Тема 14. Французская историография

Произошло расширение проблематики исследований. В 1946 году журнал «Анналы» изменил свое название на «Анналы. Экономика. Общество. Цивилизации». Наибольшие успехи были достигнуты в изучении средневековой истории и раннего Нового времени. Среди ведущих представителей школы «Анналов» следует назвать имена Ж. Ле Гоффа, Ж. Дюби, Э. Ле Руа Ладюри, Р. Шертье, М. Ферро и других. В 70-е годы начинается кризис «Анналов», который был вызван определенной исчерпанностью концепции «глобальной» истории. Поэтому «третье поколение» школы «Анналов» обратилось к микроистории и заложило основы исторической антропологии. В 80-е годы школа «Анналов» фактически распалась на ряд направлений.

Развитие школы «Анналов» в первые послевоенные десятилетия неразрывно связанно с деятельностью одного из крупнейших историков Франции XX века, ученика Л. Февра Фернана Броделя (1902 – 1985). Путь в науку Броделя был тернист и долог. Несмотря на то, что работу над докторской диссертацией он начинает на рубеже 20 – 30-х годов, защитить ее Броделю удалось только в 1947 году. Зато диссертация «Средиземное море и средиземноморье в эпоху Филиппа II» вывела его в число ведущих французских и европейских историков. Это исследование, вышедшее отдельной книгой в 1949 году, во многих отношениях стало новаторским.

Бродель попытался на практике претворить идею основоположников школы «Анналов» о «глобальной» истории. Характерна структура книги, состоящей из трёх частей: «Роль среды», «Коллективные судьбы и общее движение», «События, политика и люди». Но Бродель не был бы достойным продолжателем традиции «Анналов», если бы не попытался дать собственную интерпретацию концепции «глобальной» истории. Особенностью методологического подхода Броделя стало противопоставление прочных, устойчивых структур в истории, меняющимся структурам и сугубо событийной истории. Бродель выдвинул концепцию о существовании разноскоростного исторического времени. Он различал время «большей длительности» и «короткое время». Историк, по мнению Броделя, должен интересоваться процессами большой временной длительности. В «Средиземноморье» был осуществлен синтез истории природы, среды обитания и собственно событийной истории.

В 1950 году Бродель сменяет Л. Февра в должности заведующего кафедрой современной цивилизации в Коллеж де Франс, а чуть позже на посту главного редактора «Анналов». Он становится признанным лидером второго поколения школы «Анналов». В 1962 году по инициативе Броделя был основан «Дом наук о человеке» – главный французский центр междисциплинарных исследований в области гуманитарных наук.

В своих многочисленных лекциях, выступлениях и статьях он выступает за расширение междисциплинарного синтеза в исторической науке, тематики исторических исследований в духе структурной истории, уточняет свою теорию различных скоростей исторического времени. Высказанные Броделем идеи перекликались с идеями структурализма, нового направления в гуманитарной мысли середины XX столетия. Однако говорить о том, что «структурная» история Броделя являлась разновидностью структурализма нельзя. Структуралисты настаивали на существовании постоянных и устойчивых структур. Бродель же говорил об их, хотя медленной, но эволюции.

В наибольшей степени теоретико-методологические идеи Броделя получили отражение в его втором крупном труде «Материальная цивилизация, экономика и капитализм XV – XVIII вв.» (3 т., 1967 – 1979), в котором он рассмотрел в глобальном масштабе тенденции разложения старого порядка и формирования капитализма и рыночной экономики. Написанная на основе огромного количества архивных материалов, обобщающих работ историков, экономистов, географов и представителей других областей гуманитарного знания, изобилующая оригинальными подходами и выводами, книга Броделя явилась крупным историческим событием в мировой исторической науке. Вместе с тем «Материальная цивилизация» продемонстрировала предельные возможности «структурно-глобальной» истории. Стало очевидно, что охватить все стороны исторического процесса довольно сложно и что в погоне за описанием структур теряется событийная история.

На рубеже 60 – 70-х годов начинается кризис броделевских «Анналов», который был вызван определенной исчерпанностью концепции «глобальной» истории. Поэтому «третье поколение» школы «Анналов» обратилось к микроистории и внесло существенный вклад в формирование исторической антропологии в современной французской историографии. Кризис концепции «глобальной истории» вызвал к жизни феномен «новой исторической науки», которая, опираясь на достижения школы «Анналов», тем не менее значительно отличалась от нее.

Важным этапом становления «новой исторической науки» стал выход в 1974 трехтомного сборника статей «Техника истории» под редакцией известного представителя школы «Анналов» Жака Ле Гоффа и политолога Пьера Нора. Целью сборника было проиллюстрировать новые направления в исторической науке, показать новый тип историописания, наметить пути, по которым должна была развиваться историческая наука. Предполагалось, что «новая историография» априори будет открыта междисциплинарному подходу к истории. В частности, авторы сборника выступали за обновление политической истории через ее синтез с политологией. Центральная идея, которую проводили авторы «Техника истории», заключалась в стремлении вернуть событийную историю в сферу внимания историков. Для этого они были готовы пожертвовать броделевской концепцией «глобальной истории».

Переход к микроистории соответственно предполагал расширение тематики исследований. В поле зрения представителей «новой исторической науки» оказались такие проблемы как история семьи и брака, история отношения к смерти, история болезней и медицины, роль климата, значение мифологии и символов, история грамотности и образования и т. д. Отличительной чертой «новой истории» стало применение количественных методов исследования. Характерным примером «новой исторической науки» во Франции явилась работа Эммануэля Ле Руа Ладюри «Монтайю» (1975), в который показана повседневная жизнь одной из пиренейских деревушек на рубеже XIII – XIV веков. Таким образом, возникновение «новой исторической науки» во Франции стало возможным, во-первых, ввиду разочарования историками в концепции «глобальной истории», во-вторых, в силу влияния новейших тенденций в западной исторической мысли и исторической науки, прежде всего возрастания интереса к проблемам микроистории.

В этой связи характерно творчество одного из крупнейших представителей французской гуманитарной мысли XX столетия философа, социолога, политолога и видного публициста Раймона Арона (1905 – 1983), в трудах которого был осуществлён междисциплинарный методологический синтез на основе изучения теоретических проблем исторического познания и новейшей истории. Известность Арону принесла докторская диссертация, посвященная неокантианской методологии истории, защищенная в конце 30-х годов. В 1938 году вышли две первые крупные работы Арона «Очерк теории истории в современной Германии: критическая философия истории» и «Введение в философию истории: очерк о границах исторической объективности», в которых он представил французской публике немецкую философию и методологию истории, практически неизвестную во Франции 30-х годов XX века.

Однако содержание этих работ не ограничивалось только популяризацией взглядов немецких теоретиков истории конца XIX – первой трети XX веков. Арон предпринял попытку разработать собственную теорию исторического познания в русле так называемой «критической философии» истории», выходившую за рамки французской гуманитарной традиции. По словам Арона, главная его задача заключалась в создании «исторической философии, противопоставляющей себя сциентистскому рационализму, так и позитивизму». Что понимал Арон под «критической философией истории»?

Он полагал, что наши данные о прошлом дискретны и неоднозначны. Их историческая реконструкция нуждается в определенной философской схеме. С точки зрения Арона, история не может быть полностью объективированным знанием, ибо в ней действуют разнообразные факторы, часто не согласующиеся между собой: причинность, свобода, случайность и т. д. Несмотря на то, что история в своих основных структурах сверхиндивидуальна, она, тем не менее, является многофакторным процессом. Такой подход Арона к проблеме исторического познания шел явно в разрез с теоретико-методологическими установками социологизируещего французского историзма. Его докторская диссертация вызвала бурную дискуссию в кругах парижских интеллектуалов.

После Второй мировой войны Арон от теоретических проблем исторического познания обратился к проблемам социологического и политологического анализа современного ему общества. Своими работами он внёс существенный вклад в разработку концепции «индустриального общества» и теории тоталитаризма. В 1962 году вышла его книга «18 лекций об индустриальном обществе», написанная на основе курса лекций, прочитанных в Сорбонне.

Строго говоря, термин «индустриальное общество» не являлся изобретением Арона. Впервые он появился в XIX века в трудах К.А. Сен-Симона и О. Конта, в которых означал тип общества отличного по своей структуре от военно-феодального, и в котором на смену завоеваниям и захвату военной добычи приходит эксплуатация природных ресурсов на основе индустриального машинного производства. В XX столетии концепция «индустриального общества» получила своё второе рождение, в первую очередь в трудах американских политологов и социологов и стала одной из важных теоретических составляющих западного обществоведения в противовес марксистскому пониманию диалектики исторического развития. В такой интерпретации «индустриальное общество» считается одной из трёх стадий исторического развития наряду с аграрным и постиндустриальным обществом.

В своём анализе индустриального общества Арон отталкивался от дискуссии с марксистской концепции общественно-экономических формаций. Нисколько не ставя под сомнения правомерность понятия «общественно-экономический строй», Арон считал, что не менее законно сопоставлять капитализм и социализм в рамках идеального типа единого индустриального общества. Под индустриальным обществом Арон понимал такую общественную организацию, в которой «типичную форму организации труда составляют крупные предприятия» основанные на высокотехнологичном производстве. Социализм и капитализм в системе координат индустриального общества отличаются друг от друга следующими чертами: собственностью на орудия производства и принципами регулирования экономической жизни (план, рынок).

Арон также соглашался с тезисом о том, что в индустриальном обществе неизбежны социальные конфликты между наёмными работниками и работодателями за распределение национального продукта (прибавочной стоимости). Но при этом Арон считал, что социальные конфликты присущи индустриальному обществу в целом, вне зависимости от господствующего общественно-экономического строя.

Классовая гармония и стабильность в странах социализма обманчива и является следствием однородности общественного строя и всесилия государства, ликвидировавшего свободы граждан. Однако унификация политической жизни в странах социализма не означает исчезновение социальных противоречий. Вместо частных и юридических лиц владельцами собственности в социалистическом индустриальном обществе становится партийная и государственная бюрократия.

В 1965 году вышла другая известная работа Арона «Демократия и тоталитаризм», написанная, как и книга об индустриальном обществе, на основе курса лекций, прочитанных автором в Сорбонне. Впоследствии Арон подчеркивал прямую взаимосвязь между ними. В «Демократии и тоталитаризме» Арон обратился к рассмотрению принципиальных различий между демократическими и тоталитарными режимами. В качестве критерия определения характера режима Арон избирает наличие или отсутствие многопартийности и выделяет два типа политических режимов – конституционно-плюралистические и тоталитарно-однопартийные.

К сущностным признакам тоталитарных режимов Арон относит следующие: 1) монопольное положение какой-либо партии; 2) наличие у этой партии идеологии, консолидирующей общество и претендующей на истину в последней инстанции; 3) монополию государства на средства массовой информации; 4) монополию государства в сфере экономической и профессиональной деятельности; 5) проникновение государства во все сферы жизни. Террор как способ идеологического и полицейского давления.

Обозначив характерные признаки тоталитарного режима, Арон, тем не менее, не стремится механически перенести их на историческую действительность. Он осторожно подходит к типологизации тоталитарных режимов и не ставит знак равенства между правым и левым тоталитаризмом. Кроме того, он выделяет ряд режимов (испанский, португальский), которые, несмотря на наличие однопартийного режима, принадлежат, по его мнению, более к авторитарной, нежели тоталитарной организации общества. Формированию тоталитарного режима не в последнюю очередь способствуют революционный напор и революционная энергия партии и масс.

В центре исследований Альбера Собуля (1914 – 1982) находились городские низы во время революции, объединенные понятием «санкюлоты». Докторская диссертация Собуля называлась «Парижские санкюлоты во 2-ом году республики (1958). В ней он поставил задачу раскрыть логику и специфику народного движения во время революции, показать его своеобразие. Собуль считал, что подъём народного движения как самостоятельной политической силы достиг своего пика в период якобинской диктатуры. Поэтому он хронологически ограничивает своё исследование 2 июня 1793 года приходом якобинцев к власти и 9 термидора (27 июля) 1794 года падением якобинской диктатуры.

По мнению Собуля, суть движения санкюлотов заключалась в борьбе против аристократии. Санкюлоты предоставили буржуазии революционные массы, необходимые для ликвидации феодализма. Но Собуль считал, что главная движущая сила революции имела не только общереволюционные задачи, но и собственные. «Санкюлотская революция» подобно «крестьянской революции» шла собственными путями и развивалась по собственным законам, которые не всегда совпадали с общим ходом Французской революции. Таким образом, Собуль обосновывал тезис о народной революции, базу которой составляли санкюлоты и крестьяне. Несмотря на то, что и санкюлоты, и крестьяне поддерживали требования буржуазии, они выдвигали собственные требования, выходившие за рамки буржуазной революции.

Собуль также подчеркивал неоднородность социального состава санкюлотского движения. В его состав входили представители всех сословий «простого» парижского люда от клошаров до мелких буржуа. Движение санкюлотов являлось в большей степени коалицией различных социальных сил, а не организованным политическим движением. Они выступали вместе против аристократии, за ликвидацию феодальных пережитков, за углубление демократических реформ. Но санкюлоты не имели какой-либо общей программы или идеологии. Внутри санкюлотского движения постоянно существовали противоречия. Падение якобинской диктатуры Собуль объясняет разногласиями среди парижских санкюлотов по вопросу поддержки якобинцев.

Вывод Собуля о том, что санкюлоты не являлись единым социальным образованием, вызвал критику советских историков, которые поставили ему в упрёк недооценку экономического базиса и идеологической настройки Французской революции. Советские историки отвергали идею о том, что только ненависть к аристократии и феодальным порядкам смогла сплотить в едином революционном порыве антимонархические слои во Франции. Известный отечественный специалист по истории Французской революции А.В. Адо во вступительной статье к русскому переводу книги Собуля недоумевал: что же собственно следует считать буржуазной революцией во Франции, если цели её основных участников буржуазии, санкюлотов, крестьян не совпадали. Какие классовые столкновения составляли собственно процесс буржуазной революции.

В 1965/66 годах молодые историки Франсуа Фюре и Дени Рише опубликовали двухтомную работу под названием «Революция», которая заложила основы ревизионистского направления во французской историографии революции. Фюре и Рише попытались пересмотреть подходы к изучению революции различных школ и направлений, особенно радикально-демократического (якобинского) и марксистского. Ведущим представителем ревизионистского направления по праву считается один крупнейших французских историков второй половины XX столетия Фюре (1927 – 1997). В его многочисленных публикациях ревизионистская концепция Французской революции получила свое логическое завершение. Самой значительной работой Фюре по этой проблематике стала книга «Постижение Французской революции» (1978).

По мнению Фюре, за десятилетия научных изысканий историков феномен Французской революции превратился в своеобразного «метафизического монстра». Политическая и социальная функция историографии революции заключалась в осмыслении проблемы национальной самоидентификации французского общества и французской демократии. Но, согласно Фюре, такой подход к проблеме изучения революции является ложным, так как говорить о начале становления демократических традиций во Франции в период революции можно лишь с большой долей условности.

Фюре полагал, что процесс демократизации французского общества, начавшийся в период революции (и даже до неё), завершился на рубеже XIX – XX веков, а последствия революции, её борьба с реставрацией были преодолены только в начале Третьей республики, когда республиканцы в парламентской борьбе одержали вверх над монархистами. Таким образом, по мнению Фюре, Французская революция едва ли может претендовать на роль события, которое скрепила французскую нацию и создала современную Францию.

Фюре подверг критике республиканскую историографию за её выводы о том, что Французская революция носила антифеодальный, буржуазный характер. С точки зрения Фюре в 1789 году произошла не одна революция, а три – революция просвещённого либерального дворянства и верхушки буржуазии, революция крестьян и революция санкюлотов. Только революцию правящей элиты следует считать, по мнению Фюре, прогрессивной. Революции крестьян и санкюлотов, проникнуты антибуржуазными настроениями, напротив, мешали прогрессивному развитию Франции. В этой связи особо отрицательную роль сыграла якобинская диктатура, которая наглядно продемонстрировала всю бессмысленность и жестокость революции.

Фюре отверг представление о Французской революции как о начале перехода от феодализма к капитализму. Революция не была разрывом с феодализмом, который исчез ещё до её начала. Наоборот, революция, как полагал Фюре, замедлила развитие капитализма во Франции. Главным содержанием революции Фюре считал не социально-экономические, а политические процессы, а именно рождение гражданского общества и гражданской политической культуры во Франции.

Жак Годшо (1907 – 1989) обратился к изучению Французской революции ещё до Второй мировой войны в 30-е годы, но его самые значительные работы по этой проблеме выходят во второй половине XX столетия. В соавторстве с американским историком Робертом Палмером Годшо, опираясь на методологические и конкретно-исторические новации Ф. Броделя в его труде о Средиземноморье, выдвинул концепцию о существовании особой атлантической цивилизации. Образование такой цивилизации стало возможно в результате единого цикла революций, охвативших одновременно страны Европы и Северной Америки. Годшо определил этот процесс как атлантическая революция. В первоначальном виде теория атлантической революции была изложена в совместном докладе Годшо и Палмера на международном конгрессе историков в Риме в 1955 году и в книге Годшо «Великая нация. Революционная экспансия Франции в мире от 1789 до 1799» (1956).

Суть теории атлантической революции сводилась к следующему. По мнению Годшо, в результате развернувшегося в последней трети XVIII промышленного переворота контакты между Старым и Новым Светом становятся регулярными, что в свою очередь приводит к осознанию единства общности исторической и географической судьбы между жителями Европы и будущих США. И если Европа стала духовной Родиной атлантической цивилизации, то США придали ей политическую форму, создав либеральную демократию.

Согласно Годшо, Американская война за независимость и Французская революция положили начало формированию атлантической цивилизации. Они были первыми атлантическими революциями, в которых проявилась специфика атлантической цивилизации: стремление к свободе и демократии, осознание общности судеб Европы и Северной Америки. В этом контексте Французская революция имела колоссальное значение, так как оказала решающие влияние на становление атлантической цивилизации по обе стороны Атлантического океана. Позднее Годшо раздвинул хронологические рамки единой атлантической революции, доведя её до середины XIX столетия, то есть до буржуазных революций в Европе 1848/49 годов и Гражданской войны в США 1861/65 годов.

Тема 15. Британская историография. «Новая социальная

история»

Неопозитивизм и «новая социальная история»
В 50-е годы прошлого столетия в английской исторической науке, как и в других национальных историография Запада, начинается новый этап развития. Он характеризуется преодолением кризиса историзма, формированием междисциплинарных методологических подходов, возникновением новых научных направлений, ведущим из которых стала так называемая «новая социальная история».

Определенную конкуренцию «новой социальной истории» в британской исторической мысли и науке составили теоретико-методологические взгляды на историю неопозитивистов. Характерной чертой неопозитивизма как философского направления стала его концентрация на проблемах методологии научного познания. Особое внимание неопозитивисты обращали на язык и логику научного мышления, через анализ которых они постулировали единство научного знания. Таким образом, неопозитивизм вновь поставил вопрос о тождестве методов естественных и гуманитарных наук. Помимо британской гуманитарной мысли неопозитивизм получил широкое распространение в общественных науках США.

Крупнейшим представителем англо-саксонского неопозитивизма считается британский философ австрийского происхождения Карл Поппер (1902 – 1994). Он неоднократно обращался к проблемам методологии истории. Такие его работы как «Открытое общество и его враги» (2 т., 1945), «Нищета историцизма» (1957) и статья «Историческое объяснение» (1962) стали классикой исторической мысли XX столетия. Поппер выступил против холистского подхода к истории. Он считал, что историю невозможно предвидеть, ибо открыть ее объективные законы человеческий разум не в силах. Поэтому Поппер резко критиковал философию истории как разновидность исторического познания.

Поппер отвергал индивидуализирующий подход к истории и акцентировал внимание на логике исторического объяснения. Он подчеркивал принципиальную близость объяснительных процедур в истории и естественных науках. При этом он предостерегал историков от абсолютизации интуитивистских процедур объяснения, Поппер указывал на то, что принцип исторического объяснения имеет ограниченный локальный характер. Историческое объяснение, по Попперу, всегда конкретно и ситуативно.

Новые тенденции в историографии Великобритании наглядно проявились в так называемой «новой социальной истории», или «новой исторической науке». «Новая социальная история» охватила историков всех направлений. Её характерной чертой стал междисциплинарный синтез и переход к так называемой «тотальной истории», а главной задачей – понимание социальных, политических, экономических и культурологических механизмов функционирования общества.

Особенностью становления «новой социальной истории» в британской историографии стало то, что главную роль в её развитии играли историки-неомарксисты и близкие к ним леволиберальные историки. Английская неомарксистская гуманитарная мысль изначально развивалась в русле европейской неомарксистской традиции. Историки-неомарксисты отказались от ортодоксального марксизма. Используя материалистический подход к истории, они на основе междисциплинарного синтеза дали новую трактовку таким категориям как «класс», «народ», «социальный протест» и так далее. Идейно-теоретическим центром «новой социальной истории» в историографии Великобритании, прежде всего её неомарксистской составляющей, стал журнал «Прошлое и настоящее», который начал издаваться с 1952 года и на данный момент входит в число наиболее авторитетных научно-исторических изданий Запада. Рассмотрим особенности «новой социальной истории» на примере творчества выдающихся британских историков-неомарксистов второй половины ХХ столетия Эдварда Палмера Томпсона (1924 – 1993) и Джорджа Рюде.

Томпсон прошел путь типичный для представителя западного неомарсксизма. В 18 лет он, на волне антифашизма и в связи с отрицательным отношением к английскому империализму, вступил в коммунистическую партию Великобритании. После войны ему, как и большинству западных неомарксистов, казалось, что Советский Союз выступал оплотом мира и демократии. Венгерские события 1956 года стали отправной точкой разрыва западных неомарксистов с ортодоксальным коммунизмом. Томпсон не был исключением в этом ряду. Он вышел из компартии и до конца 80-х годов настороженно относился к СССР.

Помимо марксизма другим фактором, оказавшим влияние на формирование научных взглядов Томпсона, был его интерес к возможностям междисциплинарного синтеза в исторических исследованиях. Томпсона по праву называют отцом «новой социальной истории» в историографии Великобритании. В 1963 году вышла его книга «Становление английского рабочего класса», сделавшая автора знаменитым. Эта работа носила новаторский характер как для развития неомарксистского направления в английской исторической науке, так и в целом для становления «новой социальной истории».

Основная цель, которую ставил перед собой в этой работе Томпсон, заключалась в анализе эволюции классового сознания английского пролетариата конца XVIII – первой половины XIX веков на основе социальных последствий промышленного переворота. Используя статистические данные, методы социальной психологии и социальной антропологии, Томпсон выявил те черты классового сознания английского пролетариата, на которые до его исследования не обращали внимания историки других направлений. В частности, в пику классическому марксизму, Томпсон доказал, что рабочий класс Англии в вышеуказанный период не был един. Соответственно не существовало и единого классового пролетарского сознания.

По мнению Томпсона, классовое сознание любой общественной группы не может быть просто продуктом развития экономики, а является производным определенных исторических традиций. Сам процесс становления классового сознания, по Томпсону, чрезвычайно сложен. Он связан с творческим отношением индивидуума к окружающей его социальной среде, с его осознанием своего места в окружающем мире.

