Кафедра литературы лосевские чтения – 2012 Материалы региональной научно-практической конференции



бет1/9
Дата23.06.2016
өлшемі3.72 Mb.
#154150
түріКнига
  1   2   3   4   5   6   7   8   9
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РФ

ФГБОУ ВПО «БЛАГОВЕЩЕНСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

ПЕДАГОГИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ»

Кафедра литературы

ЛОСЕВСКИЕ ЧТЕНИЯ – 2012
Материалы региональной научно-практической конференции

БЛАГОВЕЩЕНСК – 2012




ББК 83.3(2 Рос-4Аму)

Л 79


Печатается по решению редакционно-издательского совета Благовещенского государственного педагогического университета


Лосевские чтения – 2012: Материалы региональной научно-практической конференции / Под ред. А. В. Урманова. – Благовещенск: Изд-во БГПУ, 2012. – 224 с.
В сборник включены доклады по актуальным проблемам литературного краеведения Приамурья, прочитанные на состоявшейся в Благовещенском государственном педагогическом университете региональной научно-практической конференции, посвящённой памяти известного на Дальнем Востоке учёного-краеведа А. В. Лосева (1927–2002). Большинство авторов докладов и научных статей – члены авторского коллектива «Энциклопедии литературной жизни Приамурья XIX–XXI веков» – исследовательского проекта, поддержанного РГНФ.

Книга адресована историкам литературы, преподавателям и студентам вузов, учителям средних учебных заведений.



Издание осуществлено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ «Литературное краеведение: создание фундаментального историко-литературного труда – Энциклопедии литературной жизни Приамурья XIX–XXI вв.», проект № 11-04-00087а.


ISBN 978-5-8331-0250-3

© Благовещенский государственный педагогический университет, 2012


Раздел 1

ВСПОМИНАЯ

А. В. ЛОСЕВА

И. Д. ИГНАТЕНКО



секретарь Правления Союза писателей России,

председатель правления Амурской областной

общественной писательской организации
«ЛОСЕВСКИЕ РАЗБОРЫ»:

А. В. Лосев читает стихи амурских поэтов
Заявленная мною тема, скажу это сразу, ни в коей мере не претендует на сколько-нибудь полное освещение особенностей мыслительного процесса такой многогранной личности, как Анатолий Васильевич Лосев. Это будут слепленные воедино фрагменты моего общения с ним, начиная с 1959 года, когда я стал студентом историко-филологического факультета БГПИ, вплоть до последних дней его жизни. Разумеется, общение в студенческие годы было наиболее частым и плодотворным. Особенно когда почти три года я был ответственным секретарём многотиражки «За педкадры», а Анатолий Васильевич членом её редколлегии, и наши встречи в редакции и типографии были еженедельными. Жаль только, что память штука весьма дырявая, и в её крупноячеистом сите задержалось не так-то уж и много фактов, связанных с именем Лосева, а тем более систематизированных в нечто цельное. Было и до сих пор остаётся общее впечатление от незаурядного ума этого человека. Об этом и расскажу сегодня, насколько мне удастся.
Нечто подобное разбору шахматных партий, столь любимых им, происходило, очевидно, в мозгу Анатолия Васильевича, когда он читал стихи и прозу дальневосточных и амурских литераторов, начиная с XIX века и кончая современностью. Я говорю о людях известных, таких как Масюков, Волков, Синегуб, Стахеев, Чудаков, Матюшенский, Фадеев, Овечкин, Цирулик и Завальнюк. Обозревал он и творчество других современных ему прозаиков и поэтов, публиковавшихся на страницах областных газет и выпускавших книги, в частности, Игоря Ерёмина, Николая Фотьева, Станислава Демидова, Олега Маслова.

Не обходил вниманием Лосев и начинающих литераторов из студенческой среды, к числу коих принадлежали в ту пору Николай Недельский, Александр Филоненко и я. Только, в отличие от шахматных блиц-партий, Лосев не сосредоточивался на том, чтобы повергнуть оппонента на лопатки, а стремился найти в его строчках то самое жемчужное зерно, которое приходилось искать в известной почве. Отделение зёрен от плевел происходило в его мозгу безошибочно. Основой тому служила феноменальная память Лосева, помноженная на безошибочный художественный вкус.

