Интерференция и переключение кодов (севернорусский диалект цыганского языка в контактологической перспективе)


Некоторые предварительные теоретические положения



бет2/11
Дата16.06.2016
өлшемі0.61 Mb.
#140710
түріДоклад
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11

0. Некоторые предварительные теоретические положения

0.1. О принципиальном сходстве билингвальной и монолингвальной речевой деятельности


Процессы, происходящие при языковых контактах, принципиально не отличаются от процессов, имеющих место при функционировании языка вообще. Это точка зрения, долгое время существовавшая как бы имплицитно, в последнее время высказывается все более и более определенно. Она подтверждается материалом из разных сфер функционирования языка. Так, специалисты по нейролингвистике склоняются к выводу о том, что в плане полушарной доминации не существует принципиальной разницы между организацией монолингвальной и билингвальной языковой компетенции, а в рамках последнеймежду первым (родным) и остальными языками. Ведущим в обоих случаях является левое полушарие (см. Paradis 1996: 60). Принципиально одинаковыми являются, по всей видимости, и нейронные механизмы, поддерживающие речевую деятельность билингва на разных языках. Исследования по усвоению второго языка (Second Languge Acquisition) показывают, что по крайней мере часть отклонений от нормы при подобном усвоении обязана своим появлением не влиянию родного языка, а универсальным особенностям усвоения языка вообще, тем самым утверждается тождественность процессов усвоения первого и второго языков. Что касается языковой интерференции, то один из двух основных интерференционных процессов, эксплицитно выделенных еще Вайнрайхом, – межъязыковое отождествление элементов двух языков и изменение элемента одного из этих языков под воздействием отождествленного с ним элемента другого языка – представляет собой аналогический процесс, существенно не отличающийся от процессов, действующих при "монолингвальном" языковом изменении (см. Croft 2000: 145-156). Заимствование в узком смысле (то есть, перенос из одного языка в другой "субстанциональных элементов" – морфем, слов, идиом; Bybee et al. 1994: 1; Croft 2001b: 7) как будто бы является специфически контактным механизмом, однако, если рассматривать его последовательно "антропоцентрически", также не отличается принципиально от усвоения носителем языка любого языкового элемента, неизвестного ему (или не использовавшегося им) ранее, то есть выходит за пределы билингвальной проблематики, по крайней мере, в узком смысле слова.2 Представление о том, что билингвальное речепроизводство при переключении кодов принципиально не отличается от монолингвального, является одним из базовых моментов теории Майерс-Скоттон (Myers-Scotton 1993b, 2002, см. также Muysken 2000). Все это хорошо согласуется с социолингвистическими наблюдениями, согласно которым, дву– или многоязычие является в масштабе земного шара отнюдь не исключением, а скорее обычным состоянием.

Именно в связи с этим подход, использующий при исследовании билингвальных феноменов представления, полученные при изучении самых разных аспектов монолингвального функционирования языка, является в данной работе основным.



0.2. Об отличительных особенностях функционирования языка в билингвальной ситуации


Принципиальное сходство процессов функционирования языка в монолингвальной и билингвальной ситуацях не означает, конечно, что билингвальное использование языка не имеет своих отличительных особенностей (как их имеют и другие ситуации языкового использования, например, письменная форма речи и т.п.). Тут значительный и отнюдь не только терминологический интерес имеет вопрос о "границах билингвизма", об отличии вариативности внутри одного кода от использования индивидом двух (нескольких) разных кодов. Нарастание антропоцентрического подхода в языкознании, начавшееся в 60-е годы, привело к пониманию того, что представление о диалектах (социальных практически всегда и территориальных – достаточно часто) как о системах per se является не вполне реалистическим, по крайней мере, если говорить о реальном функционировании этих регистров. Это было хорошо показано прежде всего в работах школы В.Лабова (Лабов 1975 и др.). Модель Лабова использует понятие языковой переменной, то есть величины, характеризующей вероятность появления того или иного варианта в речи носителя языка; такая величина в большой степени зависит от ситуации, а также от социальной характеристики говорящего. Речь идет, таким образом, скорее об одном коде, характеризующемся внутренней вариативностью. Такая модель может представлять собой, как кажется, более или менее адекватное описание ситуации сосуществования в языковой компетенции индивида разных регистров одного и того же языка (в социолингвистическом понимании этого слова)3.

Вместе с тем, нет никаких оснований сомневаться и в адекватности модели, постулирующей возможность наличия в языковой компетенции носителя языка двух или более кодов и механизма перехода с одного кода на другой при порождении речи. Такая модель как будто бы реалистически описывает ситуацию владения индивидом двумя или более языками4. Однако провести четкую границу между этими двумя ситуациями достаточно трудно и даже неясно, существует ли подобная граница или мы имеем дело со своего рода континуумом. Разграничение этих двух типов билингвальных (или бидиалектных) ситуаций является, по-видимому, немаловажным для решения вопроса о различии resp. внутреннем единстве явлений переключения и смешения кодов, а также для проблематики смешения кодов resp. смешанного кода (см. Muysken 2000). Подробнее эти вопросы будут рассмотрены в пункте 2.2.5. работы.5



0.3. О соотношении внутриязыкового, типологического и ареального в языковых изменениях


Перед исследователем, изучающим конкретное языковое изменение, постоянно возникает альтернатива внутриязыкового или контактного объяснения6. Проблему эту принято рассматривать в рамках круга вопросов причинности языковых изменений. Однако, собственно говоря, как в случае "внутриязыкового" изменения, то обстоятельство, что элемент a изменился, по всей видимости, под влиянием элемента b, не говорит нам еще ничего о причине этого изменения, так и тот факт, что элемент a изменился под влиянием элемента b другого языка, не указывает нам на контакты как на причину изменения; скорее, мы можем говорить в последнем случае о специфическом контактноиндуцированном механизме изменения или о внешней его мотивации. Вопроса причинности языковых изменений в строгом смысле слова я в данной работе касаться не буду.

В любом случае вышеупомянутая альтернатива представляет собой исследовательскую реальность. При ее решении я буду руководствоваться следующими, впрочем, достаточно известными соображениями.

а) Для принятия "контактноиндуцированного" решения желательно располагать историческими подтверждениями самого наличия ситуации контакта и более или менее верифицируемыми соображениями о том, какой язык в ситуации контакта был доминирующим. Здесь я опираюсь прежде всего на классическую работу Thomason & Kaufman 1988. В ней авторы выделили две основные социолингвистические контактные ситуации (language maintenance and language shift) и показали, что несмотря на то, что базовые интерференционные механизмы не зависят от типа ситуации, последний влияет на особенности реализации этих процессов – прежде всего, на то, проявляется ли интерференция преимущественно на лексическом или на фонетико-грамматических уровнях. Важными представляются также положения, выдвинутые в (van Coetsem 1988); здесь автор приходит к отчасти сходным выводам, но ставит во главу угла критерий языковой доминации (понимаемый в психолингвистическом смысле, см. также Smits 1997). Представляется, что мнения, выраженные в этих двух монографиях, удачно дополняют друг друга (см. совмещение обоих подходов под социолингвистическим углом зрения см. Croft 2001b). Заметим лишь, что необходимость реконструкции правдоподобной социолингвистической контактной ситуации приводит к тому, что, чем более отдалено от нас во времени изменение, контактноиндуцированную или эндогенную природу которого нам предстоит определить, тем более проблематичным становится подобное определение. Это достаточно четко видно при переходе от рассмотрения интерференционных явлений в современных цыганских диалектах к проблеме возникновения явлений, объединяющих языки, традиционно относимые к балканскому языковому союзу7.

б) Рассмотренные в предыдущих параграфах положения о сходстве внешне и внутренне мотивированных языковых изменений приводят к заключению о приоритете социолингвистических обстоятельств при решении вопроса о том, повлиял ли в каждом конкретном случае один язык на другой. Однако и собственно языковые моменты, разумеется, должны приниматься во внимание. обычно при этом используется информация двух типов.

Во-первых, учитывается информация о генетической принадлежности языка, в котором произошло проблематичное изменение. Считается, что если направление изменения в данном языке принципиально расходится с тем, что мы имеем в языках ему близкородственных, то мотивацию данного изменения мы можем (или должны – в зависимости от позиции исследователя) искать в языковых контактах (примеры подобного подхода см. в Lass 1997). Строго говоря, факт генетического родства языков еще ничего не говорит нам об их типологической близости. На практике, однако, подобное отклоняющееся развитие при наличии конкретных исторических аргументов, указывающих на существование контактной ситуации, является дополнительным доводом в пользу внешней мотивации языкового изменения.

Во-вторых, используется собственно типологическая информация. Исходным пунктом тут является представление о неслучайной, мотивированной, сочетаемости типологически существенных признаков языка. Как правило, подобная мотивация в конечном итоге сводится к удобству речепроизводства и речевосприятия. Наиболее тщательно данные представления разработаны на материале универсалий, относящихся к порядку слов (см. об этом прежде всего Hawkins 1990, 1994, а также Dryer 1992 и др., Harris & Campbell 1995, критическую оценку данного подхода см. в Aristar 1991). При таком подходе противоречащие "естественному" (и как правило кросс-лингвистически редкие) сочетания типологических черт нуждаются в объяснении. Одно из таких объяснений заключается в попытках найти источники контактного развития (см. пример подобного объяснения в Harris & Campbell & 1995: 137-141). Однако и тут для принятия такого решения, помимо самой констатации типологически необычной констелляции признаков, необходимо указание на реальность ситуации языковых контактов.

В целом надо заметить, что большинство современных исследователей, рассматривающих в теоретическом плане альтернативу контактноиндуцированного vs внутреннего объяснения языкового изменения, имплицитно исходят из необходимости применения при подобных решениях своего рода лингвистического здравого смысла. Это остается весьма актуальным и при рассмотрении конкретных балканистических проблем.



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет