Согласованность как измерительная и теоретическая проблема

Фактически уже такой яркий пред­ставитель теоретико-личностного подхода, как Оллпорт [G. W. Allport, 1937], никогда не упускал из виду влияние ситуационных факторов, счи­тая, что различия (несогласован­ность) поведения в тех или иных ситуациях нельзя объяснять несогла­сованностью измеряемых личностных диспозиций. Одинаковая мера одного и того же личностного свойства мо­жет в разных ситуациях проявляться по-разному и быть разной по силе [см.: Н. A. Alker, 1972]. Высокая ситу­ационная специфичность реакций ни­сколько не противоречит обобщенным личностным диспозициям (пока оба фактора оказывают на поведение суммарный эффект и не взаимодей­ствуют друг с другом; см. рис. 1.3). Отдельные картинки ТАТ могут с раз­личной частотой порождать совер­шенно разные в отношении категорий содержания рассказы, но это не озна­чает отсутствия согласованности ла­тентных личностных диспозиций. Од­ну из таких проблем призвана прояс­нить вероятностная модель тестирова­ния Раша, в которой теоретико-измерительный и конструктный аспек­ты проблемы согласованности тесно связаны друг с другом.

Ход рассуждений таков. В основе наблюда­емого тестового поведения лежат латентные особенности индивида и тестовой ситуации (задачи); это соотношение носит вероятностный характер. Вероятность того, что испытуемый даст определенный ответ (например, ответ с содержанием С+ на картинку из ТАТ), увеличи­вается с возрастанием выраженности латен­тных личностных параметров соответствующей диспозиции испытуемого и с общей «легко­стью» проявления латентных параметров зада­ния (т. е. с усилением навязывания данной картинкой из ТАТ высказываний с определен­ным содержанием). Отталкиваясь от этого представления, с помощью функциональной мо­дели удалось из матрицы тестовых ответов, сгруппированных по испытуемым и по задани­ям, определить латентные личностные пара­метры и параметры задания (требовательный характер вещей, побуждающие условия ситу­ации). Подобный подход, разумеется, предпола­гает правомерность лежащей в его основе тестовой модели: задания (продуцированное содержание высказываний по отдельным кар­тинкам) должны обладать «специфической объективностью», т. е. уже упоминавшейся эк­вивалентностью для всех испытуемых, чьи результаты сравниваются между собой. Если, к примеру, связанные с успехом категории содер­жания принадлежат к одному классу эквива-лентностей НУ, то фактически безразлично, какие из конкретных категорий использовать для измерения силы мотива НУ. Проконтроли­ровать предположение о специфической объек­тивности можно с помощью процедур «внутрен­ней» и «внешней» проверки. Основная идея очень проста. При «внутренней» проверке ис­пытуемых разделяют относительно медианы на имеющих высокие и низкие тестовые показате­ли (скажем, по НУ), а затем проверяют пропор­циональность частоты каждого из тестовых ответов (категорий содержания) в обеих под­группах суммарным тестовым показателям. Ес­ли такая пропорциональность имеет место, то делается вывод, что тестовые ответы облада­ют специфической объективностью. При «вне­шней» проверке модели испытуемых делят по медиане на основании других личностных дис­позиций, с тем чтобы выявить, насколько раз­нородной может быть группа испытуемых, что­бы при этом не терялась специфическая объек­тивность — эквивалентность заданий теста.


Рис. 6.8. Параметр ответов по БН (отдельные категории содержания) для (а) двух различных картинок и (Ь) двух различных групп испытуемых в случае одной картинки. Отклонение параметров ответов от линии регресии в случае (а) еще не означает, а в случае (b), по-видимому, означает отсутствие специфической объективности латентного личностного свойства БН [J. Kuhl, 1978а, р. 40, 44]

Куль [J. Kuhl, 1978a] проанализиро­вал в соответствии с моделью Раша в протоколах ТАТ значения показате­лей в баллах НУ и БН по всем картинкам для 1034 испытуемых, ко­торые отличались друг от друга по возрасту, полу и уровню образования, с точки зрения теоретико-конструктной согласованности категорий (специфической объективности). Сна­чала был поставлен вопрос о том, действительно ли частота категорий содержания, связанных с определен­ным конструктом (НУ или БН), в целом пропорционально меняется от картинки к картинке. Если бы это было так, то все категории должны при сравнении двух картинок уклады­ваться на линию регрессии с углом подъема, равным 45°. Однако, как видно из рис. 6.8а, на котором пред­ставлены категории БН по двум «свя­занным с неудачей» картинкам В и D, конкретные категории содержания типа Н и К явно выпадают из графика регрессии; в сравнении с остальными категориями содержания Н и К встре­чаются в рассказах по картинке D непропорционально чаще, чем в расс­казах по картинке В. Подобного рода взаимодействие картинок и парамет­ров ответов, однако, еще не исключа­ет специфической объективности лич­ностных параметров и параметров за­даний, если картинки и ответы рас­сматривать не раздельно, а в комби­нации друг с другом, как специфически влияющее на ответы, побужда­ющее содержание картинки. Подсчи­танные таким образом параметры мо­дели были подвергнуты внутренней и внешней проверке.

Для НУ оказалось, что параметры комбинации «картинки — ответы» в различных подгруппах испытуемых соответствуют друг другу, как в слу­чае, когда группы разделяются по высоким и низким показателям НУ (внутренняя проверка модели), так и в случае, когда их разделяют по высоким и низким БН (внешняя про­верка модели). Из этого можно сде­лать вывод, что категории НУ по отношению к отдельным картинкам внутри групп испытуемых являются эквивалентными, т. е. в конструктно-теоретическом смысле слова согласо­ванными индексами измеряемого ла­тентного личностного свойства. От­клонение от модели наблюдалось только для 2 — 3 картинок в случае, если испытуемые значительно отли­чались друг от друга по возрасту или уровню образования.

Для БН, напротив, никакого соот­ветствия модели не обнаруживается. При внутренней проверке модели БН категории содержания неодномерные. На рис. 6.8b видно, что в случае картинки D у испытуемых с низким показателем БН непропорционально чаще встречаются категории Ии, Пи, Ун, в отличие от них у испытуемых с высоким показателем БН непропорци­онально чаще встречаются категории Н и К. Допущение о ситуационной согласованности и согласованности ответов при диспозиции БН не под­тверждается. Дополнительная про­верка того, определяется ли несогла­сованность картинками или категори­ями содержания, показала, что ответ­ственность за это несут не картинки, а только категории содержания. Вы­деляются два различных класса ка­тегорий БН: тенденция к реализуемо­му в ожиданиях или поступках избега­нию неудачи (Ун — неуверенность в успехе; Ин — инструментальная де­ятельность, направленная на избега­ние неудачи; Пи — потребность избе­жать неудачи), а также тенденция быть внутренне поглощенным надви­гающейся неудачей (Н) и ее возможными аффективными последствиями (К — критика и осуждение). Кроме то­го, первая тенденция — избегание не­удачи (Ун, Ии, Пи) — проявляется сильнее у испытуемых с высокими, а не с низкими показателями НУ. Такое разделение мотива неудачи подтвер­дило и проведенное с помощью фак­торного анализа исследование факториальной валидности, выделения обеих мотивационных тенденций: если НУ при этом выступила как единое свойство, то БН распалась на два независимых фактора.

В полном соответствии с выводами Куля, сделанными в связи с анализом вероятностной модели Раша, Задер и Кайль [М. Sader, W. Keil, 1968] дока­зали существование двух независи­мых друг от друга мер БН: «потребно­сти избежать неудачи» и «отрица­тельного эмоционального состояния». Как мы видели (табл. 6.6), таким же образом группируются высказывания БН в LM-решетке, выявляя два ана­логичных фактора: активное избега­ние неудачи (БН₁) и боязнь неудачи (БН₂). Тревожность и тенденция избе­гания мотивационно-психологически, вероятно, более сложны, чем уверен­ность и тенденция поиска. Двойствен­ность, как мы видели, свойственна и боязни экзаменов. Различаемые Ли-бертом и Моррисом [R. M. Liebert, L. W. Morris, 1967] когнитивный (бес­покойство) и эмоциональный (эмоци­ональность) компоненты, по-видимому, соответствуют тем, на ко­торые расщепляется мотив неудачи.

О своего рода факториальной ва­лидности, которая, впрочем, смеши­вается здесь с критериальной валид-ностью, сообщают Боймлер и Вайсе, Дворак и Брайтенфах [G. Baumler, Н. P. Weiss, 1967; G. Baumler, Н. P. Dvqrak, 1969; G. Baumler, W. Breitenfach, 1970]. Эти авторы подвергли факторному анализу пока­затели НУ и БН вместе с переменны­ми интеллекта, достижения и лично­сти. Как правило, вычленялись два фактора: однополярный общемотива-ционный, охватывающий как НУ, так и БН, и биполярный, в котором НУ и БН противопоставлялись друг другу. Однополярный мотивационный фак­тор можно охарактеризовать как собственно активность, суммарное дости­жение, темп работы; биполярный — как душевное спокойствие, склон­ность предоставлять событиям разво­рачиваться по их собственным зако­нам («будь что будет») и оптимизм (НУ) в отличие от утрированной и честолюбивой погони за высокими до­стижениями (БН). Эти результаты и определения, однако, спорны, пос­кольку зависят от выбираемых в ка­честве критерия переменных, кото­рые подвергались факторному анали­зу вместе с переменными ТАТ. Так, при изменении внешних критериев или состава группы испытуемых могут случайно выявиться специфические факторы НУ и БН, а также ряд компонентов БН. Появляются допол­нительные основания считать, что ключевые категории БН для обработ­ки содержания охватывают не еди­ную диспозицию, а по меньшей мере, два независимых измерения. Если связанный с деятельностью компо­нент избегания (БН,) ковариирует, как это показал Куль [J. Kuhl, 1978a], с НУ, то этим можно объяснить появ­ление биполярных факторов (НУ в отличие от БН), обнаруженных Боймлером и его коллегами. Эти и другие результаты служат отправной точкой для «уточняющего» пересмотра клю­чевых категорий оценки БН.

За последние 25 лет для измерения мотива достижения было разработано большое количество методик, пред­ставляющих собой проективные те­сты, перечни личностных свойств или опросники [S. Fineman, 1977; Н. Нес-khausen et al., 1980]. Здесь мы рас­смотрим только несколько отличных от описанных выше проективных те­стов и опросников, которые в той или иной степени обладали конструктной валидностью.

В разработанном Френч [Е. French, 1955; 1958] тесте на интуицию (FTI) для стимулирования содержательной продукции вместо картинок использо­вались краткие зачины рассказов (на­пример: «Пат всегда пытается сде­лать что-то новое»). Соответству­ющие ключевые категории содержания аналогичны употребляемым в ме­тодиках nAch, на практике FTI чаще всего привлекают, если исследова­тель (скажем, при изучении межкуль­турных различий) считает целесооб­разным заменить изобразительные средства побуждения на вербальные. Методика ТАТ Бёрни, Бардика и Ти-вэна [R. S. Birney, H. Burdick, R. С. Teevan, 1969] предполагает, что страх перед неудачей возникает не столь часто и, скорее, есть побочный результат восприятия окружения как угрожающего самооценке. Соответ­ствующая мотивационная переменная была обозначена как враждебное давление (hostile press — HP), в те­оретическом отношении она оказа­лась близка к БН, а также к низ­кой потребности достижения nAch [R. С. Birney et al., 1969; Н. Heckha-usen, 1968, S. 120 — 125]. Среди про­ективных методик следует, наконец, назвать графический тест Аронсона [Е. Aranson, 1958]. Различные вариан­ты пространственно оформленного воспроизведения кратковременно предъявлявшихся нечетких рисунков рассматриваются после детальной обработки с помощью специальных ключевых категорий как индекс ори­ентированного на успех мотива дости­жения. Эта невербальная методика оказалась единственным пригодным тестом для маленьких детей, кроме того, она позволила подсчитать по орнаментам на вазах индекс мотива достижения для различных периодов истории античной Греции [D. С. McClelland, 1958b; 1961].

Разнообразные опросники, предназ­наченные для измерения мотивации достижения, до настоящего времени, как правило, мало что давали для определения конструктной валидно­сти, во всяком случае, по сравнению с методиками ТАТ [H.-D. Schmalt, 1976а]. Если же вспомнить о «полуп­роективной» LM-решетке, то следует согласиться с мнением Мак-Клелланда [D. С. McClelland, 1958b; 1971; 1972], что непосредственные суждения субъекта в том виде, в каком они используются в опросни­ках, не выявляют индивидуальных различий в мотиве. Исключение со­ставляют три методики, разработанные в США [A. Mehrabian, 1968], в Голландии [Н. J. M. Hermans, 1970] и в Норвегии [Т. Giesme, R. Nygard, 1970], поскольку их разработка осу­ществлялась с учетом теоретических результатов исследования мотивации достижения.

В заданиях опросника Мехрабяна [A. Mehrabian, 1968; 1969] «Шкала достижений с предпочтением риска» (Mehrabian Achievement Risk Prefe­rence Scale, MARPS) использовались такие важные результаты исследова­ний мотивации достижения, как выде­ленные при помощи методик ТАТ по­веденческие корреляты различий -в мотивах: реалистичность уровня при­тязаний, самостоятельность в проти­воположность конформизму, склон­ность к планированию временной пер­спективы, забота о развитии соб­ственных способностей (к примеру: «В свободное время я предпочел бы научиться игре, которая не только развлекает, но и развивает способно­сти») и т. д. В одной из серий экспе­риментов группы испытуемых сравни­вались по результатам этого опросни­ка. Поскольку полученные данные подтвердили гипотезу, можно сделать вывод об определенной конструктной валидности опросника Мехрабяна.

Примерно то же самое можно ска­зать и об опроснике, созданном Хермансом [Н. J. M. Hermans, 1970], с ва­риантами для 10 — 16-летних [1971] и взрослых [1976]. Он коррелирует с опросником Мехрабяна, и, как показа­ли Шульц и Померанц [С. В. Schulz, М. Pomerantz, 1974], его валидность сравнима с этим опросником. Возмож­но, среди методик изучения мотивов успеха и неудачи наиболее тщательно разработана «Шкала мотивации до­стижения» (Achievement Motivation Scale, AMS) Гьесме и Нигарда [Т. Gjesme, R. Nygard, 1970]. В этой шкале аффективная окраска пережи­ваний связывается с различными субъективными вероятностями успеха соответственно результатам исследо­ваний по мотивации достижения. В качестве примера можно привести следующие утверждения: «Мне нра­вится решать задачи, которые пред­ставляют для меня определенную трудность» (шкала мотива успеха); «Я начинаю беспокоиться, если сталки­ваюсь с проблемой, которую не могу понять сразу» (шкала мотива неуда­чи). Шкалы обоих мотивов обнаружи­вают незначительную отрицательную корреляцию. Данные по валидации получены Рэндом [P. Rand, 1978] в форме оценок достижений при реше­нии задач различной степени трудно­сти.

Существует множество доказа­тельств конструктной валидности ме­тодик ТАТ, в дальнейшем будут ра­зобраны лишь некоторые из них. В значительной степени валидность, особенно в первых исследованиях, сводилась к прямым связям мотива-ционных переменных с отражающими достижение поведенческими данны­ми, без какого-либо планомерного варьирования ситуационных условий побуждения. Влияние мотивации на поведение выводилось непосред­ственно из индивидуальных различий в диспозициональных мотивах, кон-структную валидность этих диспози­ций приходится доказывать, опираясь на массу внешних критериев. Речь идет об экспериментальном плане ти­па IV (табл. 1.4). Выбор внешних кри­териев определялся тремя аспектами деятельности, которые связывались в той или другой форме с процессами мотивации: выбор между альтерна­тивными действиями, интенсивность (результаты достижения) и настойчи­вость.

С точки зрения поведенческих кри­териев мотивации достижения анализ динамики уровня притязаний пред­ставляется особенно интересным. В одном из первых исследований Ат-кинсон непосредственно перед семи­нарским занятием установил пока­затели nAch, предложив студентам назвать оценки, которые они думают получить [D. С. McClelland, 1953, р. 244 — 248]. Корреляция между пот­ребностью достижения и уровнем притязаний оказалась значимой и равнялась +0,45, правда, только пос­ле исключения тех студентов, чьи учебные успехи на всех спецсемина­рах соответствовали друг другу. В этих случаях предполагалось, что уровень притязаний определялся ре­алистическими ожиданиями; только при расхождениях, когда успехи на спецсеминарах были выше или ниже остальных учебных успехов, сказыва­лись мотивационные различия.

Вскоре, однако, был установлен многократно затем подтверждавший­ся факт, что с ростом мотива дости­жения не наблюдается соответству­ющего увеличения уровня притяза­ний, скорее, предпочитаются слегка завышенные, но достижимые цели, а нереалистически высокие отклоняют­ся [Н. Heckhausen, 1977a]. На рис. 6.9 приведен график предпочтения дис­танции при бросании колец высоко- и слабомотивированными испытуемыми, определенными по показателям п Ach и TAQ, для выборки испытуемых, чьи результаты располагаются соот­ветственно выше и ниже медианы [J. W. Atkinson, G. H. Litwin, 1960]. Аналогичные данные были получены автором книги для мотивов НУ и БН. На рис. 6.10 показана зависимость между выраженностью мотива у двух групп испытуемых и характером по­ставленных в тесте-лабиринте целей. Испытуемые, мотивированные на ус­пех, предпочитают средние по труд­ности или слегка завышенные цели, в то время как мотивированные на не­удачу склонны к экстремальным выборам.

Аналогичные данные получил Шмальт [H.-D. Schmalt, 1976a], разде­лив группы испытуемых с помощью LM-решетки. Еще раньше Мак-Клелланд [D. С. McClelland, 1958a] так объяснил результаты эксперимен­та с детьми из детского сада, предпо­читавшими при бросании колец зада­чи средней степени трудности. Высо­комотивированные (или мотивирован­ные на успех) предпочитают риско­вать расчетливо. Такая расчетли­вость ведет к суммарному успеху, поскольку не связана ни с незначи­мыми успехами при заниженных це­лях, ни с невероятными, случайными успехами при завышенных целях. Это объяснение требует еще серьезных уточнений, учитывающих особенности связанного с риском выбора (гл. 9) и каузальную атрибуцию достигнутых результатов (гл. 11). В одном из пер­вых объяснений предпочитаемого мо­тивированными на успех уровня притя­заний перечислялись истоки этого предпочтения:

«Достижение целей (от средних до умеренно высоких) более всего зависит от того, насколь­ко задействована личность, от ее возможно­стей и менее связано с внешними обстоятель­ствами. Успех и неудача при такого рода целях оказываются почти равновероятными, т. е. предпочитается наиболее частый и неопреде­ленный исход, максимально зависящий от соб­ственных усилий человека» [Н. Heckhausen, 1963а, S. 256].


Рис. 6.9. Частота (а %) выбора расстояния при бросании колец двух групп испытуемых с раз­ным результирующим мотивом достижения (nAch>TAQ и n AchTAQ) [J. W. Atkinson, G. H. Litwin, 1960, p. 55]


Рис. 6.10. Выраженность мотива успеха (НЧ= НУ-БН) в группах с различной динамикой уровня притязаний при решении задач лабиринтного типа [Н. Heckhausen, 1963a, S. 95]

Другой внешний критерий, по кото­рому можно судить об особенностях, связанных с выбором действий, — это наблюдавшийся в большей степени у высокомотивированных [J. W. Atkin­son, 1953] и мотивированных на успех [Н. Heckhausen, 1963a] эффект Зей-гарник (см. рис. 6.6). После серии за­дач с чередующейся информацией об успехах и неудачах испытуемые, моти­вированные на достижение, переоце­нивали свои неудачи, а мотивирован­ные на неудачу — свои успехи, что, очевидно, объясняется эффектом контраста ожиданий [Н. Heckhausen, 1963а]. Мак-Клелланд и Либерман [D. С. McClelland, A. M. Lieberman, 1949] выявили снижение порога узна­вания слов, означающих успех, у людей с повышенной по сравнению со средней или заниженной n Ach. Су­ществует и много других критериев.

Интенсивность связанных с задани­ем усилий, как они проявляются в суммарных результатах, является ос­новным из используемых внешних критериев. Лоуелл [Е. L. Lowell, 1952] предлагал задания на решение анаг­рамм и простые арифметические дей­ствия. При уже заученных действиях сложения сильномотивированные ис­пытуемые с самого начала решили больше задач, чем слабомотивиро­ванные. В случае анаграмм, когда в процессе работы было возможно на­учение, качественное улучшение при возрастании количества заданий на­блюдалось у группы с высокими пока­зателями n Ach. Очевидно, эти испы­туемые воспользовались возможно­стью научения. Улучшение их резуль­татов нельзя объяснить более разви­тыми вербальными способностями, поскольку если статистически исклю­чить влияние этих способностей, то корреляция между n Ach и успехами в решении анаграмм сохраняется. На рис. 6.11 приведены кривые достиже­ния для обеих мотивационных групп.

Как свидетельствуют данные Лоу-елла, связь между силой мотива и интейсивностью стараний в выполне­нии заданий, как правило, неодноз­начна, особенно когда интенсивность прилагаемых усилий осмысляется не сама по себе, а опосредованно через результат достижения. Достигнутые успехи не есть вопрос силы мотива­ции, или приложенных стараний, ре­шающее значение имеют, прежде всего, различия в способностях, зна­ниях, умениях, навыках и т. п. В долгосрочных показателях, т. е. в суммарных результатах достижения, например в школьных оценках, кроме интенсивности прилагаемых стараний сказывается их продолжительность, а продолжительность, в свою очередь, зависит от соотношения силы мотива достижения и конкурирующих моти­вов [J. W. Atkinson, J. О. Reinor, 1974, гл. 20].

Если подобные факторы контроли­руются или фиксируются, то в этом случае от природы задания зависит, улучшается ли достигнутый результат с ростом интенсивности усилий. Это происходит, когда результат зависит от физических сил или быстроты реакций; но когда на первый план выдвигаются качественные аспекты, то все усложняется. При усложня­ющихся требованиях качества, как это впервые описали Йеркс и Додсон [R. M. Jerkes, J. D. Dodson, 1908], на­блюдается описываемая кривой в ви­де перевернутой U функциональная зависимость между интенсивностью усилий и достижением.

Кроме того, переживаемая труд­ность задания при различной силе мотива по-разному влияет на мотива­цию. Сильномотивированные испыту­емые, как мы уже видели, предпочи­тают задания средней степени труд­ности, а потому легкими заданиями мотивируются меньше слабомотиви­рованных. Становится понятным, по­чему испытуемые, мотивированные на неудачу, в случае простых и хорошо заученных навыков наподобие тех, что используются при сложении пар однозначных чисел, работают бы­стрее и их результаты снижаются медленнее, чем у мотивированных на успех; при заданиях проблемного ха­рактера, требующих перспективного мышления, эти же испытуемые ухуд­шают работу в условиях дефицита времени, а у мотивированных на ус­пех она улучшается [Н. Heckhausen, 1963а; Т. Bartman, 1963].

Скорее всего, показатели мотива должны коррелировать с академиче­ской успеваемостью. Но поскольку в большинстве исследований использо­вался экспериментальный план типа IV (см. табл. 1.4), независимые пе­ременные — учебные ситуации — не только не варьировались, но и не контролировались. К показателям мо­тива относились как к тестовым пока­зателям интеллекта, не особенно за­думываясь над тем, что различная выраженность мотива для полной ак­туализации требует различной ситу­ационной стимуляции. Поэтому не удивительно, если не обнаруживалось никаких или вдруг выявлялись неожи­данные связи между мотивом дости­жения и учебными успехами [см.: Е. Klinger, 1966].

Мотивационно - психологическое объяснение различий в достижениях связано с особыми теоретическими трудностями, поскольку субъективная вероятность успеха, требования зада­чи и другие ситуационные факторы (прежде всего привлекательность) об­разуют единую взаимозависимую структуру действия. К этому вопросу мы еще вернемся в гл. 9. Сила моти­ва и интенсивность действия непос­редственно связываются между со­бой в тех исследованиях, в которых индикаторами центральной активиру­ющей функции служат нейровегета-тивные показатели. В качестве при­мера можно назвать эксперимент Мюхера и Хекхаузена [Н. Mucher, Н. Heckhausen 1962], в котором изме­рялся мышечный тонус при разнооб­разных видах умственной деятельно­сти и в состояниях отдыха.

На рис. 6.12 приведен график изме­нения этого тонуса: у сильномотиви­рованных испытуемых (верхняя часть) на всех стадиях эксперимента он бо­лее активирован, чем у слабомотиви­рованных (нижняя часть).


Рис. 6.12. Минимальные и максимальные значения мышечного тонуса у сильно- и слабомотивиро­ванных испытуемых при разнообразных видах умственной деятельности и в состоянии отдыха при переходе от одной деятельности к другой [Н. Mucher, H. Heckhausen, 1962, р. 21Ь\

Настойчивость

Настойчивость в достижении по­ставленной цели легче выявить, чем интенсивность усилий. Но, как уже говорилось при обсуждении интенсив­ности, на связь между силой мотива и настойчивостью влияет мотивацион-но-специфический характер привле­кательности ситуации, особенно через переживаемую степень трудности за­дания. Теоретическая модель, в кото­рой такое взаимодействие учитывает­ся, обсуждается в гл. 9 и 11. Здесь будут приведены только некоторые, сравнительно простые зависимости, существующие между силой мотива и настойчивостью. Так, Уинтерботтом [М. R. Winterbottom, 1958] показал, что среди 8-летних детей, которые занимались выполнением заданий по конструированию блоков, сильномо­тивированные чаще слабомотивированных (n Ach) отклоняли поступа­ющее от взрослого предложение сде­лать паузу. Взрослые испытуемые при отсутствии обратной связи могут до­статочно долго работать над сложны­ми проблемными заданиями независи­мо от того, являются они сильно- или слабомотивированными (по nAch) [Е. G. French, F. H. Thomae, 1958]. Аналогичные данные по времени ра­боты над заключительным экзамена­ционным заданием были получены Ат-кинсом и Литвином [J. W. Atkinson, G. H. Litwin, 1960]. Те из экзамено­вавшихся, у которых работа заняла много времени, в 60 % случаев оказа­лись сильно- и в 32%-- слабо­мотивированными (р=0,03).

С настойчивостью, по-видимому, также связана протяженность плани­руемой человеком временной пер­спективы. Если из времени течения событий, описываемых в рассказах ТАТ, выделить протяженность пер­спективы в тематически связанном с достижением переживании, то можно установить, что мотивированные на успех, а также сильномотивирован­ные (См) склонны планировать свое будущее на большие промежутки вре­мени. Во временном отношении их переживание более целенаправленно и активно, чем у мотивированных на неудачу и слабомотивированных. Разнообразные, связанные со временем метафоры при помощи факторного анализа были объединены в три типа. К метафорам первого типа были от­несены метафоры, сильно нагружен­ные динамико-скоростным фактором, второго типа — те, что выражают «це­ленаправленное, быстрое движение вперед» (к примеру: «Время — стремительно несущийся всадник»), и третьего типа — те, что подчеркивают «непрерывно-бесцельный характер движения» (например: «Время — это постоянно струящийся поток»). Все это позволило получить характерные различия для мотивированных на ус­пех и на неудачу. В табл. 6.7 пред­ставлены данные для различных по­казателей [Н. Heckhausen, 1963a].
Социокультурные индексы мотива и историко-экономические изменения

Мотивационные различия проверя­лись не только по поведенческим коррелятам. Различия в мотивах ис­следовались также у разных групп населения, выделяемых по демогра­фическим признакам. В данном слу­чае мотивационные корреляты вклю­чали не психологические, а социоло­гические, исторические и экономиче­ские категории, которые с возможной точностью использовались и описыва­лись как способы поведения людей и как индикаторы тематически связанных с достижениями ценностных пре­дубеждений. Инициатором этого на­правления исследований стал Мак-Клелланд [D. С. McClelland, 1961], испытывавший на себе сильное влия­ние сочинения Макса Вебера [М. We­ber, 1904; 1905], который выдвинул тезис о связи между «протестантской этикой и духом капитализма». Сог­ласно этому тезису, промышленная революция выросла из религиозных учений о мирском призвании христи­анина в постреформаторских церквах' (в особенности из кальвинистского догмата об абсолютном предопреде­лении)*.

Таблица 6.7

Корреляция между переменными мотива достижения, протяженностью временной перспективы и двумя типами динамического переживания времени («целенаправленное и быстрое движение вперед» в отличие от «непрерывно-бесцельного характера движения») [Н. Heckhausen, 1963a, S. 203, 223]

Мак-Клелланд видел следующую психологическую связь: при воспита­нии детей в системе ценностей протестантской морали у них особенно раз­вивается чувство самостоятельности и личной ответственности, что сказы­вается на выраженности мотива до­стижения, а такая выраженность, в свою очередь, ведет к усиленной предпринимательской деятельности, которая через прибыли и использова­ние технических изобретений способ­ствует развитию экономики. Осуще­ствленное в 50-е гг. сравнение эконо­мической мощи протестантских и ка­толических стран оказалось в пользу первых. В качестве индекса экономи­ческой мощи Мак-Клелланд принял расход электрической энергии в рас­чете на душу населения, при опреде­лении этого индекса учитывались и различия в природных ресурсах.

* Согласно марксистской точке зрения, не Ре­формация породила капитализм, а нарожда­ющиеся капиталистические отношения нашли свое выражение в идеологии протестантизма. Вот как догмат об абсолютном предопреде­лении характеризует Ф. Энгельс: «... учение о предопределении было религиозным выраже­нием того факта, что в мире торговли и конкуренции удача или банкротство зависят не от деятельности или искусства отдельных лиц, а от обстоятельств, от них не завися­щих» [Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 22, с. 308]. Об исторической роли кальвинизма Ф. Энгельс писал так: «... кальвинистская реформация послужила знаменем республи­канцам в Женеве, в Голландии и в Шотлан­дии, освободила Голландию от владычества Испании и Германской империи, доставила идеологический костюм для второго акта буржуазной революции, происходившего в Англии» [там же, т. 21, с. 315]. (Прим. ред.)


Рис. 6.13. Изменение национального индекса мотива достижения и количества заявленных патентов [Я. deCharms, G. И. Moeller, 1962, р. 139]

Но как подтвердить значимость национальных различий в мотивации в качестве решающей промежуточной переменной роста экономики? Для этого помимо экономического индекса необходимо иметь национальный ин­декс мотива. Его Мак-Клелланд полу­чил, применив ключевые категории п Ach для анализа рассказов, предла­гающихся в книгах для чтения школьникам третьих классов. Он считал, что национальный дух в странах с общим обязательным обучением ни в каких других документах так четко не проявляется, как в книгах для чтения.

При первом сопоставлении нацио­нальные индексы n Ach, относящиеся к 1925 г., коррелировали с разницей между ожидаемым и действительным увеличением потребления разными странами электрической энергии в 1950 г. (при подсчете ожидаемых зна­чений учитывались различия в исход­ных уровнях развития, имеющиеся в странах природные ресурсы и достиг­нутый уровень индустриализации). Корреляция между индексом мотива 1925 г. и отклоняющихся от ожида­емых подъемов или спадов потребле­ния электроэнергии превышала зна­чение +0,53. Если же за исходные принимался индекс мотива того же периода времени, т. е. 1950 г., то корреляция полностью исчезала (+0,03). Представляется, что в дей­ствительности высокий национальный мотив достижения проявляется в неп­ропорционально быстром экономиче­ском развитии, а низкий — в снижении темпов такого развития. Аналогичные данные по 49 странам для более короткого промежутка времени, с 1950 по 1958 г., показывают, что кор­реляция между n Ach (1950) и откло­нением от ожидаемого темпа эконо­мического роста (1952 — 1958) состав­ляет здесь +0,43.

Содержательный анализ письмен­ных источников позволяет опреде­лить индексы мотивов достижения прошедших исторических эпох. Из да­тированных и отражающих дух време­ни литературных текстов делаются выборки, связанные с темой достиже­ния. Анализируется содержание, на­пример, эпиграмм, лирической поэзии, эпитафий античных греков в период с 900 по 100 г. до н. э.; или испанских романов, стихов, легенд, появившихся с 1200 по 1730 г.; или английских драм, описаний путешествий, баллад с 1400 по 1830 г. Роль экономических индексов играли: археологические географические карты, на которых отмечались области экспорта грече­ского масла в античные времена; годовой тоннаж испанского флота, направлявшегося в страны Нового Света; годовой объем ввоза угля в Большой Лондон. Подъемы и падения показателей nAch постоянно предше­ствовали периодам экономического расцвета или спада. На рис. 6.13 при­ведены результаты несколько менее рискованного исследования развития США с 1810 по 1950 г. Показатели п Ach подсчитывались с интервалами в 20 лет на основе анализа содержания книг для чтения и сравнивались за­тем с количеством заявленных за это время патентов на изобретения в расчете на 1 млн. жителей. Здесь на­блюдается практически одинаковая направленность в графиках измене­ния индексов мотивов за 20 — 40 лет и подъемов — спадов числа зареги­стрированных патентов.

К этим исследованиям примыкают поиски различий в мотивах опреде­ленных социальных групп населения индустриально развитых стран [см.: Н. Heckhausen, 1972]. Репрезентатив­ные результаты получены для США [J. Veroff, J. W. Atkinson, S. С. Feld, G. Gurin, 1960] и Швейцарии [J. Vento-bel, 1970]. Между протестантами и католиками особых различий обнару­жить не удалось, однако такие разли­чия, вероятно, существуют между представителями разных социальных слоев. В табл. 6.8 приведены данные по выборке немецкоязычных швей­царских новобранцев. Показатели ТАТ НУ и БН наиболее пригодны для сопоставления, поскольку способы их получения стандартизованы (с вели­чиной 100 как средним показателем для популяции). С понижением уровня социального слоя значимо уменьшает­ся мотив удачи, но не мотив избега­ния неудачи. Для НЧ и См также получены соответствующие различия. Особенно отчетливо социальные раз­личия в мотиве достижения проявля­ются у городского населения. Между представителями обоих вероиспове­даний, напротив, никакой существен­ной разницы не наблюдается.

Таблица 6.8

Выраженность мотива достижения у различных групп населения для выборки, состоявшей из 539 швейцарских солдат-новобранцев [J. Vonto-bel, 1970, S. 190]



Мотивационные различия при изменении ситуационного стимулирования: эффекты мотивации

До сих пор мы рассматривали отно­сительно простые линейные связи между силой мотивов и внешними критериями. Более богатыми в отно­шении возможных выводов являются экспериментальные планы, при кото­рых систематически варьируются не только личностные, но и ситуацион­ные переменные (экспериментальный план типа V, табл. 1.4). В этом случае можно выявить не только главные эффекты, но и, что особенно важно, взаимодействие переменных лично­сти и ситуации. Ведь этим взаимодей­ствием в основном определяется ак­туальное мотивационное состояние. В качестве примеров будут рассмотре­ны только два исследования, в одном из которых независимой переменной выступало достижение в выполнении задания, а в другом — изменение сте­пени притягательности задания после неудачи.

В первой работе, проведенной Френч [Е. G. French, 1958], варьиро­вались следующие факторы: (1) отно­сительная выраженность двух раз­личных мотивов, (2) ориентация в ра­боте и (3) мотивационно-специфические побуждения. В груп­пах из 4 человек каждый получал 5 предложений, из которых нужно было составить рассказ, содержащий 2С предложений. В качестве зависимой переменной выступало групповое до стижение. Все группы в отношение выраженности мотивов были одно­родными: высокий мотив достижения сочетался со слабо развитым моти­вом аффилиации (оба измерялись при помощи методик ТАТ), а сильно раз­витый мотив аффилиации — с низким мотивом достижения (группы с преоб­ладанием мотива достижения в отли­чие от групп с преобладанием мотива аффилиации). Задания выполнялись при одном из двух условий: части групп говорилось о необходимости до­биться полного согласия внутри груп­пы при принятии окончательного ре­шения, а части групп такого условия не ставилось (групповая ориентация в отличие от индивидуальной). Нако­нец, во время перерыва эксперимен­татор делал одобрительные замеча­ния, причем в одних группах он гово­рил о проявляемых хороших способ­ностях, в других — о хорошем сотруд­ничестве (обратная связь о способно­стях в отличие от информации о сотрудничестве).

Таблица 6.9

Достижения групп из 4 человек в условиях различных ориентации и различного поощрения со стороны экспериментатора [Е. G. French, 1958, р. 404]

В табл. 6.9 приведены полученные результаты для 8 различных условий (2x2x2).

Как и следовало ожидать, группы, мотивированные на достижение, при обратной информации о способностях добились больших успехов, чем при информировании о сотрудничестве; в группах с мотивом аффилиации кар­тина оказалась обратной. Ориентация на группу или индивида никак не сказалась на работе групп, мотивиро­ванных на достижение, но в группах, мотивированных на аффилиацию, ориентация на группу значительно улучшила результаты. Наиболее благоприятным сочетанием условий побуждения при высоком аффили-ативном мотивировании является ориентация на группу и наличие об­ратной информации о хорошем сот­рудничестве группы; наиболее небла­гоприятным сочетанием — ориентация на индивида с подчеркиванием спо­собностей. Ни один из трех основных факторов — констелляция мотивов, ориентация в работе, мотивационно-специфическая обратная связь, — отдельно взятые, не оказали значи­мого влияния на достижения (см. средние значения по столбцам и стро­кам в табл. 6.9). Наибольшую значи­мость (р0,001) имеет взаимодей­ствие между констелляцией мотивов и мотивационно-специфической об­ратной связью (р0,001); значимо также (р0,05) взаимодействие кон­стелляции мотивов и ориентации задания.

Результаты достаточно отчетливо выявляют два момента: (1) различия в мотивах проявляются в поведении только при соответствующем побуж­дении мотивации; (2) конкретные ус­ловия побуждения по-разному воз­действуют на отдельные мотивы. За­служивает внимания тот факт, что ориентация на группу в отличие от индивидуальной ориентации при вы­полнении задания имеет значение только в случае преобладания моти­ва аффилиации, но несущественна при преобладании мотива достиже­ния.

Во второй работе проверялась пра­вильность двух теоретико-мотивационных подходов, объясняв­ших действие мотивации при опреде­ленных условиях побуждения. В каче­стве зависимой переменной бралось изменение притягательности задания после неудачи. В предыдущей главе при обсуждении эффекта Зейгарник мы уже упоминали наблюдение Кар-трайта [D. Cartwright, 1942] о повы­шении у части испытуемых притяга­тельности задания после неудачи. При последующем опросе эти испыту­емые вели себя как уверенные в успехе, поэтому Картрайт приписал им мотивационную тенденцию «пот­ребность в успехе». Другая, большая часть испытуемых нашла задание после неудачи менее притягатель­ным, а при последующем опросе сооб­щила о своей боязни дальнейшей неудачи.

Полученные данные согласуются с фактами, касающимися различий в уровне притязаний у мотивированных на успех или на неудачу испытуемых: первые предъявляют к себе несколь­ко повышенные требования, вторые предпочитают или слишком легкие, или слишком трудные задания. Оче­видно, что при экстремальных степе­нях трудности предполагаемый ус­пешный или неудачный исход меньше зависит от собственных способностей, а, скорее, должен приписываться влиянию внешних факторов, тем са­мым предотвращается неблагоприят­ное воздействие неудачи на само­оценку; мотивированные на успех, на­против, так планируют свою деятель­ность, чтобы проверить себя на сте­пенях трудности, преодоление кото­рых максимально зависит от соб­ственных способностей. Первоначаль­ная неудача должна поэтому прида­вать заданию дополнительную прив­лекательность. Согласно этому под­ходу, в теории мотивации достижения (его формализация в «модели выбора риска» Аткинсона обсуждается в гл. 9) после неудачи можно ожидать следующей формы проявления эф­фекта основного мотива: у индиви­дов, мотивированных на успех, притя­гательность выполняемого задания возрастает, а у мотивированных на избегание неудачи она снижается.

При внимательном изучении данных Картрайта Гебхард [М. Gebhard, 1948; 1949] выявил другие существен­ные условия побуждения. Оказалось, что притягательность задания особен­но возрастает, если оно выбрано са­мим испытуемым, а не просто предъ­явлено экспериментатором. Позднее это различие оказалось решающим при объяснении парадоксальных мо-тивационных феноменов в теории ког­нитивного диссонанса [см.: гл. 4; J. W. Brehm, A. R. Cohen, 1962]. Если человек сам принимает решение (вы­бор задания), выполнение которого имеет неприятные последствия (не­удача), то возникает больший когнитивный диссонанс, чем в том случае, когда человек не несет ответственно­сти за инициативу в соответствующей деятельности (навязывание задания). Чтобы уменьшить диссонанс недоста­точного внешнего побуждения к вы­полнению действия (недостаточное оправдание), после неудачи необхо­димо осуществить переоценку притя­гательности задания. По этой причи­не, согласно теории диссонанса, про­явления главного эффекта следует ожидать только тогда, когда задание выбирается свободно — его притяга­тельность после неудачи должна по­вышаться; если же задание навязано, то не требуется устранять никакого диссонанса: притягательность зада­ния останется неизменной.

Для проверки объяснительной цен­ности обеих теорий в эксперименте Хекхаузена, Ботерама и Фиша [Н. Heckhausen, N. Boteram, R. Fisch, 1970] мотивированные на успех или на неудачу испытуемые выполняли задания при двух условиях (свобод­ном выборе и внешнем навязывании) и оценивали притягательность зада­ния до и после его выполнения. Каж­дый из испытуемых получал список из 9 различных заданий и должен был упорядочить их, приписав ранго­вое место, какое, с его точки зрения, кажется наиболее подходящим. При условии свободного выбора испыту­емые могли предпочесть одно из двух заданий, занимающих 5-е и 6-е места, а при навязывании одно из этих зада­ний предъявлялось им как обязатель­ное. После выполнения, завершавше­гося явной неудачей, задания вновь ранжировались. На основе изменений в ранговых местах заданий делался вывод об их притягательности.

На рис. 6.14 приведены результаты исследования. Стрелки в каждом из четырех сочетаний (2x2) условий эк­спериментального плана означают прогнозы, вытекающие из обеих те­орий, а заштрихованные части — величину действительных изменений в- притягательности заданий. Только в одном из четырех сочетаний условий, а именно при мотиве неудачи и свобо­де выбора, из теорий следуют проти­воположные выводы. В этом случае результаты говорят в пользу теории мотивации достижения: для мотиви­рованных на неудачу привлекатель­ность задания снижается, даже если они сами его выбирали. То же можно сказать и об условии навязывания. Таким образом, по отношению к моти­вированным на неудачу испытуемым теория мотивации достижения лучше объясняет их поведение, чем теория диссонанса, но она уступает теории диссонанса при одном сочетании ус­ловий: мотивированные на успех при навязывании заданий после неудачи оценивают их притягательность не выше, а на прежнем уровне.


Рис. 6.14. Изменение притягательности зада­ния после неудачи у испытуемых, а также при самостоятельно выбранном и навязанном зада­нии. Стрелки указывают на прогноз, соответ­ствующий теориям когнитивного диссонанса (А) и мотивации достижения (В), заштрихован­ные части — на действительные изменения притягательности заданий, s — на значимость результатов, п. s. — на их незначимость [Н. Heckhausen, N. Boteram, R. Fisch, 1970]

В целом можно сказать, что ни одна из двух теорий при объяснении эмпирических данных не имела явных преимуществ перед другой. Из четы­рех условий в трех результаты соот­ветствуют теории мотивации дости­жения, а в двух — теории когнитивно­го диссонанса. Когда два основных фактора — мотив и выбор, — согласно обеим теориям, должны были дей­ствовать противоположным образом, проявлялся мотив, выбор и навязыва­ние, т. е. самостоятельность в приня­тии задачи, очевидно, влияет на мо­тивацию только у мотивированных на успех, но не у мотивированных на неудачу. Не случайно, последние в экспериментах по уровню притязаний стараются выбрать задания таким об­разом, чтобы избежать угрожающих самооценке последствий своих дей­ствий. Влияние самостоятельности на так называемую внутреннюю мотива­цию деятельности будет рассмотрено в гл. 12. К систематическому рассмот­рению результатов варьирования си­туационного побуждения при валида-ции мотива достижения и процедур его измерения мы вернемся в гл. 9 после обсуждения дополнительных теоретических допущений.