Помню, как удивляли нас, студентов, его реплики и комментарии к отдельным строчкам классиков отечественной литературы. «Эк, на кого замахнулся!» – содрогались мы, когда Лосев трунил над звучанием начала дуэта Татьяны и Ольги из оперы Чайковского «Евгений Онегин»:
Слыхали ль вы за рощей глас ночной

Певца любви, певца своей печали?

Когда поля в час утренний молчали,

Свирели звук – унылый и простой –

Слыхали ль вы?
Вряд ли шестнадцатилетний лицеист Саша Пушкин, создавая своё стихотворение «Певец», включенное затем Чайковским и либреттистом Шиловским в текст оперы, мог предположить, что когда-нибудь оно зазвучит со сцены, и первые же слова, положенные на музыку великим композитором, станут поводом для улыбки людей с изощрённым слухом, обнаружившим в деревенской тиши среднерусской усадьбы помещиков Лариных грозных представителей африканской фауны: «Слыхали львы…»

Добавлю, что в 1964 году, когда мы оканчивали пединститут, мой однокурсник Валентин Догодайло поставил на сцене нашего института оперу «Евгений Онегин», для чего привлёк все музыкальные таланты Благовещенска. Это была сенсация, которую никто не повторил и по сию пору. И мы, затаив дыхание, слушали первые такты музыки, предварявшие вступление к дуэту: «Слыхали ль вы»… И невольно вспоминали ремарку Лосева. Оказывается, наш наставник был прав. Явно слышались именно «львы».


Наверное, именно потому, что с поэтическим слухом у Лосева всё было в порядке, прочитав в газете «За педкадры» моё стихотворение «Приамурье», которое я написал на пятом курсе, уже имея некоторую институтскую известность, Анатолий Васильевич усмехнулся.

Я ждал критики, и она последовала. Приведу первую строфу своего стихотворения, написанного в подражание знаменитому «Приамурью» Петра Комарова.


Ночь такая белая от инея,

От луны, упавшей на межу.

Приамурье, лишь тебе отныне я

Сердцем и душой принадлежу…1


Анатолий Васильевич так прочитал начало моего стихотворения, что явственно прозвучало: «Ночь такая белая, а ты не я…». И сказал, что это почти самопародия, ибо действительно «ты» (Комаров) – это не «я» (Игнатенко). Спорить было бессмысленно и глупо.

Затем Анатолий Васильевич спросил, отчего это луна упала на «межу»? Разве ей туда было легче попасть, нежели на широкое поле? Межа – место довольно узкое.

Я слушал и не решался признаться, что луна упала на «межу» ради последующей, как мне казалось тогда, очень важной рифмы: межу – принадлежу.

Не ручаюсь за точность цитирования, но смысл тогдашних «штудий» Лосева, обращённых ко мне, был именно таким:



«Пишите стихи вслух. И читайте их потом тоже вслух. Поэзия – звучащее искусство. Фонема несёт смысл. Утратив звук, слово, как написанная буква, лингва, многое теряет. Мне кажется, постепенно молодые поэты каждого нового поколения стали писать стихи глазами, видя в них лишь смыслы и теряя в спешке звук, музыку, мелодию, интонацию… Только интонация и делает поэзию – поэзией.

Не заблуждайтесь, что замысел решает всё. Добиться успеха можно лишь точным расположением отчётливо слышимых слов. Иначе говоря, содержание без формы лишено жизни. Я имею в виду достойное содержание и добротную форму… Есть заблуждение, что белый лист бумаги всё стерпит. А ведь литература такое же точное ремесло, как и математика, к примеру…»

Проявляя, как мне казалось, эрудицию, я пытался приводить Лосеву примеры из того же «Евгения Онегина»:


Как уст румяных без улыбки,

Без грамматической ошибки

Я русской речи не люблю…2
И, для большей убедительности, подкреплял Пушкина Пушкиным:
Неправильный, небрежный лепет,

Неточный выговор речей

По-прежнему сердечный трепет

Произведут в груди моей…3


«Ну и что же? – вопрошал Лосев. – Хотите, я вам на помощь призову Анну Андреевну?» И тут же читал наизусть стихотворение, стоящее под арабской цифрой 2 в цикле «Тайны ремесла» из «Седьмой книги» Ахматовой. Приведу только вторую, наиболее знаменитую и часто цитируемую строфу из этого стихотворения:

Мне ни к чему одические рати

И прелесть элегических затей.

