Исторический факультет



бет1/2
Дата27.06.2016
өлшемі238 Kb.
#160122
түріКурсовая
  1   2


САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

ИСТОРИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

КАФЕДРА ИСТОРИИ ДРЕВНЕЙ ГРЕЦИИ И РИМА

Христианский апологет III в. Арнобий.

Жизнь и учение.

Курсовая работа

студента III курса

Каргальцева А. В.

Научный руководитель –

ст. преп. Пантелеев А.Д.

Санкт-Петербург

2007
Оглавление


Введение…………………………………………........…………………..…3

Глава I. Христианские общины Северной Африки ………………………6

1. Распространение христианства в Северной Африке…………………...6

2. Карфаген………………………………………………………………….11

3. Основные христианские писатели Северной Африки………………...12

ГлаваII. Жизнь и время христианского апологета Арнобия……………..14

1. Эпоха и основная проблематика творчества христианских писателей III-IV в. н. э……………………………………………………………………………14

2. Жизнь христианского апологета Арнобия……………………………...22

Глава III. Апология Арнобия «Против язычников»………………………28

1. Время написания апологии……………………………………………….28

2. Источники апологии Арнобия………………………………………...…33

3. Содержание и задачи апологии…………………………………………36

4. Художественные особенности апологии. Стиль Арнобия……………40

Заключение…………………………………………………………………..42


Список использованных источников и литературы ………..………….…45

Введение

Христианский апологет Арнобий – один из первых представителей большого направления африканского христианства, писавший на латинском языке. Важным этапом в истории христианской, в особенности западной, церкви является та группа писателей и литературных памятников, которые связаны с Северной Африкой. При этом надо ясно различать Египет с его центром Александрией, Ливию и Киренаику с одной стороны, от Северной Африки в узком смысле слова, Проконсуларной области и Нумидии с их центром Карфагеном и Иппоном с другой. Историю именно западного богословского творчества, в частности римских писателей, нельзя понять без знакомства с немалочисленной группой североафриканцев. Условия в этой церковной области были особенными, они наложили свой отпечаток на направление её богословской литературы, писателей и затронутые темы.

Значение африканской литературы, конечно, не таково, чтобы выдерживать сравнение с александрийской. Если у города Александра Великого, Оригена1 и Афанасия2 были все данные, чтобы на несколько столетий стать крупнейшим центром христианской жизни, средоточием религиозного просвещения, и дать свое имя первенствующему течению богословской мысли, то город Тертуллиана3 и Киприана4 никак не мог претендовать быть такой религиозной столицей. Однако это не значит, что Карфаген был каким-то захолустьем. Если это и провинция, то провинция высшего класса. Североафриканская область не могла быть захолустьем прежде всего потому, что слишком значительны и глубоки были влияния на нее извне. Не следует забывать всей дохристианской истории Карфагена и Нумидии. Последовательная колонизация её Финикией, Грецией, Римом духовно подготовили её гораздо больше стать ареной культурной деятельности, чем другие области западного мира (хотя бы Галлия, Германия, Паннония). В этой дохристианской эпохе ряд слагаемых вошли в цивилизацию Северной Африки. Пунические, эллинские и латинские влияния оставили свой след на всем. Торговля с выходцами из далекой Финикии способствовала росту богатства африканских городов, а, следовательно, и их культуре. Непрестанная борьба с соседними Грецией и Римом, пунические войны, слава брани, имена Ганнибала, Катона, Сципиона, Цицерона неразрывно связаны с историей Карфагена и ему смежных областей. Остатки мрачной финикийской религии, разбросанные повсюду жертвенники Ваалу, Таните (Небесной Деве), Драгону, Балдиру, и страстный темперамент африканского населения скажутся впоследствии как немаловажный фактор в истории развития карфагенских религиозных настроений. Мы имеем в виду примеры обличительного пафоса Тертуллиана, его ригористических крайностей в период увлечения его монтанизмом, острота споров о перекрещивании еретиков и приеме в Церковь отпадших во время гонений, и, наконец, знаменитый раскол донатизма с его экстремизмом в церковной политике.

Кроме того, следует отметить, что самое начало западной богословской письменности зародилось именно в области Проконсульской Африки. Первые же ее представители нашли богословские формулы, которые запад навсегда усвоил для себя5.

В этом калейдоскопе событий особое место занимает творчество христианского апологета Арнобия. Его жизнь пришлась на один из самых драматичных периодов истории церкви. Он обратился ко Христу в момент наиболее глубочайшего культурного кризиса античности, когда привычная, просуществовавшая несколько веков и казавшаяся незыблемой религиозная традиция окончательно сходила на нет. Арнобий пишет свою апологию на фоне страшных социальных потрясений в атмосфере неуверенности и озлобления римского населения против христианства (Arn. Adv. n., I, 21 и далее).

Таким образом, задачи нашего исследования сводятся к изучению актуальных вызовов, с которыми столкнулась церковь на рубеже веков. С другой стороны, мы имеем дело с достаточно молодой литературной традиций - латинским христианством, - своеобразие и основные тенденции развития которого нам также необходимо выделить. Помимо этого, «Против ересей» - нетипичное произведении христианской литературы, так как Арнобий не цитирует произведения христианских авторов, что ставит его в несколько обособленное положение, с причинами чего мы также попытаемся разобраться. Остановимся мы и на особенностях языка апологета. Относительно римской литературы А. Ф. Лосев замечает: «Нигде в античной литературе не было такого трезвого анализа действительности»6. Это в полной мере относится и к трудам христианских писателей Северной Африки, которые вместе с латынью привнесли и такие особенности, как повышенный натурализм, трезвую оценку жизни, особое выделение окружающего быта и его драматизма.

