Глава 7 «В КОМ ИСТИНА, ТОТ БРАХМАН»: новые боги индийской традиции

Глава 7

«В КОМ ИСТИНА, ТОТ БРАХМАН»: новые боги индийской традиции

Душа в периоды распада обш, ества. – Пассивная и активная реакция. – «Осевое время». – Еретические учения. – Буддизм и джайнизм как мифологии. – Мироустройство по буддийски. – Будда. – Джина Махавира. – Тиртханкары. – Дживы. – Трилока джайнов. – Возвращение «осевого времени». – Бхакти и ислам. – Сикхи. – Безымянный бог. – Чудо, которым была Индия.

Раскол в душах людей проявляется в самых разнообразных формах. Он затрагивает поведение, чувства, жизнь в целом. В период распада общества каждый вызов встречает в душах людей прямо противоположный отклик – от абсолютной пассивности до крайних форм активности. Выбор между активной и пассивной реакциями – единственный свободный выбор, оставленный Душе, утратившей возможность (но, разумеется, не способность) творческого действия. По мере нарастания социального распада альтернативные решения становятся все более косными, полярными и более значимыми по своим последствиям.

Пассивная попытка состоит в уходе. Душа наполняется верой от общения с Природой, она восстанавливает те творческие потенции, которыми была изначально наделена. Активная альтернатива пассивному уходу есть Самоконтроль. Душа «берет себя в руки» , ищет форму обуздания естественных страстей через систему духовных упражнений, исходя из убеждения, что Природа губит творческие задатки, а вовсе не порождает их и что «обрести власть над Природой»  – единственный путь к возрождению утраченных творческих способностей.

Пассивное выражение понимания всей глубины и неотвратимости нравственного падения – смысл самодвижения Вселенной, где Зло оказывается победителем в макрокосме. Душа впадает в прострацию, осознавая неизбежность своего поражения и тщетность попыток установить власть и контроль над окружением. Она начинает верить, что Вселенная, включая и самое Душу, находится в руках у власти, которая столь же иррациональна, сколь и неотвратима. И власть эта принадлежит богине с двойным ликом, имя которой – Случай, но дела свои она творит под именем Необходимости. С другой стороны, ощущение нравственного падения Души может вызывать настроение бесконтрольности и безответственности самой Души. В этом случае осознание собственного нравственного падения носит активный характер. Тогда Душа поддается греху, и, обращая свой взгляд из макрокосма в микрокосм, она концентрирует усилия, чтобы преодолеть и победить Карму.

Активный ответ предусматривает отказ от местного стиля жизни. Он представляет собой попытку выработать иной стиль, всеобщий и вечный. Поднимаясь до уровня этого активного ответа, Душа обнаруживает, что исчезновение характерной форму распадающейся цивилизации приводит не к Хаосу, что само по себе является результатом исчезновения вообще всякой формы, но к Космосу, всеохватывающая форма и божественная архитектура которого просматриваются сквозь трещины, образовавшиеся в человеческих творениях, являя взору Вечное и Беспредельное. Активный ответ есть прозрение всеобщего единства через осознание единства человечества и единение его с Богом».

Эти слова замечательного английского исследователя Арнольда Дж. Тойнби, автора многотомного труда «Постижение истории», как нельзя лучше описывают ту духовную ситуацию, в которой оказалось индийское общество на рубеже VI–V вв. до н. э. Засилье брахманического формализма омертвило «душу Индии», выхолостило искреннюю мистическую основу ритуала, подменила ее до предела изощренной формой, практически полностью лишенной сколько нибудь живого содержания. Способность достичь высшего знания и «обрести небеса» оказалась фактически узурпированной сословием брахманов – представители всех остальных каст, чтобы приблизиться к небесам, были вынуждены обращаться к брахманам за помощью.

Эта ситуация – «осевое время» в терминологии немецкого философа К. Ясперса – породила в обществе духовное брожение. В восточных районах страны, где влияние брахманической религии было не столь велико, постепенно складывалось убеждение в том, что путь к высшему знанию лежит не через внешний, а через внутренний ритуал, совершаемый в душе; это убеждение отразилось в упанишадах. А на северо востоке Индии зародились два «еретических» учения, отвергавших и авторитет брахманов, и брахманические ритуалы, и «мертвых» ведийских богов. Этими учениями были буддизм и джайнизм, без которых сегодня невозможно представить индийскую культуру – и мировую культуру в целом. Как ни удивительно, «еретики» не только не погубили индуизм, но и придали ему новые силы. «На протяжении всей многовековой истории духовный космос Индии представлял собой некое многоликое религиозно культурное единство, воплощаясь в разных ярких и самобытных вариациях и пронизывая всю плоть индийской жизни, создавая ее неповторимую общую палитру. Во все времена она была и остается страной индуизма по преимуществу: именно вокруг него всегда строилось культурно политическое и социальное единство субконтинента, и именно он имеет сейчас наибольшее число приверженцев. Дважды индуизм сдавал свои позиции, когда буддизм становился в Индии государственной религией: при царе Ашоке в III в. до н. э. и в период Кушанской империи в вв., но, обновившись и изменив форму, постепенно вернул утраченное могущество и влияние над душами своих адептов» (Альбедиль). Реформа брахманической религии, осуществленная под давлением метафизики упанишад, с одной стороны, и еретических доктрин буддизма и джайнизма, с другой стороны, завершилась возникновением индуизма в том виде, в котором он существует и по сей день. Что же касается «учений вероотступников», одно из них вышло за пределы Индии и мало помалу превратилось в мировую религию, а другое сделалось с течением лет неотъемлемой составляющей индийской традиции.

В своем современном «воплощении» и буддизм, и джайнизм – религиозно философские системы; религии в них гораздо больше, чем мифологии. Некоторые исследователи конца XIX – начала XX в. даже утверждали, что первоначальный, «канонический» буддизм был совершенно свободен от мифологии; сегодня эта точка зрения опровергнута, но не подлежит сомнению, что ранние буддийские тексты почти не содержат мифологических образов и сюжетов. Джайнская традиция более мифологична, но и в ней главное – этические и философские догматы, а не миф. Поскольку же наша книга посвящена именно мифологии, мы не будем сколько нибудь подробно излагать здесь «теоретическую» основу буддизма и джайнизма – это увело бы нас очень далеко от поставленной цели; ниже речь пойдет исключительно о мифологии последователей Шакьямуни и приверженцев Джины Махавиры.

Семь символических шагов Шакьямуни. Тибетская миниатюра (XVIII в.).
«По своему отношению к мифологии буддизм резко отличается от других религий, – писала Л.Э. Мялль. – Это связано с основной концепцией буддизма, по которой человек (и только человек) занимает особое место в иерархии всех (в том числе и мифологических) существ, так как он один имеет возможность спастись от оков безначальной сансары и достичь нирваны (то есть стать архатом или буддой). Все другие существа, в том числе боги и другие мифологические персонажи, не могут непосредственно достичь нирваны (для этого они должны родиться людьми), и в этом смысле они находятся на более низком уровне, чем человек, хотя и могут иметь качества, которые ему недоступны.

Гневный бог Хаягрива. Тибет. Бронза.
Своеобразно и отношение буддизма к реальности существования мифологических персонажей. Если в народном буддизме они считались вполне реальными, то философский буддизм рассматривал их как создания человеческой психики и тем самым по существу снимал сам вопрос об их реальности или нереальности. Такая установка открывала возможности для неограниченного расширения буддийского пантеона и обогащения его мифологического содержания. В буддийский пантеон было включено чрезвычайно большое число богов, полубогов и других мифологических существ из мифологий всех народов, народностей и племен, среди которых распространился буддизм; они сохранили свои функции, хотя и были подчинены принципам буддизма. Так, из мифологии брахманизма и индуизма вошли в буддийскую мифологию Брахма, Индра (буддийский Шакра), Вишну, Ганеша, локапалы, гандхарвы» Все «включенные» в буддийскую мифологию божества стали участниками сюжетов, которые связали их с буддами.

Главная отличительная особенность буддийской мифологии – ее, если можно так выразиться, «гигантомания», стремление к бесконечности. По буддийским мифам, число миров во вселенной бесконечно – «больше, чем песчинок в Ганге». В каждом из миров существует гора Меру (Сумеру), вокруг которой высятся семь горных хребтов, а за ними протянулась суша – четыре материка и множество островов, – окаймленная мировым океаном. Под поверхностью земли расположен мир претов (духов, неспособных утолить свои желания), а еще ниже находятся бесчисленные преисподние. Над горой Меру – небеса богов, в том числе траястринса, «небо 33 богов», которым правит Шакра Индра.