По мне, в стихах всё быть должно некстати,

Не так, как у людей.
Когда б вы знали, из какого сора

Растут стихи, не ведая стыда,

Как жёлтый одуванчик у забора,

Как лопухи и лебеда.


Сердитый окрик, дёгтя запах свежий,

Таинственная плесень на стене…

И стих уже звучит, задорен, нежен,

На радость вам и мне.


Готовя к изданию свои первые книги, я исключил из них многие стихотворения, попавшие на глаза Лосеву в пору моего студенчества. Произошло это именно по той причине, что журба Лосева никогда не была обидной, но запоминалась навсегда. Не случайно многие стихи я переписывал многократно, отчего они порой теряли аромат юности и переставали нравиться мне самому. Ну и бог с ними! Зато с того момента я выучил наизусть не только процитированное Лосевым стихотворение Ахматовой, но и многие другие её стихи. Да и не только Ахматовой, ибо наизусть Лосев знал бездну текстов, цитировал их упоённо, и как нам тогда казалось, без меры. Мы были молоды и нетерпеливы, надо признаться. А русская литературы ничего не потеряла без моего «Приамурья». Хотя там были строки, одобренные Лосевым. Например, такие:
По тебе скучал средь южной зелени,

Где морской бурунится прилив.

Одного хотел я – чтобы спели мне,

Как Амур спокоен и красив…


В день стипендии, 12 апреля 1961 года, мы ликовали. Пенилось шампанское, купленное вскладчину. Звучали здравицы. Ну, конечно же, не в честь любимого нами декана, а в честь первого космонавта Земли Юрия Гагарина.

Переосмыслив это событие, мой товарищ по группе и сосед по общежитской комнате Коля Недельский воспылал патриотическими чувствами. Тогда среди институтских стихотворцев он был заметной величиной, а посему написал в стиле поэтов-эстрадников той поры:


Не хочу, не могу быть кислым и постным,

Скулить над трудностями, как собачонка.

Хочу, увидев глупость и косность,

В лицо смеяться – дерзко и звонко!

К чёрту в ризах, кадилом дымящих,

Одурачивающих, одурманивающих темноту!

Вон прочтите в газетах вчерашних –

Ракета ушла в высоту!..


Дальше Николай высыпал на служителей культа ещё ворох всяких обидных слов, а в завершение вспомнил-таки о Гагарине, полёт которого окончательно поставил точку в извечном споре атеистов и христиан – на небе коммунист Гагарин Бога не обнаружил.

Хорошо помню, как мы с Николаем дождались прихода в редакционную комнату Лосева, и мой друг вручил мэтру «горячие» стихи. «Память, ну почему у тебя такое крупноячеистое сито!» – вынужден вновь воскликнуть я. Как сейчас, слышу только одну фразу, произнесённую Анатолием Васильевичем: «Николай, вы стреляете из пушки по воробьям. Зачем столько страсти?» Разумеется, стихотворение на страницы многотиражки не попало, причём по воле самого автора. Хотя печатали нас тогда без каких-либо цензурных строгостей и ограничений, снисходя к уровню имеющегося мастерства. А с этим было ещё негусто.


Назову ещё один из способов Лосева дать понять самолюбивому автору, где у него в стихотворении слабое место. Анатолий Васильевич сочинял молниеносно нечто среднее между пародией и эпиграммой. Иначе я не могу классифицировать то, что слышали мы из уст педагога, вдохновлённого нашими «бессмертными виршами».

Тот же Недельский в зимнюю пору написал такое посвящение своей любимой девушке.


Снег, как вата, мягкий, белый.

Навалило – не пройти!

Я стою, такой несмелый,

На твоём стою пути…


Дальше следовали пассажи в честь любимой, описание её красоты и зимней свежести. А завершалось стихотворение, если мне не изменяет память, строчками:
Валит белый лёгкий снег,

Путь твой заметает.

За окошком лает Джек,

Дружелюбно лает.


