Посадка на песчаных и супесчаных почвах

Посадка на песчаных и супесчаных почвах.

В Альтмарк и Неймарк (Altmark und Neumark) в Пруссии, где мне случилось вести лесное хозяйство, были, правда, площади, очевидно занесенные когда-то летучим песком, но в то время песок уже слегка задернел и таким образом несколько укрепился; только на некоторых небольших сравнительно пространствах песок приходил при сильных ветрах в движете. Всё же песчаные пространства, которые я имел случай видеть в Московской, Смоленской, Витебской, Пензенской и Владимирской губерниях, относятся к так называемому по-немецки „Scliwitzsand", т.-е. более плодородному песку, так как на нем хорошо растет даже ель.

На тощих песчаных почвах, где разводилась только сосна, места для посадки растений, чтобы не дать обветриться песку, приготовлялись незадолго до производства её, или большею частью при самой посадке, в расстоянии 1 1\2 арш. друг от друга. Рабочий, опуская лопату по возможности глубже, в один прием вынимал большую глыбу песку и, опрокинув ее обратно в ту же ямку верхним слоем вниз, притаптывал землю ногою. За этим рабочим по каждому ряду шли двое рабочих, — рабочий с лопатою и работница с корзиною растений, корни которых были предварительно смочены в болтушке из глины. Рабочий втыкал лопату в назначенное и приготовленное для посадки место и, раздвигая землю движением лопаты взад и вперед, образовывал щель, ширина которой равнялась ширине лопаты, сажальщица же опускала в эту щель корни двух растеньиц, в расстоянии 2 или 3 вершков друг от друга, держа по одному в каждой руки и затем оба они одновременно придавливали ногою песок подле растеньиц к их корням. Если песок не держался, а падал снова в эту щель, то это место еще раз утаптывалось, а затем повторяли ту же операцию.

При этом способе посадки важно, чтобы сажальница, держащая оба растеньица в руках, во время притаптывания к ним земли, слегка тянула бы их кверху, чтобы избежать сгибания корней и отклонения их от отвесного направления. Вначале довольно трудно приучить работниц к этому, так как они по большей части пытаются руками делать такое же движение, как и ногою, т.-е. вниз, вместо движения вверх, что, впрочем, и вполне естественно.

На тех местах, где песок никогда не поднимается ветром и достаточно задернел, приготовлялись ямки глубиною в 2 вершка. Вынутый песок клался подле, а на дне их делались колом или, как вышеописано было, лопатою ямки, куда уже и садились растения (Senkpflanzung). Очень не хорошо, если на такой площади находится много кустарников, опавшие листья которых ветром наносятся в эти ямки и покрывают молодые саженцы. Той же самой опасности подвергаются растеньица и от травы, растущей по краям ямок, придавливаемой снегом в ямки и также покрывающей растеньица. Листья и трава преют и саженцы гибнут. В этих случаях приходится ежегодно весною удалять листву и траву из ямок, пока растеньица не подрастут настолько, что листва и трава не будут причинять вреда.

В местах, где можно работать плугом, проводятся борозды глубиною в 2 вершка и в них уже садят растения. Я имел, между прочим, случай видеть в некоторых лесных дачах подобные посадки на площадях, где не удался посев в борозды, проведенные плугом. Я убедился, как из собственного опыта, так и из наблюдений над чужими лесами, что культуры на песчаной почве посредством посадки или посева удаются всегда, если только там еще оказывается какая-нибудь травянистая растительность. Необходимо только бывает всю площадь вспахать, а посадку саженцев или посев древесных семян произвести одновременно с посевом сельскохозяйственных растений: проса, ржи или овса.

В одном лису вблизи Бранденбурга, бывшем в моем ведении в 1851—1853 годах, где, вследствие пользования подстилкою, дозволяемого сервитутными правами, почва была сильно истощена, каждый раз, по вырубки лиса, на лесосеках производился однократный посев проса.

Бедные крестьяне перекапывали почву лопатами, сеяли просо и платили даже небольшую арендную плату, размеры которой я теперь припомнить не могу. Вместе с просом обыкновенно высевались семена сосны, а я, как сторонник посадки, засаживал подобные площади тотчас после посева проса. В Альтмарк, в 4 мил. от Магдебурга, вблизи Гарделегена, песчаные пространства вспахивались, засевались яровою рожью или овсом и затем по ним же разбрасывались сосновые шишки с целью обсеменения их сосною. При разверзании чешуек шишек их заметали метлами, при чем выпадавшие семена перемешивались с песком. Я должен откровенно сознаться, что раньше я сильно сомневался в успехе подобного рода культур. Когда об этом заходила речь и мне указывали на превосходные растения, возращенные таким образом, я возражал, что хорошее состояние растений в первые годы молодости не может еще служить гарантией их дальнейшего хорошего роста. В 1875 году мне случилось видеть эти же самые сосновые насаждения в 20—25-летнем возрасте, заложенные вышеописанным способом, и я должен сознаться, что мои прежние пессимистические предположения не сбылись: рост их был даже лучше одинаковых с ними по возрасту насаждений, пред закладкою которых не производился посев хлеба.

Это замечательное явление может быть, по моему мнению, приписано только той основательной обработки, которую почва получает при засеве её хлебом.

В Рославльском уезде Смоленской губернии, в имениях генерала Извольского и графа Олсуфьева, которые мне пришлось посетить, я видел, как на громадных пространствах лесосек производился в больших размерах посев хлеба, в течение стольких лет, пока почва не переставала давать уже сколько-нибудь удовлетворительных урожаев.

Крестьяне разрыхляли мотыгами землю между пнями и туда высевали хлеб. На некоторых местах пни не были вовсе выкорчеваны, указывая на то, что лес там был лишь незадолго перед тем вырублен. Вместе с тем я видел и большие пространства, на которых только лишь кое-где торчали одинокие пни, бренные остатки прежнего леса, ясно свидетельствуя о давнем употреблении этих пространств под посев хлеба. Самого хлеба на этих полях я не видал, но по жниву (по толщине соломы на жниве) я мог судить об обилии урожая. Это же подтвердили и крестьяне, сообщившие мне, кроме того, что посев хлеба на подобных местах производился нередко в продолжение 20 лет. И это на песчаной почве.

Точно также я видел там молодые сосновые жердняки от 25—30-летнего возраста, дававшие побеги длиною в 1 аршин, при чем кора их была прекрасного желто-красного цвета, который, как признак здорового роста, так нравится лесничему. Под этими молодыми соснами был густой подрост ели, явившийся от самосева, значительно отставший, впрочем, в росте, так как за недостатком света он не мог развиваться нормально. Мне передавали, что эти насаждения произошли от налета семян, а что раньше на этих площадях в течение 15 — 20 лет производился посев хлеба.

Хотя у меня и отсутствуют точные исторические данные, сколько лет продолжался на этих площадях посев хлеба до обсеменения их лесом, и при каких условиях шло развитие насаждений, но все-таки, нельзя не признать одного, что возделывание и разрыхление почвы, какого бы качества она ни была, полезно влияет на рост дерев. Тем не менее, я должен еще раз сказать, что я против слишком продолжительная сельскохозяйственного пользования, могущего истощить почву, но рекомендую его, если им пользуются умеренно. В своем сочинении „Praktischer Ackerbau" фон Розенберг-Липинский указываете на влияние оттенения почвы, имеющего последствием увеличение плодородия её. Между прочим он говорит, что польза от зеленого удобрения зависит исключительно от отенения почвы и доказывает это опытом, а именно: он пробовал запахивать скошенный и убранный урожай одного поля в другом месте, и что же оказалось? — это нисколько не повлияло па улучшение плодородия почвы второго поля, тогда как плодородие почвы из-под скошенного удобрения настолько повысилось, как будто бы оно было запахано тут же. Как бы то ни было, одно ли отенение, или же и распространение сети корешков в почве, влияет на удобрение её — это для нас, практиков- лесничих, в сущности безразлично. Мы довольствуемся фактом, добытым опытом, что хорошая обработка почвы обеспечивает успех культуры.