История адыгского народа за последние 200 лет сложи­лась столь неблагоприятно, что остается удивляться тому, что он еще жив

Само же существование феодальной хасы если и сохрани­лось в исторической памяти народа, то в очень смутном виде. Прежде всего это связано с эпохальными преобразованиями в жизни и сознании адыгов после утраты ими своей независи­мости, катаклизмами, последовавшими за Октябрьским пере­воротом, уничтожением в ходе гражданской войны и коллек­тивизации последних носителей и хранителей традиционной духовной культуры, наконец, с целенаправленной деформа­цией исторического сознания народа со стороны государства. В рамках вновь создаваемой тоталитаризмом истории вытрав­ливание памяти о реальных исторических процессах и фактах было возведено в ранг государственной политики. И это впол­не закономерно: когда рабство преподносилось как свобода,

15

а правда как ложь, сохранение памяти о реальной свободе и независимости адыгов в период существования полномочной хасы мешало бы утверждению новой идеологии.

Как бы то ни было, в этой сфере исторического сознания образовался вакуум, который стал заполняться вульгаризо-ваниыми схемами Л. Г. Моргана и Ф. Энгельса о народных собраниях в период военной демократии ^1? и нейтральными, с точки зрения властей, сюжетами из нартского эпоса. «Сове­ты» и «съезды» в Кабарде XVI—XVIII вв. рассматривались как архаические народные собрания, которые в свою очередь отождествлялись с советами нартов, что в целом служило од­ним из оснований для примитивизации уровня общественного развития адыгов. Возник, таким образом, порочный симбиоз тщательно препарированных данных фольклора о хасе и псев­доисторических знаний о ней, которые, к сожалению, приоб­рели характер устойчивого мифа.

Однако в таком «смещении» исторических представлений определенную роль, по-видимому, сыграло наличие каких-то общих черт между хасой нартов и феодальной хасой (при всех очевидных стадиальных и типологических различиях между ними).

Первая и наиболее очевидная сходная черта заключалась в том, что и та и другая представляли собой политический ин­ститут, являвшийся высшим органом власти в рамках того об­щества, где он функционировал. Во-вторых, вся общественная жизнь как нартов, так и адыгов в период феодализма вра­щалась вокруг хасы. В-третьих, эти советы были отделены от основной массы народа. В-четвертых, их состав не изби­рался. В нартскую хасу могли приглашать особо прославлен­ных героев, но сам народ не избирал их. Внешне примерно

16

так же (во всяком случае до 60-х годов XVIII в.) обстояло дело и на феодальных советах, в которых князья и знатные дворяне участвовали в силу своего наследственного статуса и положения вотчинников. В-пятых, деятельностью этих со­ветов руководил пожизненно избираемый председатель (Нэс-рэн Жьак1э у нартов, пщы-тхьэмадэ — в феодальной хасе).

В адыгском языке, помимо слова «хасэ», есть и другие слова, обозначающие собрание, совещание, совет, съезд и т. д. На этом основании некоторые советские историки предлага­ли называть сословно-представительное собрание как зэхуэс или зэ1ущ!э ¹⁹. В этой связи следует вспомнить, что еще Я. По­тоцкий называл собрание представителей князей и дворян «поком». Хан-Гирей тот же институт обозначал как «зефес»²⁰, а К- Ф. Сталь как «зауча»²¹.

В данном случае нет ничего более непродуктивного, чем жестко привязывать значение какого-нибудь из этих слов только к одной разновидности собрания. Здесь все зависит от реального контекста их употребления. Ошибочным пред­ставляется также их противопоставление термину «хасэ». Го­ворят и пишут: «хасэм и зэ!ущ!э» (совещание хасы), «хасэм и зэхуэс» (собрание хасы), «хасэм и пэк!у» (съезд хасы). (Следовательно, «пок», о котором писал Я. Потоцкий, был съездом хасы). Противопоставлять эти слова друг другу, а тем более доказывать предпочтительность одного из них по сравнению с другим, нелепо, ибо каждое из них необходимо и обретает точный смысл только в определенном контексте. Слова зэ1ущ!э, зэхуэс и пэк!у означают всякое совеща­ние, съезд, собрание, сбор людей для решения тех или иных вопросов, но при этом они могут и не быть органом власти, т. е. хасой. Во многих же ситуациях «хасэ» может обозначать­ся как зэТущДэ, зэхуэс и пэкТу. Соответственно, эти слова вы­ступают синонимами, чем и объясняется их широкое исполь­зование в источниках XVIII — первой половины XIX века. Но

2 Заказ № 6174 17

не всякое совещание, собрание и съезд (а тем более сбор лю­дей) представляет собой хасу. В семантическом поле, образу­емом сочетанием указанных слов, слово «хасэ» является на­званием институционализированного органа власти и отража­ет главным образом структурно-функциональный аспект представительного собрания, а слова «зэ1ущ!э», «зэхуэс» и «пэк!у» обозначают его процессуальную сторону и формы про­ведения.

Наконец, одним из аргументов в терминологических спо­рах является форма актуализации первоначального содержа­ния слова «хасэ». Имеется в виду тот факт, что им обознача­ется организация, начинающая претендовать на ту роль, ко­торая принадлежала феодальной хасе в период независимости адыгов. Как бы мы ни оценивали это обстоятельство, оно кос­венно свидетельствует о том, чем был для них этот политиче­ский орган в прошлом и как он назывался.

Необходимо сказать и о терминах, содержащихся в ка­бардинском переводе книги Изет-паши: «ц!ыхубэ хасэ ищхьэ», «л!ыщхьэ хасэ» и «хей зыщ!э хасэ»²².

Интерес к ним оживился в связи со статьей М. Мижаева ²³, который, судя по всему, не сомневается в том, что они харак­терны для кабардинского языка в XVI—XVIII вв. Следует, однако, учитывать, что Изет-паша (полное имя — Джунэты-къуэ Исуф Изет-пащэ) написал свою книгу на турецком язы­ке в 1912 г., которая в 1933 г. была переведена Абдул Хамид-беем (Хъуэстыкъуэ) на арабский язык, с которого и сделан перевод X. У. Эльбердовым. Хотя решающее слово в установ­лении степени адекватности переводов в конечном счете при­надлежит востоковедам, знающим наряду с кабардинским и русским старотурецкий и арабский языки, уже сейчас самого поверхностного знакомства с кабардинским текстом достаточ­но для вывода о том, что перед нами несовершенный, вольный, а зачастую весьма искаженный перевод. Порой даже не ве­рится, что он сделан таким большим знатоком кабардинского языка, каким, безусловно, был X. Эльбердов. Здесь и явное калькирование с арабского языка, обилие фраз, чуждых ка­бардинскому языку, употребление без всякой на то необходи­мости руссиих слов: народ, член, собрание, з'акон, объявление и т. д.

Сказанное являлось бы не более чем предвзятым предпот ложением, если бы мы не располагали исходным текстом, на который ссылается Изет-паша, касаясь представительных ор­ганов власти. В своих суждениях о хасе он основывается на известном историческом труде Ш. Б. Ногмова. В таком слу­чае мы имеем дело не с двойным, а с тройным переводом (с

18

русского на турецкий, с него на арабский, с последнего на кабардинский). Если же окажется, что Изет-паша пользовал­ся немецким изданием, то возможность искажения текста ори­гинала возрастает еще в большей степени.

Вызывает сомнение и словосочетание «хей зыщ!э хасэ». Ш. Б. Ногмов, на которого ссылается Изет-паша, обозначает словом «хеезжа»²⁵ (по-видимому, «хеящ!э») сельские третей­ские суды, учрежденные Бесланом Джанхотовым в первой по­ловине XVI века. Но он не употребляет его в сочетании со словом «хасэ» или с каким-нибудь другим словом, означаю­щим собрание. Окончательно запутывается вопрос, когда сло­во «хей» приводится как синоним «хасз ищхьэ». Между тем, по сведениям того же Ногмова, оно означает «главный суд», возникший в рамках судебной реформы, проведенной Бесла­ном Джанхотовым. Вне этого контекста слово полисемантич-но и означает суд вообще, невиновный, правый и т. д. Что же касается определения «ищхьэ», то оно, вероятно, имеет смысл для разграничения общекабардинской хасы и хасы в удель­ных княжествах.

И последний вопрос: какой же элемент в этих словосоче­таниях отражал реально существовавший институт? Ответ очевиден: само слово «хасэ». И то обстоятельство, что X. У. Эльбердов для обратного перевода названия высшего представительного органа власти в феодальной Черкесии не нашел другого слова, кроме слова «хасэ», лишний раз подчер­кивает, как сами адыги называли этот институт в не столь отдаленном (от его поколения) прошлом. Дополнительные же

2* 19

§ 3. ХАСА И ВЕРХОВНЫЙ КНЯЗЬ

В адыгском фольклоре имеются косвенные данные о том, что легендарный Инал, считавшийся родоначальником кабар­динских и бесленеевских князей, был избран верховным кня­зем именно на хасе ²⁶.

Но первые достоверные сведения о «больших» или «на­чальных» кабардинских князьях²⁷ мы встречаем в летопис­ных известиях середины XVI века, документах о кабардино-русских отношениях того времени, а также в родословных росписях. В частности, в последнем виде источников специаль­но оговариваются случаи, когда «большое княжение» жало­валось в Москве, а в Кабарде это решение утверждалось или отвергалось. Даже если бы мы не располагали никакими дру­гими данными, уже сам факт неприятия или одобрения ка­бардинцами царских жалованных грамот предполагает нали­чие в Кабарде специального органа власти, компетентного ре­шать эти вопросы, а также существование в ней определенно­го порядка выдвижения и утверждения кандидатур на боль­шое княжение.

Архивные документы, относящиеся к концу XVI — началу XVII в., уже ясно показывают, что верховного князя избира­ли на «совете всей кабардинской земли* с соблюдением «ря­да», т. е. очередности между отдельными княжескими линия­ми, возводившими свой род к Иналу и составлявшими свое­образную братскую общность. Причем сама очередность бы­ла двухступенчатой: 1) сперва определялся «ряд» той или иной линии, а затем 2) внутри нее выдвигался претендент на «большое княжение», который утверждался на общем собра­нии князей и дворян Кабарды. После его смерти «большим» или «начальным» князем мог стать следующий за ним брат и так до тех пор, пока все братья не реализовывали свое пра­во на «'большое >княжение». Другими словами, престол вер­ховного князя представители одной линии могли занимать несколько раз. Так, все братья Темрюка Идарова (тестя Ива­на Грозного) поочередно были «князьями кабардинскими*²⁸.

«Верховное управление оставалось наследственно в роде Кеса (предка Инала.— В. К-)»,— писал П. С. Потемкин²⁹. Но

20

•оно наследовалось не по прямой линии (от отца к сыну), а по •боковой, горизонтальной (от «брата» к «брату»).

«Кабардинский народ напредь сего был под единым вла­дельцем называемым Иналом и жительство свое имел на Баксане и по другим ближним к Баксану речкам. У оного владельца Инала было пять сынов, которые по смерти отца их кабардинской народ разделили себе на пять частей. А по них от времени до времени у кабардинских владельцев вошло во обычай так, что после каждого владельца всеми поддан­ными владеет один старший по нему брат, а ежели братьев нет, то большей его сын, а протчие умершего отца дети долж­ны жить при том их большем брате и содержание свое полу­чать от него, и для того быть у него в послушании. И которые ис таковых были в согласии, то большой их брат общими с ними силами старался других безсильных и малофамильных владельцев искоренить или ис Кабарды выгнать и подданных их разделить и отдать во владение меньшим своим братьям, дабы они собственное свое содержание уже от них иметь мог-ли. А которые ис таковых с большим братом согласия не име­ли, то или старшей по оном большого брата умертвит или из .меньших, которой попроворнея, всех своих братьев изведет и сам один всеми отцовскими подданными завладеет»³⁰. (Да­лее перечисляются князья, изгнанные в XVII в. из Кабарды и перешедшие на русскую службу).

Рассматривая специфику власти «большого князя» в Ка-барде и формы разделения ее территории на уделы между представителями одного княжеского дома, нельзя не заме­тить некоторую аналогию с Русью XI—XII вв. и Франкским королевством, где до второй половины IX в. существовал cop-pus fratrium, предусматривавший «непременное соучастие всех братьев в управлении королевством по смерти отца, что выражалось в территориальных разделах между ними, созда­нии королевств — уделов (Teilreiche) при сохранении государ­ственного единства как потенции и идеальной нормы»³¹.

При изолированном изучении генеалогии одного княжеско­го рода или линии может показаться, что власть пщышхуэ передавалась от отца к сыну. Так, в родословной кабардинских князей и мурз содержится следующее указание: «У Табулина сына у Инармаса-мурзы один сын Идар, князь кабардинский, а у Шара князя пять сынов (сын Темрюк, князь кабардин-

21

ский...)»³². Если обратить внимание на боковые ветви, то не­трудно заметить, что «большим князем» был двоюродный браг Идара, Беслан Джанхотов, а затем сын последнего, Кайтуко. На первый взгляд, создается впечатление, что Беслан Джан­хотов передал по наследству «большое княжение» своему сы­ну. Однако, если сопоставить по времени эти два поколения «больших князей», учитывая наследование верховной власти по боковой линии, а также порядок очередности между пред­ставителями разных 'Княжеских линий, то, по всей видимости,. Беслан Джанхотов был «большим князем» до Идара, за Ида-ром — Кайтуко, за последним — Темрюко. То обстоятельство, что в первой половине XVI века «князьями кабардинскими» становились по одному представителю от каждой линии, от­части объясняется тем, что Идар был единственным сыном Инармаса, а Кайтуко — единственным сыном Беслана.

После смерти Камбулата Идаровича в 1589 г. власть пщы­шхуэ должна была перейти к другой княжеской линии, потом­кам Беслана Джанхотова, а именно сыновьям Кайтуки Бес-ланова: Асланбеку (поскольку его старшего брата, Пшеапшр-ки, к этому времени уже не было в живых), Тапшинуке, Кай-туке и Янсоху.

3 июля 1589 года в .отписке терского воеводы А. И. Хворо-стинина в Посольский приказ о смерти Камбулата Идарови­ча указывалось: «...у них Канбулата-князя не стало и у них де, государь, промеж ими смута была великая врось княжья, а на княженье де, государь, ещо не посадили никово. А ска­зывают, что нынешний год владети у них Канбулатовым де-тем; а как год минет Канбулату, ино де, государь, быти у них на княженье Осланбеку-князю. А ведетца де, государь, у них так, что на княженье сажают рядом (т. е. по очереди.— В. К.), а ныне де ряд Осланбеков пришол»³³ (курсив наш.— В. К..). В этом же документе отмечалось, что «буде не похо-чет быти Осланбек-князь под твоею государевою рукою, ино б ево и на княженье не сажати до твоего государева указу»³⁴.

22.

«Великая врось княжья» свидетельствует о чрезвычайно высоком престиже титула верховного князя в Кабарде и за ее пределами. Смута, последовавшая за смертью Камбулата Идаровича, говорит также о том, что на «большое княжение» сажали не автоматически, как только подходит «ряд», а с со­гласия большинства других удельных князей. Для его дости­жения и созывался «совет всей кабардинской земли».

Первое упоминание о «советах» относится к сентябрю 1589 г. В одном из документов того времени указывается, что Янсох, «похотя государю служити и под государевою рукою быти с ними, с Асланбековыми детьми, и с своими детьми с племянники и со всем своим родом и со всею землею, совет учинили в Кабарде, съехався с кабардински князи, с Мам-стрюком и Очеканом и с Куденеком, и с Хотовым и со всеми мурзами и уздени и со всею землею, что нам «всем в госуда-реве жалованье под государевою рукою быти и служити го­сударю и на государевых недругов и на непослушников, на кого велит государь, с своими людьми ходити...»³⁶ (курсив наш.— В. К.).

В отличие от Е. Н. Кушевой, считавшей выражение «всею землею» свидетельством участия 'крестьян в «народных собра­ниях»³⁷, мы полагаем, что оно означает «всю Кабарду». В этом плане приведенный документ является, с одной стороны, сви­детельством проведения общекабардинского сословно-предста-вительного двухпалатного собрания, а с другой •— в нем де­лается отличие от других разновидностей «советов» в уделах, их союзах и т. д. Роль дворян в подобных собраниях, по всей видимости, была значительной. Во всяком случае наиболее знатные из них (такие, как Хотов, который принадлежал к фа­милии Анзоровых) влияли на их исход. В указанной выше отписке терского воеводы А. И. Хворостинина в Посольский приказ от 3 июля 1589 г. указывалось: «А тот, государь, Хо­тов в Кабарде именитой человек; все кабардинские .князи и мурзы и уздени слушают ево,во всем и на княженье на боль­шое у них без нево посадить никово нельзя»³⁸.

Если процедура принятия решения по вопросу о выборе «большого» князя существенно не отличалась от правил об­суждения других важных политических дел на общем собра­нии, то, надо полагать, что его кандидатура выдвигалась спер-

23

ва на княжеском совете, а затем предложение «верхней па­латы» передавалось на рассмотрение палаты дворян.

В середине октября 1589 г. в отписке терского воеводы А. И. Хворостинина в Посольский приказ отмечалось: «И ок­тября, государь, в 14 день приехали к нам с Сунши с казац­кою головою с Васильем с Онучиным .кабардинские черкасы Осланбеков брат Янсох-князь да Хотов да Асланбеков же сын Янхот-мурза, да Мамстрюк да брат его Бетемрюк, да Елбуз-лук-мурза; а с ними уздени...³⁹ А сказали приехав Хотов, что приехали оне укреплятися по прежнему договору и о том би-ти челом тебе, государю, что оне изобрали на большое кня­жение Осланбекову брату Янсоха. И государь де.нас как по­жалует»⁴⁰. Как видно из этого документа, Идаровы принима­ли участие в шертовании, а следовательно, и в избрании Ян-соха «большим князем». Но зато отсутствовал Шолох Тапса-руков («Тоилостанов род»). Его черед пришел, вероятно, пос­ле смерти Янсоха. В конце XVI — начале XVII в. Шолох Тап-саруков известен как «князь кабардинский». В родословных росписях указано: «Шолох, князь кабардинский, а государева жалованья княженства не дано было. ему»⁴¹.

Решение общего собрания часто находилось в зависимо­сти от реальной силы претендента на «большое княжение», ибо, кроме основной кандидатуры, в Кабарде, как правило, находились удельные князья, которые на таких же законных основаниях могли претендовать на власть пщышхуэ. Напри­мер, у Шолоха Тапсарукова в 1589 г. было не меньше основа­ний на большое княжение, чем у Асланбека Кайтукина. если исходить из порядка очередности по данным родословных росписей. Но Кайтукины, объединившись с Идаровыми, ока­зались сильнее. Однако какие бы силы ни стояли за тем или иным претендентом и какими бы основательными ни были его права на «большое княжение», в любом случае его кандидату­ра утверждалась или отвергалась на общем собрании князей и дворян.

У Шолоха не было родных и двоюродных братьев, которые могли бы после его смерти претендовать на большое княже­ние. Поэтому в 1616 году снова пришел черед Идаровых: Ку-денета Кам;булатовича пожаловали «княжеством кабардин­ским и в Кабарде ему княжество дано было»⁴². Другими сло­вами, его избрали на «совете всей кабардинской земли». Та­ким образом, представители трех родов (Идаровы, Кайтуки­ны, Таусултановы) поочередно правили Кабардой в XVI —

24

начале XVII в. Этим трем родам соответствовали 3 удела; четвертым — правили «Клехстановы»⁴³.