Легко заметить, что это мироустройство во многом совпадает с картиной мира в представлениях индуистов; точно также буддийское представление о времени во многом совпадает с учением о сутках и годах Брахмы. Согласно буддийской традиции, сансара (бытие) безначально, однако все ее миры имеют временную протяженность, то есть возникают, развиваются и гибнут. Эта временная протяженность называется махакальпой (великой кальпой) и длится миллиарды человеческих лет. Махакальпа разделяется на четыре кальпы, протяженностью каждая в миллионы лет. Эти кальпы бывают «счастливыми» и «пустыми»; «счастливой», иначе буддакальпой, называется та, в которую в мире появляется будда.

Будда – центральный образ буддийской мифологии. Считается, что будд бесконечное множество; до Шакьямуни («отшельника из рода шакьев») в наш мир приходили шестеро будд – Вишвабху, Випашьина, Шикхина, Кракучханду, Канакамуни и Кашьяпу. В будущем же должен появиться среди людей будда Матрейя – будда грядущего мирового порядка. Будда ни в коей мере не является божеством; «если христианство неразрывно связано с верой в Христа, а ислам – с верой в Аллаха, то вера в будду Шакьямуни не играет особенно важной роли во многих направлениях буддизма. С точки зрения буддистов, будд было и будет бесконечное множество, и некоторые из них не менее авторитетны, чем Шакьямуни. В ряде течений индийского, китайского и японского буддизма больше чтут других будд, например Амитабху, Вайрочану или будду будущего – Матрейю, а в странах Юго Восточной Азии будду Шакьямуни почитают скорее как святого и великого мудреца. В позднем буддизме появляется учение об Ади будде – изначальном Будде, воплотившем сущность всех будд» (Альбедиль).

Майтрея – будда грядущего. Бронза (XI в.).
Все эти представления характерны для буддизма в целом. Различия между направлениями буддизма – хинаяной, махаяной и ваджраяной – заключаются не в мифологии, а в этике и философии, которых, как уже говорилось, мы здесь касаться не намерены.
Если Шакьямуни признают седьмым по счету буддой нынешней буддакальпы, то Джину Махавиру, основоположника джайнизма, считают двадцать четвертым и последним из тиртханкаров, «ведущих через океан жизни», то есть духовных учителей. Подобно Шакьямуни, Махавира – историческое лицо, жизнь которого с течением времени «обросла» мифологическими сюжетами. Первым же тиртханкаром ортодоксальная традиция называет некоего Ришабху, который жил в те времена, когда люди не умели правильно готовить пищу, не знали гончарного ремесла и письменности. Ришабху научил их всему этому, а также учредил брачные и погребальные обряды (круг действий, характерных для культурного героя). Считается, что тиртханкары приходят в мир, переживающий период спада; когда же мир «на подъеме», тиртханкары не нужны.

Все бытие, по джайнскому канону, населено двумя вечными феноменами – дживами (душами) и адживами (неодушевленные начала). Обретая «кармическую материю», дживы получают материальные тела и становятся живыми существами. «В джайнизме безначальный и бесконечный круговорот джив порождает представление о некоем равенстве всех существ, ибо все они обладают дживами (отсюда строжайший запрет на причинение вреда – ахимса), но поскольку дживы качественно различны в зависимости от количества органов восприятия (от одного у растений и до пяти у высших животных, людей и богов), создается своеобразная иерархия живых существ, высшее место в которой занимает человек, ибо только он может прекратить действие закона кармы и достичь освобождения. При этом мир людей делится на кармовый, то есть мир, где разворачивается история, и некармовый, где нет смены периодов времени. Состояния сиддхи – совершенных джив, освободившихся от кармы, могут достичь только обитатели кармического мира» (Альбедиль).

Джайнская традиция тяготеет к утомительно детальным описаниям мироустройства. В упрощенном виде мироздание представляется как трилока, то есть верхний, средний и нижний миры; эти три мира изображаются как усеченные конусы, причем средний и верхний соприкасаются основаниями, а вершина среднего лежит на вершине нижнего. Мироздание окружено мировой бездной, состоящей из густой воды, густого ветра и тонкого ветра. Помимо мира, есть еще и немир, непознаваемый и недоступный восприятию.

Каждая из сфер мироздания носит свое название – Урдхалока, Мадхьялока и Аддхалока соответственно; первая и третья сферы «дробится» на несколько уровней. Аддхалока состоит из семи нижних миров, и во всех находятся преисподние. Урдхалока объединяет в себе 10 или 11 небес, каждое из которых делится на северную и южную половины, а также на множество «подслоев»; в результате в Урдхалоке насчитывается в общей сложности свыше 60 небес. В самой верхней зоне самого верхнего неба пребывают сиддхи.

Что касается Мадхьялоки, она выстраивается вокруг центрального континента Джамбудвипа, посреди которого возвышается мировая гора Мандара. По окружности континента стоит алмазная стена, а за ней – решетка из драгоценных камней и океан Лаванода. Это строение сферы (континент – океан) многократно повторяется. Срединный мир буквально изобилует разнообразными божествами – свой бог есть у каждой горы, реки, местности, дерева и т. д.

В Аддхалоке обитают божества вйантара и бхаванавасины; в пространстве между средним и верхним мирами расположена обитель богов джйотишка, а на небесах находятся дворцы божеств вайманика и локантика.

«Боги каждого класса характеризуются определенной продолжительностью жизни, частотой дыхания и принятия пищи, размерами тела, степенью способности ясновидения и трансформации в различные облики и т. д. Они могут иметь истинную, ложную или смешанную веру, истинное, ложное или смешанное знание. У каждого индры (владыки) есть несколько главных супруг, свита которых состоит из нескольких тысяч низших богинь. Индрам бхаванавасинов и ваймаников подчиняются (или почти равны им по рангу) хранители мира – локапалы и 33 высших чиновника – траястримша. Индры емют войска и военачальников и воюют друг с другом. Кроме того, у них есть совет. Самые низкие по социальному статусу божества, нечто вроде земных париев, называются килбиша. Как и обитатели ада, боги рождаются способом упапатти – мгновенным появлением без материального основания»

Этот цикл бесконечен; колесо неисчислимое количество раз проходило и будет проходить путь от «хорошего» к «плохому» и обратно. По замечанию О.Ф. Волковой, «в джайнизме, таким образом, совмещены и эсхатологическая, и хилиастическая линии».

В некармовом мире смены эпох не происходит; там всегда «хорошее» время.

Даже столь краткое, схематичное описание джайнской модели мироздания способно внушить почтительное уважение к масштабности мышления джайнов. Вдобавок многие древние джайнские рукописи из индийских библиотек до сих пор не опубликованы, а большая часть религиозно философских текстов не переведена на европейские языки – джайны не стремятся предавать широкой огласке свое учение и свою мифологию. Можно только догадываться, какие удивительные картины мироустройства еще остаются неизвестными, и только сожалеть о том, что наши знания о религии и мифологии джайнов страдают удручающей неполнотой.

«Осевое время» вернулось в Индию на рубеже XV в., при мусульманских завоевателях. Официальной религией страны считался ислам, а «простонародный» индуизм переживал очередной реформаторский период: в нем зародилось течение бхакти («любви к богу»), отрицавшее брахманов как посредников между человеком и божеством и отвергавшее обряды и церемонии индуизма. На стыке бхакти и ислама (в его суфийском варианте) и возникло новое движение, сегодня притязающее на то, чтобы считаться религией, – сикхизм.

Основатель сикхизма гуру Нанак отрицал кастовую систему индуизма и проповедовал равенство всех людей перед божеством. В каноне сикхизма, священной книге «Ади Грантх», говорится, что бог – един и существует во всем и повсюду, а многобожие индуистов – лишь неспособность «непосвященных» постичь эту истину. У бога сикхов нет собственного имени, к нему обращаются, используя и индуистские, и мусульманские имена; он лишен качеств (ниргун), но, чтобы человек мог познать его, он переходит в состояние «наделенного качествами» (сагун). Бог невидим, всемогущ и всеведущ, он объединяет в себе три функции Тримурти – создание, хранение и разрушение. У него нет зримых воплощений, поскольку он находится вне цепи перерождений. В житии гуру Нанака присутствует такой гимн:

Но ты не имеешь ни одного.

Тысячи ликов – твои лики,

Но ты не имеешь своего.

Но ты не имеешь ни одной.

Тысячи носов – твои,

Но ты не имеешь носа ⁷⁷.

В результате сложилась картина крайне разнообразная, удивительно пестрая, во многом хаотическая, но оттого – не менее увлекательная. И хочется надеяться, что эта книга смогла, хотя бы скупыми мазками, обрисовать читателю то «чудо, которым была Индия», то чудо, которым Индия продолжает оставаться и по сей день.