Таким образом, мы рассмотрим целый комплекс проблем, связанных как с жизнью Арнобия и христианской общины Северной Африки, так и единственным его произведением «Против язычников».
Глава 1. Христианские общины Северной Африки

1. Распространение христианства в Северной Африке

Племена, населявшие Северную Африку, - нумидийцы (ливийцы), мавры, берберы - ещё в глубокой древности, когда происходила миграция по берегам Средиземного моря, попали под влияние финикийцев, которые, опередив греков, помешали широкому проникновению греческой цивилизации в эту страну. Сопротивление, которое римляне встретили на африканском континенте, было слабым. Только Карфаген вёл упорную борьбу. После разрушения этого города в 146 г. до н. э., римляне заняли Карфагенскую область и распространили свою власть на смежные с ней территории.

С середины I в. до н. э. римское правительство начало осуществлять политику активной латинизации Северной Африки. Тогда там доминировал язык, принесённый финикийцами, хотя, например, у берберов доминировал свой национальный язык и своя национальная письменность. Однако финикийский не имел того влияния среди североафриканского населения, которое имел греческий среди провинций, охваченных эллинской цивилизацией. Там греческий язык широко применялся в официальных сношениях с римским правительством, его чиновниками, имя императора на монетах писалось по-гречески. Здесь же правительство в своих официальных сношениях употребляло латынь, финикийский допускался как язык культуры, частной жизни.

Таким образом, наследницей финикийского языка стала латынь. И хотя греческий в середине I в. до н. э. в Северной Африке был известен больше, чем латынь (ею пользовались лишь только чиновники, солдаты, италийские купцы), и, казалось, давал больше оснований для эллинизации африканской провинции, по воле римских правителей Африка оказалась включённой в ареал господства латинского языка и попала в сферу влияния латинского Запада, который со временем составил противоположность греческому Востоку.

После основания заново Карфаген превратился в крупный римский город, а по числу жителей и богатству почти сравнялся с Александрией. Он стал вторым после Рима городом латинского Запада. В нём шла бурная деятельность, широко предлагались развлечения, процветали пороки. При этом Карфаген вырос в самый большой центр латинской науки и литературы, отсюда африканское влияние распространилось даже на римскую литературу эпохи империи.

На эллинизированном Востоке быстрое распространение христианства стало возможным благодаря александрийскому переводу Священного Писания с еврейского языка на греческий, который был там в общем употреблении. Но для того, чтобы новая религия смогла совершить мировой прорыв, перейти с Востока на Запад, требовался перевод священных книг на язык, доступный его народам. Такой перевод был сделан на распространённую тогда среди западных народов вульгарную латынь, из которой формировалась романская речь. То обстоятельство, что христианские вероисповедные тексты зазвучали на общепринятом языке Римской империи, стало одним из решающих шагов превращения христианства в мировую религию.

Если в Риме ещё могли обходиться греческими переводами библейских текстов, то в Африке низкий уровень знания греческого языка делал латинский перевод Библии крайне актуальным. Кроме того, римская церковь, в то время принадлежавшая к сфере греческого влияния, была меньше заинтересована в появлении латинского перевода: христианская община Рима в первые три века нашей эры пользовалась греческим языком. Перевод предприняла ориентированная на латынь культурная и религиозная среда, не умевшая читать религиозную литературу на греческом языке. Именно такой средой была Африка.

Есть большая вероятность того, что древнелатинские тексты Библии (так называемой «Италы») переводились, либо редактировались при деятельном участии африканской общины. В пользу африканского происхождения говорит сходство языка латинского перевода Библии (Вульгаты), выполненного в IV в. Иеронимом Стридонским, с вульгарной латынью, употреблявшейся в североафриканской провинции империи. По мнению А. Донини, «именно в Северной Африке началась латинизация церкви, а не в Риме»7. Африканцы своим лингвистическим опытом невольно содействовали росту духовного обособления латинского мира, усилению разделения латинской и греческой культуры, подготовке распада христианской церкви на восточную и западную ветви.

В Африке латынь впервые получила распространение среди простонародья. «Итала», первый перевод Библии на латынь, по стилю и лексике сильно отличался от «Вульгаты» Иеронима, далёк он и от классической латыни, но находится ближе к простонародной среде. Роль африканского христианства не ограничивалась участием в переводе Библии. По сути дела, вся латиноязычная христианская полемическая литература, пока римская церковь оставалась греческой, появлялась в Африке. Африканская церковь дала богослужению первые гимны, культ мучеников, погребальные поминки, по образцу тризн языческого культа, обычаи особых форм пищевых запретов. Апокрифическая литература мало соответствовала новым обычаям. Поэтому был разработан так называемый «канон Муратори», составленный на латинском языке африканцев8. Апокрифы были переведены тогда, когда их функция была уже исчерпана. Таким образом, гностические ереси эллинизированного Востока почти не затронули латинский Запад.

Относительно самого распространения христианства в церковной традиции во II в. сформировалось четкое представление, что 12 апостолов обошли весь мир с проповедью новой веры. Так, «Пастырь Гермы» указывает, что было 12 народов, и всем им христианство проповедано апостолами (Herm. Vis. IX, 17). Так каждая область, где появилось христианство, имела свою миссионерскую легенду, которая обыкновенно начиналась с апостолов. О масштабах распространения христианства к началу III в. н. э. имеются сведения у Тертуллиана в сочинении «Против Иудеев»: «Так в кого же как не в Христа уверовали все народы? Парфяне, мидяне, эламиты, жители Месопотамии, Армении, Фригии, Каппадокии, Понта и Асии, Памфилии, Египта и частей Африки, находящихся за Киринеей и жители Рима, и разные обитатели Гетулии, многочисленные жители Мавритании, все пределы Испании, разные народы Галлии, и недоступные для римлян места Британии, но подчиненные Христу» (Tert. Adv. Iud 18). На замечания, что христиане враги Римского государства, он отвечал, что тогда «...у вас больше врагов, чем граждан, потому что все ваши граждане сделались христианами» (Tert. Apol. 37). Эти утверждения высказываются в излишне полемичном, ораторском тоне и потому далеки от точности. Если мы обратимся к другому сочинению этого апологета, то узнаем более скромные данные. Желая устрашить проконсула Африки Скапула, Тертуллиан заявляет, что если «проконсул воздвигнет гонения на христиан, то придется перебить около 1/10 жителей Карфагена» (Tert. Ad Scapulam, 5). Некоторые коррективы дает Ориген (185-253 гг.) в своем толковании евангелия от Матфея. Возражая тем, кто ожидал скорейшего второго пришествия, он указал, что Евангелие еще не было проповедано у многих народов, упомянутых Тертуллианом как уже уверовавших (Origen. Contra Cels. III, 30), и что в каждом отдельном городе число христиан сравнительно с числом граждан «еще не очень много».

Истоки христианских общин в Северной Африке неясны. Вероятнее всего они появились здесь в среде карфагенской иудейской диаспоры, которая поддерживала тесные торговые отношения с морскими центрами Сирии и Египта, а затем и среди местного населения и римлян. На еврейском кладбище, открытом в Гамарте, недалеко от Карфагена, обнаружены следы памятников христианского происхождения, на которых видны изображения якоря, символа креста, и голубки, олицетворяющей искупленную крещением душу9. Самые ранние письменные упоминания о христианах в Северной Африке связаны с гонениями 180 г. Описывают эти события «Деяния мучеников Скилии»10, первое христианское сочинение на латинском языке. Описание гибели христиан, сделано, вероятно, на основе протоколов допросов, проводившихся римскими чиновниками. Мученики были осуждены на обезглавливание в Карфагене при проконсуле Вегеллии Сатурнине. В 197 г. во время антиримских волнений также были репрессии против христиан. Им, схваченным тогда верующим, выразил свою солидарность Тертуллиан в трактате «Мученикам». В 202 г. по эдикту Септимия Севера, запрещавшему принятие христианства, было убито шесть верующих, мученическая смерть которых описана в «Мучениях святых Перпетуи и Фелициты». Среди мучеников были и свободные, и рабы, и римляне из знатных семей. Преобладали представители низших сословий. В своих «видениях» мученица в раю разговаривала по-гречески, это указывает, возможно, на богослужебное употребление греческого языка, и на то, что лица греческого происхождения преобладали среди христиан Карфагена. В то же время Северная Африка - родина христианской литературы на латинском языке. В 197 г. глава карфагенской общины Агриппин смог созвать на собор 70 епископов из проконсульской Африки и Мавритании. В 256 г. на соборе, созванном по поводу крещения отступников и еретиков, присутствовало 87 епископов из Африки, Нумидии, Мавритании. Протокол с подписями епископов сохранился среди произведений Киприана. Многие епископы Северной Африки находились в оппозиции Киприану и не явились на собор. Гарнак считает, что в середине Ш века в Африке было не менее 130-150 епископств.
2. Карфаген

О жизни христианской общины Карфагена стоит упомянуть отдельно.

Если Карфаген во многом зависел от Рима, откуда к нему могли придти и первые миссионеры, все же одним римским влиянием дело ограничено быть не может. Эти влияния многочисленны. Под этими многоразличными зависимостями Церковь и развивалась успешно и разносторонне. Бледной церковная жизнь во всяком случае не была. Ко времени Киприана и Тертуллиана Карфаген уже знал разработанную церковную иерархию: епископы (причем карфагенский носил титул папы), пресвитеры, диаконы, чтецы, исповедники, вдовы, девы и даже, в среде мирян, разделения на лаиков, оглашенных, кающихся, слушающих. Литургическая жизнь носила на себе отпечаток римского происхождения, не исключающего, однако, и других поместных влияний. Рим не сразу все себе подчинил. Карфаген умел неоднократно противопоставлять ему свои вкусы и желания. Говоря о литургической культуре, следует указать на то, что из Карфагена пришло к нам и первое описание агапы.

Жизнь церковной общины сосредотачивалась вокруг кладбища. В Карфагене хоронили не в катакомбах, а на открытых местах, на «полях мертвых». Это были area martyrurn. Сигналом к гонению Септимия Севера был крик: аrеае nоn sint, т.е. «кладбищ больше да не будет», как нам о том свидетельствует Тертуллиан в своем послании к Скапуле (Tert. Ad Scapulam, 8). На этих полях мучеников, вокруг центрального портика с его mensa, собирались христиане для своих евхаристических собраний.

Как говорилось выше, первым христианским литературным памятником в Африке, как, впрочем, и во многих других частях христианского мира, надо признать мученические акты, писанные еще на греческом языке, наряду с которыми, правда, появился быстро и их латинский текст. Самым ранним мученическим актом следует считать так называемые Acta Scilitana, которые можно совершенно точно датировать 17 июля 180 г., то есть временем императора Коммода, и акты св. мученицы Перепетуи, относящиеся ко 2 февраля 202 или 203 г., то есть ко времени императора Септимия Севера.
3. Основные христианские писатели Северной Африки

На этой насыщенной различными культурными влияниями почве христианское богословское просвещение дало богатую поросль. Среди богословских писателей Северной Африки первенствует по времени, и, может быть, даже по своему литературному значению, карфагенский пресвитер Тертуллиан, в прошлом ритор и адвокат, а в конце своей жизни глава монтанистического течения в североафриканских провинциях. Это яркий апологет, острый полемист, страстный проповедник суровой морали и ригорист в своих воззрениях. Его влияние на развитие западного богословия бесспорно и неизгладимо. Литературный его талант, несмотря на грубость стиля и необработанность латыни, послужит примером подражания для многих. Но соперничать с первыми александрийцами, Климентом и в особенности Оригеном, он не может. Тертуллиану не хватало аккуратности, чтобы стать глубоким богословом, и культуры, чтобы быть большим писателем. Экзегетической жилки в нем совсем не было. Все поглощалось в нем его полемической ревностью и страстностью его бурного темперамента.

Его современник, Марк Минуций Феликс, по происхождению хотя и не африканец, а по служебному положению римский судебный чиновник, но бесспорно связанный так или иначе с Африкой, и перенесший в Африку действие своего диалога «Октавиан», был, наравне с Тертуллианом, одним из выдающихся христианских апологетов своего века. Он представитель тех, кто не рождались христианами, а становились ими после длительных исканий. Эти люди принимали Христианство по собственному опыту, так сказать, «экзистенциально», а не по привычке, не под влиянием быта, не в силу атавистических побуждений. Значение его «Октавиана» для западной религиозной мысли - как бы ни решать вопрос о его зависимости от Тертуллиана и кому из них двух ни приписывать первенство в написании - совершенно бесспорно.

Не менее яркой, чем Тертуллиан, и, во всяком случае, более привлекательной фигурой в группе североафриканских учителей и писателей того времени является мученик и епископ карфагенский Киприан. Он совершенно не богослов, не экзегет и не философ, очень далек от апологетики тертуллиановского стиля, но горячий поборник идеи единства Церкви и защитник ее как от внешних опасностей, еретиков, так и от внутренних опасностей, епископской кафедры Рима. Если Ириней Лионский в свое время обосновывал единство церковное единством предания, или, что то же, вероучительным моментом, то Киприан его обосновывает моментом административно-каноническим, единством власти епископа.

В ту же эпоху, до вселенских соборов, африканская Церковь выдвигает еще двух писателей. Первый – собственно описываемый нами Арнобий Старший, называемый так в отличие от Арнобия Младшего, современника пелагианских споров, был сначала известным ритором из Сикки в Нумидии, а потом стал защитником христианства. Он автор большого трактата «Против язычников», написанного в конце III в. (первые две книги) и в начале IV в. (остальные пять). Второй - Луций Цецилий Фирмиан Лактанций, ученик Арнобия и автор древнейшей на Западе системы христианского вероучения Institutiones divinae в 7 книгах и ряда менее значительных трактатов. В истории развития догматического сознания Запада Лактанций представляется весьма заметным писателем, способствовавшим созреванию богословского просвещения.
Глава 2. Жизнь и время христианского апологета Арнобия

1. Эпоха и основная проблематика творчества христианских писателей III-IV в. н. э.

Политическая жизнь Римской Империи в III в. н. э. была далека от своих лучших времён. Социальное равновесие эпохи Адриана и Марка Аврелия, отошло в прошлое. Наступившие после этого времена были полны драматизма и отчетливо проявлявшихся явлений структурного кризиса.

Одержавший победу над другими претендентами на власть император Септимий Север повел в конце II - начале III вв. политику, враждебную сенату, рассчитывая исключительно на поддержку со стороны войска. Распустив старую преторианскую гвардию, состоявшую из полноправных римских граждан, и создав новую, рекрутировавшуюся из солдат дунайских и сирийских легионов, а также сделав офицерское звание доступным любому выходцу из провинции, Септимий Север углубил начатый еще при Адриане процесс варваризации армии. Тот же политический курс — ослабление позиций сената и опора на войско — продолжил сын императора, Марк Аврелий Антонин Каракалла. Знаменитый эдикт Каракаллы 212 г., предоставивший права римского гражданства всему свободному населению империи, явился завершением длительного исторического развития Римского государства от маленького замкнутого италийского полиса к универсалистской космополитической империи.

За убийством заговорщиками Каракаллы последовал недолгий период хаоса и распада в правление молодого, но развращенного и ненавистного всем императора Бассиана, прозванного Гелиогабалом за свою приверженность культу Солнца, который он хотел официально ввести в Риме вместо традиционной римской религии. Гелиогабал также погиб от рук заговорщиков, и только при его двоюродном брате, Александре Севере, наступило — впрочем, столь же недолгое — успокоение: новый император пытался достичь согласия с сенатом, усилить дисциплину в армии и одновременно снизить расходы на ее содержание, чтобы вообще ослабить ее роль в жизни государства. Понятно, что недовольство войска привело к новому заговору: в 235 г. Александр Север был убит, и с этого момента начался полувековой период политического хаоса, отмеченный борьбой за власть между различными претендентами, выходцами из простых солдат, опиравшимися только на их поддержку.

Солдатские императоры сменяли друг друга на престоле с головокружительной быстротой и обычно погибали насильственной смертью, несмотря на то что некоторые из них, например Деций, Валериан и Галлиен, стремились как-то нормализовать обстановку. При этом они, как правило, апеллировали к старым государственным и религиозным традициям Рима, что приводило, в частности, к вспышкам гонений на христиан. Внутри- и внешнеполитическая ситуация оставалась крайне тяжелой: императорам приходилось не только давать отпор германским племенам франков, алеманнов, готов, но и бороться с узурпаторами, появлявшимися то здесь, то там в провинциях, где верные узурпаторам легионы провозглашали их императорами. В течение III в. многие провинции на продолжительное время вообще порывали всякие связи с Римом и становились фактически независимыми. Только в начале 70-х гг. III в. императору Аврелиану удалось вновь подчинить власти Рима отпавшие провинции Галлию и Египет.

Справившись с этой задачей, Аврелиан начал именовать себя «восстановителем мира», а позднее приказал называть его «государь и бог», на что его предшественники не решались, опасаясь посягнуть на еще сильные в Риме республиканские, антимонархические традиции. На Марсовом поле был воздвигнут при Аврелиане храм Непобедимому Солнцу как высшему божеству и верховному покровителю государства. Но и присвоив себе титул «государя и бога», император не избежал общей участи римских правителей того столетия — в 275 г. он был убит заговорщиками, и политический хаос вновь воцарился на всей территории империи.

Распад государственной системы, внутренние междоусобицы, нападения германских племен и длительные безуспешные войны с персами, создавшими в III в. могущественную державу Сассанидов, — все это усугубляло острый экономический и социальный кризис римского общества, ставший очевидным еще на исходе предыдущего столетия. Коммуникации в империи стали ненадежны, что подорвало торговлю между провинциями, стремившимися теперь ко все большей хозяйственной самостоятельности и замкнутости, ограничивая масштабы производства размерами, достаточными лишь для удовлетворения потребностей своего населения.

Центральная власть испытывала хроническую нехватку средств, ибо расходы на содержание императорского двора, должностных лиц, армии опустошали казну, доходы же с провинций поступали нерегулярно. В провинциях, как уже говорилось, нередко всем заправляли узурпаторы, а не представители римских властей. Чтобы справиться с финансовыми трудностями, государство нередко прибегало к обесцениванию денег: так, уже при Септимии Севере содержание серебра в денарии сократилось наполовину, при Каракалле еще уменьшилось, а к концу III в. серебряный денарий был по существу медной, лишь слегка посеребренной монетой. Инфляция, обесценивание денег вызвали усиленную тезауризацию старой, полноценной монеты, т. е. ее накопление в кладах, многие из которых были позднее раскопаны археологами. О размерах таких кладов может свидетельствовать находка, сделанная в Кёльне: более 100 золотых монет и свыше 20 тыс. серебряных. Инфляции сопутствовал рост денежных вложений в приобретение земельных владений. Арендная плата за землю повышалась, что вело к разорению колонов, все больше вытеснявших из сельского хозяйства рабов; теперь колонам приходилось очень трудно, и многие из них оставили деревню. Эдикт Каракаллы, предоставивший права римского гражданства всему свободному населению империи, имел, несомненно, фискальные цели, а именно охватить всех подданных императора единой налоговой системой. Росло долговое бремя, стремительно повышались цены, количество же рабочих рук сократилось, ибо доставлять все новых рабов было уже неоткуда. К тому же усиление эксплуатации рабов и колонов вызывало с их стороны упорное сопротивление. Во второй половине III в. по всем провинциям империи, особенно в Африке прокатилась волна восстаний угнетенных и обнищавших низов. Восстания эти были наиболее ярким симптомом кризиса всего римского государства.

Однако, клонясь к упадку, античный мир сумел создать в то время последнюю оригинальную философскую концепцию — неоплатонизм, явившийся как бы синтезом идеалистической греческой философии предшествовавших столетий. Основатель неоплатонизма — Плотин из египетского города Ликополь. Хотя сам он называл себя лишь толкователем, комментатором Платона, в действительности разработанная Плотином система, которую он позднее преподавал в Риме, была значительным развитием платоновского идеализма, обогащенного элементами стоицизма и пифагорейства, восточной мистики и синкретической философии Филона Александрийского. Плотин признавал единственным сущим некий трансцендентный абсолют — «единое», из которого, как свет из солнца, исходят все менее совершенные формы бытия — так называемые гипостазы: мир идей, мир душ и, наконец, мир тел. Цель жизни — возвращение человеческой души к ее источнику, т. е. познание ею «единого», слияние с ним, что достигается не путем рассуждения, но путем экстаза; сам Плотин, по его словам, испытывал такой экстаз несколько раз в жизни. Философия Плотина и его последователей-неоплатоников проникнута духом возвеличения аскетического, абстрактного, спиритуалистического и отрицания телесного, мирского. Учение это как нельзя лучше отражало атмосферу идеологического и социального кризиса и сразу получило широкое распространение во всей империи, оказав, в частности, сильное влияние и на христианство. Наряду с неоплатониками (Arn Adv. n.), остававшимися язычниками, как ученик Плотина Порфирий или Ямвлих, основатель и руководитель школы неоплатоников в Сирии, мы находим многочисленных неоплатоников также среди писателей христианских. Виднейшие из них — неутомимый и плодовитый Ориген Александрийский, отождествлявший вечный Логос, или Слово, с образом Христа, и ученик Оригена Дионисий Великий из Александрии.

С другой стороны, внутри самой христианской церкви усиливалась имущественная дифференциация. Конечно, проблема была не нова. Традиционно и отечественная, и зарубежная историография придерживается (с некоторыми оговорками) точки зрения, что первые христиане были представителями низов общества. В данном случае нам важно, что во II - III вв. все больше и больше людей состоятельных, в том числе принадлежавших к самым верхам, принимали новое вероучение11. В целом данная проблема традиционна для всей истории раннего христианства. Во II - III вв. социальные условия и социально-психологическая обстановка приводили к увеличению числа христиан в среде людей не просто состоятельных, но и занимавших высокое положение в обществе. Известно, что любовница императора Коммода Марция была христианкой и помогала своим собратьям по вере во время их преследований. Около середины II в. среди римских христиан появился некий Маркион, богатый судовладелец из провинции Понт в Малой Азии. Маркион сделал значительный денежный взнос в казну римской общины и попытался занять там руководящее положение. Косвенное свидетельство о наличии среди римских христиан людей, обладавших достаточным общественным весом, содержится в письме антиохийского епископа II в. Игнатия, адресованном римским христианам. В этом письме Игнатий, попавший в тюрьму, просит римских собратьев не использовать свое влияние для его освобождения12.

В III в. в ряде районов появляются надгробия, на которых увековечены имена людей, принадлежавших к новому вероучению. На общем надгробии некой знатной семьи из г. Аполлонии в Малой Азии (представители этой семьи занимали наследственную должность членов городского совета) один из ее членов назван христианином. В другой знатной семье (она прослеживает своих предков вплоть до Августа) из этого же города также были христиане. По свидетельству Тертуллиана, приближенным императора Септимия Севера был прокуратор-христианин; а в изданном в середине III в. эдикте императора Валериана говорится о наказании, которому должны подвергнуться за приверженность к христианству люди, принадлежащие к высшим сословиям в государстве.

То, что римская знать стала обращаться в христианство, не должно вызывать удивления. Если римские сенаторы готовы были верить "пророку" Александру, то еще сильнее могли привлекать их христиане, чье учение создавало ощущение неформальной общности, обещало спасение каждому, к какой бы народности он ни принадлежал и какое бы социальное положение он ни занимал.

Увеличение числа состоятельных людей среди христиан шло не только за счет проникновения извне; некоторые христиане, продолжая свою «мирскую» деятельность, могли использовать связи между христианами разных городов, помощь, оказываемую собратьями, а иногда и общинные средства для личного обогащения. В письме епископа Смирны Поликарпа христианам г. Филиппы (около середины II в.), между прочим сказано, что автор письма скорбит о некоем Валенте, который некогда принадлежал к служителям общины (клиру), но проявил страсть к обогащению (по-видимому, за счет общинных фондов). Одним из способов приобретения богатств руководителями христианских общин была опека над завещанным имуществом. Христиане достаточно часто завещали свое имущество общине, назначая душеприказчиками пресвитеров; нередко пресвитеров назначали и опекунами над малолетними детьми. Использование наследства и опекунства в личных целях вызывало в III в. особые решения епископов, запрещавшие клирикам заниматься мирскими делами.

Вопрос об отношении к богатству остро стоит в христианской литературе II - III вв., и актуальность этого вопроса указывает на достаточную распространенность христианства среди зажиточных слоев населения. Эта проблема рассматривается, в частности, в произведении «Пастырь Гермы». Отношение к богатству: богатые христиане - это тоже камни, из которых строится церковь, но во время гонений эти люди «ради богатств своих могут отречься от господа». Чтобы спастись и стать настоящими христианами, они должны уменьшить свое богатство, отдав часть его неимущим. Он призывает к благотворительности: «Итак, благотворите, кто сколько получил от господа...» Отношение Гермы к богатству типично для христиан II - III вв. Никаких изменений к лучшему в земной жизни не произошло, второе пришествие не наступает, значит, единственная надежда в этом мире - на помощь своих более благополучных собратьев по вере. Герма даже пытается обосновать взаимную зависимость богатых и бедных: богатые, отдавая часть своего состояния бедным, становятся угодными богу, так как бедняки, живущие за счет подаяния, молятся за них. Только к тем, кто наживается за счет верующих, Герма непримирим. Так, он резко осуждает тех служителей, которые «худо исполняли служение», расхищая имущество вдов и сирот и наживаясь от своего служения.

Итак, даже в среде христиан из низов появляется примирительное отношение к богатым, что, в свою очередь, способствовало притоку зажиточных людей в христианские общины. А в III в. христианский богослов Климент Александрийский написал сочинение «Какой богатый спасется?», в котором осуждал стремление к роскоши, свойственное верхам римского общества, но при этом он не выступал против богатства как такового. «Господь не осуждает богатства и не лишает людей небесного наследия за одно то, что они богаты, особенно когда они ревностны в исполнении его заповедей», - пишет Климент.

В III в. меняется в христианских общинах и отношение к занятию различных государственных должностей, что христиане I в, считали совершенно недопустимым. По-видимому, к началу IV в. христиан, занимавших городские должности, было уже такое количество, что собор епископов, собравшийся в 305 г. в г. Эльвире, вынужден был высказать свое отношение к этим людям. Судя по постановлению собора, были христиане, занимавшие даже официальные жреческие должности. Собор постановил, что тем, кто приносил жертвы и устраивал кровавые игрища, нельзя состоять в христианской общине до конца дней; тем же, кто устраивал только праздничные игры, доступ разрешался, но лишь после соответствующего покаяния. Такое сравнительно терпимое отношение к занятию христианами жреческих должностей (речь шла прежде всего о служителях императорского культа) было вызвано не только притоком в христианство людей, занимавших те или иные официальные должности, связанные с оказанием божеских почестей императору, но и с изменением отношения христиан к официальным языческим культам, ставшим в их глазах просто частью государственной машины. Для первых христиан языческие божества были реально существующими демонами, враждебными силами. В Первом послании Павла к коринфянам говорится, что нельзя находиться в общении с демонами и приносить им жертвы (1 Kor. ). Но в III в. отношение к языческим культам приняло скорее ироничный характер.

Совсем по-другому дело обстояло с расколами и ересями внутри христианской церкви. Основными из них были: савеллианство как направление мысли, сливающее три лица Св. Троицы в одно целое, которое историки обычно называют монархианство, или модализм, ересь Павла Самосатского, акцент у которого был сделан не на триадологии, а на христологии — но также в системе модализма, утверждая принцип единобожия, Павел Самосатский заявлял, что Бог — «единое лицо», тем не менее, в Нем различаются, согласно Писанию, Логос и Премудрость, однако, они не нарушают Его единства. потому, что они сами — «неипостасны», то есть не имеют самостоятельного бытия и не представляют собой самостоятельных реальностей. В целом же на рубеж III – IV вв. пришелся рассвет еретических течений, что стало возможно благодаря тому, что с одной стороны, церковь достигла великолепных результатов в своей прозелитической деятельности, а с другой она оставалась структурой совершенно разрозненной и лишенной единого учения. Заметим, что как только канон будет окончательно сформирован, еретическая волна резко пойдет на убыль. Таким образом, деятельность Арнобия как христианского писателя и апологета приходится на очень непростой период как в жизни христианской церкви, так и в жизни Римской Империи. С одной стороны, политический хаос, сменяемый редкими передышками, деградация хозяйства и торговли, бесконечные восстания социальных низов, с другой - христианская церковь отходит от проповеди Христа, забываются принципы нестяжательства, церковь, раздираемая ересями, всё больше погружается в пучину политических распрей.

2. Жизнь христианского апологета Арнобия

О жизни апологета мы, как уже отмечалось выше, имеем свидетельство Иеронима. Он пишет, что Арнобий был преподавателем риторики в правление императора Диоклетиана (284—305 гг.) в городе Сикке Венерии. Данный город можно локализовать по сообщениям античных авторов. Он упоминается как Саллюстием (Sallustio Bellum Iugurthinum LVI) в связи с деятельностью Мария по снабжению армии, так и Прокопием Кесарийским (Procopii Caesariensis De Bello Vandalico II XXIV). Сикка располагалась в 100 км к югу от Карфагена и была и в республиканские и в византийские времена достаточно крупным торговым и сельскохозяйственным центром со значительным населением. Вполне можно предположить, что и христианская община Сикки была также значительной, и играла заметную роль в жизни карфагенской епархии. Далее Иероним сообщает, что Арнобий пользовался известностью в Африке, как блестящий преподаватель риторики и имел в числе своих учеников Лактанция. Будучи язычником, он постоянно вел борьбу против христианства; но когда, побуждаемый сновидениями, решился принять христианство, то должен был для того, чтобы убедить епископа в искренности своего обращения, написать сочинение в опровержение своей прежней религии, и когда он написал превосходные книги против язычников и таким образом как бы представил некоторого рода залог своей искренности, то был, наконец, принят в общение с христианской церковью. Иероним особо подчеркивает, что книг было семь. До нас действительно дошли все семь книг в единственной древней рукописи их (в соd. Paris. IX в.).



То, что Арнобий был преподавателем риторики, подтверждается как формой его апологии, отражающей сильное влияние риторики, так и самим содержанием, обнаруживающим свойственное всем лучшим риторам широкое знакомство как с общей греко-римской литературой, так, в частности, и с философской. Хотя у Арнобия нет прямых указаний на Сикку, но в его апологии встречаются многие африканские черты, дающие основание заключить, что он был африканцем – не только по месту своей деятельности, но также по рождению и образованию. В ней ясно заметны не только те особенности изложения, и в частности языка, которые свойственны африканским писателям, но также особое внимание автора к африканским городам и странам. Так, он говорит, что в известном году гетулы и пентаполийцы страдали от отсутствия дождей и засухи, между тем как у мавров и нумидийцев был богатейший урожай (Arn. Adv. n., I, 16), указывает на распространение христианства среди этих народов, упоминает о мавританских богах (Arn. Adv. n., I, 36). Монсо усматривает в апологии Арнобия даже черты чисто африканского патриотизма и неприязненного отношения к Риму13. И, действительно, нельзя не обратить внимания на то, что на Рим Арнобий смотрит как на чужой для него. Так, он говорит о владычестве римлян, как иноземец (Arn. Adv. n., VII, 40), и относит его к числу великих бедствий, постигших народы (Arn. Adv. n., I, 5). Он даже называет Рим основанным на погибель рода человеческого и явно выражает сочувствие порабощенным римлянами неповинным обитателям земли (Arn. Adv. n., VII, 51). Конечно, апологет нигде не говорит напрямую о своих политических взглядах, но их можно гипотетически реконструировать, сведя воедино приведённые высказывания. Весьма вероятно, что Арнобий был бы не против видеть Северную Африку политически самостоятельной, таким образом, к общему настроению апологии примешивается ещё и антагонизм Пунических войн. Мы ещё будем говорить о собственно религиозном аспекте прихода Арнобия ко Христу, но можно предположить, что гонимая официальным Римом вера, столь распространённая и куда более традиционная для Африки, чем для Италии, стала тем религиозным, политическим и культурным выходом, который он для себя избрал. Конечно, будучи человеком осторожным, Арнобий обратился к христианству после окончания гонений Диоклетиана.

Однако не стоит забывать, что в Африке и, в частности, в Сикке могли происходить и борьба Арнобия с христианством, и последовавшее за тем присоединение его к христианской Церкви. В Сикке и вообще в Африке в то время было очень много христиан, а в середине III в. этот город имел епископа14. Нет никакого основания сомневаться также в том, что Лактанций, - без сомнения, не в христианский, а в языческий период жизни Арнобия, - был его учеником. Хотя Лактанций в дошедших до нас своих произведениях не упоминает об Арнобии, но едва ли он имел в них повод указывать или ссылаться на него, за исключением разве (Div. Instit. V, 1), где перечисляются предшествующие христианские писатели, но это произведение было написано Лактанцием, по-видимому, в то время, когда апология Арнобия еще не получила распространения и могла быть неизвестна Лактанцию, жившему в то время не в Африке, а в Малой Азии. Поэтому неупоминанию Лактанция об Арнобии нельзя придавать значения, тем более что Лактанций мог говорить об Арнобии в недошедших до нас произведениях, как предполагает Гарнак15. Подтверждением же сообщения Иеронима о Лактанции как ученике Арнобия служит сходство многих мнений и отдельных мыслей Арнобия со встречающимися в произведениях Лактанция, свидетельствующее о влиянии первого из них на второго. Ничего невероятного нет также в том, что в обращении Арнобия в христианство имели значение сновидения. Это вполне соответствует духу того времени и подтверждается указаниями многих древнехристианских писателей на явления подобного рода. Так, Ориген, которого отнюдь нельзя заподозрить в легковерии, говорит: «Многие даже против собственного желания перешли в христианство после того, как некоторый дух внезапно до того изменил их ум, что они совершенно оставили ненависть к Слову и дошли до готовности умереть за Него, и это потому, что (дух) и наяву, и во сне не переставал действовать на их воображение. Мы знаем много таких случаев… мы сами были свидетелями и очевидцами таких случаев»16. Такие случаи в особенности часто происходили, как говорит Гарнак17, во времена гонений, когда жил Арнобий и когда многие преследователи христианства обращались в ревностных поборников его, делаясь из Савлов Павлами. Так, Евсевий Кесарийский, говоря о мученической кончине воина Василида, указывает на принятие им христианства вследствие явления ему ночью, во сне, мученицы Потамиены и добавляет: «Повествуют, что в Александрии в то время (в царствование Септимия Севера) много было и других, которые обратились к учению Христову внезапно, уверяя, что Потамиена являлась им во сне и призывала их к божественному Слову»18. Нам нет необходимости видеть в рассматриваемых сновидениях Арнобия чудесный характер и тем более признавать их причиной обращения его в христианство. Обращение его, как видно из апологии, было результатом сознательного убеждения в несостоятельности языческих религий, сновидения же могли быть отражением того душевного состояния, в котором он находился в этот критический период своей жизни, и послужить одним из толчков к окончательному решению его навсегда оставить язычество и принять христианство19. Также указанный Иеронимом повод к написанию апологии Арнобием подтверждается ее формой и содержанием. Она носит в некоторых местах явные следы спешной работы и показывает, что автор ее не вполне еще отрешился от языческих представлений, не имел ясного представления о некоторых из основных истин христианства и не обладал, по-видимому, непосредственным знакомством со Священным Писанием, вследствие чего некоторые ученые полагают, что Арнобий во время составления своего произведения принадлежал к числу катехуменов, которым не давались в руки книги Священного Писания20. И если Иероним, признавая апологию Арнобия написанной до принятия автора ее в общение с христианской Церковью или до крещения, тем не менее, не только вносит его в список церковных писателей (De viris illustribus), но и прямо относить к scriptores ecclesiastici и называет его «нашим» (Hieron. Epist. ad Tranquille, VIII), то есть христианским писателем, то это, может быть, объясняется не только самим характером апологии и тем, что автор при написании ее был по своим основным религиозным убеждениям христианином и причислял себя к христианам, но также и тем, что он уже принадлежал к классу оглашенных. То обстоятельство, что Иероним в «Хронике» относит Арнобия к ann. Abr. 2343=326—7 г. по Р. Хр., дает повод некоторым ученым видеть здесь указание на время обращения Арнобия в христианство или на год смерти его. Но, как видно из вышеприведенного свидетельства Иеронима, Арнобий вполне стал христианином и был принят в общение с христианской Церковью по окончании им апологии, написанной, как это будет указано ниже, во время гонений, до издания эдиктов о веротерпимости, то есть до 311 г. и следовательно гораздо ранее 326—327 г. Что же касается предположения об указании Иеронимом на год смерти Арнобия, то хотя оно само по себе не представляется невероятным, но для него нет твердой опоры. Обозначенный Иеронимом в «Хронике» год едва ли может считаться за определенное хронологическое указание. С этого года Иероним начинает свое продолжение «Хроники» Евсевия и начинает именно замечанием об Арнобии, по-видимому, потому, что этот писатель был опущен Евсевием21. Нет определенных указаний и на время рождения Арнобия. Из того обстоятельства, что Арнобий был учителем Лактанция, родившегося, как обыкновенно признается, около 250 г., следует лишь заключить, что он был старше Лактанция и родился еще в первой половине III в., приблизительно около 240 г.



Достарыңызбен бөлісу:
  1   2




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет