Об одной арифметической ошибке

Представим себе, что при проектировании какой-то машины конструктор забыл заложить в одном из узлов шестеренку или неверно рассчитал ее размер, количество зубцов. Построенная по такому проекту машина просто не заработает или быстро сломается.

Чрезвычайно сложную машину представляет собой социально-экономическая модель общества, которую планируют, строят люди.
И если в эту модель, хотя бы в один ее блок, будут заложены неверные исходные данные, то она либо не заработает, либо рано или поздно сломается. Перестройка плохо рассчитанной и построенной модели, как мы убедились, обходится обществу дорого.

Важнейшим звеном в планировании и строительстве социально-экономических моделей является демография. Важнейший показатель демографических процессов – плотность населения, так как жизненное пространство (или экологическая ниша), то есть пространство, пригодное для жизни по географическим параметрам (температура, высота и

К сожалению, долгое время считалось, что демографических проблем, как, впрочем, и многих других, у нас нет: наша страна – самая большая и богатая... По-видимому, этот стереотип неограниченных пространств и богатств еще прочно сидит в нас, мы не хотим утруждать себя при статистических расчетах учетом особенностей и специфики различных “мелочей”, таких, например, как плотность населения. И напрасно.

Так, согласно всем справочникам и последнему географическому Атласу Киргизской ССР, плотность населения республики – 20 человек на квадратный километр. Эта цифра вызвала у нас, часто бывающих в различных районах республики, сомнения. Мы ее пересчитали и обнаружили, что средняя плотность населения республики сегодня составляет более... 100 человек на квадратный километр. Разница в 5 раз!

Первое, что пришло в голову, – не может быть. Не может быть, чтобы специалисты допустили такую ошибку. Скорее, наверное, ошиблись мы. Пересчитали еще раз – верно. Запросили Госкомстат республики. Нам дали справку: плотность населения республики на начало

Дело в том, что в горах, в отличие от равнин, не вся территория пригодна для расселения. Например, крутые, свыше 30 градусов склоны гор, скалы, осыпи, ледники, вершины, все территории, находящиеся выше 3,5 километра над уровнем моря, т. е. вся так называемая нивальная зона. Кроме того, нельзя расселяться на поверхности озер, водоемов. В Киргизии реальным местом, пригодным для расселения, всегда были и есть днища долин, которые составляют всего 43 тысячи квадратных километров.

Итак, более 100 человек на квадратный километр, много это или мало? Для сравнения: в Прибалтийских республиках, в Белорусской ССР, примерно равной по площади нашей республике, с относительно равномерным расселением, связанным с равнинным рельефом, средняя плотность населения находится в пределах 35–55 человек на квадратный километр. Но и названная нами цифра 100 – это лишь средняя по республике. Очевидно, что плотность населения в отдельных районах республики разная: где больше, где меньше. Так, в Чуйской долине, включая Кеминскую и Кичикеминскую долины, средняя плотность населения достигает 210 человек на квадратный километр. Выше мы говорили уже о понятии “жизненное пространство”. Каково же оно сегодня и в перспективе? На пригодных для расселения и жизнедеятельности днищах межгорных впадин: Ферганской, Чуйской, Таласской, Иссык-Кульской, Кетмень-Тюбинской, Орто-Нарынской, Кочкорской, Жумгальской, Ноокатской и других, общей площадью в 43 тысячи квадратных километров, сосредоточено 4300 тысяч человек населения, основная масса аграрного и индустриального производства.

Значительная часть среднегорных и все высокогорные впадины служат местами выпаса более чем 1 миллиона голов крупного рогатого скота, более 10 миллионов овец и коз, 275 тысяч лошадей. И практически вся эта масса животных в течение трех-четырех летних месяцев сгоняется в высокогорные впадины общей площадью днищ всего лишь около 12 тысяч квадратных километров, то есть плотность животных в них достигает

Площадь деградированных пастбищ составляет на сегодня, по официальным данным, 1,3 миллиона гектаров, и четко выражена тенденция наращивания этого процесса. К тому же развитие многопрофильного хозяйствования в этом же жизненном пространстве – нерациональная и неэкологичная отработка более 70 месторождений полезных ископаемых, расширяющаяся, часто без особой необходимости, сеть дорог, ирригационных сооружений, использование тяжелой техники и т.п. – приводит ко все возрастающему техногенному давлению на природную экосистему с предсказуемыми последствиями. Особенно это опасно для тончайшего слоя земли, дающего нам пищу, – для почвенного покрова. Доля разрушенных, эродированных почв на пашнях Чуйской долины составила 92 процента. Научно необоснованное орошение привело к засолению почв. По данным Киргизгидромета за 1988 год, основным загрязнителем почв является опасный яд ДДТ, применение которого было запрещено много лет назад. И все эти разрушительные процессы не стабилизируются, а спонтанно развиваются – мы этот тезис можем доказать, но это предмет специального разговора.

Итак, переуплотненное, во многом разрушенное и отравленное жизненное пространство республики стремительно сужается. Нашей чрезвычайно, в силу географических и геологических особенностей, уязвимой к антропогенному воздействию горной республике реально грозит экологический коллапс.

Не будучи специалистами, мы не беремся сделать из изложенного социальные, экономические и политические выводы. Одно очевидно: эти новые, неожиданные для нас реалии – переуплотненность территории республики, грозящий экологический кризис, вызванный сверхпредельной антропогенной нагрузкой на удельную площадь, должны быть еще раз внимательно изучены специалистами и, в случае подтверждения наших расчетов, приняты к сведению и немедленным действиям.

“Советская Киргизия”, 13 января, 1990 г.

В 1989 г. в г. Фрунзе должно было состояться (но не состоялось) выездное заседание Совета координации АН СССР. Ожидался приезд президентов всех республиканских Академий наук и членов Президиума, как тогда называли большой Академии во главе с президентом

Наш народ всегда с большим пиететом относился к людям образованным, ученым. Такое отношение было и к Академии наук, к ее сотрудникам. Однако в последние 10–15 лет стал замечать, как былое уважение стало сменяться пренебрежением и огульным охаиванием. Не буду говорить о всех причинах такой метаморфозы. Есть в этом отчасти и вина Академии – слишком широко у нее были открыты двери и для бездарей. Однако об одной причине негативного отношения к Академии у части нашей общественности, которое сформировалосъ под влиянием некоторых ученых из соперничающих ведомств – отраслевой, вузовской науки. Представители последних считают, что они тяжко трудятся в поте лица своего, а ученые-академики тепло спят и сладко едят, мало что давая для практики, то есть, если перейти на приевшийся, но официальный для науки штамп, мало внедряют научно-исследовательские разработки в практику; а если перевести на бытовой язык, то дармоеды. Для таких критиков перечислю, что сделано, например, Институтом геологии для экономики республики.

Учеными Института геологии совместно с геологами-производ-
ственниками открыты: Кутусайское редкоземельное (в Актюзе) и Кавакское угольное и урановое месторождения, долгие десятилетия приносившие миллиардные доходы в казну государства (как советского, так и республиканского); крупнейший в Средней Азии Джетымский железорудный бассейн, ряд золоторудных и золото-россыпных месторождений, месторождения алюминия и ванадиеносных титано-магнетитовых руд; месторождения графита, волластонита, фарфорового камня и др.

Эксперты Госкомгеологии оценивают открытые учеными Института геологии только за последние 10 лет месторждения в сотни миллионов долларов. Так дармоеды ли мы? О достижениях в области фундаментальных наук Института я говорить не буду – читателю не интересно. Скажу только, что среди специалистов СНГ и дальнего зарубежья авторитет Института высок.

Ныне наука Кыргызстана, в частности Национальная академия наук, переживает острейший кризис. Высококвалифицированные кадры уходят в поисках лучшей доли, а у молодежи – другие ценностные ориентиры, другие приоритеты. И ничего, наверное, сделать нельзя. Так было всегда. Как это ни парадоксально, но все революции, а как иначе назвать коренную смену общественно-экономической формации, которую мы переживаем, затеваются с целью улучшения социальной сферы, но в ходе них в первую очередь страдает именно она, культура, частью которой является наука.

Вместе с тем надо признать, что нынешний кризис академической науки в значительной мере обусловлен и внутренними, присущими ей изначально причинами, а именно, самой её концепцией и структурой. Как известно, российская Академия наук была создана Петром I как государственное учреждение и с первых дней ее существования она финансировалась из государственнай казны и полностью находилась под опекой государства. Для тех, кто не в курсе, поясню, что республиканские академии, в том числе и киргизская, – это миникопии Российской Академии.

К 1917 году Россия не успела в достаточной мере развить рыночную экономику и стать на капиталистический путь развития. Октябрьская революция полностью ликвидировала зарождавшиеся рыночные отношення, и поэтому Академии наук, и ранее находившиеся полностью на попечении государства, не пришлось перестраиваться в экономическом отношении, и произошла дальнейшая консервация отношений донор – реципиент. Говоря другими словами, академическая наука не научилась торговать знаниями. Она всегда, так сказать, “бесплатно” внедряла свои научные разработки в народное хозяйство, обеспечивая его индустриальное и оборонное могущество, и поэтому не знала истиной цены своему интеллектуальному товару. Да в этом и не было необходимости – государство неплохо содержало науку, что послужило поводом одному крупному ученому-физику для саркастической шутки: “Наша страна единственная в мире, где ученым позволено все свое время посвящать своему хобби и за это им еще и хорошо платят”.

Всеобъемлющий государственный патронаж воспитал у ученого сообщества социальную инфантильность. Помимо этого, единая в принципе наука оказалась разделенной на три ветви: академическую, вузовскую и отраслевую. Лишенные опытно-производственной базы, академическая и вузовская науки все более воспаряли в область так называемой фундаментальной (теоретической) науки, отрываясь от земных запросов практики, а отраслевая (прикладная) наука без фундаментальной основы все более погружалась в примитивное рационализаторство и изобретательство. Парадокс в том, что многие невостребованные теоретические идеи советских ученых быстро осваивались за рубежом, обеспечивая их технологический прогресс.

Таким образом, социальная инфантильность ученых, разрыв между фундаментальной и прикладной наукой и явились, на мой взгляд, основной причиной того, что академическая наука не смогла не то что адаптироваться к новым, рыночным условиям, не то что стать мозговым центром реформ, но даже разработать новую концепцию единой науки.

Это не вина академической науки, а ее беда. Наивно ожидать, что ученый, который всю свою жизнь посвятил изучению и познанию фундаментальных закономерностей природы (и государство в этом его активно поощряло) в одночасье перестроится и начнет “тачать сапоги”. Эту жизненную драму – свою невостребованность новым временем – переживают сегодня еще оставшиеся в Академии ученые республики, интеллектуальный цвет нации. Другие, попутчики науки, уже ушли из нее.

“Советская Киргизия”, 30 марта, 1990 г.
Президенту Республики Кыргызстан А.А. Акаеву
О минералого-геохимической паспортизации хвостов
и промотходов горнодобывающей промышленности

Глубокоуважаемый Аскар Акаевич!

В условиях утверждения рыночных отношений в Кыргызстане и когда минеральные богатства стали собственностью республики остро встает проблема полного учета инвентаризации этих богатств.

Речь идет не о том минеральном сырье, запасы которого известны, но о тех видах, которые еще, в силу разных причин, не учтены или еще не известны (нетрадиционные для тех или иных месторождений металлы).

Суть в том, что месторождения республики являются, как правило, полиметалльными, т.е. кроме основного, ведущего металла содержат и ряд сопутствующих, которые, несмотря на значительно меньшие запасы, по ценности и в стоимостном выражении могут быть равны или превосходить основной добываемый металл.

По оценкам специалистов, коэффициент использования извлекаемой из недр горной массы в советской горнорудной промышленности не превышает 10%, а комплексность и полнота использования месторождений не более 50%.

В практике горнодобывающей промышленности Советского Союза известно немало случаев, когда страна продавала за рубеж относительно дешевую по мировым ценам руду, а там, за рубежом, из этой руды попутно извлекали другой, более ценный металл. Или при извлечении какого-либо основного металла сопутствующий металл безвозвратно терялся. Например, в Кавакском месторождении отрабатывался уран. Однако наряду с ураном в нем в промышленных масштабах содержался германий, стоимость которого более 1000 долларов за килограмм (по современным мировым ценам). Таким образом, безвозвратно было уничтожено целое месторождение германия.

Может быть, соответствующими оборонными заводами германий и извлекался, но это нам не известно. Известно только то, что вклад в союзную экономику Кавака оценивался и оценивается только по урану.

Имея в виду вышеизложенное, в последние два десятилетия во вновь открываемых месторождениях, согласно инструкциям Мингео, производится подсчет запасов всех полезных компонентов.

Между тем на территории республики имеется большое количество давно отработанных месторождений, из которых извлекался только основной металл. Сопутствующие металлы при предварительном обогащении, металлургическом переделе сбрасывались в хвосты, промотходы. Так образуются вторичные, техногенные месторождения. За рубежом две трети некоторых добываемых металлов извлекаются как раз из таких техногенных месторождений. Добыча металлов из них техногенных месторождений экономически весьма рентабельна, т. к. исключает некоторые трудоемкие и дорогие технологические операции (извлечение из недр, дробление и т.д.).

По нашим предварительным данным, в промотходах Хайдарканского и Кадамжайского комбинатов содержатся золото, серебро, селен и др. Необходимо изучить: сколько их и в пригодной ли для технологического передела минеральной форме они там находятся. Также и в хвостах обогатительной фабрики месторождения Терек (Чаткал) обнаруживается золото. По некоторым сведениям, на Макмальском золоторудном комбинате из-за несовершенства технологии до 30% золота сбрасывается в хвосты.

Другой аспект проблемы – нетрадиционные виды сырья. В последние годы все больше появляется данных об обнаружении в некоторых рудных месторождениях металлов, не свойственных, не типичных для этого типа месторождений, и поэтому при разведке и разработке руды этих месторождений даже не исследуются на это нетрадиционное сырье.

Так, в эксплуатируемых рудах золото-сурьмяного месторождения Терек (Чаткал), точнее в минерале – концентраторе промышленного золота – арсенопирите, в некоторых пробах (к сожалению, проанализировать удалось только несколько проб) установлено повышенное содержание элементов платиновой группы. Если эта тенденция имеет устойчивый характер, для чего необходимы специальные исследования, то попутно с золотом можно извлекать и эти элементы, что повысит ценность и стоимость месторождения в два-три раза.

На северо-западной границе нашей республики известно небольшое бериллиевое месторождение Бахтиек (Таласский хр.). Это месторождение может быть потенциальным объектом на гафний (80–190 долл./кг) и редкоземельные элементы. Возможно обнаружение редких земель как сопутствующих элементов в некоторых других месторождениях.

Суть моей записки к Вам, Аскар Акаевич, сводится к следующему. Как полагают, наши специалисты, вышеизложенные предложения небезосновательны, подтверждаются практикой зарубежных стран и требуют тщательной проверки.

С этой целью необходимо:

1. Провести инвентаризацию (паспортизацию) всех хвостохранилищ и промотходов отработанных и эксплуатируемых месторождений.

2. Провести минералого-геохимические исследования ряда потенциально интересных объектов на возможность обнаружения нетрадиционных видов минерального сырья.

3. Перед сдачей месторождений в эксплуатацию (инофирмам, другим предприятиям) для дополнительного контроля (страховки) осуществлять минералого-геохимическую экспертизу руд.

В условиях рыночной экономики не исключено, что инофирмы, малые предприятия, ведомства, которые будут разрабатывать наши месторождения для получения дополнительной (неучтенной государством) прибыли, будут скрывать истинную ценность месторождений (по сопутствующим компонентам) или, наоборот, для получения быстрой прибыли с наименьшими затратами будут губить месторождения, выбрасывая в промотходы сопутствующие элементы.

Представляется, что государство, отдавая в разработку месторождения, должно знать о нем все. Комплексное безотходное использование месторождений повышает их стоимостную ценность на порядок, т.к. при этом разрешается и ряд экологических проблем.

Глубокоуважаемый Аскар Акаевич, если изложенное заинтересует правительство республики, считали бы целесообразным поручить вышеперечисленные экспертные работы Институту геологии АН республики, выделив для этого дополнительные ассигнования целевым назначением. Институт располагает необходимым количеством квалифицированных кадров в этом направлении и соответствующей аналитической аппаратурой.
Заместитель директора Института геологии им. акад. М. Адышева

К.Дж. Боконбаев

15.11.1991 г.
Не пропасть бы в черной дыре
Непричесанные тезисы о состоянии и возможных перспективах науки

Сначала немного лирики. Знаете, как исчезают звезды? В процессе эволюции разгораются, потом сжимаются под действием гравитационных сил. И звезда схлопывается, как бы пропадая в черную дыру. Я иногда с ужасом думаю, что такая судьба может постичь и нашу науку.

Тезис первый. Отступление от завоеванного

Говоря “нашу”, я имею в виду не только кыргызскую науку, но и молдавскую, армянскую, туркменскую и другие. За исключением, может быть, такой мощной, как российская наука, с многовековой историей – эта выживет. Но даже она не может развиваться вне контекста общего пространства: очень многие идеи и разработки приходят извне. История уже знает примеры, когда советская наука пострадала от изоляции. Времена “железного занавеса” отбросили ее по многим направлениям в физике, молекулярной биологии. Об отставании говорит и тот факт, что лауреатов Нобелевской премии в области науки у нас раз, два и обчелся. Тогда как на Западе далеко ушли вперед по компьютерной технике, информатике, генетике. Особенно прогрессивные, синтезирующие науки, которые открывают новые горизонты, как, скажем, синергетика, тоже ведь возникла не у нас. И уж совсем скромными в этом ряду выглядят достижения кыргызских ученых: практически нет открытий в области фундаментальных наук (одно было сделано много лет назад П.И. Чаловым), а несколько государственных премий получены в составе длинных поездов из ученых бывшего СССР.

На этом и без того неярком фоне губительной выглядит тенденция обособления новоявленных государств СНГ. Все больший распад страны грозит не только тем, что мы уже имеем – развал экономики, но ведет к распаду культуры и науки, как ее составной части. Что бы мы сейчас ни говорили, наша советская культура была сильна взаимным влиянием. Как сильна мировая культура, синтезирующая европейскую и восточную. На протяжении столетий идет постоянный обмен и обогащение. И вот теперь прервать связь времен...

Пусть кто-то со мной не согласится, но я полагаю, что нынешняя суверенизация, проще говоря, отделение границами – анахронизм общественного развития. В демографическом и в информационном отношении мы вступили в такой век, когда человечество смысл и способ выживания видит в объединении. И на этом этапе суверенизация, которая идет на территории шестой части планеты, есть процесс искусственного торможения.

Я не сторонник той группы людей, которая “убивается” по ушедшей в небытие стране, потому что они мучаются имперской ностальгией. Но я был и остаюсь сторонником возрождения Союза на равноправной основе. Структура Содружества была задумана как шаг вперед в политическом и правовом отношениях. Но перехлест национально-государственного самоопределения не дал ей развиться. Девятый вал национального самосознания можно понять, он был ответной реакцией на десятилетия тоталитарного режима и подавления всякой самобытности. Но теперь есть опасность, что он захлестнет всех и вся.

Тезис второй. Пространство размером в молекулу

И все же началось противостояние наиболее ответственной, наиболее здравомыслящей части общества во всех республиках. Уже договариваются промышленные комплексы, которые были действительно связаны тысячами нитей. Только отпетые экстремисты не видят очевидного: полный разрыв не принесет благ никому, он сделает нищими всех.

У нас республика в основном ввозная. Мы и так оказались в одном из худших положений. И если совсем отвернутся бывшие партнеры, нас ожидает полный крах.

Но, к сожалению, всякое общественное развитие инерционно. Вот и у нас эйфория самоопределения еще не прошла, далеко не все в состоянии трезво оценить, кто мы есть и что можем поодиночке. И интеллигенция здесь должна сыграть главную роль, ибо она всегда давала идеи, возбуждала людское сознание. Правда, часто потом оказывалась не у дел. Взбудораженные массы сметали всех, а к власти приходила какая-то третья сила, отнюдь не отличающаяся высокой моралью и большим интеллектом.

Кстати, академик Павлов утверждал, что в период каждой революции выживают хищники, а наиболее уязвимой становится интеллектуальная часть общества. И сейчас наблюдается нечто схожее. Уже всерьез заговорили об оттоке мозгов. Уезжают не только в дальнее зарубежье, просто наиболее талантливые, молодые уходят в рыночные структуры, чтобы заработать деньги. Это – большие, невосполнимые потери.

Ошибки истории, увы, повторяются. Мир знает примеры дикого капитализма, когда в упадок приходили наука, искусство, потому что было не до них. И только позже, когда достигался определенный уровень, взоры обращались в их сторону. Что ж, представителям науки остается ждать, когда и наше общество разбогатеет? Видимо, это не зависит от нашего желания. Такова жестокая реальность первого этапа рыночных отношений. Единственное, что мы могли бы сделать, это поднять свой голос и бороться за сохранение единого научного пространства в пределах СНГ. Если мы, вопреки политикам, будем удерживать связи, налаживать новые, это может стать пусть рыхлым, но фундаментом для вызревания новой структуры содружества. Давайте начнем с науки, с образования.

Хотя надо иметь в виду, что сохранить прежние взаимоотношения не удастся. Где найти теперь тот центр, который выделит деньги на развитие науки? Хуже того, под большим вопросом и судьба центральных научных журналов, которые были принадлежностью всего Союза, где ученые могли публиковать свои труды, и тем самым, обмениваться научными знаниями. А теперь нам могут с полным правом ответить: извините, нас финансируют Россия или Украина, вы здесь ни при чем.
К слову, у нас был общенаучным языком в пределах Союза русский. Если мы от него откажемся, доведя все до абсурда, то каждая республика начнет печатать научные труды на своем языке. Только кто их будет читать? Не надо большого ума, чтобы догадаться: чем меньше будет наше научное пространство, тем сильнее пострадают маленькие республики. Ну, скажите, большой ли в Кыргызстане научный потенциал? По толщине он равен молекулярному слою. Мы все практически друг друга знаем. Значит, остается вариться в собственном жидком бульончике, бесконечно обсуждая одни и те же проблемы. Если об общей политике мы еще можем судить благодаря средствам массовой информации, то канал к научным достижениям практически перекрывается.

Государственные деятели республик, правительства должны проявить мудрость и вопреки всему сохранить научные журналы в пределах СНГ, сохранить ВАК.

Кстати, о ВАКе хочу сказать особо. Есть предложение внутри каждой республики создать свои высшие аттестационные комиссии и осуществлять защиты диссертаций, так сказать, на местах, не покидая родного крова. Аттестация есть один из важнейших инструментов определения компетентности. Убежден, создание республиканских ВАКов приведет к девальвации научных степеней и званий. Если раньше у нас была большая армия ученых, то ныне останется маленький отрядик – соответственно и критерии будут занижены. К тому же степень доктора наук, присвоенная в Кыргызстане, вряд ли будет считаться таковой, скажем, на Украине. Еще недавно степень кандидата наук СССР на Западе котировалась тоже достаточно высоко. Теперь и это будет утрачено.

Хуже того, появились суждения о том, что нужно вообще отменить защиту диссертации и присваивать звание неполного доктора наук и полного. Но кто будет это решать? И вообще, как-то унизительно звучит это “неполный” – неполноценный что ли? По-моему, вся эта затея сводится к тому, чтобы как можно легче получить научную степень. Не только действующие доктора и кандидаты, но и большинство рядовых научных сотрудников к этой идее отнеслись отрицательно. Нельзя не учитывать и то, что в республике сильны кумовство, трайбализм. Я не исключаю, что в “большие” ученые выбьются люди малообразованные.

Сторонники нововведений утверждают, что они берут за основу зарубежную модель. Но ведь там наука и образование строились иначе.

Спору нет, деятельность нашей академии не была безупречна: сложная структура, множество служб и научных подразделений, не приносящих должного эффекта. Надо отдавать себе отчет и в том, что в Кыргызстане научные традиции в историческом прошлом отсутствуют, нашей науке нет и 50 лет, поэтому и общий уровень ее младенческий. Известно, что настоящий интеллигент рождается в третьем поколении, так и большой науке требуется определенный генетический заряд. Просто нужно время и терпение. И нужно инвестировать в науку, потому что это будущее.

Мне могут возразить: о каком будущем толковать, когда вопрос стоит, будет завтра в республике голод или нет. Рассчитывать на большие вложения, действительно, утопия. Но возможности перегруппировать силы, сконцентрировать их на актуальных проблемах у нас никто не отнимал. Ведь до сих пор нет настоящей координации научных исследований. Не то что среди академических институтов нет тесной связи, в любом из них одна лаборатория не ведает, что творит другая. Боюсь, что и в республике нет человека, который бы знал, сколько у нас научных подразделений, по каким направлениям ведутся исследования, каковы источники финансирования. Особенно усилились много- и мелкотемность в последнее время, т.к. в правительстве республики нет органа (даже отдела науки), который осуществлял хотя бы контроль за тем, куда и как расходуются государственные средства. Например, пышно расцвели всевозможные экологические тематики, выполняемые различными научно-исследовательскими учреждениями, проектными организациями, ОКБ, предприятиями и даже кооперативами. При этом идет многократное дублирование одних и тех же работ по одним и тем же объектам. На эти темы по разным каналам направляется мощный поток денег из госбюджета, бюджета местных органов власти, из средств отдельных предприятий, совхозов и колхозов.

Без четкой государственной политики здесь не разобраться. И сможет это сделать только Министерство науки или Госкомитет по науке и технологиям. Существует же Министерство культуры. а чем хуже наука? Концентрация сил и средств, тем более что и того и другого мало, для науки – задача жизненно важная.

Иначе разлетимся в пыль или схлопнемся, как угасающая звезда.

Записала Э. Таранова

“Слово Кыргызстана”, 6 мая, 1992 г.