудь старший пастух мог, не прибегая к помощи писцов-спецалистов, вести учет скота, порученного отдельным пастухам, и не делал при этом арифметических и орфографических ошибок; так, он правильно писал имена собственные, - правда, лишь такие, которые имелись в зазубренном им списке-справочнике. Это не значит, конечно, что старший пастух мог читать шумерские гимны и эпосы или что грамотный жрец умел произвести бухгалтерские или административные подсчеты. “Писец” было почетным званием образованного человека (и часто ценилось выше различных конкретных чинов). Однако высокопоставленные лица писали, как правило, не сами, а диктовали писцу; отсюда - формула обращения в письмах: “Такому-то скажи - вот что сказал такой-то” - автор письма как бы обращается не к самому адресату, а к его писцу или к гонцу, несущему письмо.

При династиях из города Иссина (2021-1794/3 гг. до н.э.) и Ларсы (1932-1763 гг. до н.э.), особенно к концу их правления, наблюдается расцвет шумероязычной школы (так называемой e-dub-(b)a ). Светская э-дуба была средоточием науки до времен Самсуилуны⁴ вавилонского. Она готовила главным образом писцов для царских и храмовых канцелярий, для суда и пр.; богослужение осуществлялось тогда еще преимущественно по устной традиции. Учились не только мальчики, но иногда и девочки; так, обитель жриц в Сиппаре имела порой писцов-женщин (жрицами они были не обязательно).

Логическому мышлению в вавилонской школе не обучали - тот процесс логических умозаключений, результатом которого могло явиться составление таблиц, списков или рецептов, был проделан заранее составителями; мы не имеем ни одного трактата или другого какого-либо сочинения, посвященного дедукции, индукции или другому чисто логическому оперированию с фактами.

Хотя e - dub - (b)a была шумероязычной и хотя основные начала шумеро-вавилонской математики (судя по ее прикладным применениям) явно были заложены в шумерский период истории Нижней Месопотамии, однако языком месопотамских математиков был аккадский. Аккадская математическая терминология, как она дошла до нас в задачниках, все еще примитивна. Так, нет единого обозначения для “сложения”: слово “складывать” употребляется для равноправных величин, если же одна значительно больше другой, употребляется термин “прибавлять”. При вычитании задается вопрос: “на сколько а превышает b?”⁵ или “b до а сколько недостает?”; для нахождения ответа предлагалось “отнять b от а”, но если речь шла, например, о вычитании длины, то можно было сказать “я отломил” вместо “я отнял”. “Увеличением” называлось умножение на два, но можно было сказать и “увеличь а в b раз”; более распространено было, однако, выражение “а на b подними”; или же - в особенности при образовании площадей на сторонах а и b - говорилось, что “а и b съели друг друга”. Ход решения часто указывался лишь сокращенно, - вероятно, в расчете на устные пояснения.

Стереометрической терминологии не было совсем, и задачи имели дело непосредственно с конкретными объектами: дамбой, канавой, кучей зерна и т.п. Любопытно выражение “1 локоть подъема k пищи съедает”, что означает в задачах по пространственной геометрии “котангенс угла равен k”. Столь же “конкретны” и другие геометрические выражения, например, “площадь” называется “полем” для плоской фигуры или “грунтом” для основания трехмерной фигуры в зависимости от того, что именно измеряется, “емкость” может называться “водой”, “маслом”, “зерном” или “финиками”, например: “Сосуд серебряный такого-то веса, вода его - 1 мера”. “Объем” обозначается теми же терминами, что и “площадь”, лежащая в его основании: имеется в виду совокупность стандартных слоев в один локоть толщиной на данной площади.

Техническое обучение, как и вообще все области жизни, не касавшиеся деятельности писцов, не входило в поле деятельности “э-дубы”. Основной задачей школы, а позже индивидуальных учителей было учить нелегкой клинописной грамоте во всей ее сложности. Тем не менее едва ли не большинство писцов знали клинопись только в пределах своих профессиональных нужд. Часто писцы путались при передаче редких имен собственных, не включенных в справочники, хотя то, что в них содержалось, вызубривали хорошо, и орфографические ошибки или произвольные написания слов редки. Писец, знавший мало идеографических написаний (а если включить составные идеограммы, то их были многие тысячи), как мы уже упоминали, презрительно назывался “хурритским писцом”, так как для хурритского языка использовались почти исключительно фонетические слоговые знаки, которых в это время было в употреблении всего сотни полторы.

Но к оканчивающим полный курс э-дубы, к так называемым шумерским писцам, предъявлялись высокие требования. Они должны были уметь устно и письменно переводить с шумерского на аккадский и наоборот, знать шумерские грамматические термины, спряжение глагола, шумерское произношение, шумерские эквиваленты каждого аккадского слова, различные виды каллиграфии и тайнописи, технический язык жрецов и членов других профессиональных групп, все категории культовых песен, должны были уметь руководить хором и пользоваться музыкальными инструментами, составить, завернуть в глиняный конверт и отпечатать документ, знать математику, включая землемерную практику, уметь подсчитывать и распределять рационы, вычислить объем землекопных и строительных работ и т.д. По окончании курса э-дубы устраивался экзамен.
О ТОМ, КОГО УКУСИЛА СОБАКА

В качестве приложения к описаниям С.Крамера и И.М.Дъяконова приводится переведенный и откомментированный В.К.Афанасьевой школьный текст, интересный как с литературной, так и с исторической точки зрения. Текст приводится по изданию: Эрмитажные чтения 1986-1994 годов пмяти В.Г.Луконина. Спб., 1995, с.77-78.

Человека по имени Нинурта-сагэнтарби-заемен

[что означает: “Бог Нинурта - надзирающий ты еси”],

Брата Нинурта-мизидеш-киаггани

[что означает: "Нинурта за сладкоречие возлюбит его”],

Племянника Энлиль-Нибру-кибеги

[что означает: "Бог Энлиль град Ниппур на место вернул"]¹⁸,

Его укусила собака, и в Исин, город Владычицы Жизней,

исцеления ради он путь направил.

Амель-Бау, исинец, жрец Гулы, богини, чей зверь - собаки,

заклинанье над ним прочитал и его исцелил.

- За исцеление это Энлиль, владыка Ниппура, да благословит тебя!

О, если б ты в Ниппур, город родной мой пришел!

Одежды светлые для тебя припасу я, пирогов отборных тебе

нарежу, лучшего пива - две чаши полных тебе поднесу я!

В Ниппуре, городе твоем родном, куда мне идти?

Когда в Ниппур, город мой, ты придешь, в ворота главные ты войдешь.

Переулочком, улицей главной - большою дорогой - ступай¹⁹.

Улочка Тилла-зида, улицы бога Нуску и богини Нинимму

по левую руку твою стоят.

Жена по имени Нинлугальабзу, дочь Киагти-Энбилулу,

Жена из квартала уличных заклинателей под названием “Богу Эйя доверься”,

Садовница садов изобильных Энлиля,

Что на улочке Тилла-зида сидит, овощами торгует,

вот у ней ты спроси обо мне, и она укажет.

Амель-Бау, исинец, жрец-заклинатель богини Гулы, приходит в Ниппур.

В ворота главные входит, переулочек, улицу главную -

большую дорогу - проходит.

Улочка Тилла-зида, улицы бога Нуску и богини Нинимма

по левую руку его стоят.

Жена по имени Нинлугальабзу, дочь Киагги-Энбилулу,

Жена из квартала уличных заклинателей под названием “Богу Эйя доверься",

Садовница садов изобильных Энлиля,

Что на улочке Тилла-зида сидит, овощами торгует, он к ней обратился.

- Нинлугальабзу?

- Анни-лугаль-му.

- Ты что бранишь меня?

- Да с чего ты взял, что тебя браню я? "Это я, господин мой",

я тебе отвечаю.

- Дом Нинурта-сагзнтарби-заемен,

брата Нинурта-мизидеш-киаггани,

племянника Энлиль-Нибру-кибеги ты мне укажешь?

- Нам-туш-мен.

- Ты что бранишь меня?

- Да с чего ты взял, что тебя браню я? "Господина нет дома",

вот что я сказала.

- Куда же пошел он?

- Э-дингир-би Шу-зианна сискур габари му-ун-бала.

- Ты что бранишь меня?

- Да с чего ты взял, что тебя браню я?

“В храме бога своего Шузианны он приносит жертву”, вот что я сказала.

.........

И пусть ученики писцовой школы всею толпою вместе собравшись,

Да выпихнут, толкая его ногами за главные ворота города Ниппура!

Для чтения учениками писец Урука [написал это].

В год правления первый Мардука-балатцу-икби, государя могучего, царя Вавилона.

Примечания

Текст датируется началом I тыс. до н.э. В тексте рассказывается, как некий шумерец, укушенный собакой, был исцелен жрецом города Исина и, желая его отблагодарить, пригласил в свой родной город Ниппур. Найдя по описанию женщину, у которой жрец должен был осведомиться о хозяине, - садовницу, торговку овощами - жрец не понял ее шумерского языка и решил, что та над ним смеется. В противоположность “ученому жрецу”, простая торговка, как это явствует из текста, свободно владела и шумерским, и аккадским языком. Вполне вероятно, что выходец из провинции, так называемый gomo novus, выбившийся в люди, но не освоивший шумерского языка - языка культуры, знание которого отличало образованного человека, - мог служить объектом насмешек и презрительного к нему отношения. Но объектом насмешек со стороны кого? Человека образованного, грамотного. Две разные традиции как будто сталкиваются в нашей истории - традиция письменности, “грамотеев”, и “устного знания”, передаваемого из поколения в поколение.

Дело не только не в том, что наш жрец-лекарь не знает шумерского языка, он, возможно, просто неграмотный. Из колофона следует, что наш текст - учебный, он был составлен “для чтения учениками” писцовой школы. Вот откуда его колючий юмор - простая торговка из Ниппура, древнейшего центра шумерской культуры, знает шумерский язык, а “ученый человек”, который должен был бы знать, - не знает. Поучительно-дидактическая направленность умело прикрыта насмешкой. И можно смело сказать, что любой шумерский текст литературного содержания скрывает приемы, вырабатывающиеся учителями, стремившимися преподнести знание в увлекательном и способствующем лучшему запоминанию виде.