Стихотворение очутилось в редакционном портфеле на предмет рассмотрения и последующего опубликования. Уже не помню, увидели ли свет лирические излияния моего друга, но пародию Лосева не забыл и доныне. Жаль, на бумаге не воссоздать обертонов лосевского голоса. Попробую воспроизвести его интонацию вслух. (Читателя же попрошу попытаться самостоятельно добродушным и слегка ироничным тоном озвучить пародию).
Джек, голубчик, успокойся и не лай.

Я хозяин твой, Недельский Николай.

Не рычи, как враг заклятый,

Охраняючи избу.

Вот возьму сейчас лопату –

(Делается пауза, якобы для замахивания лопатой на пресловутого Джека)

Путь к любимой разгребу…


Это было очень тепло и дружелюбно прочитано и вручено автору. Возможно, отчасти благодаря и этому пародированию, вкупе с иными обстоятельствами, в дальнейшем Николай Недельский выбрал путь отнюдь не литератора, а учёного. Со временем окончил в Москве Академию общественных наук при ЦК КПСС, руководил лекторской группой обкома партии, защитил кандидатскую диссертацию, стал профессором кафедры философии АмГУ, которую немало лет возглавлял. Точно знаю, что Николай никогда не сожалел по поводу того, что не стал профессиональным литератором. Женился он на той самой девушке, путь к которой засыпал «снег, как вата». И через годы посвятил ей свою единственную книгу стихотворений «О, Муза смуглая моя…»
Читая время от времени в областных газетах рецензии Лосева на новые поэтические сборники амурских литераторов, часть из которых вошла в книгу избранных трудов Лосева по литературному краеведению Приамурья, выпущенную в 2011 году кафедрой литературы Благовещенского государственного педагогического университета4, я всегда отмечал для себя принципиальность и даже строгость публичных разборов Лосева. Это уже не походило на «поглаживание по головке», которым он одаривал начинающих институтских «пиитов». Перед лицом великой русской литературы Лосев не мог поступиться истиной. Это были горькие, но целебные «пилюли» для людей, считающих себя профессионалами в литературном творчестве. И многим подобное «лечение» пошло на пользу. Завальнюку то уж точно. Особенно это касается его первой, слабенькой и поэтически несамостоятельной книги «В пути»5.

Вспоминаю, как я принёс Леониду Андреевичу целую стопку его сборников, хранящихся в моей домашней библиотеке, надеясь взять у него автограф после того, как мы закончим радиоинтервью. Завальнюк не отказал в моей просьбе расписаться на каждом экземпляре. А на своей дебютной книжке¸ изданной, кстати, в неплохом на то время полиграфическом исполнении, в твёрдом переплёте, надписал: «Игорь, это моя первая книжка. Я рад был её увидеть. Леонид Завальнюк». Помню, что взяв своего «первенца» в руки и черкнув эти строчки, Леонид Андреевич как бы извиняющимся тоном добавил: «Конечно, слабенькая получилась вещица… Но с чего-то же надо было начинать…»

Давайте прочитаем сейчас оттуда первое стихотворение – «Моё богатство». Обратим внимание на год издания – 1953-й.
Форд так богат,

Что всё прожить за век

И при желанье трудная задача.

А я –


Простой советский человек –

Во много раз счастливей

И богаче…
Но по-иному счастлив и богат.

Я строил этот дом –

В нём ясли.

Детишки весело на мир глядят.

Я рад.

Я счастлив.


Не для того, чтоб миллионы получить,

Я строил сотни ГЭС,

Сажал деревья.

Я счастлив тем, что трудно отличить,

Где город-сад у нас,

А где деревня.


Весь честный мир

Мне верным другом стал.

Таких друзей у Форда не бывало!

И это – мой несметный капитал.

Ценнее нет на свете капитала.
Шестая мира –

Вся моя!


Таких богатств никто нигде не сыщет.

Уж если кто богат –

Так это я,

А Форд в моём понятье –

Просто нищий.
Кто сейчас в этих ходульных, истёртых от лозунгового употребления словах узнает мудрого и поэтически оригинального Леонида Завальнюка последней четверти века его жизни и творчества?

Именно об этом стихотворении Лосев пошутил в своей манере. Хлёсткая эпиграмма потому и запомнилась, что была предельно лаконична и иронична. А со временем, как оказалось, в чём-то и прозорлива, если накладывать тему на наши дни.


Я не Форд,

И этим горд.

Форд не строил сотни ГЭС,

Не рубил под корень лес,

Не ходил он в ясли.

Сколотив свой капитал,

Форд смертельно приустал.

Эх, устал бы я с ним!..


Сейчас, когда по официальным данным в России более 400 долларовых миллиардеров, покупающих зарубежные хоккейные, баскетбольные и футбольные клубы и иные «златые горы», стала очевидной неэффективность «лобовой» пропаганды.
Помню, как однажды Игорь Ерёмин пришёл в Амурскую писательскую организацию в довольно-таки «растрёпанных» чувствах. Мы сидели, пили отнюдь не чай… «Был в гостях у Лосева. Читал ему главы из своей новой поэмы “Большак”. Анатолий Васильевич сказал, что с годами я утратил чувство лиризма, мои поэмы больше похожи на рифмованную прозу, чем на поэзию…»

А надо сказать, что к тому времени Игорь Ерёмин уже выпустил в свет пять книг стихотворений, одна из которых, «Земные корни», была напечатана в Москве издательством «Современник». Да и раскритикованную Лосевым поэму «Большак» Ерёмин напечатал в двух номерах столичного журнала «Наш современник» в канун последнего в истории съезда КПСС, за что был удостоен первой премии журнала. Чуть позже «Большак» был напечатан в Хабаровске отдельной книгой.

А у меня перед глазами стоит искренне опечаленное лицо старшего тёзки: «Я пишу не стихи, а рифмованную прозу… Так сказал Лосев».
У Станислава Демидова, который тоже может считаться учеником Лосева, сложно и трудно складывалась литературная стезя. Из желания быть напечатанным, Демидов порой грешил так называемыми «датскими» стихами, то есть написанными к различным памятным датам из официального календаря. Не чурался Стас громкой патетики, пользовался порой газетными штампами. Нисколько не оправдывая старшего товарища, с которым мы одно время работали вместе на областном радио и делали популярные передачи «Юность Амура» и «Солдатский час», скажу всё-таки, что это было скорее следствием того мощного давления на творческих людей, которое оказывала официальная партийная пропаганда. Мягкий по характеру, Демидов незаметно для самого себя терял чувство тонкого лиризма, присущего его наиболее удачным ранним стихотворениям.

Зато на свет появлялись такие «шедевры», которым легче было пробиться на страницы хотя бы районной газеты: «И бил врагов нередко, и часто рвался в бой / Георгий Бондаренко – ивановский герой…» Памятник партизану, участнику Гражданской войны, жителю Ивановки Георгию Бондаренко и поныне стоит в центре села. А кто помнит слабое стихотворение Демидова?

Прочитав эти стихи, Анатолий Васильевич грустно покачал головой: «“И бил врагов нередко… И часто рвался в бой…” На досуге он что ли воевал, “ивановский герой”? Легко, если не сказать “легкомысленно” написано».

Уж не знаю, дошло ли до автора замечание Лосева, скорее всего нет, но лично я испытал неловкость от этих саркастических слов. По всему было видно, что и сам Анатолий Васильевич близко к сердцу воспринимает творческую неудачу ученика. Появилась и шутка, а как же без неё?


Сражался я нередко

И часто рвался в бой.

Различные отметки

Я приносил домой.

Учился в третьем классе,

Задира и атлет.

И кто бы мог подумать,

Что стану я поэт?


Вот говорю «ученик», а сам думаю: никогда Анатолий Васильевич Лосев не называл нас так. Но мы-то знали, кто нас вёл в начале пути. Потому и помним своего учителя, помним его литературные «разборы».
Г. К. АЛЕКСЕЕВА

учитель МОУ СПОШ № 2, г. Благовещенск
ИСТОРИЯ ОДНОГО АВТОГРАФА:

К пятидесятилетию выхода в свет

аннотированного указателя

«Приамурье в художественной литературе» А. В. Лосева
Памяти учителя
Годы студенчества – самые яркие страницы жизни. Последняя пятилетка шестидесятых. Поэтические вечера, диалектологические экспедиции, осень в подшефном колхозе, необычайная активность и жажда жизни.

Но главное, мы открывали для себя новый мир – мир русского языка и литературы. Преподаватели были для нас кумирами. Нам казалось, что мы никогда не постигнем всего того, что знают они. И мы старались, старались, старались…

Лекции посещали все, но вели себя на них по-разному: просто слушали одни, слово в слово записывали другие, в споры вступали третьи. Особые дискуссии возникали на занятиях А. В. Лосева. В то, что он говорил, нужно было обязательно вникнуть. Так, как читал он, не читал больше никто. За небольшой промежуток времени он давал студентам массу информации. Нам, мало знающим литературу, многое казалось непонятным, поэтому бежали в библиотеку, читали, читали, читали. А чтобы лучше понять, нужно было сесть за первую парту, а лекции записывать по-особенному. В тетради делались широкие поля. Материал лекции записывали, а на полях размещали все отступления от лекции. Это были разные отступления: и про Владимира Маяковского и Лилю Брик, и про амурского поэта Леонида Волкова, и про всё, всё. Так преподаватель образовывал нас, первокурсников, обогащал нас знаниями. Кому-то нравилось, кому-то нет, а мне было интересно.

Потом экзамен, допоздна. Он стал своеобразным продолжением лекций – но уже это был диалог студента и Анатолия Васильевича. Лосев не столько спрашивал, сколько объяснял. Только сейчас я сумела осознать, что так и надо учить. Цель одна – даже при проверке знаний продолжать учить. Что я и делаю уже более сорока лет. Учу, когда пишем диктант, учу, когда слушаю ответы детей. Этому научил меня Анатолий Васильевич.

Оценки ставил строго. Его экзамен на первом курсе по введению в литературоведение был первым. Это была моя первая «пятёрка» в институте. А потом из его уст я услышала слова, что я способная. Это не только окрылило – с этого началось какое-то единство душ. Мы стали иногда просто разговаривать о литературе и о жизни. Я робела. Он такой умный, вдруг я что-нибудь не так скажу, и больше молчала, всё время куда-то спешила. Помню, когда он, радостный, пришёл к нам на занятие уже на четвёртом курсе, принёс свои книги. Я только что вышла замуж и не привыкла к своей новой фамилии, а староста втихаря исправила в журнале фамилию. Началась перекличка, а я сижу, опомнилась только тогда, когда назвали список тех, кого нет. Вскочила и сообщила всем, что я здесь и теперь у меня новая фамилия, а Анатолий Васильевич взял свою книжку и подписал: «Гале Алексеевой, то бишь Сафроновой, от автора». Эта книжка – дорогая память о моём учителе, о его немалой роли в моей педагогической судьбе. А тот аннотированный указатель «Приамурье в художественной литературе»6 стал хорошим подспорьем в моей работе со школьниками по изучению литературы родного края. В этой книжке весь Анатолий Васильевич.

Листаю хорошо знакомые страницы. Через год этой книжке будет пятьдесят лет. Но как актуально звучат строки: «Краеведческая библиография… до революции она была занятием небольшого числа любителей-энтузиастов…» Как и сейчас, лишь единицы из числа школьных учителей прививают любовь к литературе родного края. А тем, кто работает над этой темой, аннотированный указатель Лосева просто необходим.

Основное содержание указателя предваряет раздел «От автора-составителя». В нём А. В. Лосев даёт определение понятию «краеведческая библиография», называет особенности дореволюционного и послереволюционного литературного процесса в Приамурье, обосновывает значимость региональной литературы в общероссийском литературном процессе, делает обзор библиографических изданий прошлого и настоящего и характеризует особенности и принципы построения настоящего библиографического указателя.

К литературному краеведению школьная жизнь обратилась примерно в конце 70-х годов: стали проводиться литературные праздники, на которых имела место быть секция литературного краеведения, где председателем был неизменно Анатолий Васильевич. И при анализе школьных выступлений всегда звучали слова Лосева: «Литературное прошлое Приамурья пока ещё плохо изучено. Наши читатели знают о нём пока ещё понаслышке, довольствуясь случайными, порой недостоверными сведениями».

Анатолий Васильевич много критиковал. Так и в аннотированном указателе порой звучала резкая критика в адрес отдельных авторов: «Большая часть этих литераторов представляет незначительный художественный интерес». Лосев, сам того не ведая, указал программу (план) изучения краеведения в школе: «…перелистывая пожелтевшие от времени комплекты местных газет, перечитывая книги, ставшие теперь библиографической редкостью, можно обнаружить и незаурядные явления, достойные внимания современного читателя… стихотворения Л. П. Волкова, П. Ф. Масюкова, Ф. И. Чудакова, Г. И. Шпилёва». О творчестве этих поэтов мы и наши ученики узнали благодаря А. В. Лосеву.

«Амурская тема в литературе не должна рассматриваться только как предмет краеведческого изучения, её нельзя сводить только к изучению творчества местных авторов, она должна приобретать общерусский характер», – учил нас А. В. Лосев и призывал изучать материалы о пребывании на Амуре А. Чехова, А. Фадеева, С. Максимова, Д. Стахеева и других известных русских писателей.

«С Приамурьем связаны биографии целого ряда советских писателей», – читаем в аннотированном указателе. А. В. Лосев был строг в отборе авторов, точен в формулировках, требователен к себе и другим. Только с годами начинаешь понимать и ценить эти качества учёного, стоявшего у истоков литературного краеведения Амурской области. «Книги местных авторов неравноценны по своим художественным достоинствам, но к ним уже сейчас можно предъявить несравненно более высокие требования», – говорил он.

Отмечал он и значимость появления Амурского областного литературного объединения. Он видел в нём «немалое число способных литераторов – прозаиков, поэтов, очеркистов».

Все произведения в аннотированном указателе разделены на два периода: дореволюционный и послереволюционный. Девятнадцать авторов указаны в разделе «Литература дореволюционного периода», семьдесят один – в разделе «Литература советского периода».

Перелистывая страницы указателя, так и хочется увидеть третий период – период нашего времени, ведь не только прошло более ста лет с начала литературной жизни Приамурья и почти полвека со времени выхода указателя, но изменился и наш общественный строй, политическая жизнь, и мы современную литературу уже не называем советской.

Вызывают интерес темы, жанры и проблемы произведений, включенных в аннотированный указатель. Будучи преподавателем курса «Теория литературы», конечно же, Анатолий Васильевич в большей степени уделял внимание художественной стороне отобранных произведений, а также их исторической основе.

Интересен факт, что первым автором литературы дореволюционного периода в указатель был включен Г. В. Баранович. О его очерках мы читаем: «Они дают представление об одной из сторон жизни на далёкой окраине царской России, о хищнической сущности капитализма». А вот как начинается раздел, посвящённый литературе советского периода. Автор – Д. Амурский (псевдоним писателя Д. И. Романенко). Читаем: «События, изображённые в повести, происходят в канун коллективизации в большом старообрядческом селе, расположенном в верховьях Зеи. Автор рисует картины жестокой классовой борьбы, которая осложняется специфическими условиями таёжного края, а также влиянием на крестьян религиозных пережитков» (стр. 25).

Аннотированный указатель – это и книга для чтения. Он словно лекции Анатолия Васильевича: обогащающие, образовывающие студентов, делающие из них учителей. О нас, будущих учителях, мне кажется, он думал всегда. Вот и в указателе читаем: «переработанная для детей» (стр. 73), «предназначенная для детей» (стр. 90). Автор пятьдесят лет назад ориентировал нас на изучение в школе литературного краеведения.

Аннотированный указатель «Приамурье в художественной литературе» вышел почти полвека тому назад. За это время на карте литературного Приамурья появились новые имена: Владислав Григорьевич Лецик, Николай Романович Левченко, Игорь Данилович Игнатенко, Галина Михайловна Тарасова, Нина Николаевна Дьякова и другие. Их произведения актуальны, значимы и популярны у дальневосточников. Многие из них вызывают интерес у подрастающего поколения. В указателе Лосева практически не встречаем женских имён. Очевидно, это связано с малой включенностью женщин в литературный процесс в то время. Сейчас же мы отводим достойное место изучению творчества Н. Н. Дьяковой, Г. М. Тарасовой и других авторов, чьи произведения интересны сегодняшним читателям. И значит, сегодня встала насущная задача – продолжить дело А. В. Лосева, создать второй выпуск аннотированного указателя, где отразить литературное наследие Приамурья середины XX – начала XXI вв., а также творчество русских писателей-эмигрантов, побывавших и в Благовещенске.





Достарыңызбен бөлісу:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет