ГЛАВА 14 ДУГЛАС МЭРФИ: ДЕСЯТЬ ЛЕТ ПОБЕДЫ НАД СПИДом

Приходили больные СПИДом, которые выглядели так, как будто стояли у гробовой аоски. Спустя 1 —2 месяца вы могли увидеть, что они выглядят неизмеримо лучше. Он не спасал всех, но. Бог мой, он вытащил массу людей.

Роберт Уайлден,

пациент Ревича, 9 лет тому

назад страдавший раком челюсти
Голос человека, находящегося на расстоянии 3 тыс. миль, звучал уверенно и спокойно. Так было не всегда. Прошло более 10 лет с тех пор, как Дуг Мэрфи мог, войдя в ванную, забыть, каким образом он в ней оказался. «Иногда я часами находился в состоянии транса». Неврологические симптомы составляли толь­ко часть картины смертельно опасного заболевания.

Дуглас страдал паразитарным заболеванием. В 1982 г. его врач выписал ему два сильнодействующих противопаразитарных препарата. После лечения у него сохранился устойчивый понос.

Дуг был геем и жил в Сан-Франциско, среди его друзей были больные СПИДом, некоторые из них умирали. Понос продолжался 2 года. «Я начал посе­щать занятия по очень прогрессивной психологи­ческой программе. Я понимал связь тела с мозгом, и все-таки никакой пользы не ощущал. Я едва мог вы­сидеть на занятиях, такой частый был стул». К 1985 г. состояние Дуга ухудшилось. У него начались судороги кистей рук и пот: «Боль была невыносимой». Но все равно он не мог заставить себя пойти к врачу.

Наконец в начале 1986 г. друг убедил его обра­титься к д-ру Дуайту Мак-Ки. Мак-Ки, когда-то ра­ботавший с д-ром Ревичем, был знаком с принци­пами его лечения. Он предписал особое питание. Через 2 недели понос прекратился. Но в целом болезнь про­грессировала- «Вся кожа горела, меня не оставляло чувство усталости, я терял ориентацию», -- расска­зывал Дуг. Он похудел на 30 фунтов.

Он обратился к своему руководителю, профессо­ру Джуди Белл, так как не мог избавиться от упор­ной вирусной инфекции, которую ошибочно диаг­ностировали как рак. Она знала о д-ре Ревиче от своей подруги и уже ездила к нему в Нью-Йорк.

В июле работодатель Дуга предложил ему бесплат­ную поездку в Нью-Йорк в качестве премии за хо­рошую работу по спасению компании от краха. Дуг воспользовался возможностью обратиться к Рсвичу. У него не было с собой ни медицинской карты, ни результатов анализов, он не проходил тест на ВИЧ-инфекцию, поэтому Ревич велел ему приехать после тестирования.

Пройдя проверку на ВИЧ-инфекцию, Дуг смог заставить себя вскрыть конверт с ответом только че­рез месяц. «Я знал заранее, что все показатели были за пределами нормы. Я был убит». Лабораторный ана­лиз подтвердил его страхи: у него была ВИЧ-инфек­ция.

К сентябрю, не в силах больше терпеть неприят­ные ощущения, Дуг снова отправился в Нью-Йорк. «Я спросил д-ра Ревича, сколько мне осталось. Он сказал: «Недолго». Я напрягся. Он улыбнулся и ска­зал: «Может быть, сто лет». В душе у Дуга шевельну­лась надежда.

«В течение часа (после начала лечения) лекарство полностью сняло боль. Я чувствовал себя, как класс­ная доска, на которой писали мелом, а потом стерли написанное, но не вымыли ее как следует. Боль прошла, но оставалось чувство, что со мной не все в порядке». Пока Дуг оставался в Нью-Йорке, он по­сещал Ревича каждый день, а иногда по два-три раза на дню.

Приблизительно на шестой день он почувствовал кризис. Он отправился с другом в музей «Метропо­литен», где внезапно почувствовал себя настолько плохо, что не мог удержаться на ногах. Боль верну­лась с новой силой. Его друг позвонил Ревичу. По счастью, музей был неподалеку от офиса Ревича. Ре­вич велел Дугу немедленно приехать. «Он дал мне пять капель другого лекарства, и — бац, боль про­шла. Это было то, чего он ждал».

Позднее Дуг провел в клинике Ревича три месяца в качестве психолога. В это время он заметил, что такая реакция на лечение не была редкостью; через 5—6 дней после начала лечения у многих больных наступало ухудшение. «Я наблюдал такую картину снова и снова».

Первые три месяца после возвращения домой были самыми трудными. Босс, который также был геем, уволил его. «Он спросил меня, в чем дело, а затем сказал, что не может больше работать со мной». По иронии судьбы, его прежний работодатель через не­сколько лет умер от СПИДа.

Порой некоторые симптомы возвращались. Все время хотелось спать. «Я спал, спал и спал. Но ко Дню благодарения мне стало гораздо лучше».

С января по июнь ему давали много разных ле­карств, что типично для метода Ревича. Препарат за­меняют, как только изменяется состояние пациента. «К июню я был здоров», — сказал Дуг, это подтвер­дили и результаты лабораторных исследований. Вра­чи не были готовы признать результаты анализов, «они решили, что в лаборатории что-то напутали». Врач Дугласа не мог поверить, что лечение Ревича оказалось столь результативным, он настаивал, чтобы Дуг перешел под его наблюдение. Но Дуг предпо­чел лечитьсй у Ревича.

«Я написал в Саи-Францмсский фонд помощи больным СПИДом, в департамент здравоохранения Сан-Франциско». Ответов не было. Все это происхо­дило во время паники в Сан-Франциско в связи со СПИДом, поэтому врачи не могли поверить, что кому-то могло стать лучше. «Я решил, что сейчас не до меня».

В октябре 1987 г. он работал с Донной Марри, секретарем Элизабет Тейлор, по подготовке к про­ведению недели распространения знаний о СПИДе, организуемой Американским фондом исследований СПИДа (American Foundation for AIDS Research). В этот период он познакомился с д-ромТсрезой Крен-шо, членом комиссии по СПИДу при президенте Рональде Рейгане. Д-р Креншо отказалась дать ин­тервью автору книги о своей встрече с Мэрфи.

Вскоре после проведения этой компании Дуга при­гласили в Нью-Йорк поработать у Ревича. В течение следующих трех месяцев д-р Ревич «делал все, чтобы я мог видеть как можно больше больных, которых он лечил. Он умел в нужный момент ободрить больного, вселить в него надежду». По словам Дуга, что Ревич никогда не обещал вылечить больного, но находил разные способы внушить каждому долю надежды.

Дуг рассказывал о больном, которого Ревич от­правил сдать дополнительные анализы перед нача­лом лечения. Доведенному до отчаяния человеку сде­лать это было не так просто. Когда он пришел во второй раз, его настроение разительным образом из­менилось. Он расплакался и все говорил д-ру Реви-чу, как он его любит. Ревич отвел глаза от рыдающе­го мужчины. После паузы, приобретшей особую" весомость, Ревич взглянул на больного, лишь слегка повернув голову в его сторону, и сказал с улыбкой: «Не настолько, насколько следовало бы». По словам Дуга, замечание Ревича в другом случае произвело бы плохое впечатление, но для данного человека эти слова означали надежду, в которой он нуждался.

В течение трех месяцев Дуг наблюдал больных. «Я видел очень тяжелых больных, худшие случаи раз­рушения организма. Однако постоянно присутство­вало нечто, что вселяло надежду».

Один больной был так слаб, что не мог самосто­ятельно дойти от машины до кабинета. Дуг так рас­сказывает эту историю.

Прошел только год с тех пор, как я болел СПИДом. Я вышел из дверей клиники, катя инвалидное крес­ло, но машины стояли так близко друг к другу, что протиснуться между ними с коляской было невоз­можно. Поэтому я подошел к машине без коляски. Внутри сидел не мужчина, а мешок с костями, ве­сивший каких-нибудь 80 фунтов. Я взял его на руки и пронес через очередь ожидающих приема прямо в кабинет Ревича. Ревич сделал больному укол и отпра­вил его в холл, с тем чтобы через час вновь осмотреть его. Через час этот человек самостоятельно вошел в кабинет и сказал Рсвичу: «Я готов вас видеть».

Однако были наблюдения и не столь отрадные.

Стол Дуга стоял у окна, выходившего на проез­жую часть. Как-то раз он заметил перед офисом знак «Парковка запрещена». Он решил, что городские службы проводят небольшие ремонтные работы на этом участке дороги.

Вскоре в зону парковки въехал огромный мусоро­воз. Из кабины вылезли двое мужчин в белых халатах и резиновых перчатках, они вытащили из кузова два му­сорных бака. Затем они принялись вытряхивать из этих баков шприцы и иглы. Позади них стояли люди с кино­камерами и двое чиновников в форме, представите­ли из департамента здравоохранения. Чиновники за­явили, что иглы найдены в мусорных баках, которые заполнялись отходами из учреждения Ревича.

Ревич был в гневе, но сдерживал себя. Он пригла­сил людей с камерами пройти внутрь и показал им три специальных бака, предназначенных для особо опасных биологических отходов. Он указал на то об­стоятельство, что эти баки забирают в определен­ный день, не сегодняшний, поэтому нет никаких причин присылать грузовик сегодня, тем более под­нимать вопрос об опасных отходах.

Менее обескураживающее, но также неприятное событие имело место в 1993 г. В Цюрихе собрались врачи со всего мира, чтобы поделиться своими на­ходками в области лечения СПИДа. Среди пригла­шенных были и д-р Ревич, и Дуг Мэрфи. Дуг предло­жил пригласить на эту встречу людей, дольше других остающихся в живых после того, как они заболели СПИДом, чтобы они рассказали свои истории.

В 1993 г., как теперь совершенно ясно, традици­онная медицина не имела никаких лекарств, более или менее эффективных в отношении СПИДа. В Аме­рике поиску лекарства от СПИДа придавали перво­степенное значение, что выражалось и в выделяемых правительством суммах, и в интересе со стороны об­щественности, в постоянном внимании ко всем дос­тижениям в этой области, как внутри страны, так и за рубежом. Учитывая огромный интерес к этой про­блеме, конференция такого уровня должна была бы широко освещаться средствами массовой информа­ции США.

Группа долго живущих больных СПИДом была собрана. Присутствовали и их лечащие врачи. Хотя представители масс-медиа США были заранее пре­дупреждены о конференции, Дуг сказал, что никто из них не появился на конференции.

В середине 80-х годов Дуг Мэрфи собирался стать статистиком. Вместо этого он сделался красноречивым оратором, являя собой доказательство эффективно­сти метода Ревича. В течение двух последних лет он обучал работников здравоохранения тому, как по­могать больным и их семьям, оказавшимся перед ли­цом смертельно опасных заболеваний. По своему опыту и опыту других больных Дуг знал, что самый действенный метод лечения СПИДа — метод Ревича, при условии строгого соблюдения всех указаний. Дугу приходилось встречать больных СПИ­Дом, которые в стремлении вылечиться меняли ле­чащих врачей. «Они рассуждали так: если одно сред­ство хорошо, то больше — еще лучше». По словам Дуга, у тех, кто оставлял Ревича или пытался ле­читься одновременно у него и других специалистов, обычно снова наступало ухудшение, и они вскоре умирали.

Дуг никогда не мог привыкнуть к многочислен­ным потерям. Он говорил, что вокруг его сердца скап­ливается жидкость. Он трактовал это в соответствии со своей философией взаимосвязи тела и души: «Как будто мое сердце плачет по моим друзьям». И доба­вил: «Трое умерло как раз за последний уик-энд» (Через несколько месяцев я с горечью узнал, что у Дугласа снова скопилась жидкость в области сердил, и он умер. Его будет не хватать многим.).

Этого могло и не быть.


ГЛАВА 15
ПУСТЬ УЛЫБКА БУДЕТ С ВАМИ

Я думаю, будет трагедией, если то, что он открыл, не будет ин­ституционализировано тем или иным образом.

Ему удалось сохранить свое лицо!

Д-р Эдвард Р. Мопсик, хирург, специализирую­щийся на операциях полости рта и практикующий в Вашингтоне, обследовал Боба и выяснил, что в ходе операции потребуется удалить большую часть челю­сти, зубов и мышц, обеспечивающих процесс жева­ния. Даже после этого нельзя будет сказать с уверен­ностью, что все обойдется благополучно, поскольку опухоль глубоко внедрилась в окружающие ткани.

Д-р Мопсик предложил Бобу оперироваться в Центре Слоуна —- Каттеринга. Во время обучения там д-р Мопсик познакомился с рядом выдающихся оперативных методик, использовавшихся в разное

время. В разговоре по телефону он рассказал мне, например, об одной старой фотографии, увиден­ной там. На ней был запечатлен мужчина, торс которого располагался на маленькой деревянной платформе с колесиками. У него были удалены ноги, пах и ягодицы. То, что человек после такой тяже­лой операции остался жив, свидетельствует о вы­соком мастерстве оперировавших его хирургов.

Хотя д-р Мопсик не был уверен, что ему захоте­лось бы выполнить подобное при представившейся возможности, он был твердо уверен, что в Центре Слоуна — Каттеринга есть выдающиеся хирурги. И если у Боба есть хоть какая-то надежда, возможно, именно там он и найдет помощь.

Тем временем Боб познакомился с женщиной, ко­торая лечилась у д-ра Ревича и прожила 10 лет, преж­де чем умереть от рака, который в других обстоятель­ствах должен был убить ее в считанные дни. Все эти 10 лет она могла работать полный рабочий день. На Боба большое впечатление произвело то, что женщина не всегда верила в силу лекарств, однако Ревичу каким-то образом периодически удавалось вернуть ей здо­ровье. Боб решил, что в Манхеттене он посетит и Центр Слоуна — Каттеринга, и д-ра Ревича.

В Центре Слоуна — Каттеринга один хирург объяс­нял другому, что бы он сделал в данном случае, стоя за кафедрой. Боб рассказывал, что хирург «отмечал галочками, что ему потребуется сделать, очень уве­ренно и без всяких эмоций. Возможно, он делал это раньше и ему не доставляло удовольствия то, что он делал. Я сидел и слушал, как два хирурга описывают то, что будут делать со мной*.

Боб сказал, что они «рассматривали мою челюсть и зубы, как банку сардин». Часть опухоли была дос­тупна удалению, часть — нет. Она вплотную подхо­дила к околоносовой пазухе. Было неясно, какие дополнительные манипуляции могут потребоваться во время операции (д-р Мопсик считал, что определенно потребуется удалить часть челюстных мышц и слюнные железы).

Боб помнил, что собирается также воспользоваться возможностью лечиться у д-ра Ревича. Врач сказал:

«Мы не препятствуем альтернативному лечению, но в вашем случае я определенно не советовал бы». После посещения Ревича Боб позвонил хирургу и отказался от операции. Он спросил: «Чем, как вы думаете, это закончится?» «Боюсь, вы позвоните мне снова через 2 или 3 года, когда опухоль уже поразит глаз», — ответил хирург.

Это было в марте 1987 г. После д-р Мопсик сказал Бобу: «То, что с тобой произошло, совершенно неправдоподобно».

Когда я говорил с д-ром Мопсиком, он рассказал мне, что у жены его партнера обнаружили рак. Моп­сик хотел получить информацию об исследованиях, результаты которых д-р Ревич опубликовал во Фран­ции еще до войны, потому что его партнер был фран­цузом и собирался ехать в Париж. Мопсик собствен­ными глазами видел результаты лечения по методу Ревича и старался убедить коллегу как ученого.

В разговоре я упомянул, что метод д-ра Ревича не признан в Америке и что медицинские учреждения здесь «довольно иерархичны». Он ответил: «Вы очень снисходительны. Это еще очень мягко сказано».

После радиационных ожогов тело продолжает вырабатывать ано­мальные жирные кислоты. Когда их становится очень много, начинает­ся сильная катаболическая реакция, и наступает смерть.

Д-р Эмануэль Ревич, «Разрушительное воздействие ради­ации в результате производства жир­ных кислот с тройными связями: теория, диагностика и лечение», пе­реработано 30 мая 1986 г.

Описаны методы диагностики, позволяющие определить, страдает ли человек радиационными ожога­ми... Для более серьезных радиаци­онных ожогов я описываю ряд ве­ществ, которые инактивируют продолжающееся производство аномальных жирных кислот и ней­трализуют уже имеющиеся.

Затем ему назначили лучевую терапию на область от паха до грудины. Его облучали 25 раз, но позднее он узнал, что 20 сеансов считаются пределом допустимого. Он сказал, что это почти убило его, под­тверждением этому могут служить следы ожогов на коже живота. Сейчас Джон называет врача, который облучал его, шарлатаном. Радиация вызвала воспа­ление в кишечнике, которое постепенно все усили­валось. «Мой кишечник стал как кожаный», — гово­рил Джон. После диагностической операции хирург сказал Джону, что видел рубцы на стенках кишек, явные следы облучения.

Его пищеварительный тракт постепенно работал все хуже, пока в конечном итоге оказался вообще не способным перерабатывать пишу. Он похудел и ве­сил теперь всего 125 фунтов. «Я выглядел, как узник Аушвица в конце войны. Мой холодильник был за­бит продуктами, но есть я не мог. Если я съедал что-нибудь, меня начинало рвать. Я умирал с голоду. К 1979 г. Джон вынужден был уйти с работы (он рабо­тал механиком в «Юнайтед парсел сервис»).

«Я не могу ничего не делать. Я привык двигаться и все время заниматься какой-либо деятельностью. Вы можете себе представить мое уныние. Я был готов покончить с собой. Это было бы чем-то вроде эфта-назии».

В лекции «Влияние облучения на ненасыщенные жирные кислоты*, прочитанной в Лондоне в июле 1950 г., Ревич изложил скрытые факторы, которые способствовали возникновению состояния, подоб­ного тому, какое испытывал Джон. Материалы этой лекции настолько заинтересовали ВВС Соединенных Штатов, что их командование предложило Ревичу сотрудничать в рамках ядерной программы. Ревич обнаружил, что эффект радиационного поражения часто усиливается с течением времени по мере того, как все большее количество жирных кислот у пост­радавших становится аномальными. Коварство ради­ации заключается в том, что незначительные на первый взгляд повреждения со временем могут усили­ваться и прогрессировать. Когда количество аномаль­ных жирных кислот достигает определенного уров­ня, судить о котором можно по показателю щавелевой кислоты (oxalic acid index), выведенному Ревичем, может наступить смерть.

К счастью для Джона, его мать и 4 сестры в мо­мент кризиса, когда он собирался покончить с со­бой, оказались рядом с ним. Они посоветовали ему обратиться к д-ру Кэролайн Сперлинг, психологу. Она в течение 4 лет лечилась у Ревича по поводу рака. Когда она обратилась к Ревичу, ее можно было при­нять за беременную, так много жидкости скопилось в брюшной полости вследствие далеко зашедшего рака молочной железы (Хотя в такой ситуации продолжительность жизни составляет несколько месяцев, женщина поправилась и прожила еше 9 лет. Ре­цидив заболевания, возможно, был связан с неудачным палением. Д-р Сперлинг была психологом, работающим с раковыми больны­ми: поскольку она практиковала в Вашингтоне, многих своих паци­ентов она направляла к д-ру Ревичу.). Д-р Сперлинг посоветовала Джону обратиться к д-ру Ревичу.

Ревич начал лечить его препаратом Twin 70, соз­данным на основе двойниковых структур. Вот что рассказывал Джон: «Я проглотил капсулу. Через 2 — 3 минуты она вскрылась, и я ощутил прохладную теплоту, как от ментола. Боль с отметки «пять» опу­стилась до нуля. Через 2—3 дня у меня появилось чув­ство, что воспаление прошло. Это было похоже на чудо».

Как это часто бывало, эффективность препарата Twin 70 стала снижаться, и в конце концов, при­близительно через год, настал день, когда он совсем перестал помогать. Так часто случалось с пациентами Ревича, когда их кислотно-щелочной баланс сдви­гался из одной крайности в другую. Сам Джон спо­собствовал ухудшению своего состояния, перенап­рягаясь физически. В это время он посещал Ревича не так часто, как раньше: ему трудно было добираться до Нью-Йорка. Непроходимость и сильные боли в кишечнике появлялись даже после того, как он про­ходил всего несколько кварталов.

История Джона помогает понять важность вне­дрения метода Ревича в повсеместную практику, с тем чтобы сделать его доступным любому нуждаю­щемуся. Тяжесть состояния и материальное положе­ние не позволяли Джону посещать Ревича при ухуд­шении состояния. В последние годы потеря работос­пособности, ограниченность средств и плохое самочувствие препятствовали его поездкам к Ревичу. Если бы метод Ревича был широкодоступным, Джон мог бы обратиться к участковому врачу и продол­жить лечение в счет страховки.

Несколько лет назад Джону удалили большую часть кишечника, и он попал в полную зависимость от парентерального внутривенного питания.

Хотя он давно не посещал Ревича, он твердо уве­рен, что Ревич может излечивать тяжелобольных лю­дей, подобных ему. Его собственный опыт лечения Twin 70 оказался настолько успешным, его состояние настолько улучшилось в сравнении с «годами Аушви-ца», что он может только желать, чтобы метод Ревича был доступен каждому, кто в нем нуждается.

ГЛАВА 17
ДЖО КАССЕЛЛА: ОДИН ПРОЦЕНТ

Где те, кто остались живы пос­ле химиотерапии, если она настоль­ко хороша?

Джо Kaccелла, сентябрь 1993 г.
Джо не из застенчивых парней. Он умеет думать, и ему не требуется много слов, чтобы настоять на своем.

В 1985 г. Джо узнал, что у него рак поджелудочной железы. Это тот самый рак, который убил Майкла Лэндона из «Маленького домика в прериях». Боль­шинство больных с этим раком не живут больше 6 месяцев — сот почему д-р Сеймур Бреннер выбрал именно этот тип рака для своего исследования. По данным Американского онкологического общества, 5-летняя выживаемость при раке поджелудочной же­лезы составляет 1%.

Монтажник лифтов, Джо до болезни весил около 212 фунтов. Вскоре, однако, его вес снизился до 170 фунтов.

Из назначенного курса химиотерапии он прошел только один сеанс, после которого в течение 3 дней его непрерывно рвало. У него резко понизилось со­держание сахара в крови. Джо страдал тяжелой фор­мой сахарного диабета. Он понял, что химиотерапия может вызвать у него диабетическую кому или про­сто убьет его. В феврале его врач посоветовал ему «ехать в Лурд». Он начал лечиться у Ревича в апреле того же года, и с тех пор все его показатели улучшились, вес увеличился приблизительно до 195 фунтов.

Джо умеет быть благодарным тому, кто спас ему жизнь. Поэтому, когда в сентябре 1993 г. он узнал о предстоящих слушаниях в Вашингтоне, где в числе других должен был обсуждаться метод Ревича, он решил, что должен на нем присутствовать. Он рас­сказал свою историю.

Джо рассказывает: «Леди доктор из Национальных институтов здравоохранения или откуда-то там еще го­ворила о химиотерапии как о святой воде или о чем-то этом роде. Я вскипел. В зале было множество лю­дей, которым помогло лечение д-ра Ревича, и других врачей, практикующих альтернативные методы. Я не мог этого вынести, встал и спросил ее: «Где же те, кто остался жить после химиотерапии, если она так хороша? Их нет, потому что все они умерли*. Мне велели сесть, поскольку положенное по регламенту время я уже использовал.

Джо Касселла умеет постоять за то, что он считает правильным. Никто не просил Джо ехать в Вашинг­тон, никто не оплачивал его поездку. Его действия были естественной реакцией на выздоровление, они были вызваны чувством благодарности к исцелив­шему его человеку.

Если бы медицинский мир дейсгвителыю распо­лагал эффективными средствами химиотерапии, лучевой терапии и хирургией, разве об этом не ста­ло бы известно? Разве люди, излеченные этими ме­тодами, не вышли бы вперед и не сказали бы свое слово? Учитывая количество людей, пролеченных этими методами, разве не должно было бы у них быть целой армии сторонников? После нескольких десятилетий повсеместного их применения отсутствие такой армии говорит само за себя.

Каждый хирург может припом­нить случай, когда результаты пре­взошли все самые смелые ожида­ния.

Рой Сема, д-р медицины, нейрохирург и вице-председатель Американской ассоциации нейро­хирургов.

Сейчас представляется, что хирургическая техника достигла своего предела, что для дальней­шего улучшения D области прогно­зирования и лечения глиобласто-мы — этого ужаса специалистов-медиков и пациентов — требуется привлечение других дисциплин.

Рой Селоа, д-р медицины, «Журнал нейроонкологии», 1994 г.
Раковые опухоли мозга смертоносны. Единственное утешение, что они очень быстро приводят к разви­тию комы и смерти. Прежде чем это произойдет, больные страдают от невыносимой головной боли. Боли часто сопровождаются потерей важнейших функций, жизнь больного превращается в сплош­ное страдание. Люди, еще недавно полные жизни, становятся беспомощными, зависимыми от других в малейших потребностях. В некоторых случаях пове­дение больных становится неадекватным,

Врачи не любят называть опухоли мозга раковы­ми, потому что они не дают метастазов. Этому препятствует гемотсонцефалический барьер. В остальном они ведут себя так же, как и другие злокачественные опухоли. — существуют и растут за счет организма больного.

Наличие гемотоэнцефалического барьера делает хи­миотерапию во многих случаях бесполезной, потому что она может нарушить жизненно важную защиту, которую он обеспечивает. В лечении мозговых опухолей обычно используют хирургические методы и облу­чение. Ни один из них не приводит к успеху.

Хирургические вмешательства часто вызывают по­вреждение других мозговых центров, что приводит к нарушению различных функций, например, час­тичному параличу или потере контроля над работой кишечника. К тому же они не гарантируют от реци­дивного роста опухоли. На практике это почти все­гда и происходит, поскольку после операции мель­чайшие частицы опухоли обычно остаются. Это объясняет тот факт, что люди со шрамами после опе­рации на головном мозге очень редко встречаются. Опухоли возвращаются и убивают.

В облучении мозга существует один момент, с ко- > торым трудно смириться. Излучение повреждает не только опухолевые клетки, но и здоровые ткани в проекции пучка лучей. Очень часто облучение исполь- , зуют для уменьшения болей, а не с целью вылечить больного. Такое лечение называют паллиативным.

И наконец, ни при проведении операций, ни при облучении не учитываются особенности протекания катаболичсских и анаболических процессов в орга­низме.

В отличие от скальпеля и лучевой энергии липиды проходят через гемотоэнцефалический барьер, не по­вреждая его. Они не вызывают образования рубцов и шрамов ни внутри ни снаружи. Не вызывает ли ка­ких-либо нежелательных изменений в мозге лечение по методу Ревича? Мы приводим здесь истории четы­рех пациентов, ожидаемая продолжительность жиз-

ни каждого из которых составляла несколько меся­цев. Все вместе они пережили отведенное им время более чем на 60 лет.

Мисс Сильвер, в то время жившей в Атланте, первый раз поставили диагноз «глиобластома IV ста­дии», когда ей было 24 года. Глиобластома, вероятно является наихудшей, наиболее смертоносной опу­холью мозга. Врачи определили, что опухоль не мо­жет быть удалена хирургическим путем. Была назна­чена серия сеансов лучевой терапии. Для удаления отмершей в результате облучения ткани д-р Джозеф А. Рансохофф — знаменитый нейрохирург — вскоре после этого оперировал девушку. Джоан засвидетель­ствовала: «В то время они не смогли удалить всю опу­холь. Она располагалась слишком глубокой.

Рансохофф изменил первоначальный диагноз, он посчитал, что у Джоан глиома III стадии. Глиома мо­жет быть глиобластомой или какой-нибудь другой ра­ковой опухолью мозга, может состоять из смешан­ных клеток. Это несколько менее злокачественные опухоли.

После операции Сильвер прошла курс химиотера­пии. «Я принимала химиотерапию в течение 2 недель. С моими лейкоцитами стало твориться что-то неладное». Вскоре после этого она обратилась к Ревичу.

После лечения у Ревича, продолжавшегося чуть больше года, она вернулась в Атланту. На «скане» было видно, что опухоль исчезла».

В письме к д-ру Бреннеру от 11 ноября 1987 г., спустя 9 лет после постановки первоначального диаг­ноза, Рансохофф снова пересмотрел свою точку зре­ния, указав, что опухоль «могла быть даже менее аг­рессивной», чем на III стадии. В том же письме он написал: «Ясно, что ее случай из ряда вон выходящий, и меня, безусловно, интересует, что будет дальше».

Сильвер рассказала о двух других пациентах, жив­ших на одной с ней улице в Нью-Йорке, у которых в течение 2 лет после того, как заболела она, также появились опухоли мозга. «Мои родители все время повторяли: «Пожалуйста, поезжайте к д-ру Ревичу.» Они не поехал и умерли спустя 2 месяца».

Когда у Джейн Бритт в 1982 г. обнаружили астроцитому III — IV стадии, она была еще совсем девоч­кой. Астроцитома — раковая опухоль, которая харак­теризуется появлением множественных опухолевых очагов в мозге. Ее тоже оперировал Рансохофф. Он удалил часть опухоли, которая затем выросла снопа.

Мать Джейн, Дороти, повезла ее в Мемориаль­ный центр Слоуна и Каттеринга, где ее обследовал д-р Джеффри Аллен. Он сказал им, что состояние Джейн настолько тяжелое, что «они не могут даже экспериментировать на ней».

Семья Бриттов провела несколько часов в клини­ке, они «видели всех этих кричащих, воющих, уми­рающих детей с выпавшими волосами. Я совсем не употребляю спиртного, но после посещения клини­ки мы пошли и напились. Мы были в ужасе».

Опухоль нарушила способность организма Джейн регулировать собственную температуру. Зимой она спала с открытыми окнами, включенным кондици­онером, не укрываясь. Ее мучили головные боли, которые возникали по крайней мере три раза в день. «Голова так сильно болела, что я не могла припод­нять ее, не могла сидеть. Врач спросил: «Что я могу достать для тебя, моя дорогая?» Я ответила: «Вы мо­жете достать мне револьвер, чтобы я прострелила себе голову. Я не хочу больше жить».

В течение первых четырех часов лечения у Ревича температура тела у Джейн нормализовалась. «Она мерз­ла, когда мы везли ее в машине без пальто. До полу­ночи у нее перестала болеть голова. Постепенно го­ловные боли прошли полностью».

Как и всегда, Ревич проинструктирован миссис Бритт, что она должна следить за состоянием дочери, делать анализы мочи в домашних условиях, и, при появлении изменений в состоянии здоровья или анализах звонить ему, независимо от времени суток.

Однажды Дороти созналась Ревичу, что не может ему позвонить, потому что у нее нет денег уплатить за телефонный звонок. «Звоните наложенным плате­жом, моя дорогая», -- ответил он. «Мне пришлось позвонить ему в 3 часа ночи и в 5 утра».

Дороти рассказала также о том периоде, когда д-ру Ревичу запретили практиковать: «Однажды Джейн отправилась за новой порцией лекарств. Она узнала о приостановлении действия его лицензии, и это было уларом для нее».

Через 2 дня после выступления на слушаньях До­роти написала письмо в Нью-Йоркский попечитель­ский совет, в котором описала историю выздоровле­ния своей дочери. «В какой-то момент сканирование показало наличие 15 опухолевых очагов в се мозге. Когда я привезла ее к д-ру Ревичу 6 лет тому назад, мы должны были нести ее на руках. Она весила 85 фунтов. Сейчас она выглядит так, как до болезни; она работает «добровольцем» (По программе «Добровольцы на службе Америки» люди раз­личных профессий заключают контракт на работу в течение года в неблагополучных городских или сельских районах, а также в резер­вациях, пытаясь помочь решению проблем неграмотности, безрабо­тицы, голода, бездомности. (Прим. пер.)) и ездит на велосипеде».

Последний раз Джейн была у д-ра Ревича в 1994 г. Она прекрасно себя чувствовала и с тех пор жила во Флориде.

Предполагалось, что и третья пациентка д-ра Ран-сохоффа также была обречена. Через несколько ме­сяцев после удаления 90% опухоли, та выросла до первоначальных размеров.

До болезни Джойс Эберхардт занималась ресто­ранным бизнесом и часто работала по 16 — 18 часов в день. В возрасте 30 лет она внезапно начала угасать: потеряла способность двигаться, говорить, только одна рука еще подчинялась ей. «Она медлен­но умирала. Опухоль продолжала давить на нервные клетки, угрожая лишить ее возможности дышать. Глотать она тоже не могла», — рассказывал се муж.

После операции и лучевой терапии Джойс поме­стили в реабилитационный центр, больше ей ничем нельзя было помочь. Во время ее пребывания там лечащий врач сказал ее мужу: «Заберите ее домой, окружите любовью и заботой, сделайте все, чтобы ей было хорошо, потому что ей осталось жить всего 6—8 недель». Вместо этого ее муж и мать привезли Джойс к Ревичу.

Так случилось, что о д-ре Ревиче они узнали от тяжелобольной соседки Джейн по комнате. Эта жен­щина так и не поехала к Ревичу и вскоре умерла ог неоперабельной опухоли мозга.

Поскольку Джойс пребывала практически в ко­матозном состоянии, она не помнит многого из того, что происходило у Ревича. Эндрю рассказывал: «Ре-вич назначил лекарства. Мы следовали его указаниям очень тщательно. Были ночи, когда мы совсем не спали, давая лекарства. Результаты появились не сра­зу, но постепенно ей становилось лучше. Приблизи­тельно через год лечения мы приехали снова, скани­рование показало, что опухоль омертвела».

Джойс и Эндрю подсчитали, что их расходы на лечение до обращения к Ревичу составили около мил­лиона долларов. Лечение у Ревича стоило куда мень­ше: 175 долларов за первое посешение, по 100 долла­ров ежемесячно — плата за телефонные звонки Ревичу, частые, иногда ежедневные, и по 100 долла­ров в последующие посещения. По крайней мере од­нажды Ревич звонил Джойс из Италии. Джойс гово­рила о Ревиче как о маленьком Санта-Клаусе.

Джойс продолжала время от времени посещать и своего нейрохирурга, д-ра Рансохоффа. Однажды при ее появлении он попросил студентов покинуть помешение, потому что он не мог объяснить им, почему его операция не показательна, не рассказав о лече­нии у д-ра Ревича и его результатах.

Еще раньше, в сентябре 1985 г., Рансохофф пи­сал личному врачу Джейн, что он относит ее «уди­вительное выздоровление» на счет лучевой терапии, проведенной в течение семи недель двумя годами раньше. Рансохофф констатировал, что наличие кро­веносных сосудов в опухоли способствовало эффек­тивности лучевой терапии, в то время как известно, что наличие кровеносных сосудов определяет спо­собность опухоли к росту.

Утверждение Рансохоффа противоречит тому фак­ту, что после прекращения лучевой терапии опухоль выросла до первоначальных размеров.

В течение последующих нескольких лет Рансохофф будет продолжать в отношении случая Джойс упот­реблять выражение типа «удивительное выздоровле­ние», «удивительное улучшение». В письмах Рансо­хофф никогда не упоминал о лечении у д-ра Ревича, которое началось еще в апреле 1984 г.

Недавно д-р Рансохофф перебрался во Флориду, Он говорил, что упомянутые пациенты должны были войти'в обзорное исследование. К сожалению, исто­рии болезней Сильвер, Бритт и Эберхардт после его отъезда были исключены из рассматриваемого мате­риала.

Случай с Джойс иллюстрирует ту чрезвычайную осторожность, которую проявляют многие врачи, чтобы не признать перед другими врачами превос­ходство лекарственных средств Ревича. Но этими сред­ствами не могут лечить в больницах. Трафалгарская больница, открытая Ревичем в 1955 г., закрыла свои двери в 1978 г. из-за финансовых трудностей. После ее закрытия пациенты могли наблюдаться только ам-булаторно. Джойс могла начать лечение у Ревича толь­ко после того, как покинула Институт Рака. По се­годняшний день больные, которым требуется госпитализация, почти во всех случаях не могут вос­пользоваться лекарствами Ревича.

Джойс с мужем в настоящее время живет в Нью-Джерси. Рака у нее нет.

Четвертый пациент, о котором пойдет речь в этой главе, — Эндрю Хамилтон. Его история началась в феврале 1980 г. Смышленый и прилежный 15-лет­ний ученик внезапно вместо «отлично» и «выше среднего уровня» стал получать «удовлетворитель­но» и «удоатетворительно, но ниже среднего уров­ня». «Я запомнил, как учитель английского языка спросил меня, не стряслось ли что-нибудь дома». Вскоре после этого Эндрю обследовал психиатр одной из балтиморских больниц. Психиатр нашел, что нарушений со стороны психики нет, и предло­жил пройти физнкальное обследование. В марте сканирование выявило наличие в области гипофиза опухоли размером с лимон. Хирургическим путем удалить всю опухоль не представлялось возможным, поэтому была назначена лучевая терапия. «После об­лучения горло у меня очень сильно воспалилось», — сказал Эндрю.

По окончании курса лучевой терапии Эндрю на­чал получать стероиды. «Меня все время мучили го­лод и жажда». Каждую ночь ему позволяли выпить молочный коктейль на снятом молоке, чтобы умень­шить раздражение в горле. Он стал весить 220 фунтов вместо прежних 135 при росте в 170 см. К июлю опу­холь ускорила свой рост вдвое и врач сказал родите­лям Эндрю, что ему осталось жить еще 2—4 месяца. Спустя 15 лет вся семья Эндрю собралась за ку­хонным столом, чтобы рассказать историю его чу­десного выздоровления. Вся семья надеялась на то, что д-р Ревич, наконец, получит хоть часть того при­знания, которого он заслуживает.

В июле 1980 г. Эндрю спросил своего отца, правда ли, что он умирает. «Я спрашивал, точно зная, что умираю. Не знаю, как это объяснить, но когда ты умираешь, ты знаешь об этом».

Об испытываемых им тогда болях Эндрю расска­зывал: «У меня были такие боли, что единственное, чего я хотел, это спать, потому что только во время сна я их не ошушал. Вся голова была как тяжелый шар для игры в кегли: его толкают, а он не находит выхода».

Аллан и Пирс Хамилтон, родители Эндрю, все­гда были очень религиозны, их беда сделала их еще более религиозными. Они каждый день молились и просили в письмах друзей и родственников также молиться за то, чтобы найти выход из положения.

Родители Эндрю показали его д-ру Шамиму, врачу из Лорела, шт. Мэриленд. Д-р Шамим сказал им, что не может помочь в таком сложном случае и пореко­мендовал искать помощи у д-ра Ревича.

Когда Эндрю впервые увидел Ревича, он был на­столько слаб, что не мог пошевелить правыми рукой и ногой: «Правая сторона у меня была на три четвер­ти парализована». Младший брат Флойд заботился о нем, как мог. Он носил Эндрю на руках, ухаживал за ним.

Ревич сообщил Хамилтонам, что, хотя опухоль такого .типа, как у Эндрю, и считается доброкаче­ственной, она с трудом поддается лечению, и может пройти несколько месяцев, прежде чем появятся ре­зультаты. Под наблюдением Ревича Эндрю шел на поправку. Головные боли полностью исчезли через 5 месяцев. Через год после начала лечения Эндрю во­шел в кабинет Ревича без посторонней помощи.

Обычно очень экономные, родители Эндрю были настолько счастливы, что купили ему мотоцикл.

В ноябре того же года он нашел себе работу на кухне дома престарелых, где трудился после занятий. «Я чистил вручную большущие кастрюли. Когда я заканчивал работу, они были абсолютно чистыми. Я мог работать двумя руками».

Первое посещение д-ра Ревича стоило родителям Эндрю 50 долларов. Оно длилось час. За остальные посещения они платили по 30 долларов. Когда я был дома у Хамилтонов, Аллан показал мне 10 кореш­ков чеков на общую сумму в 320 долларов — во столько им обошлось лечение Эндрю. Хамилтоны оставляли также 10 долларов каждый раз, когда по­лучали новое лекарство. «Но это было необязатель­но,» — добавил Алдан. Не прошло и двух лет, как Эндрю больше не нуждался в лечении. Он только регулярно проходил сканирование мозга. Последний раз, как и во всех предыдущих случаях, оно показа­ло, что все в порядке. Семья со средним достатком по собственной инициативе впоследствии вложила 2 000 долларов в фонд защиты Ревича в знак благо­дарности за то, что он для них сделал.

Сейчас Эндрю работает в Управлении социаль­ного страхования.