Федре (61а) как величайшего из искусств (megistē mousikē). В таком случае выбор названия становится понятным.
7[7] Странно, что Tarán (1981: 221) относит это свидетельство к spuria на том основании, что «оно не соответствует тому немногому, что мы знаем о Платоне и Аристотеле». По-моему, эти данные прекрасно соответствуют тому немногому, что мы о них знаем.
8[8] Aelian, Varia Historia 3.19, вероятно, базирующаяся на сообщениях таких эллинистических любителей рассказывать исторические сплетни, как Антигон из Кариста.
9[9] Вероятно, одним из тех приступов артрита, которые начали мучить его ближе к старости. См. об этом в следующей главе.
10[10] Guthrie (1975: 19–20).
11[11] Lynch (1972: 108–27). Виламовиц позаимствовал эту идею у Foucart (1893) и развил в своей книге Antigonos von Karystos (1881: 263–91). Однако ни один античный источник не называет Академию или Ликей thiasos, но только skhōlē или diatribē.
12[12] Примечательно, что это имение граничило с севера и запада с землей Евримедонта из Миррины, который, по всей видимости, был младшим братом или кузеном Спевсиппа (так как Евримедонт, муж сестры Платона Потоны и отец его племянника Спевсиппа к 347 г. уже должно быть умер). Важно отметить также, что этот Евримедонт, наряду со Спевсиппом, упомянут в завещании в качестве одного из душеприказчиков.
13[13] В своей статье Dillon (1983) я воздерживался от такого заключения, однако теперь мне кажется, что я был слишком скептичен и что предположение Глюкера (Glucker 1978: 231–3) ближе к истине.
14[14] Kēpidion (DL III 20), khōridion (Plutarch., De Exilio 10), illi hortuli (Cicero, De finibus V 2).
15[15] Федр 245e. Возражение состоит в том, что подобное определение оказывается избыточной фразой: «То, что движет себя, есть число, движущее себя». Ксенократу следовало бы в таком случае просто сказать, что душа есть число, однако, как мы увидим, он не желает этого делать.
16[16] Как мы увидим в соответствующем месте, Ксенократ, различая между sophia и phronēsis, затем проводит различие между практической и теоретической «мудростью» (также phronēsis), что Аристотель бы не одобрил.
17[17] Упоминаемые здесь «Гераклид и Аминт из Гераклеи» могут в действительности указывать на Гераклида Понтийского и Амикла, перечисленных Диогеном.
18[18] Этот человек скорее всего отличается от знаменитого Менедема из Эретрии. Он сотрудничал с Академией довольно долго и в 339 г. даже безуспешно боролся с Ксенократом за пост главы школы (Acad. Hist. VII).
19[19] В этом месте возможна путаница, поскольку следом идет некий Тимолай Афинянин (возможно, тот же самый, что и Тимолай Кизикийский, упоминаемый выше), причем сообщается, что Каллиген и этот Тимолай фигурируют в неком литературном произведении неизвестного происхождения, озаглавленном «Тризна Платона».
20[20] Демосфен, Против Аристократа 119; Acad. Hist. VI.
21[21] Acad. Hist. XI–XII. Псевдо-Демосфен, О договоре с Александром 10; Павсаний, Описание Эллады VII 27, 7.
22[22] Возможно, такое определение покажется читателю слишком экстремальным, однако его следует понимать исключительно в том смысле, который содержится в платоновском термине spoudaia paidia, серьезная игра. Именно в этом смысле высказывается платоновский Тимей в одноименном диалоге: Тим. 59 c–d.
23[23] На протяжении нескольких последующих страниц я повторяю то, что уже имел случай высказывать в Dillon (1977: 2–11), рус. пер. Диллон (2002: 14 сл.).
24[24] См. полезное исследование Mugler (1948) и, сравнительно недавно, Fowler (1987).
25[25] См. Арист., Мет. A 6, 987a29 сл. Аристотель в этом месте (987b20), несколько тенденциозно, говорит о «большом и малом» (to mega kai to mikron) как о чем-то подобном двум принципам, однако из других свидетельст и из слов самого Аристотеля (987a26) ясно, что Платон имеет в виду один «материальный» принцип.
26[26] Аристотель (987а33) характеризует ее как ousia, сущность, в противоположность Диаде как hylē, материи.
27[27] Тот факт, что эта доктрина столь же платоническая, как и перипатетическая, прекрасно показано Krämer (1959).
28[28] Этот процесс, хотя и в несколько зашифрованном виде, описывается в Пармениде (143а–144а). См. интересные замечания об этом пассаже в Turnbull (1998).
29[29] Формы-числа, согласно Аристотелю, следует отличать от математических чисел потому, что их нельзя складывать как обычные числа (они asymblētos), потому что они являются непосредственно тем или иным числом, например, четверкой или тройкой. Их свойство – быть четырьмя или тремя, и «троичность» тройки не может быть добавлена к «четверочности» четверки. Аристотелю, правда, эта идея не понравилась.
30[30] Аристотель в данном месте критикует эту схему, так что нам приходится самим реконструировать этот процесс.
31[31] Значение фразы exō tōn prōtōn вызывает сомнение. Предложение, впервые высказанное комментатором Аристотеля Александром Афродизийским, что это выражение относится к первым числам, представляется крайне невероятным, однако согласия по поводу того, что же это может еще означать, не достигнуто. См. оценку ситуации Россом, в его комментарии ad loc. (i. 173–6). Допущение Тэйлора о том, что числа, о которых идет речь, единица и двойка, привлекательно, однако, по мнению Росса, порождает терминологическую проблему, поскольку Единое обычно не рассматривалось как число. Однако, как мы увидим в случае со Спевсиппом, это положение не всегда верно. В любом случае, понятие tetraktys включало в себя Единое наряду с первыми четырьмя числами. По моему представлению prōtoi arithmoi Аристотель называл tetraktys (хотя сам и не одобрял такое определение), поскольку эти числа играли базовую роль в той системе, которую он критиковал.
32[32] Здесь Аристотель, как представляется, сознательно употребляет термин из Тимея (50с), используемый там в связи с «вместилищем».
33[33] Как мы увидим в следующей главе, Спевсипп отождествляет Декаду с парадигмой Тимея, и у нас нет никаких оснований полагать, что он делает это исключительно по своей инициативе. Более вероятным представляется, что в данном случае он основывается на поздних воззрениях самого Платона, согласно которым Декада рассматривается как совокупность всех чисел, а следовательно и форм.
34[34] То есть от Единого и Неопределенной Диады, упомянутой в предыдущем пассаже (6а24–5). Полезный комментарий на это место см. Raalte (1993: 271–5)
35[35] По Аристотелю получается, что Платон полностью отрицал концепцию точки, отвергая ее как геометрический постулат (geometrikon dogma), и считая, что линии составляются из неких минимальных линий. Если это свидетельство в своей основе верно, то это означает, что Платон полагал, что не следует постулировать такую сущность как точка на онтологическом уровне, хотя она и может быть полезной в геометрии, поскольку Единое уже адекватно выступает достаточным началом для геометрических объектов. Кроме всего прочего, точку нельзя построить из минимальных точек, как это делается со всеми остальными трехмерными фигурами. Об этом говорят Спевсипп и Ксенократ, как мы увидим ниже.
36[36] В Met. A 6, 987b29 и, в развернутом виде, в N 6, 1080a36–b36, хотя в последнем случае он критикует Спевсиппа и Ксенократа.
37[37] Эти данные поздние: главы 1–4 и 9 De communi mathematica scientia Ямвлиха и «Комментарий на Евклида» Прокла (pp. 11, 26–14, 23 Friedlein). Однако они базируются на вполне понятных выводах, сделанных на основании Тимея, и едва ли являются нововведениями. Так Прокл говорит (p. 13, 6–13): «Душу мы должны поместить в качестве порождающего начала для матемитических форм или logoi. И если мы скажем, что душа производит их, уже содержа их образцы (paradeigmata) в своей сущности, и что эти отпрыски являются проекциями (probolai) форм, в ней существующих до этого, мы окажемся в согласии с Платоном и обнаружим истинный смысл математических сущностей». Хорошее исследование этого вопроса см. в первой главе Merlan (1960).
38[38] Строго говоря, как мы это видели из свидетельства Аристотеля (см. сноску 35 выше), Платон предпочитает постулировать не точку как таковую, но рассматривает ее в качестве манифестации Единого на этом уровне, в качестве первого принципа протяженности. Это замечание важно, как мне кажется, для понимания позиции Спевсиппа.
39[39] К чему в точности отсылает Аристотель фразой en tois peri philosophias legomenois – вопрос весьма противоречивый, однако в данном контексте представляется неизбежным, что это относится по крайней мере к Платону. Незадолго до этого он утверждает, крайне двусмысленно упоминая одновременно Платона и Эмпедокла, что Платон в Тимее составляет душу из элементов (ek tōn stoicheiōn).
40[40] Этот пассаж действительно странный. Платон открыто ссылается здесь на процесс порождения трехмерных тел из первого и непространственного archē, говоря следующее: «А при каком состоянии происходит возникновение всех вещей? Очевидно, что для этого начальный принцип, претерпев увеличение (auxē), переходит на следующий уровень, а с него снова на следующий, и оказавшись на третьем допускает восприятие (aisthēsis) себя наблюдателем». Очевидно, что в данном месте описывается процесс развития линии, плоскости и трехмерного тела из Единого, однако очень кратко и без каких либо пояснений.
41[41] Критический анализ этой сложной проблемы см. в статье: Brentlinger. J.A. "The Divided Line and Plato's Theory of Intermediates". – Phronesis VIII (1963), p. 146–166.
42[42] Странно, что одним из пунктов, по которым Аристотель критиковал систему Платона было обвинение в том, что Платон пренебрегает действующей причиной, признавая только формальную и материальную (Met. A 6, 988a7–14). Однако кто же тогда Демиург? Ответом может служить, на мой взгляд, следующее допущение: Аристотель, несмотря на стремление в полемических целях трактовать Тимей буквально, прекрасно понимал, что в действительности смысл состоял в другом, а Демиург являлся всего лишь выдумкой, за которой скрывался действующий аспект форм или Парадигмы.
43[43] Сомнения некоторых современных исследователей по поводу того, следует ли отождествлять это «вместилище» с аристотелевской концепцией материи, несколько подрываются уверенностью самого Аристотеля в том, что это так (Phys. IV 2, 209b33 sq.), – разумеется, если не предполагать, вместе с Гарольдом Черниссом, что Аристотель здесь снова неправильно понял Платона! Можно различить между «вместилищем» как местом в котором возникают физические объекты и материей как тем, из чего они формируются, однако следует заметить, что это различение не проводилось столь же ясно Аристотелем и древними академиками.
44[44] Если верить свидетельству Секста Эмпирика, первым трехчастное деление философии на физику, этику и логику ввел Ксенократ, однако согласно тому же Сексту, сам Платон также «имплицитно» (dynamei) ввел это деление. На самом деле, это кажется признает и Аристотель в Топике I 14 (105b19sq.).
45[45] Об этом см. Krämer (1959: 86–96).
46[46] Прекрасный пассаж с подобным смыслом возникает в несколько необычном контексте в шутливой надгробной речи в Мениксене (247e–248a): «Муж, у которого все приносящее счастье зависит полностью или почти полностью от него самого и который не перекладывает это на плечи других, удача или неудача коих делает неустойчивой и его собственную судьбу, тем самым уготавливает себе наилучший удел и оказывается мудрым, разумным и мужественным». Все это говорится в контексте пословицы «ничего лишнего» (mēden agan).