Изложение духовной науке рудольфа штайнера том Второй част вторая a n t h r o p o s

Границы познания

193. 
     «Когда сегодня говорят о границах природопознания, то это, собственно, лишь современный интеллектуальный способ говорить о подавленности челове- ка грехопадением, что было особенно распространено в про­шлом, в средневе- ковой цивилизации». 220 (10)
     
194. 
     «Коперник, прежде всего, старается постигнуть мир звезд согласно абстра- ктной математической мысли, в чистом виде, совершенно изолированной от человечес­кого существа.... Ньютон почти первым приступил к изучению природы с помощью абстрактной математи­ческой мысли; в этом отношении он, некоторым образом, является наследником Коперника и подлинным осно­вателем современных научных методов.
     

Возьмем опять же Ньютона. Он стремился приме­нять свою абстрактную математическую систему приро­ды, которая не считается с существом человека; он пред­полагает известными понятия времени, пространства, ме­ста. В своих «Математических началах натуральной философии» он говорит, что нет необ- ходимости объяснять, что такое пространство, время, место и движение, т. к. это известно каждому человеку; поэтому в научной работе он употребляет все эти термины, оставляя за ними смысл, который придает им каждый.

Но люди не всегда полностью понимают то, что они говорят. Это бывает даже у великих умов. В сущности, Ньютон не знает, почему он берет в качестве отправной точки эти понятия о месте, времени, пространстве, движе­нии, не объясняя их, не определяя их, тогда как все, что выводится из этого, объясняется и уточняется. Происхо­дит это оттого, что в понятиях о месте, времени, движении и пространстве тонкость, рассудок не нужны. Напрасно применять к ним всякие хитросплетения, - это не сдви­нет с начальной точки, когда о них говорит только не­посредственный опыт. Идею о них можно составить толь­ко благодаря простому здравому смыслу, идею, которую надо затем сохранять такой, какая она есть.

Такое утверждение особенно поразило одного из пос­ледователей Ньютона, Беркли, философа, по правде гово­ря, очень характерного для этой эпохи борьбы, когда ро- ждалась современная научная мысль. В общем мало согласный с Ньютоном... он все же удовлетворен, видя, что за основу научных и математических рассмотрений

взяты без доказательства понятия места, времени, простран­ства и движения. Да, говорит Беркли, поступать надо именно так. Надо брать понятия такими, каковы они у самого простого человека, потому что, по крайней мере, у него они всегда ясные; у человек с улицы они всегда прозрачные, тогда как у философа или мета- физиков они всегда запутанные.

В самом деле, бесполезно размышлять о понятиях, которые требуют, чтобы их внутренне переживали; надо чувствовать их непосредственно. Акробатика мысли начинается у Ньютона, когда он пользуется ими для объяснения мира, потому что тогда он буквально жонглирует ими. Это сказано совсем не с целью в чем-либо приуменьшить его заслугу: наоборот, я хотел бы теперь охарактеризовать то, что в его духе является живым. Одним из понятий, взятых т. обр. Ньютоном, является пространство, прежде всего в том смысле, как его пони­мает человек с улицы. В нем еще имеется остаток внутреннего опыта. Картезианское пространство вызывает у того, кто действительно старается его себе представить, мысленно в него войти, впечатление круговорота, своего рода «закрутки». Это пространство, центр которого мо­жет быть помещен безразлично куда, заключает в себе нечто туманное, неоп- ределенное». 326 (4)

Итак, материальный мир должен быть разделен на две категории: на качества первичные, которые объ­ективны, и качества вторичные, которые субъективны и представляют следствия от воздействия на человека пер­вичных качеств.

В общем, можно сказать, что для Локка мир внешний - в действительности только форма, положение и дви­жение; основа всякого восприятия заложена внутри са­мого человека. Истинная субстанция цвета, который я воспринимаю, вовсе не находится в мире, она во мне, она живет во мне. Тепло, холод - все это существует только во мне.

«Понадобилось довольно много времени, чтобы науч­ные умы, современные мысли- тели заметили то, что явля­лось абсурдным в этом рассуждении. Что оно на самом деле хочет сказать? - Вторичные качества: звук, цвет, ощущение тепла - оказались освобожденными, изоли­рованными от мира, и чтобы их можно было познать, они укрылись внутри человеческого существа. Как, при ка­ких условиях оказались они там? Это было понемногу забыто. Прямой внутренний опыт больше не существо­вал; больше не было живых отношений между внешней природой и человеком. Тогда произвольно решили, что впечатления, которые вызывает в человеке при- рода, су­ществуют только в нем. А там они как бы потеряны для познания.... Дове- денный до крайности, этот способ ви­дения достигает, наконец, того положения, которое Кант характеризовал в XVIII в., говоря, что даже простран­ственные и временные качества предметов вне человека не могут нигде существовать. Все же, поскольку необхо­димо, чтобы существовало какое-либо соотношение меж­ду челове-

ком и Мирозданием (что надо обязательно ус­тановить, если не хотят попросту упразднить Мирозда­ние), Кант приходит к следующему: если человек устра­ивает мир согласно законам математики, то это он сам делает из этого мира такую вещь, к которой могут быть применены эти законы, это он предписывает их вещи в себе, которая остается для него полностью непонятной.

Наука XIX в. употребила много усилий для разрешения этой задачи. Если окинуть взглядом положение человека перед лицом познания, каким оно предстает перед нами, то можно сказать, что его основной особенно­стью является неуверенность. Человек не знает, чему в мире приписать то, что он испытывает в себе. Мало-помалу эта неуверенность охватывает все современное мышление».

326 (5)