Таким образом, Томпсон полагал, что класс не может быть определён только в рамках производственных отношений. Класс – это, в первую очередь социально-психологическая и культурная общность. Томпсон выделял в английском обществе XVIII – XIX веков два класса – патрициев и плебеев.

Наряду с разработкой теории класса и классового сознания, не менее важное значение для развития «новой социальной истории» имела концепция Томпсона о «моральной экономии» (иногда переводят как «моральной экономики») и «плебейской культуре». Исследуя народные бунты, народное протестное сознание Англии XVIII – начала XIX веков, Томпсон пришел к выводу о том, что основными предпосылками народных возмущений были не экономические кризисы, а нарушение в их ходе традиционного понимания социальных норм. Сумму подобных норм Томпсон называет «моральной экономией». Грубые нарушения «моральной экономии» вызывали волнения так же часто, как и действительная нищета. Главной целью участников бунтов было восстановление норм «моральной экономии».

Работы Томпсона оказали значительное влияние как на британскую и европейскую неомарксистскую историческую мысль, так и на развитие «новой социальной истории» в целом. Так, например, известный американский специалист по историографии Георг Иггерс в своём труде, посвященном исторической мысли Запада XX столетия в главе о марксистской историографии основное внимание уделяет творчеству Томпсона.

В центре внимания Рюде, другого видного представителя «новой социальной истории» в английской историографии, находилась проблема изучения идеологий народных движений. В 1964 году вышла самая известная работа Рюде по этой тематике «Народные низы в истории, 1730 – 1848», в которой он обратился к рассмотрению идеологии народных движений во время перехода от доиндустриальной эпохи к индустриальной. Его интересовал вопрос о происхождении социально-психологических основ народной идеологии.

Рюде критиковал представления, сложившиеся в традиционной историографии о подчиненной роли народных масс в социальных и политических движениях протеста. Либеральную историографию Рюде критиковал за то, что она считала низы придатком буржуазно-либерального движения. Такая позиция либеральных историков в отношении низов выражалась, по мнению Рюде, в понятии «народ», вошедшим в обиход с появлением в истории феномена буржуазно-демократических революций. Историков-консерваторов, Рюде, наоборот, критикует за их пренебрежительное отношение к низам как черни и сброду, которые могут устраивать только бунты.

Для того чтобы понять общее и особенное в движениях протеста народных низов, выявить их специфику необходимо, по мнению Рюде, проанализировать социально-психологическую структуру «толпы» и её составляющие элементы. Рюде пришел к выводу о том, что народные движения в Европе XVIII – первой половины XIX вв. имели собственную логику развития, зачастую несовпадающую с идеологией правящей элиты. Характер народных волнений зависел не только от материальных факторов, но и от приверженности традиционным идеалам и ценностям. Таким образом, Рюде подтвердил вывод Томпсона о существовании в народном сознании норм так называемой «моральной экономии». Не менее важную роль в народных движениях играли такие факторы как роль личности (героев толпы), случайность, локальные интересы участников. Как полагал Рюде, народные массы интересовались не идеями и конституциями, а заботой о хлебе насущном.

В своих дальнейших исследованиях Дж. Рюде продолжил изучение проблемы идеологий народных движений. В этой связи характерна его небольшая работа 1980 года «Идеология и народный протест». Народная идеология состояла, по мнению Рюде, из двух элементов. Первый элемент он определял как «врожденную традиционную идеологию». Второй – как позаимствованные и привнесённые извне идеи и представления, нередко принимающие форму политических, религиозных или иных убеждений. Таким образом, народное сознание не было изначально «чистой доской» (tabula rasa), на которой ввиду отсутствия собственных идей можно было написать любые идеи. Рюде также указывал на то, что взаимодействие различных идеологических пластов в народном сознании представляло собой чрезвычайно сложный процесс.

Историография Английской буржуазной революции
Английская буржуазная революция продолжала оставаться одной из главных тем британской историографии второй половины XX века. Революция рассматривалась в рамках концепции «всеобщего кризиса XVII столетия». Она интерпретировалась как политический конфликт, основу которого составляли противоречия между государственной, королевской властью и обществом, на стороне которого выступил парламент. В развитии британской историографии Английской революции второй половины XX века выделяется ряд этапов.

Первый этап охватывает конец 40-х – начало 60-х годов и связан с так называемым «спором о джентри», в котором приняли участие историки всех направлений. Основой «спора о джентри» стала дискуссия между лейбористским историком Р. Тоуни и историком консервативного направления Х. Тревор-Роупором. Тоуни в 1941 году опубликовал статью «Подъём джентри, 1558 – 1640», в которой выдвинул новую концепцию Английской революции. Её суть состояла в идее относительного экономического упадка аристократии и, наоборот, экономического возвышения джентри перед революцией. Попытка королевской власти остановить экономический упадок аристократии привела к революции.

Тревор-Роупер в ряде работ, вышедших в первой половине 50-х годов подверг критики концепцию Тоуни и его сторонников. Он утверждал, что Тоуни неверно использовал статистические данные. В частности, он не обратил внимание на тот факт, что экономические интересы джентри были сосредоточены главным образом в новых сферах деятельности: промышленности, торговле, судопроизводстве. Более того, как полагал Тревор-Роупер, джентри не были однородной социальной прослойкой английского общества. В Английской революции принимали участия так называемые «земельные джентри», которые страдали от прогрессирующей инфляции.

Второй этап охватывает период 60-х – 70-х годов и связан с развитием неомарксистской и неолиберальной историографии революции. Крупнейшим представителем неомарксистского направления в историографии Английской революции считается Кристоф Хилл. Он выдвинул концепцию народной революции. В монографии 1972 года «Мир, перевёрнутый вверх дном» Хилл выступил с идеей о существовании двух революций в Англии середины XVII века – революции собственников, которая победила и плебейской, народной революции, которая потерпела поражение. Хилл также сделал вывод о возникновении в период революции народной культуры, противоположной по духу как аристократической, так и новой буржуазной культуре английского общества.

Для становления неолиберального направления историографии Английской революции большое значение имели работы американского историка Петра Загорина. Основу его концепции революции составила идея конфликта между различными группировками внутри правящего класса. Революция, по мнению Загорина, стала возможна только тогда, когда в этот конфликт были втянуты другие группы английского общества. Это придало революционному процессу радикальный характер и привело к формированию нового политического устройства в стране.

Сходную концепцию АБР развивал в 60-е годы британский либеральный историк Джордж Эймлер, который, основываясь на социологических методах исследования, сделал вывод о том, что расхождения противоборствующих сторон в революции по конституционным и религиозным проблемам были вызваны социальными различиями. Этот вывод Эймлер обосновывал преимущественно географическим размежеванием страны в ходе революции. В Англии накануне революции существовали «парламентские» и «роялистские» графства. Эймлер также отмечал качественные изменения в социально-экономической и общественно-политической сфере жизни страны, произошедшие в годы революции в пользу среднего класса. Структура аристократического землевладения была подорвана.

Крупнейшим историком неолиберального направления в историографии Английской революции был ученик Р. Тоуни Лоренс Стоун, который также является одним из ведущих представителей британской «новой социальной истории». Основой взглядов Стоуна на Английскую революцию стала его концепция «кризиса аристократии». Он усматривал причины революции в том, что режим Стюартов, являвшийся политическим выражением власти аристократии, вступил в полосу кризиса. Суть этого кризиса заключалась в неспособности системы приспосабливаться к экономическим и политическим переменам. В итоге, буржуазно ориентированная часть элиты начала открыто выражать своё недовольство по конституционным, политическим и религиозным вопросам. Согласно Стоуну, Английская революция была первоначально внутриполитической борьбой правящей элиты, к которой затем подключились другие сословия английского общества.

Характерной чертой британской историографии Английской революции 80-х – 90-х годов стало пристальное внимание историков к изучению её локальных особенностей. Таким образом, работы английских историков второй половины XX столетия опровергли тезис С. Гардинера об Английской революции как исключительно пуританской революции, лишенной социально-экономического содержания.